Артур Ширази
Светом двух миров
Вот горделивые торговые центры, рядом с которыми когда-то ютились шатры шапито. Площадь между ними теперь закатана в асфальт, превращена в чистое пространство для рыкающих автомобилей, заполняющих ровными рядами сияющий светло-серый глянец. Через дорогу – грязно-жёлтые стены домов, из узких проходов между которыми люди спешат, сбегая из домашнего уюта ради необходимости работать. По собственной воле или по чужой – не имеет значения.
Город окончательно проснулся. Загудел.
И вдруг, ангел замер. По тротуару навстречу ему шёл мрачный сутулый Витька. Друг. Партнёр, никогда не унывающий прежде. Как он изменился теперь!
У поворота дорожки он остановился на миг и неуверенно повернул к чёрному фасаду двухэтажного строения, рядом с которым замер и ангел. Стены того строения были покрыты керамическими, черноты глянцевого обсидиана, плитами огромных размеров. Здание возвышалось мрачным кубом и презрительно блестело в сторону улицы холодными бликами отраженного солнца. Тремя лестницами зиккурата массивно выпирало высокое крыльцо. Над ним – серебро огромных букв: бар «NEBESA». Единственный в городе круглосуточный бар, которого три года назад даже не существовало. Теперь же блестящая вывеска горделиво заявляла о себе, будто претендовала остаться тут на века.
Витька ступил на первые широкие ступени, тяжело поднимаясь вверх, и тут в его кармане весело завопил телефон. Витька остановился, вытащил его на свет, приложил неоновым экраном к уху:
– Ало.
Из телефона летящим почти детским бормотанием заструилась женская речь. Можно было, чуть прислушавшись, разобрать слова даже со стороны:
– Привет! Ты идёшь домой? Мы уже ждём тебя! Купи памперсов упаковку, молока, масла сливочного. Леночка уже проснулась, завтрак требует.
– Ага, – голос Витьки чуть посветлел в ухмылке, но потом снова обесцветился: – Буду скоро. Пока.
Он, опуская руку, остановил экран телефона перед собой и нажал пальцем на кнопку, погасив дисплей. Сунул руку в карман.
Потом поднял глаза, сощурившись от блестящих бликов, бьющих в лицо. Долго посмотрел на прозрачную дверь в бар, за которой, играя, переливалась беспечная иллюминация и доносился однообразный бит. Вздохнул и повернул назад. Медленно спустился с лестницы. Вышел на широкий тротуар и направился прочь от бара.
Ангел медленно, невидимый в прозрачном и лёгком солнечном воздухе, скользил за Витькой. Только сейчас он заметил, что на нём была форменная чёрно-синяя куртка какой-то охранной службы. Витька возвращался с ночной смены домой.
Как много изменилось в этом городе! Как изменился Витька!
Ангел не мог теперь просто улететь. Плавно скользя вдоль щербатого асфальта, он всматривался в сутулую спину Витьки и понимал, что его судьба изменилась из-за него. И между ними ещё висел неразрешимый вопрос, боль от которого даже ангел чувствовал, читая сердце друга.
Тот, пройдя пару сотен метров, свернул в раздвижные двери супермаркета. Привычно прошёл вдоль рядов, накидав в корзинку товар со стеллажей, занял очередь в кассу. Кассирша знала его. Не улыбаясь, быстро проводя перед собой товар для регистрации, спросила:
– Привет! Как там Анька?
– Здорово! Нормально Анька. Вот, в магазин послала.
– Леночке? – улыбнулась та.
– Ага.
– Ну, привет им! – кассирша приняла оплату картой и махнула на прощанье Витьке.
Тот сгрёб всё в пакет:
– Ага.
И вышел в распахнувшиеся перед ним двери.
За супермаркетом расположился скверик. Кружком – низенькие скамеечки у старинного фонтана, который пока что стоял без воды. Обычно, в летние жаркие деньки, здесь полно народа. Молоденькие женщины с колясками, дети в мокрых майках брызжут прохладной водой друг в друга, подростки на роликах и скейтах. Пенсионеры тоже любят тут посидеть.
Теперь же суматоху в этом пока ещё пустынном месте наводили лишь две деятельные молодые девушки. Они водрузили складной навес, и под новенькими яркими флагами разворачивали точку политического пикета. Одна из них, маленькая, писклявая, противным голоском кричала в проходящих мимо людей через небольшой мегафон:
– Восстановим суверенитет! Восстановим государственную идеологию! Поддержим президента!
Вторая, спокойно, но чуть-чуть неуверенно, протягивала прохожим листки газеты. Возьмут, не возьмут – её это сильно не беспокоило. Она была на работе, за которую платили.
Первая же – заведённая – без остановок говорила:
– Восстановим границы отечества! Дело – за народом! Отдай свой голос за правду!
Её снимал на маленькую камеру худощавый неопрятно одетый парень. Видимо, для отчёта. Поэтому слова вылетали даже чересчур страстно.
В Витьку тоже ткнули газеткой. Он, не глядя, мотнул головой. Газетка отодвинулась. Но писклявый голос это только раззадорило:
– Наша пассивность поощряет беззаконие. Требуем всенародного референдума! Наказать предателей, разваливших страну! Газетка бесплатная, – тут же спокойно ответила она интересующемуся старичку.
Витька не слушал. Тяжёлыми шагами удалялся от противного голоска. Ангел же на миг задержался, посмотрел на активистку. Округлое азиатское лицо, мелкие черты носа, губ, бровей, чёрные глазки за очками в тяжелой оправе таращатся на тебя сквозь увеличительные линзы, тонкие губки быстро шевелятся, отпуская лозунги. В душе её – чувство собственной важности и ненасытная жажда заявить о своём. И ещё – вера в правоту того, о чём кричит. Она пришла говорить, а не разговаривать, потому что большие цели не оставляют времени слушать. Такие нужны политикам для продвижения идей в массы.
Ангел оставил их заниматься своими делами, нагнал Витьку, который уже повернул во дворы, направляясь к своему дому. Тут всё было по-старому. Единственное, что бросилось в глаза, – это обрубки толстенных тополиных стволов, стоящих по периметру квадрата двора и лишенных зелёных крон. Теперь двор выглядел пустым, зеленеть было нечем. Высокое солнце заливало всё пространство и ослепляюще отражалось от стен и окон.
Это ангелы могут видеть живой свет и ветер, такими, какие они есть. Для человека же невидимое должно коснуться видимого и, отразившись в мир под разными углами, переливаться во множестве форм, расцвечиваться оттенками, углубляться тенями. Мир человеческий тогда оживает. Наполняясь красотой, становится близким. В нём есть, где пробудиться душе, которая и будет видеть свет во всём.
Двор же теперь выглядел неуютно. Ещё эта весенняя прозрачность, обнажившая все неприглядные детали.
Витька свернул к своему подъезду, не замечая ничего вокруг, скрипнул тяжёлой дверью.
В подъезде было прохладно и темно. Подошвы зашуршали по пыльному бетону пола, шаги мерно отсчитывали ступени, резко разрывая стоячий воздух гулкими звуками. Один пролёт, пауза лестничной площадки, другой пролёт. Когда Витька подходил ко второму этажу, снизу скрипнула дверь и послышались вкрадчивые шаги. «Соседи», – подумал Витя. Когда он поднялся к площадке между третьим и четвёртым, навстречу ему вышел широкоплечий мужик в чёрной кожаной куртке. Солнечное окно за ним засветило силуэт квадратной фигуры, из которой торчал маленький бутон короткостриженой головы. Витька ещё прошёл пару ступеней вверх и остановился. От самого вида преградившего путь мужика.
– Давай, давай. Поднимайся, – хрипло сказали сверху.
Снизу вкрадчивые шаги приблизились, из-за поворота показалась тощая долговязая фигура, которая преградила путь к отступлению.
«Что они думают: я побегу из собственного дома, где жена и дочка?» – зло подумал Витька. Он поднялся выше, к межэтажной площадке, и оказался стоящим между двух угрожающе надвинувшихся на него бандитов.
Тот, что был перед ним, квадратный, был старше и мрачнее. Он, устало, уверенный в своей силе, исподлобья смотрел прямо в глаза Витьке. Витька опустил взгляд, оглянулся. Позади ухмылялся тощий, который явно наслаждался превосходством своего положения.
– Сроки нарушаешь, – густо прохрипел главный.
– Я немного опоздал, сумма, которую копил, на дочку ушла. Так получилось.
– Дочка – это хорошо. Только деньги наши, а нам своих тоже кормить надо.
– Я отдам. Честно! – начал было оправдываться Витька.
– Слышали уже, – перебил его главный. – Можешь уже не повторяться. Давай чётко обозначим: когда?
– Ну, я сейчас решил оборудование продать. Только это всё не так быстро происходит. Вот продам, сразу всю сумму с процентами закрою.
– Тоже слышали уже. Когда?
– Скоро. Думаю, скоро. – Витька понимал, что лишь оттягивает момент.
– Ты смотри, – люди, которых мы представляем, серьезные, и трёпа не любят, – спокойно сообщил пожилой.
Он уже многое повидал в этой жизни, слышал все эти похожие друг на друга отмазки. Ему было скучно. Поэтому он просто выполнял свою работу, без излишнего рвения.
– Да что там, – вякнул развязано молодой пацан за спиной. – Не у тех людей ты денег попросил. И за трёп порешить могут. Вот в прошлом году мальца вальнули…
– Рот прикрой, – грубо обрубил долговязого пожилой, – когда старшие говорят.
Пацан скулящим тоном ответил:
– А что? Я так, для убедительности.
– Мал ещё, убеждалка не созрела, – обрубил старший.
Пацан только сжал губы и перестал ухмыляться.
– Короче, тебе ещё неделя осталась. Потом другой разговор пойдёт, – сообщил мужик.
– Да, конечно, – опустил взгляд Витька.
– А это тебе, чтобы помнил, – мужик вскинул руку и плотно ткнул Витьке кулаком под дых.
Витька открыл рот, хватая воздуха, который в лёгкие войти уже не мог. Грудь сжало судорогой, защемило так, что к горлу подкатил комок и бросило в пот. Витька скрючился и присел на ослабевших ногах.
Пацан за спиной не удержался, визгливо хохотнул откуда-то сверху. Потом наклонился к уху и прошипел, брызнув слюной:
– Помни!
А потом две пары ног звонко зашлёпали по ступеням вниз. Они просто ушли.
Витька привалился к холодной стенке, шумно всасывая носом воздух, который в грудь никак не шёл. Скрипнул зубами, попытался сглотнуть комок. Затем, уже через несколько секунд стало отпускать, и он жадно задышал. Ангел тихо опустил руку на его голову, и тоже выдохнул, подняв лицо вверх.
Через минуту Витька встал, стряхнул пыль с куртки и штанов, поднялся на пятый этаж. Своим ключом лязгнул о металл замочной скважины, отворил дверь.
– Я дома! – оповестил он жену.
Примостил пакет с покупками на скамеечку в прихожей, сбросил ботинки и тут же юркнул в соседнюю дверь ванной – Анька не должна была увидеть его таким взъерошенным, испуганным и грязным. Вопросы начнутся. Оправдания. Сплошные расстройства.
Уже за закрытой дверью голос жены:
– Привет! Ты что, едва дотерпел до туалета? – Анька задорно засмеялась. – Чего заперся-то?
– Ага, – поддакнул ей Витька. – Скоро выйду.
– Ну, ладно. Я тебе завтрак приготовила, выходи, – Витька услышал шлёпанье по линолеуму босых ног жены.
Но Витька задержался чуть дольше, чем обещал. Кинул одежду в стиралку, залез устало под душ, врубил горячие струи на максимум, чтобы кололи оголенные плечи, чтобы врезались и жгли их. Выжигали противное чувство слабака в груди.
Ему это было нужно.
Только разгоряченное, исколотое иглами струй тело позволило ему почувствовать себя живым. Размякнуть, отпустить дурные мысли. Завертев кран, он выбрался из ванной, укутался в белое пушистое полотенце, наскоро промокнув мокрые волосы, и вышел.
На кухонном столе уже парил ярко-красный борщ в огромной тарелке – всё, как он любил. Рядом – ломтями ржаной хлеб. Как был, Витька сел на табуретку, вооружился ложкой, ломтём хлеба и стал жадно, причмокивая, поглощать обжигающий сладковатый бульон.
Ангел смотрел. Улыбался.
У Витьки с главным было всё в порядке: дом был наполнен душой, светлой и юной. Это чувствовалось, как тонкий аромат чистого детского белья и согретого на огне молока, как пряная сладость борща, пропитавшего кислинку чёрного хлеба, солнечный свет, играющий в складках лёгкой занавески, и как звук, доносившийся из комнаты, где Анька забавлялась с малышкой-дочкой.
Аня всплывала в памяти ангела радостью и простой девичьей теплотой. Дочка у них появилась позже, после того, как он неожиданно решил исчезнуть из этого мира. И, видимо, позже того, как у Витьки начались проблемы с деньгами – ах, эта встреча в подъезде!
Ангел плавно, невидимый никому, вошёл в комнату. Аня заканчивала кормить дочку, годовалого ангелочка в белой рубашке, уже чуть замазанной сладко пахнущей кашей. Девочка, вцепившись в ложку, скребла ею по легкой пластиковой тарелке, отчего та скользила по детскому столику. Аня ловила тарелку, помогала сгребать в ложку сладкую манку и подбадривала ребенка, когда та тянула ложку с кашей в рот. Обе получали от процесса удовольствие.
Потом Аня подняла дочку со стульчика и плюхнулась с нею на разложенный диван. Лежа на боку, поперёк всей его ширины, о чём-то тихо мурлыкала с ней.
– Скажи, ма-ма. Леночка, скажи МА-МА.
Ей так хотелось услышать первое слово дочки. Но та лишь беззубо улыбалась ей.
Потом Анька притянула поближе большеухого плюшевого зайца, играючи ткнула им в грудь малышки. Та схватила игрушку за ухо и начала старательно выковыривать пальцем её пластиковый глаз.
– Глазик у зайки. А где у Леночки глазки?
Малышка тут же показала.
– Во-о-от. А ротик?
Пальчик ткнулся в губки.
– Во-о-от. А у мамы?
Аня засмеялась, когда маленькие пальчики затеребили её нижнюю губу.
Витя вошёл в комнату, одетый в домашнее, и медленно растянулся на диване возле жены и дочки, улыбнулся. Потом приподнялся на локтях, поцеловал сначала одну, потом другую. Снова опустил голову в мягкие покрывала.
– Спать хочу, – прошептал он Ане.
– Ага. Мы всё равно сейчас с Леночкой уходим в бассейн, потом погуляем, может, к маме зайдём…
– Хорошо.
Пока Аня одевала дочку, Витя закрыл глаза и позволил сознанию затуманиться, задышал ровнее и тише. Уже скоро он ничего не видел и не чувствовал в этом мире. Не откликнулся, когда жена наклонилась и поцеловала в небритую щеку, накрыла легкой простынкой. Не услышал, как тихо затренькал телефон и Аня нажала кнопку:
– Ало.
Через паузу вновь ответила:
– Да, конечно, зайду. Ещё раз объясни, я найду.
Она взяла маленький клочок бумаги, который тут же лежал на детском столике, и стала записывать, шевеля губами:
«Скорая помощь.
1-ый поворот.
На ул. Энтузиастов.
Левая дверь в
маг. Семена»
Потом уверила в трубку:
– Хорошо. Я куплю и сразу к вам… Хорошо… Пока.
Витька уже не слышал разговор. Аня ещё раз внимательно посмотрела на бумажку, запомнила. Затем порвала её, как обычно, чтобы не гадать потом, что это за адрес. Сгребла заодно клочки бумаги со стола, что старательно разрывала Леночка – как писали на одном сайте для мам, это хорошее упражнение для маленьких пальчиков – и встала, чтобы всё это выбросить в мусор. Маленький клочок выпорхнул вдруг из сжатых её кулачков и плавно опустился в витькины тапки, что стояли подле. Аня и не заметила.
Потом она собралась, старательно одела Лену и, хрустнув замком в дверях, вышла.
В квартире повисла тишина, слабо поющая весенним городским гулом за окнами, который только оттенял её мягкий покой. Даже Витя стал дышать тише.
Ангел слушал его дыхание и ждал.
Через пару часов Витька проснулся. Солнце показалось в окне и теперь жарило его в спину.
Поднялся над диваном, потёр разгоряченное лицо, нащупал пальцами ног тапки на полу. Когда полез внутрь их, что-то шелестнуло под стопой.
Витька наклонился и выудил из тапка мятую бумажку. Развернул и прочитал: «помощь…от…Энтузиастов…верь в…Семена». Озадачено нахмурился. Потом скомкал её и бросил на детский столик у кровати, попав в стопку книжек. На одной из них, небрежно накрытой другой, – большие буквы «ЖДИ».
Витя протянул руку, подвинул стопку, открывая всё название. Оказалось – «ВЕСЕННИЕ ДОЖДИ».
Весь апрель ни одного дождя нет, – почему-то подумал Витька, – жди их.
Встал, пошёл умыться, потом завернул на кухню, включил телевизор, достал из холодильника ряженку и сыр, стал медленно жевать и запивать, уставившись в экран. На работе Витька почти не ел, зато дома готов был жевать в любых обстоятельствах.
Посередине какой-то шутки развлекательной программы, которую смотрел Витька, в дверь позвонили.
Витька устало поднялся, шаркая тапками направился к двери. По привычке, что уже выработалась за последние месяцы, посмотрел в глазок. Там стояли две женщины: очень молодая и очень пожилая. Витька открыл дверь.
– Мы к вам пришли с вестью о спасении, – пугливо заговорила молодая. – Возьмите бесплатный журнал, там ответы на все страдания людские.
Пожилая протянула ему тонкую книжицу и ласково улыбнулась. Как внучку, которому предлагала сейчас горяченькие пирожки. Витька посмотрел на журнал, на распространительниц благой вести, потом снова – на журнал. Повисла пауза, которая обнадёжила молодую девушку:
– Мы не одни со своими про…
Витька захлопнул дверь, не дослушав до конца, прямо перед носом молодой девушки, которая для придания силы своим словам даже подалась чуть вперёд. Разве что по носу дверью не хлопнул.
Тут же забыв об оставшихся на лестничной площадке, он снова направился на кухню, к телевизору, где, не заметив его отлучки, всё ещё веселились улыбчивые ведущие. С ними было легко и пусто внутри.
Аня позвонила уже после двух:
– Проснулся? Слушай, родители на дачу собрались, в огороде покопаться надо. Нас зовут с Леночкой, – можно мы поедем? С ночёвкой, до завтрашнего вечера.
– Езжайте. А у вас же вещей с собой – никаких!
– Мама уже всё нашла, не беспокойся, – поспешила ответить Аня. – Лю тя!
Ласковым теплом обдало из трубки. Никому бы другому и ни с кем другим Витька так бы не позволил разговаривать. Ни себе, ни с собой. Только Аньке.
– И я – лю, – ответил он в трубку.
Витька встал, подошёл к окну, за которым где-то внизу пенилась зелёная листва деревьев. Постоял. Радостный голос Аньки напомнил ему, что он должен скорее разрешить эту проблему долга, ради Аньки и Ленки.
Витька направился к углу, где стоял старый компьютер. Включил его, стал листать страницы сайтов объявлений. Щурил глаза, вздыхая, тёр лоб жёсткими пальцами. Ничего не находилось подходящего. Потом ещё два часа он загружал фотографии своих станков, заполнял поля с описанием своего предложения о продаже на нескольких сайтах. Не по разу проверял, чтобы телефон был указан верно, – так хотелось, чтобы скорее позвонили потенциальные покупатели. Хоть прямо сейчас! И деньги в кармане!
С рекламного блока где-то сбоку экрана над ним посмеивался какой-то маленький ехидный чёртик. И крупными буквами ему говорил: «Хочешь сыграть со мной? ЖМИ, если устал от рутины».
Компьютерный чёртик смеялся в лицо Витьки. Будто знал, что такие неудачники и лохи, как он, рано или поздно продают душу любому, кто пообещает им лёгкое будущее! А Витька был уже на грани, чтобы начать считать себя и неудачником, и лохом. Последние, кто не давал ему сдаться, были всё те же Анька и Ленка.
Витька устал. Щёлкал пальцами по клавиатуре без особой надежды на результат и всё чаще поглядывал на хитрого чёртика, который так хорошо его знал и, кажется, понимал.
Вдруг, на кухне что-то упало!
Витька встрепенулся, встал и отправился посмотреть, что случилось.
Там лёгкая занавеска трепыхалась напротив открытой форточки, а на полу валялась детская бутылочка, которую Анька оставила на подоконнике сохнуть. Витька подошёл, поднял бутылку, ополоснул под краном и поставил на стол. Вернулся к компьютеру и выключил его.
Ангел тихо колыхал кухонную занавеску. Ронять с подоконника было уже нечего, да и незачем. Были поважнее проблемы.
Как-то надо было всё-таки встретиться с Витькой, поговорить. Ангел чувствовал настоятельную эту необходимость, неразрешенный вопрос, повисший без ответа, который никак не мог проявиться и распутать комок нитей их общей с Витькой судьбы. Только бы найти подходящее время.
Это, очевидно, должно было произойти не днём. Скорее, поздним вечером, когда звук самой жизни становится чуть тише и тоньше. А лучше бы ночью. Ночь – то самое время для встречи с тем, кто погружен в плотный мир телесности… Время снов и мечтаний… И новых надежд…
Ангел ждал.
Поздним вечером, когда в синих сумерках поплыла полная луна за окном, Витька сидел за кухонным столом. Электрический свет лампы он включать не стал. Луны и уличных фонарей было достаточно, чтобы видеть стол перед собой и тарелку уже отчищенных от скорлупы белёсых мячиков вареных яиц. Витька сидел и вяло макал их гладкие бока в тёмно-бардовую жижу густого кетчупа. Отправлял в рот, медленно пережёвывал.
«Сейчас» – почувствовал ангел и вступил в полосу мягкого лунного света. В этом призрачном свете перед Витькой проявилось лицо Семёна. Таким, каким Витька привык видеть его, без крыльев.
Витька вздрогнул и круглыми глазами уставился на него. Набитый едой рот будто сдерживал готовый вырваться наружу возглас.
Семён стоял, ждал, чтобы Витька первый мог сказать. Тот же смотрел в упор и молчал. Минуту, может две. Потом снова начал жевать, не отводя глаз от Семёна. И каждое движение его челюсти становилось всё сильнее и злее.
Ангел то опускал глаза в пол, то вновь как будто даже испугано устремлял их на Витьку.
В конце концов молчание прервалось. Витька спросил:
– Так, кто ты теперь?
Семён пожал плечом:
– Я не знаю. И человек, тоже.
– Человек, – усмехнулся зло Витька. – Так и хочется кинуть в тебя чем-то тяжёлым, человек.
– Ну, кинь, – Семён посмотрел в сторону друга.
Тот сидел несколько секунд, потом вдруг схватил стоящую рядом кружку и с силой бросил в Семёна. Она, тяжёлая, толстостенная, больно врезалась в кость плеча и отлетела в стену, разбившись. Семён сжал место удара ладонью другой руки, повёл плечом и снова тихо посмотрел на Витьку.
– Ты же бросил меня, просто кинул, – не унимался тот.
– Я не мог по-другому.
– Не мог он. Ты знаешь, как я злился? Сначала, конечно, не понимал, что произошло-то. Потом всё посыпалось у меня в жизни. А когда стал думать и причины искать, я понял, что началось всё после того, как ты… – он осёкся, не зная какое слово найти. – Так, кто ты теперь?
– Я человек. И немного больше, чем человек.
Витька опустил глаза в пол, тяжело вдохнул, будто был виноват. Губа его чуть подрагивала. Хотел что-то сказать, но не знал, как лучше.
– Пришёл-то зачем?
– Что-то изменилось. Я почувствовал новое внутри. И, видимо, совсем не случайно встретил тебя. Что-то важное должно произойти.
– Да уж, – только и сказал Витька, горше, но уже спокойнее. – Всё катится под горочку.
В тишине, повисшей в маленькой кухне, часы звонко отщёлкивали секунды. Загудел в углу холодильник. Витька крутил рукой по столу тарелку перед собой. Молчал, глядя на бегающие по ней вареные, уже очищенные от скорлупы, яйца. Потом, не глядя на Семёна, сказал:
– Ну, садись что ли, человек.
Семён присел напротив, шаткая табуретка скрипнула под ним.
– Есть будешь? – спросил Витя.
– Я не голоден, благодарю.
– А я голоден. Не знаю, как у вас, тамошних человеков, заведено, а мы тут едим, когда проголодались, – делано злясь проговорил Витька.
Он взял мягкий белый мячик яйца, макнул его в кетчуп и сунул в рот. Стал усиленно жевать. Семён смотрел, не знал, что говорить, или ждал, когда первым начнёт Витька. Тот же проглотил яйцо, взял второе, макнул в красную вязкую пасту и – в рот. Снова упорно стал пережёвывать. Проглотил. Запил чаем. Помолчал.
– Я первое время очухаться не мог, – вдруг начал он. – Всё пытался уместить это в голове. Пару дней вообще делать ничего не хотел. Ходил как пришибленный. Потом жизнь заставила выкручиваться, – работа же стояла, сроки заказа поджимали. Я убедил себя, что ничего сверхъестественного не было, просто ты исчез, как будто сбежал, что ли. Начал искать нового работника. По знакомым, на сайтах объявлений. Быстро находились только какие-нибудь алкоголики или те, кто ни на какой работе в принципе долго не задерживается. А те, кому можно было довериться, с опытом, все уже при деле. Когда понял, что не найду никого, я впрягся сам, сутками работал, старался. А у меня ни фига не получалось: то порежу что-то на изделии, то сам порежусь. Всё из рук валилось. И так я год промучился. Всех клиентов растерял. Долгов набрал. Короче, не справился я. Не выгорело. И вот теперь уже два года пытаюсь разгрести все долги, а только набираю новые.
– Я видел там, в подъезде, – сказал Семён.
Витька поднял глаза и ехидно улыбнулся:
– А что не вступился? Если всё ещё друг.
– Я не чувствовал, что это было нужно. И, наоборот, оно нужно было тебе. Чтобы разрешить ситуацию правильно.
– Ну, да. Удар под дых освобождает и дарит новые озарения, – зло иронизировал Витька. – А ты бы так же, как тогда меня ошарашил, развернул бы крылышки! Пуганул бандитов.
– Не всегда лёгкие пути – правильные. – Семён снова посмотрел в глаза друга, пытаясь унять его раздражение. – Но я же не просто так здесь. А значит, – помогу.
– Вот уж обрадовал, – уже не зло сказал Витька. – Чем поможешь-то?
– Не знаю пока.
– Вот и я не знаю.
Витька погрустнел. Не смотря на Семёна, спросил тихо и даже как-то смиренно:
– И что мне делать?
Семён почувствовал, что теперь может сказать.
– А ты попробуй поверить – у тебя есть ради чего это делать. Увидь результат как свершившийся факт, почувствуй всё то хорошее, что он родит в тебе, что он принесёт твоей жизни. Просто, – Семён вздохнул, – Ты видишь сейчас всё, как проблему, она для тебя негативна, поэтому ты боишься. Страх мешает проявиться душе, чтобы она меняла жизнь к лучшему.
Витька молчал, уставившись в стол. Пытался понять, это про него или Семён какую-то отвлечённую проповедь читает.
Семён же, будто вспомнив давно забытое, добавил:
– Помнишь, как ты горел, как тебя вдохновляли твои мечты и желания достичь успеха, – ты столько мог сделать! Ты ещё ничего не сделал, а уже радовался своей победе! Тебя не беспокоили сложные обстоятельства перед тобой, ты сразу искал, как эти препятствия обойти, потому что видел цель.
– Это всё было. Было так, будто перед тобой сами собой все двери открывались, – задумчиво говорил Витька. – Пока ты не кинул меня тогда, не бросил всё.
– Я же сказал, не мог я по-другому: сам не звал это новое, а оно пришло, – будто даже чуть грустно сказал Семён. – Всё изменилось и для меня тоже. Получается, как и для тебя. Ведь, как не крути, мы связаны друг с другом.
– Ладно, проехали уже, – криво улыбнулся Витька. – Я уже понял, что ничего назад не вернёшь.
Семён грустно посмотрел на Витьку. Потом заговорил снова, читая в его душе:
– Все эти три года ты всё делал, потому что боялся потерять, а не стремился создать что-то радостное для сердца. Ты латал дыры в клетке твоего счастья, которая рушилась под напором жизни, потому что подумал, что уже поймал это счастье за хвост, и его надо удержать. И вот – счастье утекло. И всё из-за одного: что-то пошло не так, как ты хотел. А в новое, что пришло, ты уже не захотел верить с такой же силой.
– Я не могу верить. У меня слишком много проблем. Может, ты просто поможешь?
– Ты всё можешь сделать сам.
– А как же все эти молитвы к небу, зов о помощи, божья милость и защита?
Семён качнул головой, будто понимал и давно знал всё это:
– Люди молятся, думая, что высшие силы сделают что-то для них, исполнят их, человеческий то есть, мир. А всё, что по-настоящему важно – для всей вселенной важно, – уже сделано! Молитва может и нужна только для того, чтобы человек поверил в это. Если он верит, он всё видит.
– А зачем же тогда все эти службы, молебны, крестные ходы, иконы там, священнические ризы?
– Для кого-то всё так. Только это, опять же, о способе видеть: стараться связывать духовность с внешними событиями, канонами и символами и окружать себя ими или, наоборот, преходящие события собственной жизни стараться увидеть духовно, глазами души. Постараться возвысить их до духовного звучания. Душа ведь уже дышит в человеке, а не летает в неведомых высотах, а человек несет её во всё. Как умеет.
Витька усмехнулся:
– Как ты интересно заговорил. Точно – уже не человек.
Посидели тихо. Витька сказал:
– Я и не помню, когда мы вот так с тобой разговаривали, как уже взрослыми стали. Детская дружба – оно понятно. А вот когда взрослеешь… Всё работа, новые цели, гонка в будущее. Жизнь, которая казалась такой важной. А оно всё – раз! – и разрушилось. Почти в один момент.
– Помни о том, что у тебя есть, а не о том, чего нет.
– А что есть?
– Сегодня я увидел их в твоём доме. Тебе есть для кого идти дальше.
