Дарья Белова
(Не)влюбляйся!
Глава 10.
Соня.
Гаранин подъезжает к нам спустя полчаса. Не знаю, как ему удалось нас найти, но вышагивает он по тропинке уверенно.
В правой руке зажата сигарета. Маленький красный огонек как светлячок завораживает. Безопасник в своем любимом костюме, начищенных ботинках, к которым сейчас прилипла листва, и в черном, шерстяном пальто.
Ну, красивый, признаю.
– София, а у него какой-то строгий приказ следить за тобой и контролировать? – первый вопрос, который мне задал Артур после долгого, получасового молчания.
Как только сообщила Бисарову, что Дмитрий едет меня забирать, романтика вечера улетучилась. Артур закрылся и даже не подходил ко мне. Смотрел вдаль озера и молчал.
Я замерзла, ноги околели. Мне безумно хотелось чашечку горячего чая, что из термоса. Или кофе. Его пожалуй, даже больше.
– Если со мной что-то случится, Гаранину влетит от моего отца, – оправдываю Дмитрия.
Хотя я до сих пор не понимаю, почему нужно самому ехать в глушь, когда есть Михаил. Хороший, юморной парень. Мой водитель. С ним было спокойно, иногда весело. Он рассказывал разные истории из жизни и покупал мне кофе.
– Ну ты же со мной. Он в курсе? Про то, что твой отец точно не будет против нашего с тобой общения, про совместный проект наших семей, как он важен для нас и нашего будущего?
Артур заводится. И мне это не нравится.
Лично я встретилась с ним в первую очередь потому, что мне интересен сам Бисаров. Будь на его месте кто-то другой, кто не вызывал бы интерес, и не подумала бы идти на свидание.
– Добрый вечер, – здоровается Дмитрий.
Именно в тот момент, когда Бисаров сказал последнее слово. А говорил он громко, чтобы слышал Гарантин.
Выпендрежники. Оба.
– Ни хера не добрый.
Слышу второе грубое слово от Бисарова, которое вылетает в адрес Дмитрия.
– Я смотрю, другого места для ночных свиданий не нашли, Артур Георгиевич.
Гаранин отфутболивает какую-то то ли шишку, то ли камешек в сторону. Улыбается широко, а глаза горят, будто оно и есть звездное небо.
Расстегиваю верхнюю пуговицу пальто, становится жарко, несмотря на поднявшийся ветер.
– Я тут подумал, Дмитрий, – Бисаров выделили имя безопасника четко, словно выбил его на камне, – может, мне сообщить о ваших вольностях Сергею Анатольевичу?
Гаранин достает вторую сигарету, прикуривает. Я как под гипнозом ловлю каждую деталь, а про себя все фиксирую: красивые мужские пальцы, “чирк” зажигалки, напряженные губы, которые сжимают сигарету, глубокая затяжка и тонна сизого дыма, выпущенная вверх.
– Мне сделать звонок? – говорит легко, будто мячик для пинг-понга ракеткой отбивает.
Артур набирает воздуха в легкие, приоткрывает рот, но остается молчать. Даже как-то обидно за него. Неравный бой, получается, в чем-то даже нечестный.
– София. Сергеевна. Вы замерзли. В машину.
Приказывает. Следом разворачивается и уходит. Хочется крикнуть “Подожди”. Но я гордая. Лучше на ощупь пойду в темноту, чем позову его на помощь.
– Прости, – шепчу Артуру.
Мне и правда неловко перед ним. Он старался, придумывал это все. А потом возник Гаранин и все испортил.
Бисаров кивает устало и отворачивается. А я надеялась на какое-то объятие. Ну или банальное “как доберешься – позвони”.
Дмитрий идет по тропе и не оборачивается проверить, иду я следом или нет. Тоже обидно. Приехал, разогнал и в ус не дует.
– А Михаил скоро вернется с другого “объекта?” – спрашиваю громко.
– Вам моя компания не нравится, София Сергеевна?
– Ай!
Каблуком наступаю на камень, который был под листвой и чуть не падаю.
Пугаюсь. Не хватало еще растяжение получить или похуже чего. В этот момент немного прокляла обоих мужчин. Одного, что сюда все-таки притащил, другого, что не вовремя вытащил.
Гаранин останавливается и разворачивается в мою сторону. Доходит до меня мгновенно, как супер-герой. Воздух наполняется его запахом. Он перебивает свежесть осенней листвы, влажность земли и стойкий аромат хвои.
Хочется вытянуть руку, остановить его. Чтобы не приближался. Его близость опасна для меня.
– Нога? – спрашивает обеспокоенно.
Киваю. Его ладонь опускается на мой локоть. А потом он резко подхватывает меня на руки и продолжает свой путь.
Дыхание прерывается, но я все равно чувствую его запах. Слюна скапливается во рту. Проклинаю его туалетную воду, от которой в прямом смысле слова кружится голова.
Взгляд опускается на крепкую шею, которая видна из-под воротника пальто. Господи, смотрю на этот голый участок кожи, и дыхание само собой учащается. Немыслимо.
– Вы так меня до машины будете нести?
– Да.
– Я тяжелая.
– Не сказал бы.
– Привыкли к тяжести? – зачем-то спрашиваю.
Когда мы оба молчим, градус напряжения между нами несколько ниже. Стоит ему сказать хоть слово, от его голоса запускаются какие-то процессы в теле, что начинается неконтролируемая дрожь. Логика отключается, на сцену выходит несколько неадекватная часть меня.
– А зачем Вам эта информация? – спрашивает и взгляд с тропинки на меня переводит.
Солнечное сплетение сжимается. Все тело парализует, а сердце сиропом каким-то обливается. Горячим, вязким и сладким.
Наши взгляды переплетаются как нитки макраме. Глазами впивается в мое лицо, бродит по нему, исследует: реснички, кончик носа, контур губ. Последние зажгло, будто нежная кожа обгорела на солнце. Взгляд ощутимый, до каждой клеточки допытывается.
В какой-то момент понимаю, что мы летим вниз. Я больно ударяюсь бедром, но основной удар Гаранин взял на себя.
– Блядь! – ругается грубо и громко.
Оказываюсь сверху на нем. Снова глаза в глаза. Небо перевернулось, и сейчас смотрю прямо на него. Грудью упираюсь в твердые мышцы Димы. Даже чувствую, как бьется сердце Гаранина. Оно так близко и громко бахает в его теле, будто заменяет мне мое.
– София, – говорит мне в губы. Они ведь тоже близко. Ненормальным взглядом, должно быть, влипла в них, – встаньте, пожалуйста, с меня.
– Все-таки тяжелая? – очередную глупость говорю.
Дмитрий улыбается. Мне. А я ему. Неловкая ситуация. Но отмотай назад, упала бы на него снова.
Встаю первая, Дима следом. Мы все в прилипших листьях, сырой земле, которая испачкала всю одежду, еще в какой-то грязи.
На щеке и подбородке Гаранина грязный след. На себя боюсь смотреть в зеркало. Та еще красотка…
– Жива?
Киваю. Физически да, а вот внутри что-то такое странное происходит, чему не могу дать определение.
До машины доходим без происшествий. Дмитрий быстро снимает сигнализацию, снимает черное пальто, которое в прямом смысле слова стано черным. Повторяю за ним. Мое же тоже грязное. А салон чистый.
Несколько секунд маюсь над тем, на какое сиденье сесть. Всегда выбирала заднее, а сейчас… Мы были с ним так близко, он нес меня на руках, у нас общая грязь на одежде. Глупо так, но романтично.
И я занимаю переднее пассажирское сиденье. Гаранин смотрит и странно хмыкает.
Да что уж, я сама несколько в шоке. Может, головой ударилась?
Мы медленно выезжаем на шоссе, оставляя машину Артура позади. Все, как и в прошлый раз. Черт возьми, традиция складывается!
– В бардачке салфетки. Подай.
Гаранин сама вежливость. Хочется снова сказать, что воспитанные люди говорят “пожалуйста”, но я усердно прикусываю язык, чтобы ничего не сказать. Алкоголя в крови нет. Значит, могу лучше себя контролировать.
– Это кофе? – бросаю взгляд на консоль. Там пластиковый стаканчик с белой крышкой.
– Угу, – с подозрением косится на меня.
Он ведь пил из него. Уверена. Но спросить об этом несколько странно, да и страшно. Будет звучать очень глупо, по-дурацки, как и вся наша ситуация в целом.
– Хочешь?
Резко переходит на “ты”. Без издевок. Только говорит это таким тоном, что хватаю воздух ртом и делаю большой вдох. От наглости его тона или двойного смысла… не знаю. Я уже ничего не понимаю.
Смотрю только на стаканчик с кофе и смертельно, просто до спазмов в желудке, хочу сделать хотя бы глоток.
Беру стакан и снимаю с него крышку.
– Я не пил из него.
– Почему?
Пахнет же вкусно. Мой любимый, капучино. Хоть спрашивай, сколько ложек сахара в нем.
– Горячим был. Не люблю горячий.
Смотрю на Дмитрия, снова на кофе. Желудок заурчал, и хорошо, что Гаранин не слышал моего позора.
И делаю глоток.
Вкусный.
– Он уже остыл, – зачем-то решаю сказать и протягиваю ему открытый стакан.
Брови Гаранина ползут вверх, уголок губ присоединяется. Чувствую, хочет улыбнуться, но что-то мешает. Тактичность?
Но он берет в руки стаканчик и, не надевая крышки, отпивает ровно с того места, где касались мои губы.
Уф, меня будто на сковородке поджаривать начали. Тело покалывает от раскаленного масла, а мышцы от напряжения шипеть начали. Жарко безумно.
Резкий поворот вправо, влево. То ли кочка, то ли ямка или вообще зверек какой-то. Но кофе пролился на его белую рубашку.
Я виновата. Сначала за мной мчался в лес, чтобы отец не беспокоился, потом на руках нес, когда ногу чуть не подвернула, сейчас вот… из-за непредусмотрительности облился.
– Прости… те, – пищу.
Глаза ладонями закрываю и плакать хочется. Все как-то навалилось. Чувства эти варятся внутри, непонятные мне. Путаюсь, словно под ногами сотни веревок и цепляюсь постоянно, выбраться не могу.
И, кажется, наступает стадия мямли. Говорила же, среднего нет. Вчера была сука, сейчас что-то бормочу невнятное.
Господи, что он обо мне думает?!
– У меня дома стиральная машина и сушилка. В течение часа все отстирается и высохнет.
– Это такое приглашение на чай? Соня?
Глава 11.
Соня.
Дмитрий открывает передо мной дверь и пропускает меня вперед. В лифте стоим друг напротив друга, но я стесняюсь его разглядывать. Свет яркий, видно каждую грязную песчинку.
Гаранин держится уверенно, немного завидую даже.
Я же до сих пор не знаю, зачем позвала его постирать вещи? Можно подумать, он живет в другом городе, и у него нет стиральной машинки.
– Что? – спрашивает, когда понимает, что я уже три этажа как смотрю на его губы.
– Ничего, – быстро отвечаю и… улыбаюсь.
Господи, я улыбнулась Диме. А он, кажется, улыбнулся мне.
По всему телу растекается тепло. Жар какой-то прокатывается по спине вдоль позвоночника. Ладони покалывает, ноги каким-то образом становятся ватными. Трясущимися пальцами расстегиваю пальто, снимаю берет и взлохмачиваю волосы.
Все это под его пристальным взглядом. Резко подскакиваю, когда лифт с противной трелью останавливается на моем этаже, а двери медленно открываются.
Дергаюсь я, дергается Гаранин. Вроде как должны выйти, но при любом раскладе мы так или иначе коснемся плечами, а может, и другими частями тела.
Все-таки зря его позвала. Не могу понять, как мне себя с ним вести и что, черт возьми, со мной происходит, когда он в критической близости. Будто мозг ватой обкладывают.
Дмитрий пропускает меня первую, почти голову передо мной склонил. Джентльмен, блин.
– Сама выбрала высокий этаж? – спрашивает, пока я вожусь с ключами и пытаюсь открыть дверь.
Моя квартира на предпоследнем этаже высокой многоэтажки. Район не очень новый, зато хороший. Папа советовал обратить внимание на другой ЖК, а мне здесь понравилось.
– Не совсем, папа порекомендовал, – открываю, наконец, и вхожу первой. Сразу включаю свет. Находиться с Гараниным в темном помещении, одной… от этой мысли желудок сводит каким-то долбаным предвкушением.
– Папа, значит… Его слово веское, да, София Сергеевна?
Наши постоянные переходы с “ты” на “вы” и обратно порядком утомили. Да, я виновата в тот вечер, что указала на эту деталь. Но мне кажется, что после того, как полежала на его стальной груди, выпила кофе из его стакана и привела домой, чтобы, на секундочку, постирать ему рубашку и, возможно, брюки, можно смело отметать все формальности.
– Может, хватит? – психую и резко разворачиваюсь к нему лицом.
Дмитрий рядом, непозволительно рядом. В нос сразу втягивается со вздохом его туалетная вода и запах холодного осеннего леса.
– Что именно?
Гаранин далеко не дурак. Он понял мой вопрос. Взгляд хитрый. Голубые глаза все-таки кажутся синими, глубокими.
– Можно просто Соня, – сдаюсь.
Говорю тихо и глазами брожу по его шее. Только сейчас замечаю золотую цепочку, которая поблескивает.
– Ну, или София, – чуть наглею и снова взглядом встречаюсь с его, – прости меня за то поведение. Я повела себя ужасно. Как…сука. Прости.
Отхожу от него на безопасное расстояние. Близость и правда удушающая. Будто горло сдавливают тугими веревками, а ты смотришь на него, слова произнести не можешь и по-тихому варишься в этом наслаждении. Уму непостижимо, как противоречиво и запретно.
Быстро смываюсь от Димы из коридора в ванную. Мою руки, перевожу дыхание.
Смотрю на свое отражение и не узнаю себя. Немного шальная, словно та крошечная доза алкоголя все еще бродит в моем кровотоке.
– Ты тоже меня извини, – слышу его слова.
Дверь не заперта, осталась тоненькая щель. Гаранин стоит за стенкой, прислонился, смотрит в потолок. И проверять не надо, это так.
Сердце чувствует его близость и работает с утроенной силой. Хочется успокоить обезумевшую мышцу, снизить скорость.
– А тебя за что?
– Что тоже некрасиво себя повел, что не сдержался, что увез тебя сейчас от Бисарова… – замолкает.
Мы замолкаем.
Удары сердца эхом разносятся по ванной комнате. Я не выхожу, не получается. Ступни к плитке приклеились клеем.
– Ты выполнял свою работу, – безэмоционально отвечаю.
И почему-то от этих слов обидно стало. Сама сказала, самой и паршиво.
Резко открываю дверь, цепляю маску радушия и гостеприимства.
– Чай? Кофе? – спрашиваю, шумно сглатываю слюну, но широко улыбаюсь.
– Чай. Крепкий. И три ложки сахара. Но сначала рубашка.
Дмитрий пальцами цепляет мелкие пуговки у воротника и медленно начинает их расстегивать. Как завороженная наблюдаю за простыми действиями. Господи, да что в этом такого? Рубашка как рубашка, пуговицы как пуговицы. Мужские руки как руки.
На тыльной стороне кожа смуглая, вены выделяются и хочется провести пальцами по всем изгибам.
Я словно переместилась под кондиционер, который работает на огненный плюс. Кожа обваривается и покрывается ощутимыми ожогами. Щеки вспыхивают. То ли от стыда, то ли от возбуждения.
Что вообще может быть прекрасней шикарного мужского тела и белой рубашки, которую он, сняв, передает мне?
А тело у Гаранина и вправду шикарное.
– Соня? – окликает. Вцепляюсь в ни в чем не повинную ткань. В глаза смотреть ему боюсь. Он все поймет, все-все. Что представляла, что чувствовала.
– Да. Сейчас запущу. Сорок градусов нормально? – зачем-то спрашиваю.
Мозги в кашу. Разве о таком спрашивают мужчину?
– Не знаю. Я отдаю в химчистку.
Очевидно, отец ему платит хорошо, раз рубашки не в стиральной машине стирает, а в специализированных местах.
– Брюки? Снимать?
Взгляд ощущаю между лопаток, когда погружаю его рубашку в барабан машинки. Именно такой, какой был в вечер знакомства с Бисаровыми, потом у подъезда. Он оставляет след, словно пытается пробраться к сердцу.
– Тоже испачканы? – тихо и сдавленно спрашиваю. Голос низкий, будто заболела ангиной. Даже говорить трудно.
– Немного.
– Х-хорошо.
Слышу лязг ремня, “вжик” молнии. Поверх всех вен проходит ток, а где-то внизу живота происходит короткое замыкание. Рефлекторно сжимаю ноги. Пульсация дикая.
Господи, это всего лишь звуки. Обычная одежда, просто мужчина… Но запахи эти, близость, жар по телу – все это вместе, и я в какой-то водоворот попадаю. Хватаю жадно воздух и стараюсь выбраться. А меня топит.
– Возьми. Пожалуйста.
Взгляды встречаются. Пальцы соприкасаются, когда забираю черные брюки. Понимаю, что звать его к себе было ошибкой. Большой, неисправимой ошибкой.
Его глаза вновь как черное ночное небо, нет и тоненькой голубой полосочки. Смотрит так, что плавит.
Мне сейчас все равно, что белое с черным лучше не стирать. Запускаю на сорок градусов.
Гаранин остается в одних боксерах. Ну, и в носках… Выглядит странно, улыбка его еще эта дикая немного.
– Чай? – возвращает меня своим вопросом на землю.
Киваю. Но чтобы мне пройти на кухню, нужно, чтобы Дима чуть отошел в сторону, иначе наши тела… в общем, столкнуться. Будут находиться так близко друг к другу, что лучше содрать с себя кожу, но не ощущать его рядом с собой.
– Ты не подвинешься? – осторожно спрашиваю.
Гаранин медлит, но все же отходит в сторону.
Пробегаю мимо него, стараюсь не смотреть на кубики пресса, мощную грудную клетку, узкие бедра и сексуально свисающий крестик на цепочке.
Господи, прости меня, грешную, но этот православный крестик и правда придает такую сексуальность его шее.
Быстро ставлю чайник, ждем сигнала в полной тишине. Только переглядываемся часто. Никто вопросов больше не задает. Какое-то напряженное молчание выходит.
– Как давно ты работаешь на папу? – решаю с чего-то начать разговор.
Я смутно помню первые дни работы Гаранина у нас. А сейчас желаю знать больше конкретики.
Дмитрий устало хмыкает, взглядом обводит мое лицо. Грустным вдруг стал.
– Четыре года, София. Тебе исполнилось девятнадцать лет, когда твой отец принял меня на работу.
Сощуриваюсь и всматриваюсь в Диму.
Дима… я стала называть его Димой. Только заметила.
– А до этого где работал?
– В органах.
– А кем?
Короткий хмык. Тихий глоток и сведенные брови. Я подмечаю каждую деталь.
– Оперативником в следственном управлении.
А я балерина.
Теперь мне хочется грустно хмыкнуть. Мы такие разные…
– И много преступников поймал, товарищ майор?
Откуда-то взялись легкие нотки флирта, хочется треснуть себе по губам.
– Подполковник.
И снова улыбаемся друг другу. Сердце щемит, а внутри словно вентилятор разгоняет теплый воздух по всем уголкам моего тела.
Машинка начинает пищать на всю квартиру, что вещи выстираны и высушены. Наши разговоры подошли к концу.
Поднимаемся оба одновременно. Он в одних трусах, я полностью одета. Какой-то дисбаланс, который хочется нарушить.
Ткань моей одежды начинает карябать и жечь, хочется поскорее от нее избавиться. А еще в ней тесно, душно и неудобно.
– Сейчас все принесу, – говорю и смотрю на шею, где отчетливо бьется толстая венка.
Возвращаюсь спустя пять минут. Мне нужно было время. Чтобы Гаранин не маячил где-то рядом, глазами своими не смущал и в душу ими не лез.
– Вот, – передаю и сразу отхожу, – должно было все отстираться. Порошок хороший, японский, – зачем-то добавляю.
Зачем ему знать, каким порошком я стираю?
– Ну, раз японский… – усмехается и надевает сначала брюки, затем рубашку. Медленно застегивает пуговицы и убирает руки в карманы.
Я стою, потупив взгляд. Изучаю плинтусы, замечаю пыль на них, делая заметку, что я ужасная хозяйка.
Только слышу его шаги в мою сторону. Он близко. Очень. Хочется плакать, чтобы не делал так. Ну, не получается у меня. Внутри все сдавливается от него такого. Кровь останавливает свой путь, замирает. Кислород не поступает к органам. Все тело заморожено.
– Соня, – пальцем цепляет подбородок, заставляя посмотреть на него.
Конечно, он не мог не видеть, что со мной происходит. Он, черт возьми, фсбшник, подполковник. Такой раскалывал на раз-два. А я что? Достаточно было взгляда, чтобы понять мое состояние, когда он рядом.
Облизываю губы, закусываю нижнюю, стараясь унять покалывание. Гаранин обводит их взглядом. Но ни один мускул не шевелится на его лице. Дима не дергается, дыхание ровное.
Наученный…
А я поцеловать его хочу. До разрыва сердца хочу.
Но потом резко отворачиваюсь.
Пару часов назад я целовалась на берегу озера с Бисаровым. И мне понравилось. Чувствую себя какой-то шлюшкоподобной, что ль. От одного к другому.
– Тебе пора.
Он кивает. Молча обувается и выходит. Ни слов прощания, ничего. Только тихий хлопок двери.
Устало иду в свою спальню и опускаюсь на кровать. День был долгим, нудным. И я ни разу за последние пару часов не вспоминала об Артуре. Его образ только всплыл в памяти, когда мы с Гараниным чуть не поцеловались.
Зато Дима… он…
Телефон пиликает на тумбочке в коридоре. Бросила его там по привычке.
Хочется, чтобы это был Гаранин. Написал сухое сообщение, даже банальное “забыл сказать “пока”.
А там поклонник.
“Давай встретимся?”
Глава 12.
Соня.
Наверное, я никогда так тщательно не собиралась на свидание, как делаю это сейчас. А главное, для кого я так наряжаюсь? Для неизвестного мне человека, который покорил цветами. И все.
Но не пойти не могу. Я ждала этого сообщения с тех пор, как мне вручили первый букет.
До ресторана вызываю такси, хотя рассчитывала, что заказ сделает поклонник. В идеале думала, что он сам за мной заедет. Но, списав с карточки несколько сотен, иду в сторону яркой вывески.
Место он выбрал пафосное. У входа припаркованы дорогущие авто, а у двери стоят и курят двое мужчин, внешний вид которых равняется сумме моей зарплаты за полгода, не меньше.
Невольно вглядываюсь в них. А вдруг один из них мой поклонник? Прохожу медленно, обвожу их с ног до головы. Темненький с идеальной бородкой подмигивает, но отворачивается, чтобы принять звонок.
Мимо.
– У вас заказано? – спрашивает хостес на пороге заведения.
Теряюсь, потому что даже не спросила у поклонника, на чье имя столик. Как вообще ответить на ее вопрос верно?
– Честно сказать, не знаю. У меня встреча, свидание, – слегка волнуюсь. Не каждый день встречаешься лицом с тем, с кем уже мечтала познакомиться.
– Имя Вашего спутника? – девушка открывает толстую тетрадь и устремляет свой взгляд туда. Талмуд огромный, а заведение новое. Несостыковка.
Почему-то захотелось рассказать об этом Гаранину. Оценил бы мою внимательность?
– Это свидание вслепую, – мямлю я.
Хостес мило улыбается. Мне кажется, или она собирается меня отшить? Думает, я решила без брони пробраться в ресторан?
– Может, есть столик на фамилию Мещерская? София Мещерская?
Блондинка стреляет в меня недовольным взглядом и утыкается в свой талмуд. Листает что-то, долго. Ну точно, очередная паказуха, что у них нескончаемый поток клиентов, а запись на несколько недель вперед. Врут, уверена.
– Пройдемте, – вдруг говорит и, взяв папку с меню, направляется в зал.
Меня окатили ледяной водой после разгоряченного душа. Сначала до жути неприятно и мерзко, а потом тепло разливается по телу, и так хорошо становится.
Поклонник даже в этом вопросе решил не рассекречивать себя и свое имя.
Под ложечкой только засосало. Какое-то предвкушение, смешанное с обидной. Я бы хотела, чтобы первым на встречу пришел он. Это было бы правильно, красиво. А выходит, девушка будет ждать своего мужчину на первом свидании. Дикость какая.
– Вы готовы сразу озвучить заказ? – не отстает хостес.
– Воду, пожалуйста, без газа, – сухо отвечаю.
Я не планирую что-либо пить алкогольное или делать заказ до того, как придет мой поклонник. А то подумает еще что не надо.
Блондинка уходит, оставив меня наедине со своими мыслями.
С первой секунды меня не покидает ощущение, что не хватает какого-то пазла. Либо понапридумывала в своей голове такого, что ни один нормальный человек не сможет воплотить все это в жизнь. Получается, в душе я еще тот романтик.
Замечаю, как в зал возвращаются те двое мужчин, что курили у входа. Темненький пристально всматривается в меня и обводит все тело по контуру будто черным жирным маркером.
Так ощутимо и неприятно.
Улыбается мне широко своей улыбкой за несколько миллионов и снова подмигивает.
А вдруг…
Оборачиваюсь, чтобы проследить, куда он направляется. Чувствую, как к щекам прилил жар, нервы натянулись словно мне предстоит экзамен, к которому я готовилась очень долго.
Все мысли, все идеи, все-все в моем теле направлены на решение только одной единственной задачки.
Темненький садится за барную стойку, просит бармена повторить какой-то напиток и открывает свой телефон.
Я слышу характерный звук разблокировки, стук льда о стекло в бокале, даже его голос: мужской баритон с легкими хриплыми нотками.
– Ваш заказ, пожалуйста, – прерывает официант, тихо поставив воду на стол, – что-нибудь еще желаете?
Господи, я даже не сразу поняла, что спрашивает и хочет от меня этот парень в форме.
– Здесь очень вкусный салат с грейпфрутом, рукколой и кедровыми орехами, – раздается приятный голос надо мной.
Он вызывает ворох мурашек. Но повернуться я боюсь. Все рецепторы приведены в боевую готовность. Вдыхаю и чувствую приятную туалетную воду, на языке слегка горчит какой-то вкус похожий на никотин, а до слуха доносится легкое шуршание пиджака и брюк при несложных движениях.
Оборачиваюсь резко и глазами упираюсь в того темненького, кто курил у входа и улыбался мне.
Получается, что это… мой поклонник?
Пока не могу понять, что внутри меня происходит. Разочарование? Ликование? Облегчение? Неверие?
– Присяду, не возражаете? – не дожидаясь ответа, садится напротив, давая отмашку официанту, чтобы принесли озвученный заказ.
– У меня встреча, – тихо отвечаю.
Темненький улыбается левым уголком губ снисходительно, будто сделал мне одолжение. Это… странно. Поклонника я представляла несколько иным. Более простым, что ль.
– Ильдар, – знакомится, и его брови взлетают вверх. Что-то типа, а как зовут Вас? Очевидно, спросить прямо он не может. Эго мешает.
Артур, Гордей, Ильдар… Обычные имена у нас закончились. То ли дело Дима…
– София.
Беру бокал воды и выпиваю. Здесь и вправду жарко. Оглядываюсь по сторонам. Если этот темненький не мой поклонник, то мой мужчина должен подойти уже с минуты на минуту. Я опоздала на целых полчаса, была уверена, что поклонник меня ждет.
– Значит, Сонечка, – мягко говорит. Но вызывает приступ тошноты. Либо это от волнения.
Что, если поклонник подойдет и увидит за моим, за нашим, столиком совсем постороннего мужчину.
Господи, сгорю со стыда.
– Значит, София, – упрямо гну линию.
Ильдар симпатичный, ничего не хочу сказать. Только бородка его эта слишком уж идеальная. Мне даже кажется, она мягкая на ощупь. А это… не по-мужски как-то.
У папы моего такая жесткая щетина, что при коротком поцелуе в щеку у меня раздражение на пару дней высыпает.
– Что ж Ваш кавалер опаздывает? Оставляет такую красивую девушку одну. Заскучаете же?
Взгляд темных глаз неприятно касается моих губ, шеи, ведет по груди и оценивает мое платье.
На мне кремового цвета платье прямого кроя с открытыми плечами и неглубоким вырезом. Не знаю, зачем надела именно его. В какой-то момент показалось, что оно достаточно скромное для первого свидания, но до образа богопослушной монашки еще далеко.
– Мне комфортно находиться одной, даже если мой мужчина задерживается, – говорю уверенно.
Его общество лишнее.
И я постоянно оглядываюсь по сторонам. Постоянно кажется, что сейчас из-за соседнего стола встанет тот, кого я жду. Он просто наблюдал. Или вдруг в зал войдет. Я тут же пойму, что это он, и улыбнусь.
Но на входе никого нет и ко мне никто не подходит.
– А я бы с удовольствие составил вам компанию, София. Вы очень красивая девушка.
Мы сидим напротив друг друга и, возможно, со стороны кажется, что у нас и впрямь свидание. В каком-то смысле даже жаль…
– София Мещерская, – перебивает официант.
В его руках скромный букет из пяти пионов. Нежно-розовые бутоны еще не раскрылись. Они завернуты в обычную крафтовую бумагу. Никакой вычурности, лишнего декора. Даже зелени нет. Таким букетом говорят “прости”.
За ребрами сердцу стало очень тесно. Либо в груди все сдавлено и сжато, либо мышца моя настолько увеличилась, что мне больно вздохнуть.
В горле образуется ком, а глаза предательски увлажнились.
Он не может так со мной поступить…
– Это мне? – решаю уточнить.
Официант протягивает скромный букет и уходит.
В цветах замечаю небольшую бумажку. Хоть сейчас догадался положить записку. Там короткое “извини”, напечатанное на принтере. Не написанное от руки добродушной флористкой, а глупая, маленькая бумажка, которую выплюнула машинка.
Смахиваю быстро слезу, которая посмела скатиться по щеке. Потом еще одну. Мне не стыдно за свои слезы, мне до крика обидно.
– Упс, кажется, кавалер твой оставил тебя здесь одну, – слышу голос Ильдара.
Зря он это сказал, потому что весь свой гнев готова выместить на него.
Нельзя так поступать с женщинами. Никогда. Из милой балерины я готова превратиться в самую настоящую ведьму.
– Свалил от меня! – цежу сквозь зубы.
Встаю со своего места, прихватив сумочку, и бегу к гардеробу. Цветы оставляю лежать на столике. Больше ничего и никогда не приму от поклонника.
По пути вызываю такси. Капец. Сюда на такси за свои деньги, обратно. Что уж, хорошо прокатилась. На свидание.
“Что это значит?” – пишу гневное сообщение. Не с первого раза правильно печатаю слова.
Руки трясутся. Меня парализует гнев, а потом по плечам гладит обида. И то и другое душит.
Ответа нет. Следом пишу еще сообщение.
“Скажи, как тебя зовут? Чтобы я знала, какое имя теперь ненавижу больше всего”
“Просто поклонник. Прости, Соня.”
