Данил Владимирович Харин
Проблема 28
– Может и не тут же, – протянул Альберт, – но забыл. Это уж точно. Совсем забыл.
– Вот и я забыл, – пожал плечами полковник, – Забыл, каким был мужем. Забыл, каким был отцом.
– Да… – вздохнул агент и снова отвернулся к воде.
– Может все не так и плохо? – полковник вздохнул вслед за Альбертом, – я про поездки в Европу и кино по вечерам. Может, так и должно быть? Даже если он немного инфантилен, может он, все-таки, не из этих твоих «развалившихся цифровых личностей»?
– Может и так, – Альберт дернул плечом.
– В конце концов, счастливый брак – не самое главное, – полковник свободной рукой оттолкнулся от перил и встал прямо.
– Это правда, – прикрыл глаза его собеседник.
– Я испугался, что у нее проблемы с алкоголем, представляешь!? – признался Завьялов и протянул Альберту папку, которую держал в руке.
– Не переживай, Константин Федорович! – агент взял папку, открыл и начал просматривать документы в свете уличного фонаря, – бывает, иногда, она увлекается. Когда тоска особенно навязчива. Бутылка или даже полторы за вечер. Потом, на следующий день у нее болит голова и пробежка, даже сокращенная почти вполовину, дается ей с трудом. Но так бывает редко. Очень, очень редко…
– Ладно… – мотнул головой Завьялов, – ты меня успокоил. Правда. Значит все не так плохо, как я себе нафантазировал.
– Не так плохо, – поддержал его легкой улыбкой Альберт, – она умница.
– Да, – Завьялов тоже не смог удержаться от улыбки, – она умница, это верно. Она большая умница. Она думает, что люди стали счастливее. Говорит, что это, возможно, из-за того, что все стали намного обеспеченнее.
– Не знаю, полковник, – Альберт постучал ладонью по шершавой поверхности ограды, – Россия разбогатела, это верно. Но мне иногда кажется, что преступная гордыня этого народа просто сбежала из его кошельков. И это, наверное, неплохо. Только вот эта гордыня, она не исчезла. Она нашла какое-то новое пристанище. Или ищет. Это что-то новое. В масштабах целой нации. И я пока не могу понять, толи это духовный расцвет, толи формирование нового уродства.
– А мне это столичное благополучие, – поморщился полковник, вспоминая свои переживания в торговом центре, – оно кажется мне таким непрочным, неукорененным, что ли… Если ты понимаешь, о чем я.
– Я понимаю, о чем ты, – подтвердил Альберт, поднимая руку, чтобы смахнуть воображаемую крошку с кончика носа, – Я думаю, это все потому, что мы по-прежнему боимся. Боимся бросить вызов самим себе. Боимся открыться миру и измениться по-настоящему. Уверен, что в глубине души мы все не верим, что заслужили этого. Не верим, по привычке, что это продлится долго. Слишком много горького опыта слишком крутых перемен мы видели за последние несколько поколений.
– Может и так, – гримаса сомнения скомкала губы полковника, – Но ведь мы на самом деле это сделали. И заслужили награду. Какую-то… А чтобы поверить, поверить по-настоящему, нужно время. Мы не могли стать нацией будд за десяток лет. Так не бывает. А может быть и вовсе…
– Что? – переспросил Альберт, уловив, что полковник погружается в молчаливое раздумье.
– Может быть, это и вовсе не место для духовного бунта, – Завьялов наклонился к перилам, и в этот раз плечи мужчин на мгновение соприкоснулись, – Не та страна, не та нация, не то поколение…
– Может быть, – Альберт оторвал взгляд от поверхности воды и посмотрел на своего старого знакомого. В этом взгляде было что-то… – Но кое-кто так не считает. Кое-кто думает, что как раз сейчас самое время. И другой такой возможности может вообще не представиться…
– Ты о чем? – недоуменно спросил Завьялов.
Но Альберт не ответил на этот вопрос. Он только с горестью покачал головой. А потом заговорил совсем о другом. И в его голосе больше не было следов тоски. Голос звучал спокойно и собрано.
– У меня есть адрес и достаточно оснований полагать, что «профессора» держат именно там.
– И ты получил свою компенсацию, – мгновенно перестроившись с философских рассуждений на разговор о деле, отозвался Завьялов, – и я думаю, нам следует отправиться туда и освободить Евгения Сергеевича.
– Это хорошая мысль, мой друг, – прищурился агент, – Очень даже здравая. Только вот, не кажется ли тебе, что это может быть попыткой помочиться против ветра?
– Ты о чем? – насторожился полковник.
– Что ж такое, – театрально расстроился Альберт, – Если уж лучший контрразведчик страны не видит очевидного…
– Да о чем ты?!
– Хочешь найти преступника, выясни, кто выиграл от преступления! – озвучил то самое очевидное агент.
– Хочешь сказать, что если похищение не имеет смысла для американцев или китайцев… – начиная понимать, проговорил Завьялов.
– То оно вряд ли имеет смысл для кого-то другого, – обрадовался сообразительности собеседника Альберт, – По крайней мере, вовне! А вот внутри…
– Ты хочешь сказать…, – начал было Завьялов. Его голос зазвучал хлестко, как кнут, но Альберт перебил его не дав развить мысль.
– Нет, не торопись, полковник! Подожди минуту! – сказал он, покачав раскрытой ладонью, – Я совсем не хочу скрывать от тебя известный мне адрес. Мне тоже чертовски хочется вломиться туда с отрядом спецназа, положить всех мордами в пол, и вытащить оттуда нашего пленника. И, возможно… Возможно! Не имеет значения, кто именно организовал это покушение. Может быть, даже если это кто-то внутри страны, нам стоит поступить именно так. Но есть одно «но», полковник.
– Что именно? – нетерпеливо буркнул Завьялов, судорожно пытавшийся успеть переварить все, что говорил агент 28.
– Какой смысл может быть у похищения, у которого нет смысла? – в который раз ответил вопросом на вопрос Альберт, но комментариев полковника дожидаться не стал и продолжил, – Я полагаю, что это может быть провокацией. Я допускаю, что похитителям нужен не Селиверстов, а новость о похищении Селиверстова. Может такое быть, что скажешь?
– Может, – неохотно согласился Завьялов, наконец, вполне осознавший мысль Альберта и теперь пытавшийся сообразить, почему такая мысль не пришла к нему самому. Человеку, которому по его служебному положению было положено первому заподозрить измену. Похоже, масштаб личности похищенного дурно влиял на оперативные способности тех, кто пытался его вернуть.
– Может, – эхом повторил Альберт, – а значит, все похищение может быть липовым, понимаешь?
– Ты про то, что «профессора» не собираются ни убивать, ни пытать, ни вывозить из страны? – несколько раз коротко кивнув собственным словам, спросил Завьялов, понимая, что все, что они узнали от Мясника, говорит в пользу этой версии, – просто продержать его несколько дней в Грязном городе, провернуть то, что им позволит провернуть «похищение» главы «Нанотэк»… А потом совершенно случайно обнаружить пропавшего и спасти из рук негодяев?
– Вот именно! – ткнул в него пальцем Альбертом, – Вот именно! Похищение может быть липовым. А мы собираемся вломиться туда с настоящим оружием и устроить там самую настоящую перестрелку.
– И как ни крути, – поддержал агента полковник, – мы подвергнем «профессора» риску. Тем более, что охрана может оказаться вполне реальной.
– Оружие у них точно реальное, – согласно кивнул Альберт, имея в виду информацию, полученную от Мясника.
– Но что же делать? – едва успев освоиться с теорией заговора, интеллект полковника зашел в тупик.
– Ну… Если все это организовал кто-то внутри… И если этот кто-то не хотел ставить под удар «профессора», – раздумчиво произнес Альберт, – самое время ему дать задний ход. Тихонько отозвать своих людей и вернуть Селиверстова на место.
– Но чтобы это произошло, – отреагировал Завьялов, – мы должны найти этого кого-то, и шепнуть ему, что мы все раскрыли и знаем, где он держит «профессора».
– Как-то так, – ухмыльнулся Альберт.
– И у тебя есть мысли по этому поводу? – прищурился полковник.
– Операция по похищению Селиверстова выполнена дерзко и при этом на очень хорошем уровне, – такой резкий переход сначала застал полковника врасплох, но уже через секунду он был образцом понимающего слушателя, а агент продолжил, – Все продумано очень качественно. Не идеально, но качественно. То, что нам удалось выйти на Мясника и узнать предполагаемое место содержания нашего объекта – чистая удача…
– Или следствие высочайшего уровня подготовки некоторых работников АТБ, – перебил Завьялов, не готовый вот так с ходу согласиться на подобное принижение роли группы Каспера, его собственной, и даже самого Альберта в том, насколько далеко продвинулись их поиски.
– Но одна деталь никак не укладывается в общую картину, – словно не услышав замечания собеседника, продолжил свои размышления двадцать восьмой, – Они просто не могли так ошибиться. Не могли этого упустить из виду…
– Да о чем ты? – развел руками полковник. Он не понимал Альберта и устал от ребусов.
Альберт прервался на несколько мгновений, провожая взглядом прошелестевшего мимо них любителя вечерних пробежек. Потом пристально посмотрел на полковника, поймал его настроение и поспешил с продолжением.
– «Термиты», – хлопнув ладонью по перилам, произнес он, словно это слово объясняло абсолютно все и сразу.
– Что «Термиты»? – как мог спокойнее уточнил полковник, не до конца еще понимая, то ли он тормозит, то ли Альберт продолжает говорить загадками.
– Те умопомрачительно эксклюзивные заряды, которыми был подорван кортеж.
– Я понял, что ты не о муравьях, – дернул плечами Завьялов.
– Их нужно было взорвать, – растягивая слова, с видом, что объясняет что-то совершенно очевидное, проговорил Альберт, – не было ни одной причины не взорвать все до одного, чтобы не оставить нам следов.
– Там и без них следов достаточно, – усомнился Константин Федорович, – разве нет?
– Но все остальные следы, как бы тебе сказать, – цокнул Альберт, – они достаточно естественные. То есть я могу поверить, что их мы раскопали благодаря нашим безграничным техническим возможностям, нашему интеллекту, и, возможно, некоторому везению. Но «Термиты»…
– Хочешь сказать, кто-то подсовывает нам версию об участии «Жадид»? – предположил контрразведчик.
– Хочу сказать, нас буквально носом суют в эту версию, – заявил двадцать восьмой, для убедительности воздев руки к небу.
– Но связь с «Жадид» хозяина «Фольксвагена» и того парня из бригады дорожных рабочих… – засомневался полковник.
– Просто элегантно встроенные в операцию детали, – поморщился двадцать восьмой, – не так уж сложно это сделать.
– Допустим… – Завьялов пока не понимал, что несет за собой эта информация, хотя уже чувствовал, что что-то в ней было, – и что у тебя за мысли по этому поводу?
– Например, что кому-то понадобился повод для массовой зачистки этой нахальной террористической организации, – медленно произнес его собеседник.
– Это был бы хороший повод, – снова вынужден был согласиться он, – И кто, по-твоему, это может быть?
– Да ладно тебе, полковник! – Альберт нарочито отвернувшись, перегнулся через ограду и опустил взгляд на темную воду, – У кого была информация о режиме движения Селиверстова? Кто мог знать об ограблении склада союзников и притащить «Термиты» в Россию? У кого в распоряжении есть спецы, способные взорвать их, ориентируясь по изображению с дорожных камер? И самое главное, полковник, у кого есть повод так сильно не любить «Жадид»?
Полковник слушал агента, и понимание проникало в его мозг, как дым в щели кирпичной печи. Медленно, но неизбежно.
Глава 10.
26 августа. 20:20.
1.
– Он один? – спросил Завьялов сходу, завалившись в приемную Директора.
– Один, – совершенно не удивившись спешащей наглости посетителя, сообщила секретарша.
Полковник буквально заставил себя ради соблюдения хоть какого-то подобия вежливости коротко ударить по двери кабинета костяшкой указательного пальца. Три раза. Меньше чем за секунду. Потом нажал на ручку и толкнул дверь.
Генерал сидел, поставив локти на стол и уперев подбородок в кулаки.
Он мазнул взглядом по двери и, вернув его на экран своего моноблока, буркнул:
– Входи, полковник! Не стесняйся!
Завьялов прикрыл за собой дверь и направился к креслу, в котором сидел с утра.
– Я вижу и слышу все, что происходит у вас в штабе, – протянул Бородин, – есть что-то, что я упустил?
Не торопясь отвечать на вопрос начальника, Завьялов расположился в кресле, одернул полы пиджака, поправил галстук и испытующе посмотрел на генерала.
– Ну что ты меня буравишь взглядом? Дырку хочешь проделать? – хмыкнул последний.
Завьялов, как, пожалуй, и большинство успешных работников их специфического агентства, не был склонен вываливать факты в начале разговора, словно картошку из самоопрокидывающегося кузова. Ему импонировала манера легких намеков и постепенного стягивания покрывала неведения с обнаженных фигур фактов. Но сейчас ему было сложно сдерживаться. Главные слова, которые он хотел сказать генералу, буквально жгли ему горло. И все же он сделал попытку.
– Есть некоторая вероятность того, что Альберт раскопал место, где предположительно прячут профессора.
Генерал хотел бы порадоваться, но та манера, с которой полковник преподносил эти радостные вести, совершенно явно говорила о том, что радоваться было преждевременно.
– Это не самые плохие новости, – попробовал он аккуратно ухватить нить.
– Прекрасные новости, – согласился полковник, но его лицо осталось бесстрастным, а взгляд тяжелым, – ты был прав, генерал. Прав на сто процентов.
– Прав в чем? – осторожно уточнил Бородин, стараясь не раздражаться. Во-первых, он тоже предпочитал не швырять факты в лицо собеседникам, словно мокрую тряпку. Скорее подавать аккуратно, как пальто даме. Во-вторых, он хорошо знал полковника, и очень четко понимал, что у того были серьезные основания вести себя таким образом.
– В том, что решил, так скажем, «пригласить» Альберта, – с готовностью пояснил Завьялов. Но воодушевления в его голосе совершенно не прибавилось, – Он делает простые шаги. Задает простые вопросы. Видит очевидные, вроде бы, вещи…
– Но, при этом, никто другой не может до этого додуматься, – понимающе кивнул генерал, совершенно четко осознававший, о чем говорит начальник службы безопасности Наногорода.
– Точно, – прикрыл глаза полковник, – И самое главное, он дает результат. Со стороны это кажется каким-то фокусом…
– Фокус – плохое слово, Константин Федорович, – ухмыльнулся Бородин, – скорее магия. Я видел, как работает Альберт. Ты можешь мне не рассказывать. Что же беспокоит тебя во всем этом?
– Беспокоит… – эхом повторил полковник, прислушиваясь к ощущениям в висках и груди. Опасаясь несвоевременного появления «шариков» раздражения. Но все было спокойно. Пока спокойно.
– Что не так, полковник? – снова спросил Бородин.
– Помнишь, раньше, пока ты еще не сослал меня в чертов Нанофорт, ты частенько сетовал на то, что мы впустую тратим колоссальные возможности Агенства? Что все, чем мы занимаемся, так это охраной золотого теленка. А технологическая тайна – всего лишь источник баснословных доходов и ничего больше.
– Помню, – вынужденно признал генерал. Было видно, что эти вдруг прорезавшиеся воспоминания его коллеги не вызывали в нем ничего кроме раздражения. Возможно, Бородин даже стыдился этого воспоминания.
– И я помню, – сделал вид, что не заметил смущения собеседника Завьялов, – помню, что ты сокрушался о том, что мы не используем эти самые возможности, чтобы, ну например, устранить пару наркокортелей в латинской Америке, поспособствовать установлению мира в Африке, или…
Завьялов сделал многозначительную паузу. А генерал понял, к чему он клонил, но промолчал.
– Или истребить остатки террористических организаций на Ближнем Востоке, – закончил Завьялов.
– Я и до сих пор так думаю, – пытаясь придать голосу побольше уверенности, проговорил директор АТБ.
– А я и не спорю с тобой, Александр Николаевич, – взмахнул рукой полковник, – я ведь знаю, что случилось с твоей семьей. Твое желание вполне естественно.
– Это лишнее, Константин Федорович, – тряхнул головой генерал.
Полковник и сам понимал это. И ему совершенно не нравилось то, что пришлось напоминать Бородину о его семье.
Родители генерала погибли в 2015 во время терактов в Париже. Ответственность за те взрывы взяло на себя самая активная на тот момент террористическая организация на планете. Которая стремилась стать первым в мире полноценным террористическим государством. Но еще сильнее, чем смерть родителей, на Бородина повлияла смерть младшего брата. Тот смотрел на Колю, как на безусловный образец для подражания. И поспешил поступить на службу в антитеррористический отдел федеральной службы безопасности, когда ему было всего 23. В 25 он стал самым молодым майором в истории отдела. А в 26 он пытался остановить террориста-смертника в аэропорту Симферополя. Он успел оттолкнуть в сторону молодую мамочку с грудным ребенком на руках и сбить с ног молодого арабского паренька с безумными глазами и текущими по вискам струйками пота… Но не успел остановить его руку. Паренек нажал на кнопку взрывателя, и под оглушительный звук взрыва отправился на свидание со своим кровожадным богом. Прихватив с собой молодого майора ФСБ Никиту Бородина и еще троих человек. Тот взрыв был организован одной из группировок, возникших на обломках развалившегося объединения. Эта группировка была известна теперь под именем «Жадид».
– Может и лишнее, – прерывая задумчивую паузу, произнес Завьялов, а потом решился, и вместе со следующими словами бросился в омут с головою, – Но это могло стать мотивом…
– Мотивом? – изумился генерал.
Если бы Завьялов был специалистом по чтению лиц, он, наверное, мог бы оценить искренность этого восклицания. Но он не умел ловить и интерпретировать движения зрачков и расширение ноздрей, подергивание губ или непроизвольные жесты руками. А потому он просто смотрел в глаза своему старому боевому товарищу, собираясь сказать все, что хотел. Он набрал в легкие побольше воздуха и тихим, но твердым голосом произнес:
– Мотивом для того, чтобы организовать похищение Евгения Селиверстова, преподнести это, как дело рук группы «Жадид», и получить добро президента и мирового сообщества на спасательную операцию. Операцию, которая, по сути, стала бы полной зачисткой той самой группы. А после зачистки «обнаружить» пропавшего ученого на одной из «тайных баз» террористов на территории Москвы. Получить орден на грудь и сладкое чувство отмщения за любимого брата.
На последнем слове воздух в легких совсем закончился. А вместе с воздухом закончилась и его служебная смелость. Его обвинение, а это было именно обвинением, озвученное в этом вычурном кабинете с оптимизированным воздухом, прозвучало совсем не убедительно. Прозвучало даже как-то по-хамски. И теперь полковник мог рассчитывать на адекватный ответ от начальника. Но он никак не мог рассчитывать на ту реакцию, которую его тирада вызвала у генерала.
Тот смотрел на него таким взглядом, что бывает у людей, которых какая-то мысль или даже какое-то отдельное слово собеседника, вдруг наталкивает на совершенно неожиданное открытие и заставляет немедленно, с разбегу нырнуть в собственные размышления.
– Почему Альберт начал думать в эту сторону? – продолжая смотреть словно бы сквозь своего подчиненного, спросил Бородин, – что его зацепило?
– Несколько вещей, – несмело ответил ошеломленный реакцией генерала Завьялов, – но главная из них – уцелевшие заряды на дороге.
– «Термиты»… – тихо, как будто подтверждая самому себе свою собственную мысль, проговорил генерал. Его правая рука нашарила на столе карандаш, и он принялся крутить его между пальцев, очевидно, помогая себе думать.
Растерянный Завьялов просто молча сидел напротив. Он раздумывал скорее не над тем, о чем сейчас думает генерал, а о том, стоит ли ему думать об этом. Наконец он решил, что просто дождется объяснения.
– Альберт – умница! – выныривая из оцепенения и потрясая рукой с карандашом, заявил вдруг генерал.
– О чем ты? – не понял полковник.
– Вероятность того, что акция спланирована внутри страны, очень велика. Вот только… – Бородин замолчал, словно забыв договорить.
– Только что? – не выдержал Завьялов.
– Только я не единственное должностное лицо, которому такое по силам, и которому это может быть очень даже на руку, – ткнув карандашом в направлении собеседника, заключил директор АТБ. И тут же спросил, – Альберт не хочет давать нам адрес, который он узнал, так?
– Не хочет, пока не убедится, что мы не пытаемся, как он выразился, «помочиться против ветра», – подтвердил полковник.
– А я не могу доказать, что я тут не при чем… – задумчиво произнес Бородин, – и вычислить того, кто мог это затеять до утра мы просто не успеем…
Завьялов чувствовал себя неуютно. Он теперь совсем не знал, что ему делать. Чего ждать от генерала и что говорить Альберту. Он не видел выхода.
Но генерал и не собирался взваливать на его плечи такую ношу. Еще раз смерив товарища взглядом, и очевидно, утвердившись в принятом им решении, он одним рывком встал из-за стола. Его фигура по-прежнему смотрелась очень ладно под тканью превосходно сшитого костюма. Никакого живота. Широкие плечи. Крепкая шея. За исключением измученного лица, генерал был в порядке.
Он подошел к небольшому книжному шкафу, подпиравшему восточную стену кабинета. Открыл левую дверцу. За ней обнаружился сейф. Хороший такой сейф, добротный. Такие же использовались в Наногороде для хранения некоторых документов.
2.
Замок поочередно отсканировал сетчатку глаза и отпечатки пальца генерала, потом дождался введения шестизначно цифрового кода, и после этого бесшумно открылся. С нижней полки сейфа Бородин вытащил свою мобильную рабочую станцию. Закрыл сейф, потом шкаф и вернулся к своему месту, водрузив станцию на середину стола.
Едва уловимый шелест системы вентиляции вдруг без всякой причины ударил Завьялова прямо по нервам. Монолит сознания начал стремительно плавиться и заваливаться куда-то в сторону. Мужчина поспешно закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Вдох на четыре счета – задержка – выдох на шесть счетов – снова задержка. И еще круг. И еще. Вдох – задержка – выдох. Вдох – задержка – выдох. Сознание начало обретать нужную плотность.
– Константин Федорович, – голос генерала смягчил мерзкий звук кондиционера. Словно настройщик ослабил натяжение струн на чересчур пронзительно звучавшей гитаре, – Ты в порядке?
– Да, порядок, – Завьялов открыл глаза и, встав с кресла, подошел к столу генерала.
– Уверен? – переспросил тот, приводя в действие рабочую станцию «СМУ28».
– Да, да, – отмахнулся полковник, – Все хорошо. Голова немного закружилась.
– Ладно, – хмыкнул Бородин, нажимаю кнопку активации.
Несмотря на весь технический прогресс, древняя привычка давать приборам и устройствам идиотские аббревиатурно-номерные названия так и осталась не выведенной из генетической памяти российских инженеров-конструкторов. «СМУ28» был специализированным модулем управления, модели две тысячи двадцать восьмого года. Внешне он напоминал то, что когда-то называли ноутбуками. А по степени защищенности и своим возможностям была гораздо ближе к «ядерному чемоданчику».
Генеральские пальцы пробежались по сенсорной клавиатуре, вводя коды доступа и запуская нужное приложение. Затем программа затребовала голосовое подтверждение.
– Генерал Бородин, личный номер два шесть шесть, – отчеканил директор АТБ.
– Посмотрите в центр экрана! – попросил утонченный, но, пожалуй, слишком холодный, женский голос.
Генерал наклонился поближе к станции. Специальный сенсор отсканировал сетчатку его глаза.
– Здравствуйте, генерал! – воодушевленно произнесла система, узнавшая хозяина, – выберите раздел!
– Управление агентами, – по-военному четко произнес Директор.
– Выберите агента! – попросил голос.
– Альберт, личный номер двадцать восемь.
– Выберите действие!
– Смена протокола, – при этих словах стоявший слева от генерала Завьялов весь подобрался.
– Выберите протокол!
– Протокол «Лондон», – громко и отчетливо произнес генерал.
Глаза полковника раскрылись на всю ширину, на которую были способны.
– Не может быть, – севшим в одно мгновенье голосом проговорил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к своему начальнику.
Активация протокола «Лондон» означала присвоение Альберту абсолютного допуска вплоть до окончания операции по поиску Евгения Селиверстова. Но минимум на двенадцать часов. То есть примерно до половины десятого завтрашнего утра.
Полковник, как и любой адекватный сотрудник АТБ, искренне полагал, что «Абсолютный допуск» был мифом. Ведомственной легендой, служившей целям идеализации образа агента. Даже такой человек, как Завьялов, знавший на зубок основные положения всех служебных документов, определявших работу Агентства, толком не помнил формулировок, описывающих возможную необходимость присвоения сотруднику абсолютного допуска. Кажется, там говорилось о ситуации, когда агент, находящийся на задании попадал в положение, при котором его подчинение кому бы то ни было, ставило под удар сохранение технологической тайны.
Тайна была священной коровой агентства. Она была важнее национальных, экономических и служебных интересов. Выше правовых, моральных и этических норм. Приоритетней соображений личной и общественной безопасности.
Получение же абсолютного допуска, выводило агента, естественно только на время выполнения задания, из-под прямого подчинения Директора АТБ, или любого другого должностного лица, включая президента страны. Активация соответствующего протокола освобождала агента от любой ответственности за его решения, при условии сохранения тайны, давало ему ключи от всех дверей и секретов, не исключая даже коды запуска ядерного оружия. И, естественно, заставляло любого другого сотрудника АТБ и всех остальных агентств, министерств, ведомств и служб государства в приоритетном порядке отвечать на запросы и выполнять приказы агента, получившего абсолютный допуск, даже ценой собственной жизни. Завьялов всегда был искренне убежден, что шанс на то, что кто-то получит абсолютный допуск, ниже, чем возможность того, что британский монарх воспользуется «спящим полномочием». Но как видно, он ошибался.
Даже «умнейшей» рабочей станции Директора потребовалась почти минута, чтобы отреагировать на полученное распоряжение. Двое напряженно смотрели на экран. Наконец прохладный женский голос выдал:
– Для запуска выбранного протокола требуется двойное подтверждение.
На экране появился значок сканера отпечатков пальцев.
– Директор Агентства, – подсказал голос.
Бородин поднес большой палец правой руки к экрану и опустил подушечку в центр значка.
– Подтверждение принято, – согласилась станция.
– Сотрудник с допуском второй степени.
Генерал отошел чуть в сторону и молча кивнул Завьялову.
Полковник чувствовал, как сердце начало биться чаще. Перед глазами вдруг возник образ Евы. Он мотнул головой, избавляясь от наваждения. Шагнул к столу и приложил подушечку большого пальца к экрану.
– Подтверждение принято, – отозвался женский голос, – Протокол «Лондон» для агента Альберт будет активирован через пять, четыре, три, две, одну… Протокол «Лондон» для агента Альберт, личный номер двадцать восемь, активирован.
Экран системы замигал красным.
– Ладно, генерал, – подытожил Завьялов. В голос прокралась нехарактерная для него хрипотца, – Это весомый довод. Неожиданный и весомый.
– Весомый, – кивнул Бородин, – достаточно весомый, чтобы вам двоим перестать заниматься херней и вытащить «профессора» из той дыры, в которой вы его нашли!
– Возможно, нашли, – уточнил Завьялов, – у нас нет гарантий.
– Какие уж тут гарантии, – вздохнул Бородин, – И все-таки действуйте! Слышишь меня, Костя? Ради бога, действуйте!
3.
Как только Константин Федорович Завьялов закрыл за собой дверь приемной Директора АТБ, в его кармане тут же запиликал ультрафон. Это был Альберт.
– Слушаю, – ответил полковник.
– Мне тут по служебной сети пришло любопытное сообщение, – протянул агент.
– Он тебя убедил?
– Он меня удивил, – признался Альберт, а потом добавил, – Похоже, генерал тоже считает, что это кто-то внутри страны…
– Не исключает, – отозвался полковник.
– Хм… С одной стороны он отрезал теперь возможных организаторов от всех легальных рычагов, – проговорил агент, – с другой свалил всю ответственность за возможный исход на меня. И мне…
– Тебе не привыкать, – резко прервал агента Завьялов, – Иногда приходит время брать ответственность на себя. Думаю, оно пришло. Как считаешь?
– Видимо, пришло, – нехотя согласился Альберт.
– Значит действуем?
– Ну… почти… – протянул агент.
– Что значит «почти»? – Завьялов начинал раздражаться. Виски начинали едва ощутимо побаливать.
– Действуем, действуем – тут же поспешил успокоить полковника Альберт, четко уловивший его настроение, – Только сначала мне нужно поговорить с тобой, генералом и Каспером. Без свидетелей. И не для записи.
– Ты дашь нам адрес или нет? – Завьялов уже не скрывал своего раздражения. Он очень хотел прямо сейчас дать команду отряду спецназа и отправиться по известному Альберту адресу в Грязном городе.
– Обязательно. Как только мы с вами кое-что обговорим, – еще спокойнее, чем раньше проговорил двадцать восьмой, – просто организуй это! И чем быстрее, тем лучше.
– Ладно, – дернул подбородком Завьялов, понимая, что спорить бессмысленно. А в том взвинченном состоянии, в котором он находился, так и просто опасно, – Дай мне пять минут!
Отключившись, полковник не мешкая направился в комнату совещаний. По дороге он набрал генерала и сообщил ему о желании Альберта. Генерал был не против, но попросил пару минут, потому что ему по внутренней линии звонили из Кремля, чтобы узнать о причинах активации необычного протокола.
Войдя в оперативный штаб, Завьялов застал Каспера, внимательно слушающим доклад аналитиков. Понимая, что ведет себя не очень деликатно, он, тем не менее, не дожидаясь даже паузы в докладе, подошел прямо к командиру операции, наклонился к нему и прошептал в самое ухо:
– Альберт просит нас с тобой и генерала на приватный разговор. Это срочно.
Каспер, конечно же, получил сообщение о смене протокола для агента двадцать восемь, а потому счел разумным максимально чутко отреагировать на пожелание коллеги, получившего абсолютный допуск. Он жестом показал аналитикам, что они пока закончили, и увлек Завьялова в сторону от стола.
– Насколько приватным должен быть разговор? – таким же шепотом уточнил он.
– Ни свидетелей, ни прослушки, ни записи, – ответил полковник.
– Сделаем – согласился агент, а потом снова шепотом спросил, – не хочешь ничего мне сказать до этого?
– У нас будет минутка до того, как придет шеф, – успокоил его Завьялов, – так что, думаю, Альберт тебе все и скажет.
Каспер задумался на несколько секунд. Потом молча кивнул полковнику и объявил громко, чтобы услышали все, кто находился в комнате: