Кошчи медленно прохаживался по двору Замка. Этой ночью он совсем не спал. Легкая дремота в последнее время лишь изредка набрасывала на него свое мутное покрывало, сотканное из теней и шорохов. Все возвращалось на круги своя: крестьяне перестали ежедневно ломиться в ворота с глупыми просьбами, и страх перед Хозяином вновь заполнял округу. Жизнь городка Арлейн тоже потихоньку возвращалась в свое русло. По разбитым дорогам потекли пока что легкие ручейки вчерашних воинов, а сегодня – мирных торговцев.
Конечно, товары еще не отличались разнообразием, а цены – скромностью. Но сам факт уже настраивал жителей на мирный лад. Лето принесет новый урожай, голод отступит, дети вырастут, заменив погибших родителей. Все это Кошчи уже наблюдал не раз. Жизнь всегда продолжается. Везде: рядом, далеко, вокруг, в небе и в земле… но не внутри Замка. И так будет продолжаться вечность, ибо изменчиво все, а смерть навсегда. И все было бы так же, как и раньше… если бы не жгучая боль, разрывающая грудь.
Мучительная, тупая, отравляющая видимость жизни, боль стала его существованием. Конечно, Кошчи убедил себя в том, что живая вода не воскресила его, и старательно использовал Силу, чтобы избавиться от нечаянного подарка Старца. Но боль уходила слишком медленно. Живой мертвец! Кошчи усмехнулся: народ оказался совершенно прав. Впрочем, как всегда. Человек сам по себе недалек и ограничен, но люди в массе своей обладают некой таинственной силой, ничуть не уступающей его, Хозяина, могуществу. Когда они вместе, они видят без глаз и понимают без слов. Вот только объединяются они лишь в самых крайних случаях. Например, при угрозе полного уничтожения целого королевства…
Хозяин вздохнул, привычным пинком прогнал вечно-бормочущего лешего. Это существо, безотчетно влюбленное в русалку, постоянно крутилось под ногами. Даже вездесущий Черныш не раздражал Кошчи так сильно. Но уничтожить лешего рука не поднималась. Кошчи словно стал ценить каждую кроху Живой воды, покинувшую его тело. Это было еще одно подтверждение, что страдания его не вечны… в отличие от него самого. Когда-нибудь все закончится. И он уже не поддастся опасному порыву, не шагнет назад, в прошлое, не вдохнет жизнь в тело вечного стражника неведомой силы мертвой воды… Не растает под нежным взглядом голубых глаз!
Под утренними лучами солнышка воздушное облако над прудиком заиграло разноцветной пляской радуги. Многочисленные отражения небесного светила сверкали в каждой капельке, переливались в золотых боках проснувшихся рыбок, звенели заливистым смехом шумного водопада. Кошчи поморщился и недовольно щелкнул пальцами. Вмиг на небе заструились легкие облака, заслоняя не в меру радостное солнышко.
– Какой ты мрачный, – иронично хмыкнуло радужное отражение, которое, невзирая на отсутствие ярких лучей, продолжало играть в гуще водяных брызг. – Даже немного завидно… Именно так и должен выглядеть настоящий Хозяин! Вот только мне никогда не удавалось долго удерживать такое выражение лица. Может, поэтому, я и избегаю встреч с людьми. Не оценят ведь!
– Жаль, что ты не избегаешь встреч со мной, – буркнул Кошчи, тщательно скрывая радость. – Ни днем от тебя покоя нет, ни ночью! Нет бы раньше приходил, когда я изнывал от скуки в темных пещерах.
– С тем существом у меня не нашлось бы ни одной общей темы для разговора, – мягко усмехнулся Старик. – Ну, скажи о чем можно говорить со смертным?..
– С тем, кто ни разу еще не умирал? – с сарказмом в голосе уточнил Кошчи. – И правда, о чем… – Шутливо хлопнул себя по лбу: – Ну вот, разве что, о жизни!
– Поражаешь ты меня, – проворчал Старик. – Сам уже сколько столетий как мертв, а все еще веришь в жизнь… и в людей.
– Можно подумать, что ты не веришь, – недоверчиво хмыкнул Кошчи.
Старик лишь устало вздохнул. Тучки на небе давно уже рассеялись, вместе с недовольством Хозяина мертвой воды, и теперь, рядом с колдовской, красовалась настоящая радуга.
– Странно, – наконец произнес Старик. – Ты утратил жизнь, но не потерял к ней интереса… А вот у меня все совсем наоборот. И это удручает. И одновременно подстегивает к изучению такого оригинального существа, как ты. Конечно, если бы ты не пришел ко мне, то мир не был бы на грани выживания… Но я невероятно счастлив, что ты все-таки отважился на такой отчаянный шаг. Иначе, я так и остался бы навеки умирающим, ускользающим от жизни.
– Рад, что помог, – невесело ответил Кошчи. – Но сам я так и останусь навеки живым мертвецом. И жизнь для меня – лишь красивая картинка, сотканная солнечными лучами и нитями дождя на небосводе. Любоваться ей можно сколько угодно… а вот ощутить – уже никогда.
– Разве капля живой воды уже покинула тебя? – удивленно спросил Старик.
– Нет, – скривился Кошчи. – Видишь ли, я понял, что Живая вода не дарует жизнь. А суррогат мне не нужен.
– Какой ты стал мудрый, – печально покачнул головой собеседник. – Мне жаль…
– А я ни о чем не жалею, – тихо ответил Кошчи. – Я вообще никогда ни о чем не жалею, не в моих привычках. А об этом – и подавно. Пусть иллюзия, но на какое-то время я действительно поверил, что жизнь наполнила меня. А это дорогого стоит…
– Вот об этом я и говорю! – с энтузиазмом воскликнул Старик. – Ко мне приходили тысячи тысяч! Но мне казалось, что приходит один… в тысячный раз. Ничего нового: дай, да дай! Жадность, сила, власть, удовольствия… И только ты был иным.
– Сила и власть на пару веков приедаются, – отмахнулся Кошчи. – А после смерти удовольствия тела стали мне недоступны. И удовлетворение приносило лишь наслаждение ума. Узнать что-то новое, увидеть необычное, разгадать скрытое…
– Я тебе почти завидую, – прошелестел голос Старика.
– Уже уходишь? – удивился Кошчи, наблюдая, как быстро тает разноцветный портрет.
– Сила Мертвой воды прогоняет часть духа. – Едва расслышал он ответ.
– Странно…
Хозяин огляделся. Черныш спал на ветке рядом с русалкой. Та печально смотрела в сторону дороги, видимо, ожидая возвращения нового поклонника. Замок, казалось, дремал. Во всяком случае, Кошчи не уловил ни единого движения Силы. Но беспокойство не отпускало. Нахмурившись, Кошчи прислушался к земле. Нет, дрожь давно утихомирилась: войны позади, кровь смыло дождями. Так что же так встревожило Силу?
Не в силах отмахнуться от дурного предчувствия, Хозяин вошел в Замок. Гул шагов суетливо множился под высокими сводами, отражался от зеркальных стен и разбивался о невозмутимость древних пещер. Круглая комната встретила Хозяина прохладой. Словно легкий бриз пощекотал его ноздри. Поверхность зеркала мира ярко сияла. Не в силах разглядеть причину странного поведения куба, Кошчи протянул руку, ожидая прикосновения пальцев к гладкому стеклу…
***
Огромный тронный зал, казалось, уменьшался с каждым мгновением. И дело было вовсе не в волшебстве. София с замиранием сердца наблюдала, как в распахнутые двери буквально течет река человеческих тел. Похоже, что поприветствовать новообретенную наследницу трона собралось все королевство. Шум стремительно нарастал, давил на виски. Пестрые наряды вызывали резь в глазах. Девушку уже давно тошнило. Как же хорошо, что она так и не смогла втолкнуть в себя ни кусочка из королевского завтрака.
Опустив голову, София попыталась незаметно посмотреть на юношу. Тот стоял от нее по правую руку. Циоан был бледен, но всем видом выражал решительность и благородство. Конечно! В тронном зале шатранский принц наверняка ощущал себя, как рыба в воде. Во всяком случае, уж точно более уверенно, чем в Замке бессмертного чудовища.
София зажмурилась, представляя себя далеко отсюда, под защитой прохладных стен. Ирония судьбы: принц так отчаянно искал заколдованную принцессу, которая принесет ему полцарства… А нашел колдунью и целое королевство! Как в сказке! И даже не пришлось бороться со злодеем. Девушка тяжело вздохнула: она бы с удовольствием отдала жизнь за возможность вновь стать маленькой бедной сиротой, что некогда принесла себя в жертву колдуну…
Зазвучали фанфары. Барабанная дробь, казалось, раздавалась прямо в голове. Мощный рев толпы ворвался в распахнутые окна. София вздрогнула и растерянно огляделась. Призрак каменного замка медленно таял в свете огромного количества коптящих свечей. Зачем их зажигали, осталось загадкой. Солнце и так светило чересчур ярко, и на небе – ни единого облачка. Пламя отражалось в украшениях придворных, чудом сохраненных во время войны. От сверкающих камней рябило в глазах… не меньше, чем от множества фальшивых улыбок. В глазах можно было видеть лишь зависть и страх.
София криво улыбнулась: она знала, что за спиной ее кличут Ягой. Что это прозвище – сокращение от Ягодки, никто в народе уже не помнил. Теперь это было устрашающее имя для ведьмы. Чиновники славно постарались принизить ее заслуги в исходе войны. И лишь стараниями Дана и шатранского принца репутация незаконнорожденной принцессы не была погублена окончательно. Хотя… скорее всего, это просто страх. Обыкновенный человеческий страх перед неизвестным. София взглядом останавливала могучих насадских магов, движением руки снимала морок с солдат насадской армии… Как бы ни старались тайные недоброжелатели, развеять слухи о великой силе ведьмы, они не смогли.
Сановники в роскошных нарядах торжественно вступили на красный ковер. Изящные завитки золота на багровых подушках вызывали лишь восхищение работой мастера. София никогда, даже в детстве, не мечтала быть принцессой. Поэтому, вид короны не вызвал трепета в душе. Человек в золотом плаще, который придерживал шагающий следом мальчонка, обошел молодых кругом. Их венчали прямо во время коронации. Так решил Дан. Будущий министр не хотел давать недовольным чиновникам ни малейшего шанса что-то изменить.
Роскошные наряды сановников резко контрастировали со щербатыми стенами тронной залы. Когда-то шикарно украшенные лучшими ремесленниками, покрытые золотой пылью, стены, служили воплощением роскоши и высокого положения двора Минда. Под ногами скрипели еще пахнущие лесом доски. Циоан мрачно осматривался. Да, он помнил тот день, когда впервые попал сюда. И помнил свой гнев по поводу показной роскоши. Но вандалы явно перестарались. Даже огромные плиты из редкого камня, которыми ранее был уложен пол тронного зала, были разбиты и выкорчеваны. Одна из таких плит провалилась под его ногами в подкоп Всериила…
Целых два дня трудились солдаты Минда, освобождая зал от обломков. И еще неделя понадобилась на то, чтобы сделать временный настил из досок. Циоан тоже не сидел сложа руки. Принц трудился рука об руку с братом Софии, не уделяя должного времени ни еде, ни сну, ни отдыху… Он брался за любую, даже самую тяжелую работу. И лишь это избавило его от тяжелых дум о разрушенном счастье.
Казалось, что жизнь подарила ему все, о чем он мечтал… Но королевство разорено и ещё не одно поколение придётся поднимать пошатнувшееся величие. Множество свечей, по поводу которых так недоумевала София, были призваны отвлечь внимание присутствующих от жуткого состояния дворца.
Рядом с ним та самая: единственная, желанная… принцесса, которая вот-вот станет его королевой. Но на личике его любимой такая скорбь, что сердце принца разрывалось на части от сострадания к ней и жалости к самому себе. Полюбит ли София его когда-нибудь? Или будет каждую ночь думать о том, другом? В очередную долгую ночь, когда он к ней снова не прикоснется.
Циоан с тоской вспоминал те несколько чудных недель, когда они жили в замке мифического чудовища. Казалось, он никогда не был так счастлив, как тогда. И никогда уже не будет. И даже война оставила в душе лишь приятные воспоминания. О темных ночах, когда они весело болтали у походного костра. О холодных днях, когда он бережно укрывал хрупкие плечики девушки, а она благодарно улыбалась в ответ. Сколько искренней нежности было в ее глазах! А он замирал, затаивая дыхание, и лелеял мечту о сладком прикосновении губ, принимая дружеское расположение за нечто большее…
Будущий король предложил руку Софии. Она легонько, словно боялась обжечься, коснулась ее тонкими холодными пальцами. Несколько шагов по красному ковру. На голову лег холодный обруч короны. Изящный с виду, он оказался невероятно тяжел. Потребовалось усилие, чтобы не склонить головы. Но неизмеримо более тяжкий груз лег на душу. Все! Назад дороги нет.
Циоана во всеуслышание объявили как нового короля Руйса Эвана. Имя пришлось сменить на более привычное слуху миндчан. Династия возобновлена, и тень грядущей гражданской войны растаяла в золотистом сиянии свечей. Гул толпы рос. Казалось, ударь сейчас с небес гром, его раскаты бы запросто потонули в шуме радостной толпы. Коронация поставила в разорительной войне жирную точку. Народ верил – теперь жизнь наладится и все потечет по-прежнему…
Королевскую семью окружили придворные, наперебой поздравляя новоиспеченных правителей. Дан, с помощью небольшого отряда, отчаянно пытался сдержать натиск толпы, призывая двор выстроиться в очередь. Софию толкали, дергали за платье, жали руки. Каждый пытался засвидетельствовать свое почтение раньше других, не жалея сил для того, чтобы пробиться к королевской чете одним из первых. Поскольку люди верили, что их запомнят и отблагодарят…
У Софии закружилась голова, а перед глазами засияли разноцветные круги. Она уже не понимала, кто ей представляется, кто ее держит, да и кто она сама… Циоан заслонил королеву своим телом, пытаясь оградить от «доброжелателей». Маршал махнул рукой, и отряд королевской стражи принялся оттеснять всех к выходу. Чету окружили несколько человек из Егерского полка.
София покачнулась, ощутив боль в боку. Она слабо вскрикнула и покачнулась. Циоан обеспокоено оглянулся и, заметив, что девушка падает, бросился на помощь.
– Ей плохо! – закричал он. – Отойдите все!
Стража оттеснила всех подальше, открывая доступ воздуха к королеве, упавшей в обморок. Юный король принял из чьей-то руки кинжал, быстро разрезал шнуровку корсета, пытаясь освободить дыхание. Хотел было отбросить оружие в сторону, но заметил на острие рубиновые капли… Удивленно поднял глаза. Рядом стояла бледная Белка. Глаза девушки горели мрачным огнем, а рот приоткрыт в немом крике. Казалось, она была в ужасе… от собственного поступка. Руки ее были в крови.
Циоан медленно перевел растерянный взгляд на бесчувственную Софию. Он не сразу заметил на багровом шелке парадного платья медленно расплывающееся пятно более темного оттенка.
– Белка, – растерянно, одними губами, шепнул Циоан. – Почему?..
Девушка отрицательно качала головой и медленно отступала. Судорожно оглядывалась в поисках поддержки, но в глазах вчерашних товарищей видела лишь презрение и ярость.
– Она же ведьма! – истерично выкрикнула шатранка. – Она околдовала тебя! – Она всхлипнула, посмотрела на свои дрожащие ладони и добавила плачущим голосом: – А меня… заставила убить!
Белка рассмеялась и стерла слезу, скользнувшую по щеке, оставляя на коже багровый след. Она не понимала, что произошло. Вот она стоит и смотрит, как на Циоана надевают красивую золотую корону. Вспоминает, как дала горцу обещание выйти замуж за его сына. И злится на равнодушие принца, который даже не попытался отговорить ее… Как же в ее руках оказался кинжал?
Белка, странно посмеиваясь, медленно отступала от трупа королевы. Двое стражников схватили ее и вывернули руки за спину, обездвижив. Девушка и не сопротивлялась, понимая, что уже ничего не исправить. Из примолкшей толпы вырвался бледный Дан и спешно бросился к неподвижно лежащей сестре. Упал на колени и склонил голову на грудь Софии.
– Не дышит, – хрипло прошептал он.
– Надо перевязать рану! – воскликнул Циоан и, судорожно скинув бордовый камзол, через голову стянул рубаху, да одним движением разорвал ее на две части.
Маршал положил ему руку на плечо, словно успокаивая:
– Не надо, брат… ей не помочь.
Циоан нетерпеливо стряхнул ладонь Дана и обмотал стан Софии рубахой. Тело её подергивалось в такт его движениям, словно это была лишь тряпичная кукла. Маршал вздохнул, словно сдерживая рыдание, и порывисто обнял короля, с силой прижимая того к своей груди.
– София мертва, – прохрипел он. Схватил юношу за плечи, отнял от груди, встряхнул, и, добившись более-менее осмысленного взгляда, настойчиво повторил: – Она умерла!
– Нет, – тот покачал головой, освободился из объятий Дана и закричал: – Нет!
Оттолкнув маршала в сторону, кинулся к Софии, но тут в его глаза ударил яркий свет. Сияние было настолько нестерпимым, что юноша застонал и, прижав ладони к глазам, упал на колени. Дан неосознанно пополз в сторону: сияние исходило от мертвого тела сестры.
Свет тем временем немного поднялся над телом и клубился уже на некотором расстоянии от пола. Он постепенно принимал форму короба, по каждой стороне которого струились змейки колючих искр. Воздух наполнился жутким гудением, словно в зале внезапно оказались несколько тысяч осиных гнезд. В толпе придворных зрела паника. Люди вопили от ужаса, кричали про конец света. Кто-то застыл на месте, не в силах пошевелиться, а кто-то бросился к выходу. Последовала давка у дверей. Обезумевшие от страха люди пробирались по телам упавших, не давая им шанса выжить…
Циоан раскачивался из стороны в сторону, не отрывая окровавленных ладоней от лица. Дан, опомнившись, вскочил на ноги и бросился на помощь принцу. В это время куб словно взорвался. Вспышка ярчайшего света прокатилась по залу, опрокидывая мощной волной всех, кто попадался на пути. Дан упал, укрыв нового короля Минда своим телом…
Циоан услышал хлопок, и все смолкло. Пошевелившись, шатранец понял, что не пострадал. Осторожно выбрался из-под обмякшего тела маршала. Открыл глаза, но тьма не рассеялась. Кажется, он лишился зрения из-за чудовищной вспышки света. Но глаза потихоньку привыкли к полутьме, различая скопище неподвижных тел. Он потряс друга, но Дан не отреагировал. Приложив палец к шее, уловил пульс. Он жив! Вздрогнул, услышав шорох, и медленно обернулся.
В том месте, где ранее лежало тело Софии, стояла высокая фигура. Циоан различил резкие черты лица и темный костюм. Незнакомец выглядел обычным человеком, но бешено-забившееся сердце шатранца отказывалось это признавать. От фигуры словно исходило темное свечение. Еще вчера Циоан сам бы заявил, что такое невозможно, но мужчина словно затмил солнце тьмой.
– Хозяин, – против воли вымолвил молодой король.
Пальцы нащупали кинжал Белки. Циоан схватил его и крепко сжал, словно ожидая нападения. Кошчи обернулся, и тонкие губы изогнулись в жесткой усмешке.
– Я отдал ее тебе, чтобы спасти от неминуемой смерти, – прошипел он. – Подарил вам королевство, чтобы она ни в чем не нуждалась. А ты убил ее даже быстрее, чем моя Сила! Достоин ли ты жить после этого?..
– Не достоин! – Циоан поднялся, стараясь не замечать дрожи в коленках, и упрямо качнул головой: – Я готов к смерти!
– Прыткий какой, – недовольно буркнул Кошчи. Потом отмахнулся: – Живи уж…
– Тогда я сам! – выкрикнул Циоан и, размахнувшись, ударил кинжалом… в ладонь Хозяина.
Когда тот оказался рядом, молодой король не заметил. Острие раскололось на множество мельчайших кусочков, словно Циоан изо всех сил ударил по камню. Хотя, возможно, так и было…
– Минду нужен король, – бесцветным голосом молвил Кошчи. – И жертва Софии не должна быть напрасной.
– Я не могу, – рыдая, с трудом произнес Циоан. – Не могу… жить без нее. Я согласен не прикасаться к ней хоть всю жизнь… Пусть она меня никогда не полюбит! Пусть даже останется с тем, другим, кого она так отчаянно желает… Лишь бы просто знать, что она жива, что она есть на этом свете!
Кошчи вздрогнул. Слова… Те жестокие слова, что некогда сорвались с губ девушки. Они предназначались не ему, а Циоану! Как он мог быть так слеп? София всегда любила его. И готова была на любую жертву, следовала любому его слову. Куб каким-то загадочным образом на время пометил его в тело шатранского принца. И при этом выполнял приказ Хозяина… он же хотел увидеть девушку. Сила живой воды непредсказуема. Как же слаб человек! Он добровольно убедил сам себя, что чувства Софии изменились, что она теперь любит принца. И очень легко поверил в придуманную сказку. Почему? Все просто – лишь бы ничего не менять. Но риск часть жизни. А жизнь никогда не стоит на месте. За многие столетия он это забыл. Невозможно что-то удержать…
– Она будет жить, – решительно сказал Кошчи.
Он воздел правую руку к небу, призывая Силу. В тот же миг по залу пронесся черный вихрь, сметая все со своего пути. Поравнявшись с Хозяином, застыл, словно верный пес. Кошчи требовательно протянул руку ладонью вверх. Вихрь стремительно растаял, превратившись в маленькую каплю вязкой жидкости. Она парила прямо в воздухе, в дюйме от ладони.
Кошчи опустил руку, направляя капельку Мертвой воды на тело Софии. Частичка Силы растворилась, окутав девушку тонким слоем серебристого тумана. Тело её дрогнуло и вытянулось в струнку. От кровавого пятна на боку словно пошел легкий пар. Личико девушки разгладилось, словно она просто спала.
Хозяин поднял к небу другую руку и, словно в печали, опустил голову. Тьма, скрывшая даже свет солнца, постепенно рассеивалась, словно дым, движимый ветром. Вокруг тела Хозяина, то тут, то там, засверкали искры, так, если бы сверху посыпалась мельчайшая золотая пыль. Над ладонью засеребрилась маленькая, еле различимая, капелька вязкой субстанции. Кошчи опустил руку и с холодной улыбкой рассмотрел ее.
Внезапно по залу пронесся порыв ветра, в окна ворвался проливной дождь. Циоан протер глаза, но это не помогло: ливень возник посреди абсолютно ясного неба. Холодные струи не падали вниз, а летели прямо в окна, словно стаи сказочных птиц. Капли воды шмелями носились по залу, даже не думая падать на пол, будто каждая жила своей собственной жизнью. Рядом с фигурой колдуна появилось огромное лицо, сотканное из нитей дождя.
– Не делай этого, – закричал Старик. – Даже я не знаю, что может случиться…
– Ты и в моем случае не знал, – безразлично отмахнулся Кошчи.
– Тебе просто повезло, – не унимался тот. – Твое тело приняло именно ту дозу Живой воды, которая была почти безвредна. Но, подумай! Утратив эту каплю, ты снова станешь прежним. Ты не будешь помнить о своих чувствах. И лишь нечто потерянное будет отравлять твое существование.
– Я всегда могу прийти к тебе в гости, – возразил Кошчи.
– Рискнув существованием нашего мира, – нахмурилось лицо. – Да и неизвестно, повезет ли тебе в следующий раз. На толику больше, и тебя разорвут противоположные Силы! Эта капля – твой единственный шанс…
– Как и ее, – упрямо мотнул головой Кошчи.
– Ты же знаешь, что она не станет живой, – грустно отметил Старик. – Это будет уже кто-то другой…
– Пусть так, – решительно ответил Хозяин. – Пусть она будет другой. Она – будет. И мне этого достаточно.
– Как знаешь, – Старик пожал плечами и исчез.
В тот же миг потоки воды, недовольно мечущиеся по залу, обрушились на пол. Запахло сырым деревом. А Кошчи медленно опустил руку, позволяя капельке Живой воды соскользнуть на тело Софии. К серебристому сиянию, охватившему девушку с каплей мертвой воды, добавилось теплое свечение, словно дымка над горизонтом в краткий миг, когда солнце проваливается в сумерки…
Циоан моргнул и оторопело осмотрелся. Мокрые люди поднимались с пола. На лицах растерянное выражение, так, словно каждый внезапно очнулся от глубокого сна и не понимал, где находится. Молодой король быстро обернулся: тела Софии не было. Губы его тронула печальная улыбка. Вряд ли они когда-нибудь увидятся. Но она где-то есть, она жива. И ради этого он будет жить. Как приказал Кошчи.
– Славься, Руйс! – крикнул кто-то.
Его поддержали, и вскоре растерянный ропот перешел в восторженный рев. О Софии никто и не вспомнил, словно ее и не существовало. Даже доблестный маршал Дан Айсель не попытался искать мертвое тело своей сестры. Хозяин прав: Минду нужен король. И он, Эван Руйс, поведет свое королевство в эру процветания.
ЭПИЛОГ
В последнее время ему стала отказывать память. Отказывать жестоко, лишая всего, что освещало его долгую жизнь, пусть даже этот свет продолжался всего несколько месяцев… Капля в океане вечности! Он ещё помнил, что было что-то яркое, тёплое и доброе, но оно, как за каменной стеной скрывалось за тяжёлыми словами, обрушившимися на него из пространства: «Ты снова Кошчи, пленник. И теперь уже навсегда…навеки!»
Неведомый глас, как остро отточенной косой, отсёк прошлое от настоящего, оставив Хозяина где-то далеко, там, откуда нет возврата. Неприкаянный Кошчи бродил по Замку, не понимая: что это такое и откуда взялось? Кажется, он что-то потерял. Нечто важное…
Впрочем, понимать с каждым днём хотелось всё меньше, и вселенское равнодушие постепенно заполняло каждый уголок его души. Злая воля стоящего над ним Нечто оставила в памяти только одну картину: мрачная пещера, чадящий негасимый факел и одинокий, грязный человечек на каменном полу.
Изо дня в день Пленник обходил свою комфортабельную тюрьму. Тут было чему удивляться человеку, лишённому памяти, но вместе с прошлой жизнью его лишили и этой способности. Фонтан, изображающий человека, пронзённого копьями, и изливающийся вином, задержал внимание Кошчи лишь на минуту, после чего тот следовал дальше.
Огромный чёрный кот, пытающийся с ним заговорить на человеческом языке, так же не вызвал ни малейшей реакции. Похоже, что кота такое отношение задело даже больше. Черныш явно обиделся и сделал то, чего не делал до сих пор ни он сам, ни вообще любой другой кот в мире – он напился. Благо, вино в фонтане никогда не кончалось.
Алкоголизм – бич не только людей. Вскоре кот вошёл во вкус и посещения фонтана сделал регулярными. Единственное, что могло порадовать окружающих, если бы кому-то до этого было дело, во хмелю Черныш буен не бывал, но натура его оказалась весьма творческой, видимо сказывалось детство, проведённое среди цыган.
Напившись до состояния, при котором лапы его едва двигались, кот возвращался к дереву и начинал орать песни. Увы, пьяный энтузиазм и артистическая натура никак не окупали полного отсутствия музыкального слуха и голоса. К тому же, репертуар кота также оставлял желать лучшего: цыганских песен он не пел, предпочитая похабные куплеты, которых наслушался в своё время от всякого сброда, отирающегося рядом с бродячим племенем.
Единственным существом, хоть как-то переживающим за Черныша, была его верная мышка. Чудом избежав опасной встречи с каменными змеями, она вновь вернулась к коту. Но именно перед ней он куражился пуще всего, с трудом балансируя на обвивающей дерево цепи. Цепь день за днем становилась изгаженной и заплеванной до такой степени, что теперь даже знающий ювелир не предположил бы, что она сделана из чистого золота…
Впрочем, Хозяина это не заинтересовало. Чуть больше любопытства он уделял другой паре. Странного вида существо пыталось оказывать знаки внимания другому, не менее странному и хвостатому, явно чего-то от него желая. Кошчи иногда задерживался около водопада, наблюдая, как леший домогается русалки, а та, раздавая многообещающие авансы, раз за разом отказывает ему.
Интереса всё происходящее не вызвало, это были лишь чувства, то, чего Неведомое Нечто лишило Пленника раз и навсегда. Но что-то жгло в груди… там, где у живых находится сердце. Хозяину не было больно, но странное ощущение не давало ему окончательно сдаться забвению. И в очередной раз, обходя свои владения, Кошчи уже не стал задерживаться у водопада.
Леший и русалка проводили его недоумёнными взглядами. Они успели привыкнуть к зрителям, пусть даже столь немногочисленным, и отсутствие внимания пришлось им не по нраву. Впрочем, жаловаться было некому, сам Пленник их никогда не слушал…
Ворота Замка больше не открывались, а дорога к ним постепенно заросла и превратилась в едва заметную тропинку. Крестьяне некоторое время продолжали привозить продукты Хозяину, но, после того, как в течение нескольких недель он перестал отзываться на стук, перестали, и новая традиция сгинула, так и не успев оформиться окончательно. Иногда Кошчи подходил к воротам. Что его толкало на это, он не знал, но всегда выслушивал то, о чём спрашивали снаружи, и даже что-то отвечал. Но затем возвращался к своей рутине, мгновенно забывая о разговоре.
Молодой король Руйс, уже получивший прозвище «король-одиночка», говорил слова благодарности за полезный совет закрытым воротам и возвращался к своим королевским делам, не переставая удивляться изменениям, произошедшим с Хозяином. Всеобщее забвение не обошло и его…
Где-то в окрестных лесах прятался домик. Обычная заброшенная избушка: то ли временный приют охотников, то ли бывшее обиталище лесника. О его существовании знали немногие, но даже знание это было секретным. Если кто и делился обретённой тайной, то шёпотом, да с оглядкой. Дева–Ягодка давно уже именовалась Бабой Ягой. Кончина и воскрешение никого не красят. Бывшая София не помнила из своей прежней жизни совсем ничего, а смерть не оставила ей ни единой лазейки в прошлое. От отчаянья усохло тело её. От слёз и горя, безнадёжных и необъяснимых, постарело лицо.
Однако, непостижимая ей самой, превозмогшая саму смерть, жила в ней Сила. Не такая мощная, что помогла Хозяину построить Замок, но достаточная, чтобы привести в жилой вид заброшенное строение. Первое время люди узнавали, вспоминали её и шли за помощью.
Не в силах терпеть мучения оттого, что к тебе обращаются как к знакомой, называют ничего не говорящим именем, новоявленная старуха однажды пожелала исчезнуть из этих мест. Странным образом Сила реализовала высказанное, у домишки появились ноги, похожие на громадные птичьи лапы. Повинуясь желанию хозяйки, дом ушёл в неведомые места. Правда, потом и там её нашли, но несколько недель покоя Яга обрела.
С тех пор и повелось – стоило охотникам до дармовых советов разыскать бродячий домик да извести бабку просьбами – глядишь, а его и нету. Только очень внимательные могли заметить, что встречается Яга не дальше определённого расстояния от некоей точки, и уж совсем пытливые заметили бы, что точка та – мрачная громада Замка, где некогда обитал великий и ужасный Хозяин, не боявшийся ни жизни, ни смерти, повелевавший и тем и другим.
Только пытливых и внимательных не влекут бесплатные советы, а прочие могли легко заблудиться в окрестных лесах, ведь шагающая избушка не искала открытых дорог и гладких путей. А когда их, заблудившихся да сгинувших в чащобе набралось изрядно, тогда и родился слух, что чрезмерно настырными Яга удовлетворяет свой аппетит.
Слухи, известное дело, как снежный ком с горы – чем дальше, тем больше, неудивительно, что скоро иной снеди бабке и не приписывали, кроме как молодых парней, за счастьем путь свой наладившими, да совета у страшной ведуньи спросить дерзнувших. А уж коли девица какая в деле замешана, так смерти лёгкой и быстрой тому охотнику точно не видать!