Дан Берг
Красная надпись на белой стене
IX
В тот самый день и час, когда Даниэль пришел к решению о необходимости обсуждения хода дел со своим партнером Акивой, последний сделал решительное умозаключение о назревшей беседе с Даниэлем. Это не случайное совпадение, но одно из проявлений принципа общего интереса. Каждый из двоих, и один независимо от другого, сказал себе: “Пора!”
Хорошо, когда коллеги мыслят схоже. Пусть сердца их и не бьются в унисон, однако, общая цель сплачивает, и поэтому путь к ее достижению спрямляется.
Даниэль услыхал знакомый стук лошадиных копыт у крыльца. “Акива!”– подумал он и не ошибся. Раскрасневшись от удовольствия радостной встречи, Авишаг опрометью бросилась на кухню – готовить любимые блюда любимого гостя.
Мужчины солидно пожали друг другу руки, обозначили церемониальное объятие с непременным похлопыванием по плечам и спине и деловито удалились на совещание. Авишаг пришлось угощать гостя, а заодно и мужа, в рабочей комнате Даниэля. Сок из апельсинов был подан на знакомом Акиве подносе. “Красивая посудина, помню ее!” – похвалил гость. “Куплена в Ниппуре, в лучшие времена!” – удаляясь, со вздохом сказала Авишаг.
***
– Рассказывай о своем продвижении в деле, мой ученик, коллега и товарищ! – начал разговор Даниэль.
– Скажу сразу, учитель, я пока не решил до конца проблему, но встал, как кажется мне, на верный путь, – ответил Акива.
– Отрадно слышать!
– Я завоевал доверие Асафа и крепко подружился с его чадами и домочадцами. Дружба ценна сама по себе, не так ли?
– Безусловно. Ценность дружбы в ней самой. Но есть и другие ценности, на путь обретения коих мы с тобою встали.
– О, как верно! Двое глядят на одно и видят одинаковое. Редко и прекрасно! Теперь перехожу к сути нашего расследования. Итак, я выяснил важнейшую вещь: не только Валтасар любил Рудабе, но и Кир был без ума от сей девицы.
– Крайне интересно! Однако, откуда тебе известно это?
– Я встречался с Киром и говорил с ним.
– Странно, что ты не посоветовался со мной о визите к персидскому царю. Я – глава следственной группы и претендую на такую честь.
– Ты прав, Даниэль. Из экономии времени…
– Ну-ну, не юли, продолжай докладывать!
– В одной из завсегдашних схваток между отрядами вавилонян и персов, последние отбили у Валтасара переодетую солдатом девицу и показали ее Киру. Царь персидский загорелся любовью к Рудабе. К своему глубочайшему разочарованию он узнал, что Валтасар тоже влюблен в нее, и, что было гораздо досаднее для Кира, она отвечала взаимностью вавилонскому монарху.
– О, мы стоим у порога многообещающего начала! Любовь, ревность – выглядит увлекательно. Пахнет большой войной.
– Думаю, мы с тобою, Даниэль, не только не стоим у порога начала, но перешагнули порог конца!
– Что ты хочешь этим сказать, Акива?
– Ты правильно заметил – любовь и ревность. Валтасар мертв. Разве не будет разумным предположить, что персидский царь мог замыслить убийство конкурента?
– О, это вполне в духе языческого соперничества за сердце женщины! Как славно, что мы, иудеи, не склонны к проявлению низменных страстей!
– Боюсь, Даниэль, ты приукрашиваешь достоинства нашего с тобою племени. Хотя, ты, может быть, и прав – к проявлению не склонны. Впрочем, духовная сфера тебе ближе, чем мне.
– Безусловно! Лучше меня, пророка иудейского, никто в этом не смыслит.
– Вернемся к сути. Тебе не кажется логичным мое предположение: убийство совершено если и не самим Киром, то кем-то из его лагеря?
– В свете любви и в мраке ревности твое предположение абсолютно логично!
– Я рад твоей высокой и справедливой оценке! Стало быть, мы продолжим изыскания в русле логики!
– Не торопись радоваться, Акива. Логично – еще не значит верно! Порой, оказывается верной вещь, далеко не кажущаяся на первый взгляд логичной. Тогда поневоле приходится признавать, что верное – оно и есть логичное! Не логика диктует фактам, но факты выковывают логику!
– Не понимаю, как логичное может быть неверным?
– Поясняю. Всякому деянию сопутствует множество обстоятельств. Скажем, ты выберешь из этого множества первое, второе и третье обстоятельства и выведешь из них логичную причину деяния. Другому понравятся иные обстоятельства – четвертое, пятое и шестое – и он установит свою логичную причину, совершенно отличающуюся от выведенной тобою. А на поверку окажется, что самом-то деле только седьмое, восьмое и девятое обстоятельства указывают на истину, хотя бы это и выглядело нелогично!
– Я понял, учитель. Главное состоит в том, чтобы учуять правильные обстоятельства. Использовать логику, дабы прийти к нелогичному и верному выводу. Я это и делаю! Ты – книжник, жонглируешь словами. Я же – практик. Похоже, есть заготовка у тебя, любезный Даниэль. Доставай ее, не прячь в рукаве!
– Слушай меня внимательно, Акива! Убийцу Валтасара я нашел, и преступник во всем признался. Он, представь себе, отнюдь не из лагеря Кира!
– Кто он?
– Шадрах, евнух и вельможа Валтасара!
– Фантастично! Почему Шадрах убил и почему признался?
– Возможно, убил из мести. Он сравнивал великого отца с презренным сыном. Он обожал Навуходоносора и ненавидел Валтасара. К тому же, Шадрах лишен был радостей любви. Он свел счеты с нерадивым монархом и удачливым сердцеедом. И женам царским мстил Шадрах, над его бедой насмехавшимся.
– Так, значит, месть – причина?
– Ненависть, зависть, месть. Кто знает, что первично, и в чем причина? Шадрах твердил мне, будто покончил с Валтасаром ради будущего империи, мол, надеялся умаслить Кира, дабы тот не пошел войной на Вавилон. Сомневаюсь, однако. Полагаю, говорил это евнух лишь для красного словца, себя возвысить.
– А почему признался он?
– Об этом много думал я. Пока не знаю точно. Вместе будем выяснять, коль это важно.
– Как Шадрах довел до Кира умасливание свое?
– Просто и убедительно. Евнух срубил голову Валтасару, положил ее в мешок и предъявил персидскому царю. Но тот гордо отверг дар.
– Выходит, если признание Шадраха не ложно, то Кир может подтвердить, что евнух приходил к нему со срубленной головою Валтасара!
– Ты прав, Акива! Мы обязаны проверить истинность признания Шадраха. Не оговорил ли он себя!
– Что ж, попросим аудиенции у Кира.
– Тебе этот путь хорошо знаком, коллега.
***
Даниэль был весьма удовлетворен тем ошеломляющим действием, которое произвел на Акиву рассказ об убийстве Валтасара евнухом Шадрахом. Теперь дознавателям предстояло получить подтверждение из уст самого Кира. Этот шаг был совершенно необходим. Ни один честный и добросовестный расследователь не удовлетворяется признанием вины, сделанным возможным преступником. А если это самооговор? Необходимо получить убедительное свидетельское показание или раздобыть бесспорную улику.
Нельзя сказать, чтобы душа Даниэля была абсолютно спокойна перед встречей с Киром – а что, если царь персидский опровергнет слова евнуха? Все-таки шевелился в сердце пророка червячок сомнения, ибо не до конца был ясен дознавателю мотив откровенности Шадраха. Однако, вспоминая уверенный, совершенно безапелляционный тон, с которым вельможа произносил свое заявление, Даниэль успокаивался, и неуверенность теряла яркий свой рельеф, покрываясь серым туманом.
Акива испытывал досаду. Он очень надеялся на одобрение Даниэлем версии убийства Валтасара кем-либо из лагеря Кира. При этом ниппурский сыщик вполне отдавал себе отчет в том, что догадка его являла всего лишь сырой материал. Точнее, скелет, на который необходимо было нарастить мясо свидетельств, а образовавшуюся плоть облечь в кожу бесспорных доказательств. Вот только скелет не выдержал первого испытания на прочность и надежность костей.
В некотором смысле гипотеза Акивы была сродни находке Даниэля – предположения обоих дознавателей опирались на идею губительного действия романтических чувств на человеческую душу. Разумеется, каждому из сыщиков была мила именно его версия, а версия другого казалась слабой и не заслуживающей дальнейшей разработки.
Профессиональная интуиция подсказывала Акиве ложность странного признания. Возможно, причиной такого соображения была сомнительность мотива убийства. Акива в глубине души очень надеялся, что Кир отвергнет рассказ Шадраха, как тот якобы явился к нему с отрубленной головой Валтасара.
“В чем мне видится смысл возможного опровержения Кира?” – размышлял Акива. “В правоте монарших уст сомневаться не пристало. Отрицающее заявление перса будет означать, что Шадрах не предъявлял ему срубленную голову Валтасара, но вовсе не исключит подозрение, будто евнух убил своего бывшего царя”.
Совершил ли преступление именно Шадрах, или кто другой из вавилонян – в любом случае такой поворот дела укажет на то, что предположение Акивы об убийстве Валтасара кем-либо из лагеря персов являлось ошибочным. Эта мысль омрачала настроение ниппурского детектива. Тем не менее внутренний голос, сыскной азарт и возбужденное самолюбие не позволяли Акиве зачеркнуть собственную версию и не разрабатывать ее далее.
***
Утром следующего дня Акива явился к Даниэлю. Дознаватели собрались к Киру. В поведении обоих заметно было некоторое волнение. Акива удивил Авишаг непривычной сухостью. “Размышляет о чем-то своем и важном”, – снисходительно подумала Авишаг. Наскоро позавтракав, сыщики отправились в лагерь персов.
– Милости прошу, дорогие визитеры! – просто и приветливо проговорил Кир, величайший монарх своего времени.
– Мир тебе, достойнейший царь персов! – поклонившись, промолвил Акива.
– Мир тебе, владыка Востока! – вслед за Акивой воскликнул Даниэль и поклонился настолько глубоко, насколько позволяла немолодая спина.
– Акива, представь мне своего почтенного спутника! – сказал, пряча улыбку, Кир.
– Пред тобою мой первый учитель дознания, а ныне пророк Даниэль, – торжественно проговорил Акива.
– Я счастлив быть принятым тобою, о, всемогущий Кир! – с трепетом в голосе проговорил Даниэль.
– А я весьма рад, Даниэль, что в важных занятиях твоих случился просвет, и я, скромный язычник, удостоился визита иудейского пророка, – вымолвил Кир.
– Ах, владыка, я не имею слов…
– Не смущайся, я помогу тебе, – перебил Кир гостя, – твой ученик Акива уже посещал меня, но он был один, без тебя. Акива объяснил мне невозможность твоего прибытия исключительной занятостью изысканиями, смежными с делом о Валтасаре. И вот, слава богам, я зрю и слышу иудейского пророка!
– Ах… – только и мог выговорить Даниэль, и густая краска смущения проступила сквозь редкую седую бороду.
– Великий Кир! – воскликнул Акива, – прощаясь со мною, ты соблаговолил заметить, что будешь нам с Даниэлем в будущем полезен. И вот, у нас дело к тебе.
– Я готов служить вам и вашему делу. Но прежде мне хотелось бы задать один вопрос, если не возражаете.
– Какой именно вопрос, Кир? – спросил Акива.
– У нас в Персии шутят, мол, один иудей – это купец, два иудея – это три мнения, а я вот думаю, что же получится, если к двум иудеям прибавить одного перса?
– Мне по душе остроумие, – оживился Даниэль, – я полагаю, что два иудея и один перс – это разгаданное дело об убийстве вавилонского царя!
– Браво, Даниэль, отличная шутка и со значением! Я догадался, к чему ты клонишь. Выкладывайте ваше дело, два иудея, а перс постарается быть полезным вам! – смеясь, проговорил монарх.
– Вопрос наш простейший, – заверил Даниэль, – расследуя причину гибели Валтасара, мы с Акивой получили признание евнуха Шадраха о том, что это якобы он является убийцей. Шадрах сообщил, будто срубил голову Валтасару, принес ее к тебе в знак признания Вавилоном твоей силы, и лелеял надежду, что ты не пойдешь войной на Вавилон. Нам требуется твое подтверждение.
– На ваш простейший вопрос вы получите мой простейший ответ. Возможно, Шадрах и срубил голову вавилонскому царю, – ответил Кир, – но евнух никогда не был у меня. Я не знаком с ним. Он вам солгал, по крайней мере наполовину. А что касается моих военных планов, то, я надеюсь, вы не затем пришли, чтобы выведать их!
– О, разумеется, великий Кир! Наше дело – только расследование убийства, – горячо заверил Акива, и камень упал с его души.
– Мы бесконечно благодарны тебе, владыка, за важное свидетельство! – прибавил Даниэль.
– Рад был познакомиться с тобою, Даниэль. Думаю, персу есть еще что сообщить двум иудеям, но – в другой раз. Я снова обещаю быть полезным.
***
На обратном пути в Вавилон оба дознавателя сосредоточенно молчали. Каждый перебирал в уме состоявшийся разговор с великим царем, мысленно повторял реплики, обдумывал их значение, оценивал впечатление, произведенное им и его партнером на Кира.
Акива покинул покои персидского монарха вполне удовлетворенным. Рассказ Шадраха оказался выдуманным, по крайней мере во второй его части. Он не приходил к Киру с отрубленной головой Валтасара. Стало быть, евнух лжец. “Навряд ли, – рассуждал Акива, – ложь окружена правдой. Поэтому есть основания полагать, что и другие части признания лживы. Стало быть, жива моя идея убийства Валтасара человеком из лагеря персов!”
Как ни странно, но и Даниэль был чрезвычайно доволен результатом разговора с Киром. Конечно, опровержение персидского владыки сильно подтачивало правдивость признания Шадраха. Но разве это главное? Недолго и новую версию выдумать. “В конце концов, пусть Акива ломает голову!” – думал Даниэль.
Так что же обрадовало пророка? А вдохновила его похвала персидского владыки. “Он пошутил, и я пошутил ему в тон. ‘Браво, Даниэль’, – сказал Кир в ответ на мою шутку! – вспоминал Даниэль, – а еще монарх сказал, мол, счастлив был познакомиться со мной! Я думаю, никогда не хвалят без прицела на будущее”.
“Очень важно доброе мнение великого завоевателя о духовном вожде малого и слабого племени. Не зря Кир обмолвился, дескать не явились ли мы с целью выведать его военные планы. Значит, есть у владыки бранные намерения в отношении Вавилона. Если так, то, думается мне, он легко покорит нашу вавилонскую империю – в разброде она. Валтасар обладал качествами, необходимыми для развала государства. И будет у нас, иудеев, новый господин. А если я, пророк иудейский, понравился ему, то и народ мой понравится! Отличное начало. Может, этот перс отпустит нас на родину?”
X
Существует мнение, что авторитет есть навязывание своей воли. Возможно, сие верно, но тем не менее люди боятся отсутствия авторитета. Меж иудеями Вавилонии первым мудрецом слыл Даниэль. К несчастью, завоевание пророком высокого престижа среди собственных единоверцев слишком мало помогало утяжелению веса его значимости в глазах, как ныне говорят, титульной нации.
Нетвердое положение мудреца в чужой стране заставляет его искать любви у власть предержащих. Действовать приходится посредством лести, услужливости, нарочитой почтительности. Совершенно необходимо нравиться сильным мира, или, по крайней мере, не гневить их.
Содержание последнего разговора с Шадрахом чрезвычайно понравилось Даниэлю, ибо детектив получил признание в убийстве. Однако радость дознавателя омрачалась тем фактом, что евнух прощался с ним не слишком любезно. Поэтому Даниэль чувствовал настоятельную потребность снова встретиться с Шадрахом и ласково поговорить с ним. Такая беседа была весьма желательна по двум веским причинам. Во-первых, следовало изменить настрой вельможи на благоприятный лад. Во-вторых, только при выполнении этого важного условия, пророк вернет себе душевное спокойствие.
Задача Даниэля выглядела не слишком простой, ибо выяснилось, что Шадрах лжец. Как правильно говорить с сановником, давшим обманные показания? Важно не только не гневить, но, наоборот, расположить его к себе. Само собой разумеется, что в разговоре нельзя даже дальним намеком упоминать о лжи. Кроме того, не должно упускать из виду следующее: высокопоставленный чиновник может оказаться полезным и в будущем. “Ни в коем случае не сжигать корабли!” – приказал себе пророк.
За свою долгую жизнь Даниэль обрел изрядный опыт безошибочного поведения в замысловатых ситуациях такого рода. Цель была сложна, но достижима. Даниэль намеревался, не откладывая, явиться во дворец, дабы встретиться с Шадрахом, и удостовериться, что тот по-прежнему благосклонен к нему.
Была у сыщика и еще одна причина побывать во дворце. Следовало разыскать Вашти и спросить ее мнение по поводу прискорбного факта осквернения храмовой посуды. А вдруг это пронырливая девица осведомлена об обстоятельствах, побудивших ее отца раздать пирующим священные кубки? Она вполне может добавить какую-либо важную подробность, открыть ускользнувшую от прочих наблюдателей многозначительную деталь и тому подобное.
Вашти опровергла первую версию дознавателя: Валтасар не умел считать и, значит, не мог ошибиться в расчете времени пребывания иудеев в Вавилоне.
Вторая версия Даниэля, совершенно надежная и не подлежащая сомнению, опиралась на убеждение в злонамеренном желании Валтасара опоганить иудейскую святыню. Однако, как уже прежде решил пророк, надо свериться с роковой девицей. “Я хочу услышать от Вашти подтверждение моей правоты. Итак, сегодня у меня два дела во дворце!” – сказал себе Даниэль и отправился в путь.
***
Войдя в здание, Даниэль прямиком направился к двери апартамента, принадлежащего Шадраху. К своему удивлению, визитер не узрел охранника с мечом. Даниэль остановился у закрытой двери и предался размышлениям. “Странно, – подумал он, – разве здоровье и жизнь Шадраха потеряли свою особенную ценность для империи, и вследствие этого Дарий распорядился убрать охрану?”
“Впрочем, нечему удивляться. Могущество Вавилона пошатнулось. Валтасар совершенно забросил завоевательные войны, катастрофически сократились поступления от дани, не стало новых рабов. Бессчетные таланты золота употреблялись на увеселения, на пиры, на дорогой дворцовый разврат, а ведь всё это – непроизводительные статьи бюджета!
“Было время, и было богатство. Кто считал затраты на победы? Прекрасные годы остались в прошлом. Теперь Дарий решил исправить отчаянное положение имперской казны. Думаю, он ввел режим строгой экономии государственных расходов и решил начать с сокращения издержек на охрану чиновников высшего эшелона власти. Правильно сделал – бережливый не похож не скупого!”
“Однако, нельзя исключать и другую причина отсутствия охраны у двери Шадраха. А если евнух пострадал за свой длинный язык? Пусть сей лжец и не приносил Киру голову Валтасара в мешке, но ведь убить-то монарха он мог! Мало того, что незадачливый душегуб лишает жизни царя Вавилонии, он еще громогласно и с гордостью признается в преступлении! Поэтому совершенно не исключено, что Шадрах арестован за цареубийство, пребывает в заточении и ожидает суда!”
“Однако такой криминальный поворот дела весьма неблагоприятен для нас с Акивой. Выходит, Дарий без помощи нашего расследования добрался до истины и самостоятельно выяснил причину смерти Валтасара. Значит, мы ничем не помогли Дарию, не исполнили его поручение, не оправдали надежд. Акива не получит вожделенную награду. Будет подорвано мое реноме пророка. О, только не это!”
“Довольно досужих размышлений! Я всё выясню у Шадраха лично, смело войдя к нему без доклада. Во всяком случае, попытаюсь войти!” Даниэль сделал решительный шаг вперед и толкнул дубовые створки. Тяжелая дверь не поддалась. Он потянул ручку на себя. Тот же разочаровывающий результат.
“Заперто! – догадался Даниэль, и в сердце пророка вернулась тревога, – но делать нечего, надо хотя бы частично исполнить задуманное на сегодняшний день. Поищу Вашти, попытаюсь уточнить обстоятельства, побудившие Валтасара дать приказ пить из храмовых кубков”.
***
Встретившиеся Даниэлю слуги подсказали, в каком здании проживает Вашти. Детектив отправился в указанном направлении. В глубине сада перед ним стоял небольшой ухоженный дом. Внизу он никого не увидел. Полная тишина. Даниэль понялся на этаж. Его взору открылась роскошно обставленная комната. Великолепные ковры на стенах и на полу. Горы подушек, комнатные растения, свежие цветы в изящных вазах. В воздухе витал чудный аромат лаванды.
Даниэль перешагнул через порог и поначалу не разглядел ни одной живой души – комната казалась пуста. Он присмотрелся получше и у дальней стены заметил женскую фигуру. Даниэль приблизился. Спиной к нему стояла Вашти. Занятая важным делом, она не замечала гостя. Перед нею высилась на треноге клетка с витыми прутьями, а в ней на жердочке висел вниз головой разноцветный попугай. Темная шелковая ткань плотно закрывала птичий дом с трех сторон. Четвертая открытая сторона клетки была обращена к Вашти. Она учила попугая разговаривать.
“Я – Аруру!” – отчетливо проговорила Вашти. Попугай молчал. “Я – Аруру!” – повторила наставница. Пернатый ученик перекувырнулся, вопросительно взглянул на свою словесницу, но нарушил молчания. “Я – Аруру!” – продолжала Вашти проявлять терпение и настойчивость. “Я – Аруру!” – наконец-то просипела птица хриплым голосом. В знак поощрения Вашти положила не дно клетки сушеный финик.
Рядом с Вашти сидела знакомая Даниэлю кошка и заинтересованно глядела на попугая. Вид животного добавил Даниэлю тревоги. “Почему кошка здесь? Где ее хозяин? Что с ним?” – с беспокойством спросил себя Даниэль.
Тут Вашти обернулась и увидала вошедшего.
– Мир тебе, прекрасная Вашти! – проговорил Даниэль.
– Мир тебе, иудей, – ответила Вашти.
– Иудей! – раздался голос из клетки.
– На днях, мне подарили молодого попугая. Я назвала его Аруру. Учу говорить.
– Я – Аруру! – прокричала птица, ни к кому не обращаясь.
– Мы делаем первые успехи. Аруру научился произносить свое имя! – с гордостью сказала Вашти.
– Дай Бог, дальше не хуже! – бросил Даниэль.
– Хуже! – проговорил пернатый ученик.
– Способная птаха, быстро продвигается в учении – заметил пророк и мысленно сравнил с нею некоторых своих питомцев не в пользу последних.
– Что привело тебя ко мне, иудей!
– Иудей! – снова пробурчал попугай.
– Тихо! – скомандовала Вашти и завесила четвертую сторону клетки.
– Меня по-прежнему беспокоит вопрос о том, что побудило Валтасара раздать гостям на пиру наши священные храмовые кубки?
– Помнится, мы говорили об этом.
– Я предполагал, что твой отец ошибся в расчете времени, и в этом заключалась причина, по которой он предложил пирующим священную посуду.
– Ты предполагал! Но я вразумила тебя, что родитель мой был неграмотен, не умел считать, и поэтому не мог ошибиться в расчете.
– Да, Вашти. Но что же все-таки послужило поводом для столь обидного иудеям решения Валтасара? Размышляя, я пришел к единственному, как мне кажется, верному выводу. Прошу не сердиться на мои слова, прекрасная Вашти, но мне ничего не остается, кроме как допустить недоброе намерение монарха. Он умышленно осквернил наши святыни, дабы унизить мое племя. Что ты думаешь об этом?
– Мне досадно слышать такие речи, иудей! Отец мой хоть и не был свободен от прегрешений, но никогда не носил в голове недобрых умыслов. Иудеев он и сам не обижал, и в обиду другим не давал!
– Я не хотел тебя огорчать, драгоценная Вашти, ибо мой пророческий ум предрекает твое в высшей степени значительное участие в судьбе моего гонимого народа. Грядущее покажет. Однако, если не враждебность к иудеям, то что, по-твоему, подвинуло Валтасара на злополучный шаг?
– Эх, мудрец иудейский! Отчего ты сразу не спросил меня напрямик?
– Вот, я спрашиваю напрямик!
– Слушай внимательно! Пирующие вконец распоясались. Напились допьяна, и пошли у них ругань да драки. Перебили всю посуду, негодяи! А отец мой, добрая душа, хлебосольный хозяин, не хотел гостям ни в чем отказывать. Вот и распорядился он взять ваши кубки – наши-то дворцовые под столами разбитыми валялись!
– Ты сама это видела, Вашти?
– Знала, что ты задашь сей вопрос. Сама видела, и сама слышала. А не веришь мне – спроси у подавальщицы на пиру, мы обе свидетельницы!
– Выходит, Валтасар осквернил нашу святыню, дабы пьяных гостей потешить, а не мое племя уязвить?
– Да, иудей, так и выходит. Где нет умысла, там нет и вины!
– Допустим, – пробормотал пророк.
Даниэль замолчал и задумался. “Стало быть, Валтасар плох только наполовину, – рассудил визитер, – священные кубки покойный царь осквернил, но не по злобе сделал это. К подавальщице не пойду. Нет причины не доверять Вашти. Теперь я знаю правду и сумею ею распорядиться, как мне требуется”.
Тут Даниэлю опять попалась на глаза знакомая кошка, и вновь кольнула тревога.
– Вашти, почему кошка Шадраха у тебя?
– Как, разве ты ничего не знаешь о нашем евнухе? – изумленно спросила Вашти, и глаза ее наполнились слезами.
– Нет, не знаю, – с дрожью в голосе ответил Даниэль, и дурное предчувствие ужалило его в сердце.
– Бедный Шадрах! – воскликнула Вашти, глотая слезы, – рассудок его помутился, он сошел с ума!
– О, Боже, какое несчастье! Не натворил ли он чего!
– Одержимый безумием, Шадрах бродил по дворцу и всем встречным сообщал, что убил Валтасара. Дескать, разрубил тело царя на мелкие куски, которые скормил собакам. Он ворвался в гарем отца и принялся проклинать его жен, вернее, теперь уже вдов. А на Сину даже руку поднял. О, как ужасно помрачение ума!
– А, может, была все-таки толика правды в признании убийства, – со слабой надеждой спросил Даниэль.
– Ни в коем случае, иудей! У Шадраха добрая и кроткая душа. В жизни своей он и мухи не обидел!
– Где же он теперь?
– Дарий распорядился поместить его в лечебницу. Приставил к нему слугу. Лучший дворцовый лекарь осмотрел Шадраха, пытался вступить с ним в разговор.
– Осмотрел и что сказал?
– Не успокоил. Сказал, что положение больного безнадежно, рассудок не вернется к нему, – вымолвила Вашти, и слезы потекли из глаз ее.
– Ты взяла на свое попечение его кошку?
– Это всё, что я могла сделать для бедного Шадраха!
– Так кто ж убил-то твоего отца? – в отчаянии воскликнул Даниэль.
– Кабы я знала! Может, охрана прояснит что-нибудь.
– Я ухожу, Вашти.
– Прощай, иудей!
***
Говорят, мол, причина огорчения состоит в уязвленном тщеславии. К Даниэлю это не относится. Медленным шагом пророк плелся домой. Неважно подвигалось расследование. Времени прошло много, а результатов слишком мало. Даниэлю стало совершенно очевидно, что признание Шадраха – ложь от начала и до конца. Евнух не только не приносил Киру отрубленную голову вавилонского царя, но и вообще никого не убивал. Речи Шадраха – бред потерявшего рассудок. Иными словами, дело о раскрытии преступления не продвинулось, след не взят, и нет зацепки.
Правда, есть еще версия Акивы об убийстве Валтасара кем-либо из лагеря Кира, но это предположение казалось Даниэлю не перспективным.
“Может, и права Вашти, и охрана покойного что-нибудь знает? А что скажет Акива?” – размышлял Даниэль.
“До сих пор не ясно, чьей рукой написаны были слова на стене. Если не ангел сделал это, то кто? Как узнать? Как?”
Единственным утешением служил Даниэлю тот факт, что удалось выяснить мотив отвратительного поведения Валтасара на пиру – он раздал священные кубки не из желания унизить иудеев, а в угоду пьяным гостям, перебившим всю посуду. Это правда, но не та, которую искал пророк.
Даниэль пришел к заключению о необходимости срочного совещания с Акивой. “Требуется без промедления выправлять дела, – думал Даниэль, – не ровен час, призовет нас Дарий с отчетом, и что мы доложим ему?”
