Дан Берг
Авиталь и ее отец
Саре удалось разнюхать на стороне, не задавая Авиталь бесцеремонных вопросов, кто таков и откуда родом кавалер-спаситель. Узнавши правду, Сара ничуть не смутилась. Счастливый брак Ифтаховой жены укрепил в голове ее твердое представление о никчемности предрассудков веры, и посему она ничего не имела против свиданий дочери. Выясняется, что неопровержимое для одного – предрассудок для другого.
Совершенно не удивительно, что свое сенсационное открытие Сара держала в тайне от Авиталь и в строжайшей тайне от Ифтаха.
Беседы молодых людей выходили за рамки чистой теории и смело вторгались в дела практической жизни. Важно заметить, что их светлые встречи не затемнялись порывами напрашивающихся ласк. Соби скрупулезно следил, как бы тлеющий уголек не разгорелся жарким пламенем.
Впрочем, раз произошел конфуз, а, скорее, забавный случай. Беседуя, парочка проходила мимо границы владений Аммона. Тут Соби обратил внимание, что Авиталь уставилась на межевые столбы и с любопытством разглядывает их.
– Что так заинтересовало тебя, Авиталь?
– Почему эти камни так похожи один на другой?
– Потому что они изображают одно и то же!
– А что они изображают?
– Что изображают? – непритворно удивился Соби, – да это же мужской половой член!
– С какой стати? – вскричала Авиталь, покраснела и отвернулась.
– Этот знак – символ плодородия.
– Зачем это здесь?
– Так мои соплеменники аммонитяне задабривают богов. Неужели ты не знала, на что походят эти камни?
– Нет! – выпалила Авиталь и еще гуще покраснела.
Не известно доподлинно, поверил ли Соби своей спутнице, но ее ответ ему понравился.
2
Напряжение между соседями нарастало. Налицо были признаки приближающейся войны. Первосвященник Гилада гневался на свою паству, и было за что. Иудеи все больше грешили. Порой, совершенно забывали Господа и даже взывали к чужим богам. Случалось, женили сыновей на язычницах, отдавали дочерей замуж за идолопоклонников.
А соблюдение святой субботы? А кошерная пища? А молитвы Богу? Зияли пробоины в каменной стене святости, отделявшей праведный иудейский мир от греховного языческого окружения. Вопияла необязательность исполнения заветов Всевышнего.
“Вот, аммонитяне алчно глядят в сторону нашей страны, – думал первосвященник, – хотят прибрать ее к рукам. А кому стать на стражу? Боюсь, обыватели гиладовские не слишком-то рвутся защищать свои владения. Более того, есть и такие, что с язычниками-аммонитянами не прочь побрататься. Конечно, не перевелись в Гиладе верные Господу иудеи, но, к несчастью, далеко не все таковы”.
“Кто среди наших мужей подобен бескорыстному воину Йошуа, продолжателю славных свершений великого Моше? Где бесстрашные бойцы веры? – высокопарно вопрошал первосвященник, – разве отстоять завоеванное древними героями – это всё, что надлежит сделать нам? Нет, это еще не всё! Завет Господа исполняя, обязаны мы изгнать туземцев из Земли Обетованной, и иудеям следует поселиться в ней. В первую голову Аммоново царство очистить требуется!”
“Дабы возглавить великое дело, две вещи нужны боевому посланцу Господа на земле, – размышлял первосвященник, – первая – хотеть и уметь править войском, вторая – неколебимость веры в непреложность заветов Его”.
“Похоже, оскудела талантами Земля Обетованная, – с горечью признавал первосвященник, – нет нынче в Гиладе истого полководца, чтобы примером личным вдохновил на бой тысячи воинов. Не мне же, старику слабосильному, на боевого коня взбираться! Правда, имеются в изобилии молодые старейшины – отрастят длинные бороды в тридцать лет, наслушаются моих проповедей и станут поучать народ. Даже дружины бранные они учреждать горазды. А сами-то что? В отряды возьмутся, а воевать не пойдут никуда! Попросту говоря, тощие духом, длиннобородые эти!”
“Верю, не оставит Господь народ свой, – утешал себя старик, – давеча был мне голос Его. В ночной тиши вошло в уши мои значительное Божье слово: “Ифтах”. Да, искусен и доблестен воевода сей. Бойцов вокруг себя сплотил, города покорил, ратным трудом большие богатства промыслил. Такой не только защитит Гилад от Аммона, но огнем и мечом новые владения нам завоюет. Да вот только подвиги его не из веры и боголюбия проистекают, а амбициями и обидами движимы. Хотя, как замечено мною, из дурных качеств складываются великие дарования!”
“Претензии у Ифтаха небезосновательны, – рассуждал первосвященник, – что верно, то верно! Кровную обиду нанесли ему братья единокровные. Люди они, однако, самые богатые в Гиладе, не считаться с ними никак нельзя – где золото, там и правота. Все же надеюсь я на Ифтаха: уж больно он славу любит. Победить аммонитян, утерев нос обидчикам высокородным, – это для честолюбца сладостно”.
“Придется забыть на время, что жена у него язычница, и о дочери нехорошие слухи ходят, дескать, с каким-то кумирником спуталась. Делать нечего – пойдем к Ифтаху на поклон. Придется нырнуть в щель меж верой и безверием. Только бы волчьего капкана возле щели этой не оказалось!” – заключил властитель дум народа гиладского.
3
Нога зажила, Авиталь забыла про хромоту и теперь легко поспевала за Соби, любившего быструю ходьбу. Раз, слегка утомившись прогулкой, они уселись в тени дерева, достали приготовленные припасы, поели, попили и принялись за разговоры.
– Вот ты, Соби, царский сын, а кто та женщина, породившая тебя на свет? – полюбопытствовала Авиталь.
– Учитель стрельбы из лука сказал мне как-то по секрету, что матушку мою отец пленил в одной из войн. А она пленила его своею красой и молодостью – отроковице было всего-то тринадцать лет от роду. Дабы не случилось возражений и предрассуждений, отец поселил ее в отдельном месте и не прикасался к ней до поры до времени. Родительница моя умерла рано, и я остался сиротой по матери, – с грустью проговорил Соби.
– Матушка твоя была женою отца?
– Нет, наложницей.
– Вот и в нашей семье случилась похожая история – отец мой – сын наложницы.
– Кто знает, ни поможет ли это нам соединиться в будущем?
– Кто знает… – покраснев, пролепетала Авиталь.
– А у меня плохие новости, – слетело с языка Соби.
– Что случилось?
– Военный министр уговаривает отца идти войной на Гилад.
– А что родитель твой?
– Прислушался к совету. Боюсь, скоро начнется безумие.
– Похоже, безумие уже началось, – заметила Авиталь.
– Сражений пока не было, – возразил Соби.
– Зато набеги аммонитян на Гилад участились. То стадо овец угонят, то поле вытопчут, то кого-нибудь из охраны убьют.
– Не иначе, мудрые вожди наши собрались зажечь Ифтаха – пусть-ка загорится местью и первый нападет! А кто первый, тот, стало быть, и войну затеял, и вина за неизбежные бесчинства на него ляжет!
– Батюшку моего так просто не зажжешь – рассудителен он. А вот первосвященник только и мечтает покорить Аммон! – сказала Авиталь.
– Слыхала что-нибудь?
– Слыхала, как первосвященник наш уговаривал отцовых братьев идти на поклон к родителю моему и просить его возглавить войско, чтобы сперва оборонить Гилад, первым начав войну с Аммоном, а потом разгромить аммонитян и изгнать их.
– Уговорил?
– Пока нет. Упрямятся.
– Завидуют успешности Ифтаха и унижаться не хотят, – солидно заявил Соби.
– Первосвященник хитрый, он и без них обойдется. Придумает, чем прельстить отца моего, и не миновать войны.
– А зачем первосвященнику война?
– Он говорит, что Богу нашему подчиняется. Голос Его слышит. Мол, Всевышний требует от иудеев завоевать Землю Обетованную от края и до края. А начинать с Аммона следует. И волю Господа не исполнять нельзя.
– Стало быть, первосвященника подстрекает к войне Бог ваш. А Богу-то война к чему? – не взял в толк Соби, – допустим, не покорят иудеи Землю Обетованную от края и до края – что случится тогда?
– Я слыхала от отца, будто первосвященник говорил ему когда-то, что иудеям заказано нарушать вечный союз с Господом: мы избранники Его и обязаны завоевать завещанную Им землю – тогда станем самыми счастливыми людьми на земле. А если отступимся от завета, то Он совершенно оставит нас, и будем мы вечно гонимыми не только Им, но и народами, среди которых обитаем.
– К чему вам такой Бог жестокий? – удивился Соби.
– Может, мысль об избранничестве слишком сладка. Или соблазн превосходства неодолим. Сама не знаю.
– А я думаю, страшно иудеям Богу своему перечить – нет ведь у них никакого другого покровителя, а от всех прочих они отмежевались!
– Запуталась я совсем. Скажи-ка лучше ты, Соби, аммонитяне-то зачем войну задумали?
– У наших плутов расчеты не хитрые, не то, что у ваших мудрецов. Как говорится, всякая собака в своей шерсти ходит.
– Поясни, Соби!
– А что тут пояснять? Воеводы Аммоновы просты до глупости и глупы до простоты. И народ наш таков же!
– Всё прибаутками сыплешь. Говори толком! – начала сердиться Авиталь.
– Скажу. У аммонитян всё не так, как у иудеев – нет вечных небесных союзов. Правда, и мы нашим богам угодить стараемся, то жертвой, то молитвой, а они взамен, иной раз, да и пособят нам. Воюем для себя – не для богов. Царю Аммона, то бишь отцу моему, слава нужна, и рабы, и наложницы. Солдаты обожают рубиться и вражью кровь проливать. Командирам наделы обещаны. Женщины до награбленного имущества жадны. И все вместе, как один, ликуют, купаясь в торжестве победы.
– Плохо! Человеческое это, слишком человеческое!
– По-человечески плохо! – перевернул Соби.
– В Вавилоне живут богато и счастливо. Там мир, и нет войны. Это человеческое?
– Не знаю, человеческое ли. Потому они не воюют, что у них кончил воевать последний человек. Конец истории.
– Эх, нам бы такой конец истории! – мечтательно сказала Авиталь.
– Не худо бы! Главное – не воевать. Трудиться, торговать, процветать. И не поклоняться, но жить, как последний человек.
– Хочется верить, что возможно такое. Не оскудела талантами Земля Обетованная. И у иудеев, и у аммонитян умные головы имеются, и умелых рук в достатке. Кабы знали люди, что не пойдет войной народ на народ, стали бы не мечом, а оралом хлеб добывать, ремеслом промышлять и торговать с прибытком. Зажили бы по-вавилонски!
– А знаешь, Авиталь, давай попробуем убедить отцов наших от войны отступиться! Пусть бы мир заключили! Наш пример другим наукой станет, объединимся и потому заставим уважать себя!
– Давай, Соби!
Глава 6
1
У Нааса, царя Аммона, детей было порядочно, что песку в море. Всех, разумеется, он помнить не мог – сменялись законные жены, появлялись и исчезали наложницы, войны радовали новизной случайных оказий, да мало ли какие еще приятности приключались на земном пути монарха! Жизнь преподносит гораздо больше лакомых сюрпризов, чем принято думать. Важно их замечать, чтобы всегда быть в выгодном положении.
Любимых детей Наас держал при себе и знал их твердо – по виду и по именам. Соби являлся исключением, поскольку жил с отцом, хотя и не был его наперсником. Царь Аммона благоволил этому сыну в память об одной горячо любимой наложнице, которая умерла молодой, но успела крепко запомниться любвеобильному монарху кипучим темпераментом своим.
Впрочем, Наас ничего худого не имел против Соби, хотя сын казался отцу несколько чудаковатым, чтоб не сказать поврежденным в уме. Юноша все размышлял да мечтал, говорлив был, красноречив даже. Чувственностью не пошел в мать.
В стрельбе из лука и в верховой езде принц успевал хорошо, но воинские доблести не привлекали парня. Мирная жизнь нравилась ему больше. Очень необычная склонность для царского потомка.
А еще Соби совершенно неконвециональным образом решал для себя женский вопрос: несмотря на несомненную половозрелость, не имел наложниц и гордо называл себя однолюбцем. “Экий инфантил! Поскорей бы женить его, и с рук долой!” – рассуждал отец.
Царёвы наушники довели до Нааса, что Соби подружился с Авиталь, дочерью Ифтаха, встречается с девицей и бродит с нею по лесам и холмам. Монарх под страхом смерти запретил осведомителям предавать огласке сей непредсказуемый своими последствиями факт. Сам он пока не придумал, как поступать: вроде бы, представляется случай пристроить Соби, да и партия неплохая, однако, нельзя забывать, что назревает война с Гиладом.
“А что, если Ифтах станет воевать во главе гиладян, – подумал Наас, – такое ведь не исключено! Тогда, выходит, сын мой будет подозрителен на государственную измену как сердечный друг дочери вражеского полководца. С другой стороны, дружба молодых может изрядно пригодиться, ибо не только мечами, но и дипломатией войны решаются!”
Ввиду невозможности сделать точный прогноз, владыка Аммона решил до поры до времени не встревать в ход событий и ждать их развития.
Военные дела – не политические, и промедления не терпят. Поэтому Наас все больше и больше допекал соседа. Ночами отряжал на дело небольшие группы головорезов – пусть прикончат двух-трех гиладских стражей, спящих на посту. Разметать пастушьи шалаши, угнать стадо овец, завалить камнями речку, где враги поят скот – все эти подвиги записывали в свой актив аммонитяне.
Наас не терял времени даром и занимался серьезными приготовлениями к настоящим боям. Покупал и изготовлял оружие, тренировал солдат, сулил добычу командирам, распространял порочные слухи о будущем противнике, безмерно восхвалял свою страну, заново сочинял ее историю – короче, делал всё, что полагается делать умному царю, готовящемуся к большой кампании.
Для Нааса соблазн войны с Гиладом был велик до чрезвычайности. Противник ослаб. Который уж год не назначался там судья для управления народом. А где их полководец, надежный оборонитель и смелый завоеватель? “Неразумные иудеи изгнали Ифтаха, лучшего своего соплеменника, – думал Наас, потирая руки, – грех не воспользоваться глупостью завистливого и мстительного соседа!”
2
Мутный духовный хаос и опасный разброд мнений крепко обосновались в сердцах и головах обывателей Гилада. Но при этом мысль об избранничестве льстила почти всем гиладянам. Убеждение сие крепчайшей железной цепью приковывало тамошних иудеев к вере во Всевышнего – единственного, по Его утверждению, реального в мире Бога.
От проницательного Божьего ока не ускользали нерешительность, нестойкость, трусость, а то и корыстные измены некоторых из народа Его. Гиладского первосвященника чрезвычайно беспокоило охлаждение Всевышнего к иудеям, хотя такая перемена к худшему выглядела вполне обоснованной. И в самом деле: мало того, что избранники перестали заселять новые просторы Земли Обетованной, так еще и Гилад, когда-то завоеванный славными предками, а ныне развратившийся наполовину, того и гляди вернется в лоно языческого Аммона!
Среди аморфной массы жителей Гилада существовало ядро сравнительно надежных адептов Господа. К числу оных принадлежали братья Ифтаха, а также многочисленные длиннобородые ученики первосвященника. Сердцевину ядра являл собою крепкий, как кремень, сам первосвященник. В глубине души наставник полагал своих питомцев оравой бездарных начетчиков.
Нападения аммонитян на Гилад становились все настойчивее. До первосвященника доходили тревожные сведения о том, что Наас энергично вооружает свое войско. В воздухе повис тяжелый дух скорой войны. Первосвященник привык глядеть в лицо опасностям, не пряча голову под крыло.
“С очевидностью ясно мне, – размышлял учитель народа, – что в Гиладе никто не способен ни собрать, ни обучить боевую армию. Хотя имеются у нас люди храбрые и до войны охочие, однако сплотить их воедино некому. Братья Ифтаха не из той глины вылеплены. Длиннобородые вообще не в счет. Только Ифтах, истый полководец, пригоден к делу!”
“Вступим в переговоры с Ифтахом, – рассуждал первосвященник, – однако кого послать к нему? Гордые братья не пойдут – не захотят терпеть унижения. Отправлю-ка для начала длиннобородых. Им, конечно, ничего не добиться: ранг не тот, да и смекалки не достанет – многознайки, порой, не имеют ума. Зато они разведают и доложат мне Ифтаховы чаяния. Тогда уж придет моя очередь подступаться к герою. Не сомневаюсь – разбойник сей взыщет полную цену!”
3
Несколько лучших учеников первосвященника отправились в землю Тов на переговоры с Ифтахом. Собираясь в дорогу, они позаботились о своей внешности – вымыли лица, расчесали и завили друг другу длинные бороды, одели новые сандалии, у кого были таковые, и, гордые почетным поручением учителя, отправились в путь верхом на ослах.
“Ах, как долго, долго едем!” – громко вздыхали те, кто впереди. “Как трудна в горах дорога!” – вторили им отстающие. Сказывалась физическая неразвитость молодых знатоков слова Божьего. Да и животина, что под ними, тоже из сил выбивалась. Укатали осликов крутые горки. Наконец, показались шатры военного лагеря.
Ифтах издалека заметил приближение делегатов. Он немедленно призвал жену и дочь и пропел мечтательным голосом, мол, ужасно захотелось ему поесть на ужин чего-нибудь сладкого. Сара и Авиталь тут же подхватили свои лукошки и живо засобирались в лес по ягоды. “Полакомишься земляничкой в козьем молоке, дорогой!” – воскликнула Сара. “Вернемся к вечеру с полными плетенками, батюшка!” – добавила Авиталь.
“Хорошо, женщин я удалил, – сказал Ифтах, – теперь надо самому приготовиться к встрече визитеров”. Он скинул сандалии и вымазал ноги в земле. Подаренную женой и дочерью кудрявую накладную бороду Ифтах снял, обнажив небритую щетину на щеках и подбородке. Кликнул Халиса и велел слуге вынести лавки и спрятать их на задах шатра. Ничего большего для достойного приема почетных гостей он сделать не успел – у входа в шатер показались длиннобородые.
– Мир тебе, славный Ифтах! – запыхавшись, проговорил самый бойкий.
– Мир тебе, надежда Гилада! – с намеком вторил другой.
– Мир тебе, лучший из лучших! – хором возгласили вошедшие.
– Милости прошу! Гость в доме – Бог в доме! – ответил Ифтах.
– Высоко ты, однако, забрался, Ифтах, – двусмысленно заметил бойкий.
– Душно мне было на равнине. А здесь наверху воздух чистый, нечему смердеть. Что может быть лучше гор? – риторически спросил Ифтах.
– Говорят, лучше гор только горы, что в небеса упираются, ибо, осмелившегося взобраться на заоблачные вершины, ждет военная слава! – блеснул аллегорией один из гостей.
– Может, и так, – заметил хозяин, – давайте, однако, спустимся с небес на землю, в наш шатер. Женщин дома нет, ушли в лес по ягоды. Некому вас уважить. Эй, Халис, неси корыто с водой, пусть гости ноги себе омоют!
– Жарко, нам бы водицы испить, – робко заметил самый упитанный из делегатов.
– Халис, подай бадью и кружку – гости пить хотят. Должно быть, еще и проголодались в дороге. Заодно погляди-ка, дружок, не осталось ли чего от вчерашнего ужина. Жаль, что овес весь вышел, и нечем ослов покормить!
– Не беспокойся, Ифтах, мы со своими припасами!
– Это хорошо. Да вот беда, усадить мне вас некуда, дорогие гости, – плотник унес лавки поправлять.
– Ноги молодые, а чин такой, что еще можно постоять, – сказал бойкий.
– Не беда, постоим, – добавил другой.
– Отлично! Говорите, с чем пришли. Важные вещи я привык слушать стоя! – ободрил гостей Ифтах.
– Ты сказал, Ифтах, мол, гость в доме – Бог в доме, – заметил бойкий, – вот мы и хотим говорить с тобой на Божью тему.
– Говорить со мной о Боге? А достоин ли я, способен ли?
– Ты шутишь, Ифтах?
– Ничуть! Братья мои постановили, что я невежествен, слова Божьего не постиг. Заявили мне это со всей своею прямотой. Да и первосвященник их мнения не оспорил. А вы-то, молодые люди, мудрецы длиннобородые, вы ведь верные ученики вашего наставника. Не иначе, так же, как и он, думаете!
– Побойся Бога, славный Ифтах! Мы отродясь так не думали, и первосвященник нас этому не учил. Иначе, разве послал бы он нас с просьбой и предложением к тебе, человеку верному заветам Господа и жаждущему их до конца исполнить?
– В чем состоит просьба?
– Как известно миру, завещал Всевышний нам, иудеям, завоевать Землю Обетованную. А тут язычники Аммона замыслили напасть на Гилад. Последнее отнять хотят, овцу бедности, так сказать.
– Гилад – это не последнее наше, не овца бедности. Моя братва несколько городов покорила в Земле Обетованной! Выходит, есть у иудеев кое-что и кроме Гилада. А заодно признайте, что следую я заветам Господа!
– Верно говоришь, Ифтах. Вот только некому войско собрать, и воевать с Наасом некому. Вся наша надежда на тебя – возглавь армию, защити Гилад, разгроми Аммон, завоюй землю языческую. Вот наша просьба!
– Ясно. Тут, вижу я, не одна просьба, а несколько. А предложение каково?
– А предложение вот какое. После победы вернешься в Гилад и, если исполнишь известное тебе условие первосвященника, то станешь судьей над народом – как и обещал тебе прежде наш учитель.
– Замечательно! А теперь послушайте мое предложение – может, понравится. Недавно готовился воевать со мною царь страны Вашан. Но я завел с ним политический разговор, привел доводы против войны и помог ему понять нашу общую выгоду. И, представьте, мы заключили мир и теперь не угрожаем друг другу. А не попробовать ли Гиладу помириться с Аммоном?
– Твое предложение о мире, Ифтах, звучит оригинально. Боимся, однако, что оно не в ладу с заветами Бога. Тем не менее, наша обязанность доложить обо всем первосвященнику, – сказал за всех один из длиннобородых.
– Надеюсь, я ответил на вашу просьбу и предложение. Я готов продолжить диалог – с первосвященником. Сообщите ему и это тоже.
– Непременно.
– Я слышу, возвращаются из леса Сара и Авиталь. Должно быть, набрали ягод полные лукошки. Распоряжусь подоить козу. Мне время ужинать, а вам, дорогие гости, пора трогаться в обратный путь. Счастливой дороги.
“Дикарь, грубиян и невежда этот Ифтах! Посмеялся над нами и унизил нас!” – с досадой произнес бойкий, понукая и стараясь переупрямить голодного ослика.
“Славно я принял этот сброд тонкошеих гостей! – довольный собою проговорил Ифтах, – ученые тупицы, не чуют под собою страны. Пусть-ка пришлют мне первосвященника!”
4
С тяжелым сердцем выслушал первосвященник донесение своих нерадивых посланников. Ифтах не захотел говорить серьезно с длиннобородыми. Тем не менее наставник усмотрел пользу в том, что запустил пробный камень. “Теперь-то я знаю, сколь велика наглость нашего великого уроженца, – говорил себе первосвященник, – и еще я убедился в способностях Ифтаха к дипломатии. Вона как – аж с царем Вашана мир заключил!”
“Славный наш воитель не закончил торг, ибо меня призвал, – продолжал первосвященник скрупулезно разбирать по ниточкам доклад делегатов, – стало быть, он готов защищать Гилад и завоевывать Аммон. Небескорыстно, разумеется. Говорить он желает именно со мной, с посланником Бога на земле. Значит, теплится в тщеславной душе огонек иудейства и верности Господу!”
Помолившись Всевышнему, первосвященник отправился в дорогу. Шестнадцать мускулистых мужчин – четыре сменных четверки – несли по очереди паланкин, внутри коего восседал важный посланец Гилада. Свободные от вахты носильщики обмахивали старца веером, отгоняли назойливых насекомых, утирали пот с высокого морщинистого лба, подавали лимонную воду.
Наконец, трудный подъем в горы был благополучно завершен. Духовный предводитель Гилада прибыл на переговоры с лучшим сыном своего народа.
– Я вижу паланкин, – воскликнул Ифтах, – это первосвященник пожаловал ко мне. Халис, немедленно неси сюда корыто с водой!
– Мир тебе, славный Ифтах! – промолвил неторопливо вошедший в шатер первосвященник.
– Мир тебе, любимый мною и народом! – поспешил ответить хозяин. Сара, Авиталь, омойте ноги дорогому гостю!
– Со мной шестнадцать молодцов. Устали, проголодались и пить хотят, – намекнул старец.
– Халис! Накорми и напои носильщиков, устрой их на отдых! Эй, повар! Разводи огонь в очаге, готовь ужин – молодое мясо, зелень с грядки, свежие лепешки, лучшее вино!
– Появлением своим я доставил тебе беспокойство, Ифтах!
– Ах, оставь, дражайший гость дома моего! Приход твой – праздник для меня, и с почетом встретить первосвященника не в тягость, а в радость мне. Я не избалован вниманием моих гиладских соотечественников. Что и говорить – за все годы, что живу я в земле Тов, ты впервые удостоил меня визитом. Как такую честь не ценить!
– А я ценю остроту языка твоего.
– Благодарю за точные слова. Вот и ужин поспел. Сара, будь добра, оставь нас с гостем наедине, расположись за перегородкой. Авиталь, пока мы вкушаем и беседуем, ты можешь погреться на солнышке на задах шатра.
– Замечательный ужин у тебя, Ифтах. Однако мяса в мою чашку не накладывай. Вина налей чуть-чуть и пополам с водой. От лепешек и овощей немного поем. Нам, старикам, радость чревоугодия не под силу.
– Вкушай, что любо тебе – скромные дары гор.
– Пора, Ифтах, начать о главном говорить. Положение наше тебе преотлично известно. Заповеди Господа ты не забыл. И о деле, с которым я пришел к тебе, ты осведомлен. Теперь твое слово.
– Как братья единокровные лишили меня законного наследства – тебе преотлично известно. Условия, что тобою были поставлены мне, ты не забыл. И о завоеваниях моих ты осведомлен. Теперь твое слово.
– Перечисленное нами – безусловно верно! Но не время раздор продолжать. У тебя сильное войско. Бери еще бойцов из Гилада. Разбей армию Нааса. Завоюй Аммон, изгони язычников, засели эту землю иудеями.
– Что я получу взамен?
– Ты станешь исполнителем воли Бога. Разве существует награда выше этой?
– Ты прав, нет награды выше. Но я хочу, чтоб ты присовокупил к ней награду пониже.
– Будь по-твоему. Я обломаю твоих спесивых братьев, и ты получишь назад отнятое отцовское наследие. При условии, что одержишь победу.
– Как ты понимаешь победу?
– То, что я уже назвал – разбить, завоевать, заселить. Согласен?
– Нет! Если я дам согласие, то я, и только я, буду определять, что такое победа!
– Не будем спорить об этом. Есть у тебя еще какие притязания?
– Так, пустяки!
– Выкладывай пустяки!
– Во-первых, ты выдвинешь меня на пост судьи, народ одобрит, и я стану полновластным правителем Гилада. Во-вторых, я возглавлю армию страны. В-третьих, я буду распоряжаться казной и куплю боевые колесницы. В-четвертых, я переселяюсь в Гилад в отцовское имение. В-пятых, ты отменишь безумное требование изгнать жену и дочь. В-шестых, как ты уже упомянул, братья возвратят мое законное наследство.
– Однако! Сперва выполни свою часть, а потом мы вернемся к торгу.
– Не пойдет! Не я, а ты первым исполнишь свою долю. Я готов спуститься к тебе в Гилад, и в моем присутствии ты в уши Господа поклянешься, что принимаешь мои условия.
– Этому не бывать!
– В таком случае, защищайся от Нааса сам, и честь исполнения заветов Господа будет принадлежать тебе!
– Ты выдвигаешь непомерные требования, Ифтах!
– Думай, первосвященник! Крепко думай! Твои силачи неплохо отдохнули и готовы тронуться в обратный путь. Я буду ждать гонца из Гилада с разумной вестью от тебя.
Первосвященник в гневе покинул шатер. В глубине души он понимал, что ему неизбежно принять все требования Ифтаха. “Хорошо еще, если этот вымогатель новых претензий не изобретет” – думал первосвященник.
Сара вышла из-за перегородки. Она все слышала. Жена бросилась на шею к мужу: “Как я люблю тебя, дорогой мой Ифтах!”
Вернулась в шатер Авиталь. И до нее долетел разговор. Она обняла отца со словами: “Батюшка, я восхищена! Но в другой раз мы еще поговорим с тобою об этом деле!” Ифтах с подозрением взглянул на дочь.
Через два-три дня гонец из Гилада сообщил Ифтаху, что все его условия приняты, и первосвященник ждет его, дабы произнести клятву в присутствии Господа.
Глава 7
1
В своих перманентных интеллектуальных беседах Авиталь и Соби выработали приблизительно одинаковый взгляд на мирную жизнь, как наилучшую альтернативу войне.
С романтической верой в успех задуманного предприятия они условились отговорить своих отцов от намерения воевать друг с другом, убедив, каждый своего родителя, в преимуществах мира перед войной.
Соби долго настраивал себя и собирался с духом – чтобы начать такой разговор с самоуверенным отцом требуются логичные доводы, серьезная ораторская подготовка и смелая решимость. Кроме того, следовало выбрать благоприятный момент, когда Наас пребудет в мажорном настроении. Тогда он соблаговолит выслушать и будет готов усвоить новые идеи. Основательный Соби не хотел спешить и терпеливо дожидался счастливого совпадения всех предпосылок.
