Даниэль Зеа Рэй
Егерь
Она затянулась в последний раз и затушила елотку.
– Запомни, Темный. Я пересплю с тобой только в одном случае: если ты сможешь перебороть свой стереотип поведения и приложишь неимоверные усилия для того, чтобы меня добиться. – Роден встала с кресла и подошла к Зафиру, сидящему на кровати. – Как тебе такая игра?
– Добиться тебя и трахнуть? Ради чего? – Он улыбнулся ей в ответ. – Чтобы доказать, что даже в этом обличье тебя может хотеть красивый мужчина? Или чтобы показать тебе, что ты все еще женщина, которая может хотеть трахаться?
Роден отвернулась и направилась к двери.
– Рада, что, по крайней мере, к этому вопросу мы больше с тобой не вернемся.
Зафир обхватил голову руками и согнулся на кровати. Кажется, этой ночью его демоны вновь нанесут ему визит.
***
Поверенный пришел к Стефану поздно вечером. Эберроуз, которая пила чай в его рабочем кабинете, тут же отставила кружку и удалилась. Что нравилось Стефану в его невесте, так это абсолютное принятие условий ее пребывания в его доме и его жизни в частности. Чувства Эберроуз при этом его нисколько не волновали. Как и его собственные чувства.
– Что-то случилось? – нахмурился император, глядя на поверенного.
– Я буквально только что получил сообщение, мой император. Ее опознала домоправительница из Зельхирна. Двое неизвестных пришли к ней вечером и попросили проводить в комнату к девушке, которая сняла квартиру накануне утром. Они пригрозили домоправительнице ножом, и она сопроводила их. Квартирантка открыла дверь, и завязалась настоящая потасовка. Там два трупа. Женщина чудом осталась в живых. Она тут же заявила о происшествии. При составлении фоторобота прошло совпадение по базе.
– Объект жив? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Стефан.
– Да, мой император. К сожалению, у нас появились проблемы иного рода. В номере обнаружена ДНК объекта. Личность установлена. Сафелия Бридетон разыскивается полицией по подозрению в двойном непредумышленном убийстве.
– Закрыть дело. Все данные изъять.
– Да, мой император.
– Я хочу осмотреть место преступления.
– В этом нет необхо… – Поверенный осекся, уловив гневный взгляд правителя. – Конечно, мой император.
– Вылетаем немедленно. Поиски объекта продолжить. Прочесать все больницы. Она может быть ранена и могла обратиться туда за помощью.
– Мы этим уже занимаемся.
– Хорошо, – кивнул Стефан. – Хорошо. – Он встал из-за стола и направился к двери. – Чего вы ждете?
– Вам стоит переодеться… – Поверенный склонился в поклоне.
Стефан взглянул на свой расшитый золотом халат и белые пижамные штаны, торчащие из-под него.
– Встретимся в гараже. До Зельхирна тридцать километров. Доберемся на машине.
– Конечно, мой император.
Глава 5
Агент снял силовое ограждение и пропустил безлицых в квартиру.
– Нам удалось восстановить хронологию событий, – говорил он. – Когда они подошли к входной двери, объект работал над чем-то в сети. Она стерла все данные с носителей, но наши эксперты обещали в скором времени их восстановить. Итак, предположительно объект сидела в этом кресле, – агент указал на перевернутое кресло посреди комнаты, – вот здесь, – рука переместилась к стене. – Когда постучали, она не сразу ответила. Очевидно, они застали ее врасплох. Она прошла на кухню и, вооружившись ножами, направилась к двери. Открыть не успела: они изрешетили дверь, как вы могли это видеть. Объект метнулась в коридор, прячась от пуль. Когда все стихло, она притаилась здесь. – Агент вышел в коридор и указал на сбитый пулями угол. – Они снова открыли огонь.
Картина бойни постепенно разворачивалась перед глазами Стефана. Сафелия сидит за углом и прижимается спиной к стене. Осколки штукатурки и бетона сыплются ей в лицо, попадают в глаза. Вокруг образуется облако пыли, и ей становится тяжело дышать. Она ждет, пока закончится обойма и убийцы начнут перезаряжать оружие. И вот – момент. Она высовывается и метает нож в одного из них.
– Она ранила его в грудь, и он упал здесь. – Агент указал на следы крови на стене. – Сама направилась в комнату и остановилась здесь.
Он стрелял ей вслед. Сафелия успела юркнуть за угол и прижаться к стене. Она вновь ждала, когда закончится обойма. Он не стал перезаряжать. Отбросил автомат и достал лазерный пистолет. Она выскочила в проем и попыталась ударить его ножом в грудь, но он увернулся. Задела плечо. Он выстрелил. Мимо. Еще раз. Мимо. «Уловка змеи». «Если враг близко, если у него пистолет, если он тебя выше и сильнее, а в руках у тебя нож – используй «уловку змеи»», – вспомнил Стефан слова Ромери.
Бросок вниз – росчерк лезвием ножа под коленом – нападавший падает на одно колено. Разворот – отрезала сухожилие на другой ноге – он упал на оба колена. Удар ножом по сухожилиям на запястье – он выронил оружие. Поворот – отсекла лезвием сухожилия на другой руке – он падает на локти. Он сломлен. Ты можешь его допросить.
– Кто тебя послал? – кричала Сафелия. – На кого ты работаешь?
– Сука!!!
Автоматная очередь из-за спины. Она забыла про того, кого ранила в грудь. Она кидается в сторону от пуль и падает на кресло у стены. Спина стоящего на коленях подельника превращается в решето. Она метает нож. Наобум. В никуда. Достает из-за голенища сапога следующий нож и метает его. Еще один… Последний нож. Враг напротив. Пули в нескольких сантиметрах от нее. Последний бросок.
«Шея – одно из самых слабых мест в теле человека, – прошептал Ромери на ухо Стефану, ослабляя хват на его шее. – Шея врага – твой верный путь к спасению, когда других путей к отходу уже не осталось».
– Она метнула нож и попала в шею, – продолжал рассказывать агент. – Он рухнул замертво здесь. – Мужчина указал на огромное кровавое пятно на ковре. – Объект ушла из квартиры через окно. Рядом с окном на внешней стороне дома есть пожарная лестница. По ней она поднялась на крышу и перепрыгнула на соседнее здание. Дома в этом районе стоят впритык, так что это не трудно было сделать. Собственно, по крышам она и покинула это место.
– Почему она сразу не ушла через окно? – спросил Стефан.
– Возможно, рассчитывала без особого труда уложить визитеров, – предположил агент.
– А что с домоправительницей?
– Отделалась легким испугом, если так можно выразиться.
– Она осталась из-за нее, – сделал вывод Стефан. – Знала, что визитеры не оставят свидетелей. Итак, чья это работа?
– Пока данных нет, – ответил агент. – Нападавшие находились в розыске. Предположительно участвовали в серии разбоев.
– Наемники, значит.
– Скорее всего.
– Заказчика ищите. За ней вели слежку и явно сработали лучше, чем вы. Одного не пойму: почему они не подождали ее здесь? Зачем привели домоправительницу?
– Возможно, использовали ее как приманку?
– Или не успели прийти раньше. Возможно, их вывели на объект в самый последний момент. Они решили не ждать и взяли заложника. Не знали, что она хорошо обучена. Думали, откроет дверь нараспашку и все. А здесь заминка. Она ответила, но не сразу. Значит, готовилась. Значит, вооружилась. Они ждали, пока она подойдет к двери. Щелкнул замок, и они открыли огонь. – Стефан повернулся к агенту. – Что это за оборудование?
– Несколько голографических проекторов. Установка для объектного моделирования. Всякие электронные примочки. Судя по всему, она с этой техникой на «ты». Мы вовремя перехватили дело. Криминалисты не успели все вынести.
Стефан прошел в ванную комнату и осмотрелся. Зубная щетка, паста, мыло. Использованное полотенце возле раковины. Он заглянул в мусорное ведро. Там валялась повязка, измазанная засохшей кровью.
– Она ранена? – спросил Стефан и достал повязку.
– Судя по всему, это несвежая рана. Эксперты взяли образцы и все отсканировали. В личных вещах найдена аптечка. Такие выдают военным. В аптечке не хватает степлера и биоклея. Использован антисептик и перевязочный материал. Скорее всего, она сама себя лечила.
– А это что такое? – Стефан поднял с пола маленькую черную коробочку. Неприглядная, она лежала на полу под раковиной.
– О! Это редкая штуковина. Суирская разработка. Называется «дермосинтез». Позволяет наслоить на кожу новый тонкий слой кожи. Дермоспон – так называется покрытие. Мы узнали о нем совсем недавно. Суирские военные использовали его для маскировки. Ну, знаете, – агент хмыкнул, – с ним легко изменить расу и внешность. У дермоспона есть один недостаток: он чувствителен к кислотам. Если вылить на него, скажем, уксус, он тут же расползется и облезет.
– Неудобная особенность. – Стефан повертел коробочку в руке и сунул ее в карман.
– Постойте! Этой штукой заинтересовались наши эксперты!
– Пусть найдут себе другую.
– Н-да… – вздохнул агент. – Вляпался наш объект в неприятности. Интересно, что с ней сделает император, когда мы ее выщемим?
– Это решать императору, – ответил Стефан.
Поверенный отошел в сторону и начал с кем-то говорить по сети.
– А девчонка, конечно, молодец, – тихо произнес агент. – Двоих уложить… Да в такой ситуации… Скажу одно: если бы за ней охотились настоящие профессионалы – ее бы уже не было. Мы работаем чисто. Без шума, пальбы и привлечения внимания. А здесь действуют наобум. Ее заказал тот, кто не желает привлекать внимание слишком хорошей работой. Слежку ведут одни – убирают другие.
– Что вы сказали? – переспросил Стефан.
– Я говорю, что это делает тот, кто не хочет привлечь к себе внимание, – повторил агент. – Связи и деньги у него явно есть, но руки связаны слишком пристальным наблюдением. Поймите, если мы ее потеряли, а кто-то выследил, значит, этот кто-то на шаг впереди нас. Думаете, те, кто ее отыскал, сделали бы работу так грубо? Нет. Они бы не оставили следов. Тех, кто ее выследил, сняли с задания и передали дело другим. Почему?
– Кто может сработать лучше службы безопасности императора? – задумался Стефан.
– Я даже произносить этого вслух не стану, – ответил агент и отвернулся.
– Ее засекли! – перебил поверенный. – Она обратилась в больницу!
– Какая больница? – оживился Стефан.
– Кренчроу.
– Выслать группу туда! Взять живой!
– Я понял, – кивнул поверенный.
– Поехали! – Стефан метнулся к двери.
***
Она знала, что в запасе у нее минут двадцать. Как только доктор осмотрел ее, она попросила тут же закапать ей глаза какой-нибудь дрянью, чтобы они не так слезились, и уколоть антибиотик.
– Девочка моя… – прошептала медсестра, делавшая инъекцию. – Что с тобой произошло?
– Долгая история. С плохим концом.
Наушник в ухе медсестры засветился. Она улыбнулась, отвечая на вызов.
– Д-да… Конечно, доктор Поусен. Конечно.
Медсестра подошла к шкафу с лекарствами и зарядила в инъектор несколько ампул.
– У меня аллергия на обезболивающие и транквилизаторы, – произнесла Сафелия. – Анафилактический шок. Я сказала доктору, но, кажется, он забыл записать это в карту…
Медсестра замерла у шкафа с препаратами.
– Я не причиню вам вреда, – прошептала Сафелия и спрыгнула с кровати. – Побудьте здесь, пока я не уйду, а потом позовете на помощь.
Медсестра молчала.
Сафелия вышла в коридор и метнулась к подсобке. Заскочила внутрь, заперла дверь и осмотрелась. Дерьмо… Дерьмо!
***
– Служба безопасности империи. – Стефан предъявил удостоверение и спрятал его в карман. – Около часа назад к вам обратилась за помощью эта девушка. – Он показал голограмму с изображением лица Сафелии. – Расскажите все, что знаете.
Врач стер испарину со лба и присел на стул в смотровом кабинете.
– Я уже разговаривал с вашими людьми.
– Расскажите мне все еще раз.
– Она сразу показалась мне знакомой… Только не мог вспомнить, откуда знаю ее.
– Теперь вспомнили? – спросил император.
– Еще при осмотре вспомнил. Тогда много статей было о несчастном случае с дочерью сами знаете кого… Ее фотографии во всех газетах мелькали… Мы любим императорскую семью… Но когда я увидел, что они с ней сделали…
– О чем вы говорите? – не понял Стефан.
– Это же уму непостижимо… – прошептал врач. – Они не спасли ее. Они ее изуродовали.
– О чем вы говорите? – повторил вопрос Стефан.
– О ее теле. Я никогда в своей жизни такого ужаса не видел. А повидал я многое на своем веку. – Доктор отвернулся и вновь потер взмокший лоб. – Тот, кто лечил ее – не лечил. Ее калечили. Трансплантация кожи проведена с отрицанием всех канонов комбустиологии и пластической хирургии. Так не делается, понимаете? – Он с надеждой взглянул на собеседника. – Тот, кто ее лечил, изувер! Понимаете?
– Не понимаю, – покачал головой Стефан и присел на кушетку напротив врача.
– Она вся… Она вся словно сделана из отдельных лоскутов кожи с очень грубыми рубцами между ними. Это произошло неслучайно. Тот, кто проводил трансплантацию кожи, нарушил технологию. Он пересадил лоскуты далеко друг от друга, чтобы сформировались грубые рубцы.
– Возможно, в ее случае у врачей не было другого выхода? – предположил Стефан.
– Она сказала, что ей сделали двадцать две операции. И это не считая многочисленных перевязок под наркозом, которые проводят в случаях тяжелых ожоговых поражений. Они сделали за двадцать два раза то, что могли сделать за восемь – десять. Даже наши технологии это позволяют. И не было бы таких грубых рубцов.
Стефан молчал.
– Я сказал ей, что рубцы можно исправить. Можно сделать пластику и немного скорректировать их. А она рассмеялась и сказала, что лучше умрет, чем попадет на стол еще раз. Я ее понял. Понял, понимаете?
– Понимаю, – кивнул Стефан.
– Сейчас у нее проблемы с глазами. Тяжелый конъюнктивит. Она плохо видит. И рана на плече воспалилась. Она сама ее скобами стянула, но от переноса тяжестей швы разошлись, и биоклей не выдержал. Я рану почистил и снова заклеил. Антибиотики дал. От обезболивающих она наотрез отказалась. Заявила, что у нее аллергия на них и на транквилизаторы.
– Сколько у нас времени для того, чтобы ее найти и избежать еще больших осложнений? – спросил Стефан.
– Чем быстрее, тем лучше. Синяки и ушибы заживут, а вот с глазами и раной могут быть проблемы. Если найдете ее, обязательно покажите врачу. И офтальмолог пусть ее осмотрит. Я не офтальмолог… Так, просканировал, подлатал и все…
– Данные ее медицинского осмотра передадите моим людям.
– Уже передал.
– Как далеко она могла уйти с такими ранами?
– После того, что она пережила? – Доктор хмыкнул и покачал головой. – Дальше, чем каждый из нас может себе представить.
– Я вас понял. Спасибо за сотрудничество. Вам придется подписать документы о неразглашении.
– Конечно, – кивнул врач. – Девочка в беде. И я не понимаю, почему она убегает от вас. От нас… Мы же не чужие ей… Она вроде как родня нам… Что после подобного мы должны думать об императорской семье? О Доннаре? О Суе? Что нам думать о них?
– За ней охотятся наемники, и она убегает от них, а не от нас. Мы – ее семья. Мы ей поможем.
– Поможете, как же… – хмыкнул доктор. – Уже помогли.
Стефан спрыгнул с кушетки и покинул смотровую. Поверенный ждал в коридоре.
– Новости есть? – спросил император.
– Нет. Камеры засекли ее на парковке. Она угнала автомобиль и оставила его в нескольких кварталах отсюда. На этом след пропал.
– Твою мать… – прошипел Стефан и отвернулся.
– Думаю, стоит вернуться домой. Уже глубоко за полночь. Как только появятся новости, я вам сообщу.
– Найди мне лучшего офтальмолога, лучшего специалиста по незаживающим ранам, пластика и специалиста по ожогам.
– Комбустиолога? – переспросил поверенный.
– Да. Пусть будут на связи в любое время.
– Конечно, – кивнул поверенный. – Позвольте, я отвезу вас домой.
– Сам доберусь. Останься здесь. Проконтролируй. И еще… Перешли мне все результаты ее обследований. Я хочу знать все. Все о ее теле и том, что они сделали с ним.
– Конечно.
***
Стефан спустился на стоянку и сел в автомобиль. Завел двигатель.
– Дерьмо! – Он ударил ладонью о руль. – Что за дерьмо!!! – Ударил обеими ладонями о руль. – Safelia, comor igrectivi nimiso de ir, sogresti ovants imnia? (Сафелия, дьявол бы тебя побрал, что ты творишь?)
Сафелия приоткрыла слипшиеся веки и вновь закрыла их.
– Ipterno… (Согласна…) Tere nos vertas mya infella… (Это была не лучшая из моих идей…) – едва слышно ответила она.
Стефан медленно обернулся назад. Девушка, сгорбившись, лежала на заднем сиденье его самого дешевого автомобиля.
– Сафелия… – Стефан выдохнул и протянул руку, прикасаясь к ее холодным пальцам.
– Если попытаешься вернуть меня в больницу – я сбегу. Если попытаешься привезти меня в резиденцию – я сбегу. Если скажешь кому-нибудь о том, что знаешь, где я – я сбегу. Если скажешь кому-нибудь о том, что увидишь – я сбегу.
Он сжал ее ладонь в своей и погладил запястье. Толстый рубец, словно браслет, оплетал его.
– Есть одно место, куда можно поехать. Только если расскажешь кому-нибудь о нем – я…
– Сбежишь? – Она улыбнулась в темноте.
– Нет. Я буду все отрицать, – ответил Стефан и включил фары.
***
Он заехал на территорию частного охраняемого многоквартирного дома и припарковал автомобиль на подземной стоянке. Помог Сафелии выбраться с заднего сиденья, подхватил на руки и понес к лифту.
– Ты босая два квартала бежала? – спросил он, прикладывая палец к сканеру на кнопке вызова лифта.
– Пришлось… Зато комбинезон уборщика хорош, – пробормотала она. – Темно-синий мне к лицу.
– У тебя глаза не открываются. Нужен офтальмолог.
– Делай, что хочешь, – буркнула девушка и прижала голову к его груди.
Он внес ее в холл своего пентхауса. Зажегся приглушенный свет.
– Тащи в ванную, – подсказала Сафелия. – Пока я буду мокнуть, вызовешь кого-нибудь, чтобы осмотрел мои глаза и сотворил чудо.
Стефан внес ее в ванную и опустил на дно джакузи. Стал расстегивать комбинезон.
– Только не кричи, ладно? – попыталась пошутить она, снимая его с плеч.
Части кожи. Части тела. Ромбы, квадраты, трапеции, между которыми залегали толстые белесые канаты. Они стягивали кожу, приковывая к себе внимание.
– Насмотрелся? – хмыкнула Сафелия, прикрывая рукой грудь. – Воду включи, пожалуйста.
Стефан наклонился и обнял ее. Прижал к себе, что было сил, сдавил до боли в пальцах.
– Мне больно, – простонала Сафелия.
– Прости меня… Прости меня… Я же люблю тебя… Люблю… Ты это понимаешь? Ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?
– Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь, Стефан, – прошептала она. – Ты император. И ты не имеешь права никого любить.
– Кто тебе это сказал? – прошептал он, прижимаясь губами к ее щеке.
– Ты сам мне это сказал, – напомнила она.
Тогда, на берегу Вершего океана, они не говорили о его помолвке и предстоящей свадьбе. Если подумать, она вообще с ним не разговаривала. Это он заявился к ней посреди ночи, взял за руку и повел на берег. Погладил по лицу, поцеловал. Она ответила. Все.
Он полагал, что повстречав ее, просто получит ответ на вопрос: любит или нет. И больше ничего не изменится. Он вернется на Олманию, женится на Эберроуз и будет существовать дальше.
Не стоило ему целовать ее. Не стоило заниматься с ней любовью на пляже. Они встречали рассвет абсолютно голые на песке, и теплая вода омывала их ноги. Он повернулся к ней и сказал: «Я люблю тебя. Но я – император. И я не имею права никого любить». Она ничего на это не ответила. Молча встала, оделась и ушла. Больше он ее не видел. А потом – смерть Ромери. И она на похоронах. А он император. И не дотянуться до нее… Не прикоснуться…
Он знал, что она бросит его, как только почувствует себя лучше. Понимал, что дверь за ней закроется, и он вряд ли увидит ее вновь. Слезы оросили глаза. С этим больно жить. И жизнь эта больше похожа на беспросветное существование, которому не будет конца.
Стефан включил воду, и она полилась на дно ванны.
– Уйди… – простонала Сафелия.
– Я бы мог тебя искупать… – тихо произнес он.
– Уходи, – ответила она и отвернулась.
Ему ничего не оставалось, кроме как выполнить ее просьбу.
– Да, это я, – услышала Сафелия издалека. – Пришли в мою квартиру офтальмолога и специалиста по ранам. Да, поиски объекта прекратить. Пусть продолжают искать заказчиков. Да. И?.. Скажи ей, что я уехал на совещание. Всем так говори. Да. Срочное. Да. Выполняй.
***
Роден спустилась на кухню в начале десятого в надежде позавтракать в одиночестве. Увы. Темный восседал за столом и попивал утренний кофе.
– С добрым утром. – Она подошла к кофейной машине и начала искать кружку.
– Верхний шкафчик справа от тебя, – подсказал Темный.
– Ты тоже любишь поспать по утрам? – Роден достала кружку и поставила ее в машину.
– Зависит от того, просыпался ночью или нет.
Роден обернулась и внимательно посмотрела на него. Он сидел в расслабленной позе и намазывал джем на булочку. Настоящий аристократ в настоящие аристократические одиннадцать утра. Волосы не чесаны, щеки не бриты, пижама измята, халат распахнут, ноги босые. Зато аромат свежеиспеченного хлеба выдает утреннюю доставку из какой-нибудь частной пекарни, где встали с рассветом, чтобы выполнить заказ на три вида булок, горкой лежащих перед едва проспавшимся членом императорской семьи.
Долго же он не затрагивал темы ночных кошмаров… А она все ждала: ну когда, когда же он сломается и проявит свойственное всем людям любопытство?
– Извини, если из-за меня ты сегодня не выспался. – Роден включила кофемашину.
– Ну что ты… – Зафир откусил кусок и даже закрыл глаза, демонстрируя удовольствие от завтрака. – Ты едва не пришибла меня своими молниями в приступе горячки, но об этом не стоит беспокоиться.
– Я уже извинилась перед тобой. Мне еще раз извиниться?
– Не стоит. – Он пожал плечами и откусил еще кусок. – Правда, ночную рубашку или пижаму я тебе все же куплю. А может, даже несколько…
– Я сплю голой, – напомнила Роден и взяла кружку с кофе в руки, вдыхая аромат напитка.
– Сахар на столешнице слева от тебя.
– Спасибо! – Она потянулась к сахарнице.
– В моем доме тебе лучше спать одетой.
Роден замерла с ложкой сахара в руке.
– Боишься не выдержать напряжения? – спросила она.
– Боюсь, что поддамся на твои провокации.
Суирянка размешала сахар и глотнула кофе.
– Правила игры я озвучила. – Она достала елотку и прикурила от пальца. – Хочешь – играй, не хочешь – не играй.
Она подошла к столу, выбрала булочку и вгрызлась в теплый край.
– Елотка – твой неизменный спутник по жизни. – Зафир пригубил кофе. – Иногда мне кажется, что ты дышишь реже, чем куришь.
– Не буду курить – начну пить, – пожала плечами Роден, пережевывая и откусывая новый кусок. – Вкусно! Давно их привезли?
– Кого?
– Булочки! Теплые еще!
– Тесто я ночью замесил. А испек утром.
Роден едва не подавилась. Сглотнув крупный кусок, она вернулась к кружке с кофе и запила удивление.
– Да неужели! – воскликнул Темный. – Один-ноль в мою пользу!
– Согласна. – Она кивнула. – Трюк удался.
– Было вкусно?
– Очень! Спасибо! – Она затянулась и повернулась к нему лицом. – Так ты, значит, еще и пекарь?
– У меня много талантов.
– В этом ты прав.
– Благодарю. – Он прижал ладонь к груди и скромно поклонился. – На обед я приготовлю для тебя мясо в пряном олманском соусе.
Роден улыбнулась.
– То есть булочки ты все-таки испек для меня.
– Безусловно. – Он глотнул кофе. – Для себя я пеку крайне редко. Гости у меня бывают еще реже, так что… – он хмыкнул, – наслаждайся!
Не может быть… Не может быть, чтобы он всерьез начал подкатывать к ней. Одно дело почву прощупать, наживку закинуть и ждать. И совсем другое – знать условия и принять вызов.
Роден как-то странно почувствовала себя… Откуда ни возьмись появилось достоинство. Как будто она достойна того, чтобы мужчина приготовил для нее обед и испек булочки поутру. Никогда раньше она этого достоинства в себе не замечала. Возможно, потому, что никогда раньше никто ничего подобного для нее не делал.
Она смотрела на Темного, сжимая в руке кружку с кофе. Елотка дымилась где-то в стороне. Стоило скинуть пепел, но олманец, сидящий за столом напротив, приковывал ее взгляд к себе.
Он встал, подошел к ней, забрал из пальцев елотку и бросил ее в свою кружку с кофе.
Роден не двигалась. Зафир склонился к ее лицу, встречая серо-зеленый взгляд, внимательно изучающий его самого. Пространство вокруг исказилось. Очертания кухни померкли. Краски смазались, сливаясь друг с другом в непонятное месиво из грязных цветов. Тьма вокруг Роден начала расползаться, втягивая их в себя и пожирая. Эта Тьма коснулась оболочки Зафира и поползла по ней, проникая щупальцами внутрь и тут же пряча их. И в этой Тьме, глядящей на него со всех сторон, ярким Светом светился силуэт самой Роден. Этот свет источала ее тонкая полупрозрачная кожа.
Зафир коснулся кончиками пальцев ее лица и провел ими по щекам. От этого прикосновения у Роден по спине забегали мурашки. Он коснулся ее губ, внимательно изучая их и рассматривая. У Роден возникла мысль остановить все это. Не ей играть с ним в игры… Не ей бросать вызов. Но он не дал ей времени поразмышлять об этом. Наклонился и поцеловал.
«Твою мать», – пролетело где-то в голове, и губы распахнулись сами собой. Пальцы на ее щеках, язык в ней, и неправильно это вроде, но так приятно…
Роден закрыла глаза и повисла на Темном. Поцелуй сладкий, поцелуй требовательный, поцелуй, от которого пол уходил из-под ног.
Зад Роден оказался под его ладонями. Когда он усадил ее на стол? Мир вокруг закружился. Мир вокруг продолжал стремительное движение вперед. Это они выпали. Выпали из реальности. И губы Темного такие нежные, и пальцы на ее груди такие теплые…
Гортанный стон, и он наклонился к ее груди в распахнутом халате. Она уже вся мокрая. Она уже ерзает по столу, желая ощутить его в себе.
Семь лет одиночества. Семь лет беспросветной муки и отрицания того, что кто-нибудь может ее хотеть. Он извращенец? Возможно. Но он целует и облизывает ее испещренную рубцами грудь. А это уже много. Это так много по сравнению со смущением и отведенными глазами, что уже неважно, нормальный он или нет.
Она стянула с него халат и рубашку от пижамы, он развел ее ноги. Все по-честному. Ее пальцы заскользили по его спине, его пальцы оказались внизу. Роден застонала, почувствовав, как они ласкают ее. Он оторвался от одной груди и перешел к другой, настойчиво задевая клитор и погружаясь пальцами в нее. Вернулся к губам, убрал руку, погладил бедра. Она стянула с него штаны и поблагодарила бога за то, что Темный извращенец…
– Хочешь меня? – прошептал он ей на ухо, шире разводя ее ноги и устраиваясь между ними.
– Хочу…
Толчок за ягодицы, и Роден громко простонала. Не то от боли, которую он ей принес после стольких лет воздержания и одного стремительного входа, не то от волны дрожи, пробивающей тело насквозь и заставляющей его трепетать.
Быстрее. Сильнее. Громче.
Она уже висела на его шее, без зазрения совести оглашая их соитие стонами на весь дом. Что-то было не так. С ней что-то было не так. Будто все вожделение, годами копившееся в ней, внезапно обрело форму безрассудства и под напором выливалось из нее. Тело превращалось в кусок масла, плавящийся на горячей сковородке. Коснись его пальцами – и непременно обожжешься.
И Темный касался. И почему-то не жгло ему руки, а жгло ее кожу, которую он гладил пальцами. Сколько боли познала эта кожа? Сколько рубцов оставило на ней прошлое? А ему будто все равно, ему все нипочем. Масло на огне его похоти уже расплавилось, и едкий дым вот-вот заполонит кухню.
Поцелуй. Зафир отстранился и поцеловал снова. И дышать тяжело. И кричать хотелось. Но его язык в ней. И это еще больше заводило. Это было чем-то совершенно ей незнакомым. Тело напряглось, масло закипело. Одна волна, другая. Горло свело судорогой, пальцы впились в его плечи. Роден зажмурилась и закричала. А он всего-то простонал ей в ухо. Всего-то простонал и сжал ее, едва ли не ломая ребра стальными объятиями.
Запахло гарью. Это – ее унижение. И его самодовольство, ведь он победил в этой игре. Сейчас бы стоило что-то сказать. Что-нибудь незначительное, формальное, дабы разбавить собственное унижение и сделать вид, что ничего особенного с ней только что не произошло. Но язык прилип к небу, а пустой фразы Роден пока не придумала.
Темный отстранился и покинул ее тело. Она тут же свела ноги и спрыгнула со стола. Накинула на плечи халат, закурила елотку и, выдув дым в сторону, уставилась на свои трясущиеся руки.
– Как-нибудь повторим, если захочешь, – произнес Темный, и Роден обернулась к нему.
Вот она – формальная фраза. Блестящий финал ее незаурядного оргазма. Захотелось помыться. И смыться. Сделать все, чтобы забыть о том, что произошло, и больше никогда не вспоминать, что она может вот так кончать. Роден еще раз затянулась и изобразила безразличие на лице.
– Как-нибудь. – Она пожала плечами. – Возможно.
И вылетела из кухни с дымящейся елоткой в зубах.
Зафир оделся, пригладил рукой растрепанные волосы, взял в руки кружку с остывшим кофе и уставился на плавающий бычок.
– Твою мать, – пробурчал он и поставил кружку на стол. – Твою ж мать…
***
Сафелия распахнула веки. Вокруг было темно. Стефан лежал рядом с ней в кровати и изучал документы, перелистывая на проекции страницы одну за другой.
– Я не разрешала колоть себе снотворное, – проворчала Сафелия.
– Да ты вырубилась прямо при осмотре. Я думал, врачи попадают замертво посреди моей спальни.
– Хороший у тебя поверенный. Вежливый такой.
– Еще бы он посмел хоть чем-то тебя обидеть, – хмыкнул Стефан.
– Что ты читаешь?
– Обращение к народу заучиваю. Всегда видно, читает человек с голограммы или говорит наизусть.
– Или говорит то, что написал сам, – добавила Сафелия.
– Если я сам начну себе речи писать – когда мне работать? – хмыкнул Стефан.
– Действительно. – Она повернулась на здоровый бок и закрыла глаза.
– Через две недели состоится прием. – Он отложил голопроектор и взглянул на ее исполосованную спину. – Я хочу, чтобы ты там была.
– Чего еще ты хочешь? – вздохнула доннарийка.
– Ты должна быть там, – отрезал Стефан.
– Кажется, не только я изменилась за эти три года. – Она натянула одело повыше и спрятала изуродованную спину. – Власть тебя портит, император.
– Я приглашаю тебя на прием, – спустя некоторое время произнес он.
– Благодарю, ваше императорское величество, – прошептала Сафелия и закрыла глаза. – Я подумаю над вашим великодушным предложением.
– Сафелия… – Он наклонился и прижался к ее щеке губами. – Перестань мучить меня.
Она едва не захохотала. Бедный, бедный Стефан. Мучает она его…
– Пошел ты… – прошептала она и хотела подняться с кровати, но он обхватил ее руками и вместе с одеялом прижал к себе.
Стало больно. Не рану защемило на плече. Это сердце заныло от безысходности.
– Останься со мной, – зашептал он. – Я помогу тебе. Я защищу тебя. Я найду тех, кто охотится на тебя, и уничтожу их. Ты только не уходи…
– Быстро же ты забыл о том, как запретил мне появляться на Олмании.
– Ты вывела меня из себя. Я отреагировал. Забудь. Забудь о том, что я сказал.
