Артур Раин
Лэйла-стероид
Через несколько минут в кабину забрался Скал, бесцеремонно оттолкнув Гарпию поближе к Кретову. Различив гримасу боли на лице девушки, Макс невольно бросил взгляд на ее затекшие руки, скованные за спиной наручниками.
В нем опять зашевелилась злость, несмотря ни на что.
– Понеслись, – сказал майор.
Когда “джип” отъехал от дома, Скал вдруг спросил:
– А что это у вас у всех такие кислые морды?
– Небольшой инцидент, – ответил водитель, прикуривая от автомобильной зажигалки. – Спровоцированный, кажется, вот этой малышкой.
– Ничего, – засмеялся майор, – сейчас подъедем к коллеге покойного Эскулапа…
Скал посмотрел на Гарпию, съежившуюся под его взглядом, и закончил:
– Тут и сказке ее конец…
Часть четвертая
Ядовитая фея
1
Из приказа, отправленного в день убийства балерины.
From
“Capella”
to
Phoenix
«Каждый охотник желает знать…»
Теплая вода всегда приводила его в благодушное состояние. Вместе с потом и пылью исчезали напряжение, злость, тоска и вся прочая духовная грязь. Душ создавал гармонию чистого тела и духа. Он мог бы стоять под этим искусственным водопадом часами, если бы у него было так много времени в запасе, однако на то, чтобы достичь гармонии, у него отводилось ровно 20 минут в день. Именно поэтому, он закрутил краны и со вздохом закутался в теплый махровый халат.
Чистый и розовый Координатор вышел из душевой и взгромоздился на вращающийся стул перед главным терминалом.
По одному медленно засветились 10 экранов, встроенных в стены бункера. Дикторы, продавцы, киногерои и прочие обитатели телевизионных сетей, заполнили беззвучными голосами тихую атмосферу командного пункта.
Координатор пробежался по клавиатуре худыми пальцами с обломанными ногтями. На экране монитора индикатор e-mail показывал наличие двадцати новых писем. Все они представляли собой не что иное, как спам – ту самую навязчивую рекламу, рассылаемую насильно, и забивающую ваш компьютер. Девятнадцать писем содержали в себе примерно одинаковый объем информации, стандартные небольшие объявления на страницу, двадцатое же…
Двадцатое занимало столько памяти, сколько занял бы хороший роман. Какой-то спам-гигант. Координатор дважды щелкнул левой клавишей мыши.
Появилась рекламное объявление некоей компании TRL, предлагающей стандартные “склады в Москве”. Объявление занимало всего полстраницы. Курсор подполз к букве Т и несколько раз мигнул. Подчиняясь запущенной программе, буквы R и L исчезли, а Т, постепенно увеличиваясь заполнила весь экран. Координатор неторопливо зажал клавиши Ctrl Alt и дважды нажал F12. Буква “Т” расщепилась на множество квадратов. Выбрав нужный сегмент, программа увеличила его еще в несколько сотен раз и перетасовала составляющие полученный прямоугольник пиксели. Компьютер тихо пискнул. Вместо однородного фона буквы “Т” на экране замерцали столбцы цифр.
Координатор взял из стоящего под столом небольшого холодильника пачку кефира. Делая маленькие глотки из высокого стакана, он принялся рассматривать копию еженедельного отчета, переданного западноевропейским филиалом ЦРУ, для своего начальства в Лэнгли. Если бы подчиненные генерала Ди Маршана знали, что “Капелла” получила через Феникса копию их отчета еще до его зашифровки, то наверное…
– Огорчились бы, – пробормотал Координатор, мысленно отбрасывая мелкие неприятности, появляющиеся достаточно часто у каждого государства, выискивая нечто крупное и достаточно грязное, чтобы стать достойным внимания “Капеллы”.
В очередной раз пропуская незначительное дурно пахнущее дельце, Координатор вдруг обнаружил, что это сообщение было последним. Досадливо поморщившись, он выключил монитор и некоторое время сидел молча, смакуя кефир.
Вскоре погасли и остальные мониторы. Командный пункт погрузился в темноту. Уставшие глаза Координатора такая атмосфера вполне устраивала. Тишина нарушалась лишь тихим шумом включившегося холодильника.
Вскоре стукнул стакан, опускаемый на стол. Зашуршала бумага.
Координатор выставлял одну за другой четыре фотографии. Ему не нужно было видеть их лиц, он помнил их и мысленно видел совершенно отчетливо.
– Какая странная компания, – мягко прошелестел его голос. – Какие странные узоры плетет судьба, какие причудливые и загадочные. Им кажется, что они ищут меня, тогда так…
Конец фразы утонул в тишине.
Координатор коснулся пальцами одного из снимков и начал медленно поглаживать пальцами скользкую бумагу.
– Судьба, это паук, – шепнул он, – и ее узор – паутина, в которой барахтаются все. Иногда мне хочется прорвать ее для нас, но теперь уже поздно.
Мгновение спустя холодильник выключился и тихое размеренное дыхание уснувшего человека гармонично переплелось с тишиной бункера.
* * *
Маленький грязный ангел полз по горе, стараясь дотянуться согнутой ручонкой до большой птицы, покрытой бурыми пятнами, сидящей на вершине. Петр Лузгин в каком-то оцепенении смотрел на грубо отломанное запястье, которое говорило на немом языке разрушенных вещей, что некогда ангел протягивал к недоступному пернатому две руки. Две, пока вторую ему не отломали.
“Наверное, не стоило карабкаться так высоко.”
Лузгин стряхнул с себя оцепенение и посмотрел на ангела и птицу прозаичным взглядом. Это были простые мраморные фигурки, украшавшие парковый фонтан. Неподалеку стояла скамейка, слегка покосившаяся на правую сторону, на которой и расположился депутат госдумы.
Дородное тело пятидесятилетнего мужчины слегка дрожало от пронизывающего ветра, пробиравшегося даже под безумно дорогое пальто. Серая шляпа с умеренно широкими полями. Слегка затемненные очки, скрывающие взгляд, о котором имиджмейкер без обиняков сказал Петру Алексеевичу, что его просто необходимо прятать.
– Народ никогда не пойдет за человеком с такими глазами. Говорю это как специалист с многолетним стажем.
И Лузгин начал носить очки. Хотя его “минус” позволял обходиться и без них. Он привык следовать советам профессионалов, потому что ему чертовски надоело быть грязным ангелом, которого уже много раз били по рукам, старавшимися дотянуться до вершины.
Лузгин мысленно улыбнулся. Ему и улыбаться приходилось теперь только мысленно. Улыбка Петра Алексеевича была очень похожа на его взгляд.
“Теперь на моих руках рукавицы с железными шипами. Ударить по ним и не пораниться весьма сложно.”
– Здравствуй, Петр Алексеевич.
Лузгин вздрогнул и на секунду закрыл глаза, ослепленный вспышкой ярости. Этот чертов Боков всегда подползает как гадюка.
– А, Сергей Михайлович, – депутат слегка растянул губы, приподнимаясь и касаясь руки Бокова. – Надеюсь твоему опозданию найдется хорошее оправдание.
– Всего лишь несколько минут сверх установленного срока, – пожал плечами Боков. – Говорить не о чем.
Лузгин подавил приступ раздражения.
“Наверняка он всегда пунктуален, а вот на встречи со мной опаздывает. Чтобы позлить.”
– Правильно, Сергей Михайлович, – благодушно кивнул Лузгин. – Не будем об этом. Тем более, мне не терпится узнать, зачем ты вытащил меня в этот парк.
– А воздухом подышать, – серьезно сказал Боков. – Ты ж почти задохнулся там в своих коридорах власти.
Депутат вдруг почуял за хохмочками крупную добычу. Слишком уж напряжен был обычно невозмутимый Боков.
– Ты это к чему?
– Да к тому, что дышать у вас там нечем. Некоторые дела нынешней руководящей команды начинают попахивать настолько, что их уже можно найти по запаху.
Лузгин пренебрежительно отмахнулся.
– Пустой треп. Попахивают они давно. Не существовало еще такого правительства, в шкафах которого не было бы пахучих дел. Они лежат и смердят, но закрыты достаточно прочно, чтобы аромат не просочился.
– А если отыскать ключик от такого шкафа? – глядя прямо перед собой спросил Боков.
– С этого надо было начинать. Если у тебя есть ключик, будем разговаривать, нет, разбежались по домам и забыли.
– Пока не скажу ничего конкретного, – уклончиво проговорил Боков, засовывая руку в карман. – Но, если покопаешься в архивах КГБ вот по этому поводу, – он протянул Лузгину визитку, – можно будет заварить неплохую кашу на правительственном уровне.
Депутат взглянул на оборотную сторону карточки. Там было нацарапано “LEYLA-2”. Лузгин задумчиво повертел кусок картона.
– Что тебе нужно знать?
– Все.
– Когда нужна информация?
– Вчера.
– Понятно, – депутат положил карточку в карман. – Я тебе позвоню.
– Не стоит, – Боков покачал головой. – Я позвоню сам через три часа.
Лузгин поморщился.
– Пусть так, – сказал он после непродолжительной паузы. – Постой, постой, – остановил он Бокова, уже поднявшегося со скамейки. – Ты хотя бы скажи, это действительно того стоит?
Если бы Серега Боков ответил Лузгину откровенно, то это прозвучало бы примерно так: “Не знаю”. Но опер лучше всех понимал, что после такого ответа Петр Алексеевич в лучшем случае не будет торопиться. Боков взглянул на подавшегося вперед депутата и понял, что именно нужно сказать.
– Когда разгребем все до конца, вполне вероятно, что правительство можно будет выкинуть на помойку.
Он хотел добавить что-то еще, но потом промолчал.
– ФСБ хоть и поплохело, по сравнению с КГБ, – Лузгин все-таки попытался торговаться, – однако тайны свои хранить умеет. Могу не успеть за три часа.
Боков, не мигая смотрел на депутата. Тот поднял руки.
– Понял, понял. Ладно, посмотрим, что удастся раскопать. Еще какие просьбы? – добавил Лузгин, видя, что Боков колеблется.
– Вчера погибло двое агентов ФСБ на шоссе Москва-Питер, – нехотя сказал Боков. – Нужно, чтобы не было шума.
Лузгин надул щеки и с шумом выпустил воздух. Однако промолчал.
– Погиб главврач Клиники 15, – продолжал следователь. – Организация закрытая, но копания не должно быть ни на каком уровне и в этом случае. Скорее всего и так не будет никакого шума, однако нужно подстраховаться.
– Хорошо, присмотрим за этим, – спокойно сказал Лузгин. – Еще какие-нибудь трупы?
Боков хмуро покачал головой.
– С остальными проблем не будет. Они просто люди.
* * *
Пахло плесенью. И еще чем-то застарело-неприятным. Казалось, что в воздухе висит пыль, противно щекочущая в носу.
– Чего мы тут ждем? – недовольно проворчал Макс, когда к нему подошел Скал, час назад ушедший вместе с Гарпией и парочкой амбалов.
Кретову несложно было объяснить, что именно раздражает его так сильно. Не грязь и плесень, пополам с невидимой пылью. Раздражение вызывал только тот факт, что он отпустил ее неизвестно куда.
“Гарпию… Илону… Бог мой, она посмотрела мне в глаза, и я растаял как школьник. Мне никогда не удавалось чувствовать себя рядом с ней до конца уверенно. Но теперь, как и всегда я могу спокойно убить за нее. Они могли стереть у меня не только шесть лет жизни, но и вообще всю жизнь, а вот любовь все-таки не поддается стиранию. Имей в виду… майор.”
Макс покосился на Скала, молча усевшегося на пыльный стол, обтянутый порванным в нескольких местах синим дермантином.
– Здесь безопасно, – коротко ответил майор на вопрос Макса. И даже сделал небольшой намек на дальнейшее. – Скоро мы уйдем.
И это было больше, чем рассчитывал получить Кретов в ответ. Учитывая то, что…
“Молчать уже нельзя. Это становится просто невыносимым.”
– Послушай, Женька, – осторожно сказал Макс, в тайне надеясь, что Скал не даст ему договорить. – Ведь это из-за меня ты…
Майор молча повернул к нему изуродованное лицо и бесстрастно ждал продолжения.
– Ты стал таким, – выдавил Кретов.
– Из-за Майера, Немезиса… “Капеллы”, – не то возражая, не то размышляя вслух проронил Скал. – Ты здесь ни при чем.
От его слов за версту несло холодом, ощущая который Макс внутренне ежился. Плюс к тому, когда Скал произнес слово “Капелла” в его голосе прозвучала такая ненависть, что казалось накалился воздух в комнате.
– Я бы так не смог, – осторожно сказал Кретов, заставляя себя смотреть майору в глаза. – Даже понимая всю ситуацию, я не смог бы…
– Немезис умрет, – перебил его Скал. – И очень скоро.
Макс стиснул ножку стула, на котором сидел.
“Теперь еще один вопрос и в зависимости от ответа, этот стул либо останется стоять, либо обрушится на твою голову.”
– Ты имеешь в виду…
Скал неожиданно рассмеялся.
– О, ты даже не представляешь, что я имею в виду. Но даже не в этом дело. Если бы убив тебя, я смог утолить ярость, я убил бы, не сомневайся. Но твоей смерти мало. Это все равно, что выместить злобу на кукле, а не на кукловоде. Какой в этом смысл? Мне нужна “Капелла”, а потому, если ты больше никогда не назовешь меня Женькой, то будешь жить.
Дверь кладовки, а именно ей, по-видимому, и являлось то помещение, где сидели майор и Кретов, страшно заскрипела давно не смазываемыми петлями. В проеме показался нервного вида и неопределенного возраста субъект, с всклокоченными русыми волосами, в огромных очках и белом халате. Макс едва удержался от нервного смеха, при виде этого “сумасшедшего ученого”, словно вышедшего из какого-то голливудского мультфильма.
– Давайте, ребята, – хихикнул “ученый, потирая руки. – Каэр ждет. Он уже начал работать с этой куколкой, теперь требуется ваше присутствие.
Скал ни слова ни говоря жестом приказал Максу идти вперед.
– Каэр? – спросил Кретов, шагая вслед за очкариком по длинному безлюдному коридору, оклеенному светло-бежевыми обоями. – Кто это или что это?
– Увидишь, – буркнул откуда-то из-за спины майор.
– Ага, ага, – подтвердил “ученый”, доставая карточку доступа и проворно вставляя ее в щель электронного замка. – Прошу входить, – добавил он, распахивая дверь с надписью “Л250” на ней.
Зайдя внутрь, Макс сначала увидел худые и хрупкие руки, обтянутые морщинистой кожей. Руки древнего старика. Потом он увидел невообразимо длинные пальцы с узкими синеватыми ногтями, конвульсивно подрагивающие на закрытых веках Гарпии, лежащей на прозекторском столе.
Потом Макс поднял глаза повыше.
– Боже мой, – потрясенно пробормотал он, отразившись в огромных и абсолютно черных глазах. – Мультфильм продолжается, черт!
Кретов снова с трудом сдержал смех. Он хорошо знал, что если сейчас засмеется, то попросту не сумеет потом остановиться.
– Ка – Эр, – “ученый” похрустел сцепленными на животе пальцами. – “Клонированный ребенок”, как назвал его в нашей лаборатории какой-то идиот. Его, вообще-то, по-разному называли, но как всегда почему-то прижилось самое идиотское название.
– Но… почему…
– За границей заниматься клонированием немного сложновато, слишком тщательно приходится маскироваться, ну а у нас, в России, были бы деньги, можно наворотить черт знает чего, – “ученый” хихикнул. – Добавляешь к западным деньгам восточные мозги и вуаля. Получаем то, над чем бьется весь мир. Когда он родился, то все по началу было решили, что это анэнцефал – ребенок с врожденным генетическим дефектом. Думали, что он родился без головного мозга. Оказалось нет, мозг присутствовал… И еще какой.
Макс смотрел на Каэра с каким-то благоговейным ужасом. В такие минуты в людях просыпаются древние инстинкты, заставлявшие далеких предков центрально-американских индейцев делать скульптуры “богов”, удивительно похожих на анэнцефалов.
Кретов не мог оторвать глаз от плоской головы, маленького безгубого рта, отекшего лица и носа, уступом переходящего в лоб. Маленькое, судя по всему, тельце было скрыто под просторным салатного цвета балахоном, свисавшем по обе стороны стола.
Макс содрогнулся, когда черные влажные глаза остановились на нем.
– Мы не знаем, может ли он читать мысли, он не признается, понятное дело, – снова хихикнул очкарик, забираясь с ногами в кресло, стоявшее у большого занавешенного окна, – но внутрь сознания Каэр пробирается без проблем.
– Боюсь, наш гость не совсем понимает, в чем разница, – голос Каэра звучал не более странно, чем должен был. Он походил на хаотичный набор немузыкальных звуков.
Каэр мигнул. Его веки были абсолютно прозрачны.
“Интересно, как он спит?”
– У меня есть другие, – любезно пояснил клон, демонстрируя вторую пару век, уходящих к носу. – Не пугайтесь. Это не телепатия, а обычный анализ стандартной человеческой реакции на мои первые веки.
Макс оправился от потрясения настолько, что смог задать вопрос вслух:
– В чем же разница между телепатией и вашими способностями?
– Все что я могу, это подключиться к сознанию человека. Те процессы, которые происходят в головном мозгу подопытного передаются непосредственно в мой мозг. Проще говоря, это нечто вроде временного переселения души человека в мое тело.
– Неточное сравнение, – подал голос очкарик. – Это не переселение, а слияние. Слияние двух разумов, когда и сознание, и подсознание подопытного объединяются в едином потоке.
– И это объединение происходит в вашем мозгу, – сказал Макс.
– Вы быстро схватываете, – кивнул Каэр. – У меня нет такой вещи как подсознание. Я помню все, что происходило со мной начиная с того момента, как мой мозг начал функционировать. Все до мельчайших подробностей.
В его голосе прозвучал намек на тщеславие. Это обстоятельство как бы скрасило его нечеловеческий облик в глазах Макса.
– Итак, когда сознание и подсознание пациента объединяются и сливаются с моим, я становлюсь Илоной Ленс, – продолжал клон. – Илоной Ленс, которая помнит всю свою жизнь так же, как и я. Она сможет ответить на вопрос, пользуясь моими голосовыми связками.
Произнося эти слова, Каэр взглянул на майора, который удовлетворенно улыбнулся.
– Или вернее, – снова встрял “ученый”, – она не сможет не ответить, поскольку эффект слияния сознания и подсознания сродни эффекту идеального гипнотического воздействия, когда исчезают все психологические барьеры, которые с таким трудом преодолевают гипнотизеры, пробиваясь к глубинам памяти.
– Но как это происходит? – машинально задал вопрос Макс.
– Если бы я знал это, – сказал Каэр, – то получил бы нобелевскую премию, положил ее в банк и скромно жил на проценты с суммы. Мое сознание не участвует в слиянии. Как только эксперимент закончится, я сразу же забуду все то, что появилось в моем мозге во время слияния. Это своего рода защитная реакция организма. Два сознания в одном теле… Либо я стану Илоной Ленс, а Каэр исчезнет, либо наоборот, либо еще 250 вариантов.
– Если этот эксперимент опасен, – сдавленным голосом произнес Макс, – то лучше от него отказаться.
Майор безучастно посмотрел на Кретова. То же самое сделали очкарик и Каэр, но в их глазах интерес все же ясно читался.
Макс выдержал все эти взгляды, но больше не проронил ни слова.
– У вас есть тридцать секунд, чтобы задать вопрос, – сказал Каэр. – После этого я прерву контакт с девушкой.
– Почему? – впервые прозвучал голос Скала.
– Из-за защитной реакции, о которой я уже упоминал. Ровно через 30 секунд произойдет отторжение чужого сознания, так что подыщите по-настоящему нужный вопрос.
Майор пожал плечами.
– В конце концов можно повторить этот эксперимент позже, – сказал он.
– Нет-нет, – живо возразил Каэр. – Ни она ни я не выдержим повторного слияния. Это можно сделать только один раз. Если попробовать во второй, то в момент отторжения она превратится в растение.
– Это подтверждено экспериментально, – добавил очкарик.
Макс ощутил тошноту. Сама атмосфера этой лаборатории с ее мерцанием зеленоватых огоньков нагроможденной в изобилии аппаратурой сгустилась вокруг него. В секунду Каэр вдруг стал похож на стервятника, сидящего в изголовье умершей Гарпии.
– Тут есть еще один плюс, – сказал Скал, наблюдая за меняющимся цветом лица Макса. – В момент слияния она сможет ясно понять, какая личность в ней настоящая, а какая искусственная. Гарпия умрет. Родное сознание подавит и вымоет созданную личность, как палец выталкивает занозу.
“А потом и я. Я тоже умру, как ты и говорил.”
– И Немезис тоже умрет, – твердо прибавил майор. – Как я и обещал.
– А если все будет наоборот, – Макс отступил на шаг. – Вы об этом не подумали, экспериментаторы хреновы?! А если исчезнут Макс и Илона? Что тогда?!
– Твое решение? – спокойно спросил Скал. Макс вдруг заметил, что рука майора лежит в кармане плаща. – Сейчас у нас есть шанс узнать, где находятся те, кто сделал из вас убийц.
“Плевать на все. Больше никто не будет копаться у меня в мозгу.”
– Майер, а вернее Немезис уже умер, это и Эскулап говорил, – стараясь произносить слова как можно спокойней и уверенней сказал Кретов. – Я не нуждаюсь… в подобной терапии.
– Пусть все обстоит так, как ты говоришь, – кивнул майор. – А как же насчет нее? Ты хочешь, чтобы все осталось по-прежнему?
– Я не хочу рисковать ее жизнью, а тем более если есть риск превратиться в идиотку, – упрямо отчеканил Макс. – Если существует малейшая опасность…
– Все ясно, – оборвал его майор. – Каэр, вы можете начинать.
Пальцы с синими ногтями надавили на веки Гарпии. Макс вскрикнул и сделал шаг вперед.
– Еще одно движение, – не оборачиваясь произнес майор, – и я вышибу тебе мозги.
Кретов стиснул воротник рубашки. Жилы на его лбу вздулись, и на мгновение ему показалось, что сознание вновь раздваивается. Откуда-то из глубины души внезапно хлынула успокаивающая волна. Если бы ее можно было бы озвучить, то она походила бы на слова "все идет как надо".
Макс не сдвинулся с места. Ноги просто приросли к полу и отказались повиноваться.
– Все равно уже поздно чему-то мешать, – добавил Скал.
Тело девушки содрогнулось. Глаза Каэра расширились до ужасающих размеров. Воздух тяжело вырвался из маленького провала безгубого рта.
– У вас 30 секунд на вопрос и ответ, – тихо напомнил “ученый”, подавшись вперед и облизываясь. – Только 30.
Каэр застыл. Макс защемил зубами ноготь большого пальца. Клон беззвучно открыл и закрыл глаза, по-прежнему лишенные всякого выражения. Очкарик издал нетерпеливый возглас.
Время для вопроса всегда наступает неожиданно. И задает его тот, кому действительно есть что спросить.
– Почему он пришел выручать тебя? – спросил Скал.
За те секунды, что прошли после вопроса, слышалось только неторопливое шуршание многочисленных компьютеров. Когда Каэр наконец заговорил, Макса посетил суеверный страх. Голос клона был лишен не только какого бы то ни было чувства. В нем не было вообще ничего. Он был пуст и безжизнен. Такой голос не могли создать человеческие связки. Так могла говорить душа, расставшаяся с телом. На лбу майора выступил пот.
– У меня тот же дар, что и у него.
Она расхохоталась. Каэр резко оттолкнулся от глаз девушки и свалился со стола. Тело Гарпии выгнулось, как лук за секунду до выстрела. Ногу в черном чулке выбросило вперед. Стоявший у стола отключенный пульт этим ударом отбросило к дальней стене. Веки Гарпии поднялись. Она взвилась в воздух и мгновение стояла так, глядя в никуда пылающими от набежавшей крови глазами. Невероятно быстро Каэр перевернулся на полу и стремительно прыгнул вверх, стараясь подхватить падающую девушку.
– Убирайтесь отсюда! – взвизгнул очкарик, в свою очередь подлетая к бьющейся в конвульсиях Гарпии. – Прочь!
В голове у Макса вспыхнул огонь. Не думая больше ни о чем, он бросился вперед.
Майор резко развернулся на каблуках и устремил вперед кулак, врезавшийся в неуловимом для глаз полете в подбородок Кретова.
Очнувшись довольно быстро, только несколько минут спустя Макс потихоньку начал выходить из состояния полного оцепенения, чему немало способствовала какая-то жгучая жидкость, налитая ему майором, вкуса которой он почти не ощутил.
– В этом есть что-то нечеловеческое, – пробормотал он, с трудом шевеля губами и стараясь выбросить из головы недавно увиденное. – Эти… глаза… хлопья пены на ее губах… этот… голос… как будто…
– О чем это ты? – поинтересовался Скал. – Мы всего лишь получили нужную информацию и только. Нельзя быть таким впечатлительным, просто… нельзя.
Кретов скривился и посмотрел на майора.
Со спокойным видом тот наливал себе коньяк из початой бутылки.
Ее горлышко колотилось о край стакана, издавая неравномерный дробный звук.
– Что за вопрос ты задал? – с трудом проглотив слюну спросил Макс. – Ты же хотел узнать, где “Капелла”, так почему спросил какую-то ерунду?
– Это не ерунда, – майор пожал плечами. – Спрашивать о местонахождении бессмысленно, я это только за секунду до вопроса понял. Эскулап ведь говорил, что воспоминания о годах, когда ее тренировали стерты. Если так, то следовало найти другой вопрос.
– И что нам дал твой вопрос?
– Очень многое, – хмыкнул майор. – Теперь появилась надежда на успех. Вернее, она окрепла. Как думаешь, Илона твоя спокойно отнесется к тому, чт с ней сделали?
– Хочешь натравить ее на “Капеллу”, – с ненавистью в голосе констатировал Макс.
– Ты плохо знаешь свою Джульетту, Ромео. Как и все влюбленные, вообще-то, – тихо усмехнулся Скал и на мгновение в его глазах мелькнуло нечто похожее на теплоту. – Ее не нужно натравливать. Она сама ему голову оторвет за все то, что он сделал с ней и с тобой.
Макс отвел взгляд. Сказать было нечего, да и ничего не требовалось говорить.
– А у меня вот тут почему-то праздное любопытство взыграло, – с отрешенным видом пробормотал Скал. – Клон, это копия, ведь так?
Майор посмотрел куда-то в пустоту, совершенно отрешенным взглядом.
– И кого же они скопировали? – тихо пробормотал он.
* * *
Бокову было плохо. Так плохо, как только может быть в ситуации, когда долгожданный отпуск
“Первый за три года, заметьте.”
летит ко всем чертям. И к тому же по вине людей, с которыми теперь приходится работать, не чувствуя к ним ни малейшего доверия и симпатии.
А еще Ленка намекала на возможность отличной лыжной прогулки с продолжением у нее дома. И подумать только, что вместо этого приходится рыться в чьем-то для тебя лично неинтересном прошлом.
Занятый такими радужными размышлениями, Боков вошел в фойе гостиницы «Виктория» и хмуро взглянул на администратора, поднявшегося было со своего места и собирающегося, как видно, что-то сказать.
Серега растянул рот в дружелюбной улыбке, вполне соответствующей внутреннему настрою. Администратор поперхнулся и плюхнулся назад на стул. Боков стер улыбку и пошел дальше.
“Что же мне рассказать своим? Кому своим? Да и свои ли они?”
В голове царил совершеннейший кавардак. И чем дальше, тем непролазнее становились дебри растущих, как на дрожжах фактов. Колыхаясь в этом застоялом болоте информации, Боков ощущал, что впервые со времен университетской практики события в его жизни развиваются сами по себе. Он настолько привык контролировать каждый час своего существования, предвидя, таким образом все возможные варианты дальнейшего, что встреча со стихийными, непредсказуемыми поворотами Большого Жизненного Сценария выбила его из колеи.
Шла элементарная война. Война, в которой гибли люди, связанные с делом “Лэйла-стероид”, черт с ним, пусть так и называется. А Боков так до сих пор и не определил, за кого и против кого он сражается. Скал вызывал какое-то странное чувство почти животного страха, странно переплетенного с долей симпатии. Макс ненамного лучше.
“Убийца всегда убийца, пусть даже с раздвоением личности… Да и было ли оно… раздвоение. И это мои сторонники! Впрочем, я забыл самого главного. Господина Лузгина. Ну да хрен с ним. Крыша есть крыша. С ней смиряешься, как с неизбежным злом.”
Боков встряхнулся и потер ладонью брови. Сонно-усталая пелена слетела с глаз, и Сергей уставился на номер 135, до которого добрел, судя по всему, на автопилоте. Пользуясь секундной пустотой, возникшей в голове, Боков нажал на ручку двери и пихнул ее ногой.
Майор и Кретов сидели неподалеку у дешевого телевизора и пили чай. Аромат крепкой заварки ударил в нос Бокова и пробудил первобытную радость человека, впервые снявшего с костра обжигающий напиток.
Сергей снял плащ, повесил кепку и молча подошел к низкому столику. Ни слова ни говоря, Скал приподнял за немыслимо изогнутую ручку пузатый чайник и ароматная вода цвета красного дерева полилась в фаянсовую чашку. Вдохнув аппетитный дымок, Боков одним махом проглотил треть налитого и тихо засмеялся.
– Жизнь начинает приобретать оттенки, – пробормотал он. – Никогда бы не подумал, что этому может поспособствовать чай.
Подчиняясь волне равнодушия, разлившейся вместе с приятным теплом по телу, Боков выкинул из головы все подозрения и просто положил перед Скалом и Максом бумажку с данными, полученными двадцать минут назад.
“Препарат LEYLA-2 был разработан в 1986 году под руководством профессора Славина. Первоначально предполагалось использование в качестве “сыворотки правды”. LEYLA-2 создан на основе рецепта древнеегипетских жрецов, найденного археологической экспедицией Л. С. Володина, принимавшего, в дальнейшем, деятельное участие в создании LEYLA-2. Испытания проводились в некоторых “горячих” точках, но в ограниченном объеме. На данный момент выпуск LEYLA-2 прекращен, производство препарата признано нерентабельным, запасы уничтожены.
– Это полуофициальный треп, – сказал майор, поднимая голову. – Что-нибудь еще есть?
– Спрашивайте – отвечаем, – лениво пробормотал Боков.
– Какое действие оказывала “лэйла”?
– Под воздействием LEYLA-2 испытуемый переходит в стадию сомнамбулизма без предварительного прохождения первых двух стадий, – отбарабанил Сергей.
– А по-русски, – подал голос Макс.
Бокова просто разморило от чая и теперь ему хотелось только одного. Спать.
– Как мне объяснили, – стараясь произносить слова четко и ясно заговорил Сергей, – современная наука различает три стадии гипноза: первая – сонливость, когда человек испытывает состояние покоя, необыкновенную тяжесть тела и веки его словно наливаются свинцом. Вторая стадия гипноза – гипотаксия, при которой отмечается состояние восковой гибкости тела, когда человеку или части его тела можно придать любое, самую немыслимое положение, которое трудно было бы сохранить в нормальном состоянии. При гипотаксии же, это положение совсем не обременительно.
– Это когда человека кладут затылком на одну спинку стула, пятками на другую и садятся ему на живот, – сказал Макс и пояснил. – Видел по телевизору на закате перестройки.
– Верно. Ну и третья стадия – сомнамбулизм. В этом состоянии загипнотизированный полностью отрешен от любых внешних раздражителей, кроме команды человека, приведшего его в это состояние.
Боков умолк. Сонливость его мгновенно улетучилась. Рой мыслей сложился в единое целое.
– Такого человека можно резать, жечь, – заговорил Макс, глядя прямо перед собой, – он не чувствует боли, не знает сомнений, он делает то, что ему прикажут. Кроме того, я помню совершенно безумную ярость в момент своего первого убийства.
– Здесь упоминается о древнеегипетском рецепте, – сказал майор, ткнув пальцем в записку. – Что это такое?
– Одна из составляющих LEYLA-2. Так называемый “Напиток Анубиса”. В нем, как я понял, толком не разобрались, ясно одно. Древние египтяне считали, что помимо тела и души есть еще третья составляющая человеческого существа. Они называли ее Ка. Это энергия, которая при жизни объединяет плоть физическую и плоть духовную в единое целое. Чем ее меньше, тем сильнее разлад между телом и душой. По преданиям “Напиток Анубиса” уменьшал энергию Ка. У человека, выпившего это зелье, появлялось равнодушие к своей земной оболочке, да и вообще ко всему, связанному с этой жизнью. Плюс к этому существовал и побочный эффект, весьма полезный для воинов, на которых и испытывали “Напиток”.
