Давид Львович Голинков
Крушение антисоветского подполья в СССР. 1917–1929 годы
Народный комиссариат просвещения 19 декабря 1917 г. писал в ВЧК: «До сведения Народного комиссариата по просвещению дошло, что параллельно с Комиссариатом по просвещению образовались заново некоторые отделы министерства народного просвещения, куда будто бы и направляется вся корреспонденция, адресованная на имя Комиссариата по просвещению, а также и обратно. Это «министерство» отправляет свою корреспонденцию в адрес попечителей округов и других учреждений по народному просвещению. Нам известно, что в 6-й гимназии было собрание около 400 саботирующих чиновников в министерстве просвещения и, возможно, что именно на этом собрании и сконструировались отделы «министерства». Доводя об этом до сведения Комиссии по борьбе с контрреволюцией, прошу выяснить, соответствуют ли циркулирующие слухи действительности, и если окажется, что бумаги обращаются, минуя комиссариат, то принять самые энергичные меры к ликвидации самозваного «министерства», вплоть до ареста членов его. Товарищ комиссара по просвещению Гр. Закс. Секретарь Е. Адамович»
Особенно опасным был саботаж чиновников в учреждениях, ведавших связью, здравоохранением, продовольственным снабжением.
В первые же дни революции саботажники и чиновники объявили о прекращении работы, телефонной станции в Петрограде. В связи с этим 3 ноября 1917 г. декретом Совета Народных Комиссаров за подписью В. И. Ленина заведование телефонной сетью было поручено народному комиссару почт и телеграфов.
Работники министерства внутренних дел отказались выполнять свои обязанности, связанные с охраной народного здоровья. В приказе народного комиссара внутренних дел Г. И. Петровского отмечалось, что «следствием забастовки этих врачей было, между прочим, то, что три телеграммы, уведомляющие о появлении эпидемии чумы в Астраханской губернии и холеры в Бакинской губернии, оставались без рассмотрения».
Чиновники министерства продовольствия и деятели общественных учреждений, занимавшиеся продовольственным снабжением, также отказались сотрудничать с Советской властью.
18 ноября 1917 г. созванный саботажниками Всероссийский продовольственный съезд постановил прекратить доставку продовольствия в революционные центры, а заготовленный хлеб передать в распоряжение Учредительного собрания, когда оно соберется. Съезд избрал так называемый «Всероссийский продовольственный совет» во главе с меньшевиком В. Г. Громаном (председателем Петроградской продовольственной управы).
27 ноября самозваный «Продовольственный совет» созвал в Петрограде в помещении бывшего министерства продовольствия совещание руководителей продовольственных учреждений. Во время заседания в зал вошел Ф. Э. Дзержинский с нарядом красногвардейцев. Феликс Эдмундович объявил, что по решению Совета Народных Комиссаров все присутствующие подлежат аресту. Председатель совещания Д. С. Коробов потребовал предъявить ордер на арест. Ф. Э. Дзержинский ответил, что он является товарищем народного комиссара по внутренним делам, и тут же выписал такой ордер.
В составленном затем протоколе, подписанном всеми присутствовавшими, отмечалось: «Товарищ министра (продовольствия. – Д. Г.) Н. Д. Кондратьев задал Дзержинскому вопрос, арестован ли он, а также другой товарищ министра С. А. Ершов. Дзержинский ответил: «Да»… Представитель служащих в свою очередь спросил, арестованы ли и они. Дзержинский ответил, что вопрос об этом будет выяснен потом. После того как представители служащих заявили, что они не подчиняются Совету Народных Комиссаров и не сдадут дел без распоряжения непосредственного начальства, они также были объявлены арестованными… Дзержинский предъявил требование о сдаче ему всех находящихся у присутствующих бумаг, что было исполнено».
Решительные меры против саботажников способствовали прекращению саботажа. Через некоторое время задержанные по решению СНК были освобождены.
Забастовки чиновников и служащих государственных и общественных учреждений вызывали возмущение широких масс населения, страдавшего от хозяйственной разрухи, продовольственного кризиса и иных неурядиц, вызванных контрреволюционными саботажниками.
В декабре 1917 г. в Народный комиссариат внутренних дел поступило такое заявление: «Настоящим довожу до вашего сведения: 1-е. Во всех частных банках сего числа производится сбор денег на формирование юнкеров по постановлению якобы профессионального союза служащих кредитных учреждений. 2-е. 15 декабря подготовляется всеобщая забастовка всех служащих как кредитных учреждений, так равно разных предприятий. Примите строгие меры. Для этого необходимо арестовать в каждом банке главарей: директоров, доверенных, а в особенности учетчиков. Мы, служащие разных банков, умоляем вас – спасите завоеванную нашу народную революцию. Снимите с учетов всех предателей, они хуже директоров тормозят все дело. Председатель собрания мелких служащих (подпись неразборчива)». Это заявление 19 декабря было передано в ВЧК Ф. Э. Дзержинскому и послужило материалом при расследовании дела о саботаже чиновников бывшего министерства финансов и кредитных учреждений.
28 ноября 1917 г. после «демонстрации в защиту Учредительного собрания» участвовавшие в ней чиновники-саботажники собрались в помещении бывшего Святейшего синода. Здесь они были арестованы сотрудниками Следственной комиссии революционного трибунала. Саботажники скрывали своих активистов, заявляли, что они собрались «случайно» и обсуждали вопросы, не связанные с забастовкой. Некий чиновник Н. К. Васильев, например, так отвечал на вопросы Следственной комиссии: «…Власти народных комиссаров подчинюсь, если ее признает Учредительное собрание…
Забастовка чиновников возникла стихийно… Мое отношение к забастовке было пассивное… В отношении приступа к работе считаю себя обязанным подчиняться решению профессиональной организации» (то есть саботировать. – Д. Г.). Следственной комиссии так и не удалось тогда выявить главарей саботажа. Арестованных чиновников 4 декабря освободили, а 14 декабря была официально объявлена всеобщая забастовка служащих государственных учреждений Петрограда.
Революционный трибунал против саботажников
Слушанием дела о преступном саботаже начал свою работу только что учрежденный в Петрограде революционный трибунал.
10 декабря 1917 г. в бывший дворец великого князя Николая Николаевича пришли представители различных слоев населения. Были здесь и бастующие адвокаты, старые судебные чиновники, друзья и близкие подсудимой – известной буржуазной общественной деятельницы, члена ЦК кадетской партии графини С. В. Паниной. По залу шмыгали бойкие корреспонденты буржуазных газет, все еще выходивших в городе; они заранее распространяли слухи о «жестокости» нового суда. Зал бурлил, клокотал, кипели политические страсти.
В час дня в зал вошел председатель Петроградского революционного трибунала, участник революции 1905 г., рабочий, большевик с 1909 г. Иван Павлович Жуков с шестью заседателями и, заняв место за столом, обратился к публике. «69 лет тому назад, – сказал он, – во время революции 1848 г. во Франции возникли революционные суды, которые назывались революционными трибуналами. И как те первые революционные суды, так и ныне начавший жить русский революционный трибунал, я надеюсь, будет строгим оценщиком, самым ярым защитником прав и обычаев русской революции. Он будет строго судить всех тех, кто пойдет против воли народа, кто будет мешать ему на пути. И я уверен, что невиновные перед волей революционного народа найдут в революционном трибунале наиболее надежного защитника. Объявляю заседание революционного трибунала открытым».
Графиня С. В. Панина – товарищ (заместитель) министра просвещения свергнутого Временного правительства – обвинялась в саботаже. На вопрос председательствующего, признает ли она себя виновной, Панина ответила, что не признает. Председатель предложил секретарю суда огласить доклад Следственной комиссии.
Суть дела заключалась в следующем. Не признавая власти рабочих и крестьян и назначенных ею руководителей Народного комиссариата просвещения, Панина решила не передавать новой администрации денежные средства, имевшиеся в кассе министерства. 15 ноября 1917 г. запиской на имя экзекутора[12] Дьякова она распорядилась: «Срочно. Секретно… Предлагаю вам немедленно по предъявлении сего все хранящиеся у вас денежные суммы, как в наличных деньгах, так и в процентных бумагах состоящие, передать предъявителям сего – делопроизводителю департамента народного просвещения Рождественному и департамента профессионального образования Козлову и вместе с ними отправиться для внесения сих сумм на хранение в место по указанию означенных лиц». Так саботажники изъяли около 93 тысяч рублей народных денег. Когда пришла советская администрация, в кассе министерства просвещения не оказалось ни копейки.
Вечером 28 ноября сотрудники Следственной комиссии явились к Паниной. В ее квартире в это время происходило совещание членов Центрального комитета партии кадетов с участием Ф. Ф. Кокошкина и А. И. Шингарева. В ответ на вопросы членов Следственной комиссии Панина заявила: «Признаю, что приказ экзекутору Дьякову от 15 ноября 1917 г. о внесении народных денег, бывших в моем распоряжении по министерству народного просвещения, дан мною. Куда я приказала отправить эти суммы, я указать не желаю. Сочту своей обязанностью представить отчет о всей деятельности и суммах единственно Учредительному собранию как единственной законной власти. От всяких разъяснений комиссарам или Следственной комиссии я отказываюсь».
После оглашения материалов дела председательствующий спросил у присутствующих в зале суда, не желает ли кто-нибудь выступить обвинителем. Желающих не нашлось. Тогда И. П. Жуков предоставил слово защитнику подсудимой. Из публики вышел директор гимназии В. Я. Гуревич. Он принялся восхвалять достоинства подсудимой, оправдывая ее действия и одновременно дискредитируя процесс. Он заявил, что Панина не имела права передать деньги Совету Народных Комиссаров, а передаст их только «настоящему хозяину» – Учредительному собранию, которое якобы является выразителем воли всего народа.
Выступление защитника нашло благодатную почву среди части присутствовавшей на процессе публики. В зале раздавались крики, возгласы, кто-то устроил истерику. Некий Иванов, назвавшийся рабочим, потребовал слова и заявил, что подсудимая помогла ему, дотоле «темному человеку», научиться «любить науку и жизнь». Он подошел к скамье подсудимых, театрально поклонился Паниной и воскликнул: «Благодарю вас». Буржуазная публика устроила ему овацию.
Антисоветские выступления возмутили находившихся в зале рабочих. Один из них, рабочий завода «Парвиайнен» Наумов, потребовал слова и сказал: «Суд был прав, когда привлек к ответственности гражданку Панину… Класс угнетенных кровью добыл власть и не может, не должен претерпевать оскорбления [в адрес] этой власти… Сейчас перед нами не отдельное лицо, а деятельница, деятельница партийная, классовая. Она вместе со всеми представителями своего класса участвовала в организованном противодействии народной власти, в этом ее преступление, за это она подлежит суду».
Графиня Софья Владимировна Панина (1871–1956) – последняя представительница графской ветви рода Паниных, крупная землевладелица, наследница имения Марфино и хозяйка дворца в Гаспре. С 24 мая (6 июня) 1917 г. – товарищ министра государственного призрения, с 14 августа – товарищ министра народного просвещения Временного правительства России
Судьи удалились на совещание. Когда они вернулись, в зале воцарилась тишина. И. П. Жуков читал, и все вслушивались в слова приговора: «Именем Революционного Народа! Революционный трибунал, рассмотрев дело гражданки Софьи Владимировны Паниной об изъятии ею из кассы бывшего министерства народного просвещения принадлежащей народу суммы – около 93 тыс. рублей, постановил: 1) оставить гражданку Софью Владимировну Панину в заключении до момента возврата взятых ею денег в кассу Комиссариата народного просвещения; 2) Революционный трибунал считает гражданку Софью Владимировну Панину виновной в противодействии народной власти, но, принимая во внимание прошлое обвиняемой, ограничивается преданием гражданки Паниной общественному порицанию».
19 декабря саботажники внесли изъятые деньги в Народный комиссариат просвещения, и Панина была освобождена. Впоследствии она стала белоэмигранткой.
14 декабря 1917 г. Петроградский революционный трибунал заслушал второе дело о саботаже, по обвинению бывшего командующего 5-й армией Северного фронта генерала В. Г. Болдырева в неподчинении приказанию назначенного Советским правительством Верховного главнокомандующего Н. В. Крыленко.
Когда 11 ноября Н. В. Крыленко в сопровождении небольшого отряда выехал из Петрограда на фронт, чтобы вступить в командование действующей армией и принять дела Ставки, он прежде всего заехал в штаб Северного фронта, чтобы организовать начало переговоров о перемирии с командованием войск Германии. Однако нового главковерха представители командования Северного фронта встретили враждебно. В Пскове, где находился штаб Северного фронта, главнокомандующий фронтом генерал В. А. Черемисов на вызов к Крыленко не явился, ответив отказом. Н. В. Крыленко издал приказ об отстранении Черемисова от должности и письменно предложил ему временно исполнять обязанности до прибытия преемника под наблюдением комиссара фронта большевика Б. П. Позерна.
12 ноября Н. В. Крыленко прибыл в Двинск, где располагался штаб командующего 5-й армией Северного фронта генерала В. Г. Болдырева. Здесь повторилось то же, что и в Пскове. Болдырев на приглашение Крыленко не откликнулся, а при повторном вызове ответил, что может принять Крыленко у себя. Остановившись в Двинске, Н. В. Крыленко созвал армейский комитет. Болдырев не явился и на заседание комитета. Между тем армейский Военно-революционный комитет стал на большевистские позиции. Ввиду явного саботажа Болдырева Н. В. Крыленко отстранил его от должности, а Военно-революционный комитет армии арестовал генерала и отправил его в Петроград для предания суду революционного трибунала.
На судебном заседании Болдырев заявил, что, так как Крыленко назначен главковерхом большевиками, поэтому он не подчинялся его приказаниям. Кроме того, он пытался оправдать свои действия тем, что армейский комитет также разделял его точку зрения, а о переходе комитета на советские позиции он не знал.
Когда у Болдырева на суде спросили, как бы он поступил, если бы знал о переходе армейского комитета на советские позиции, он ответил: «Я считаю себя гражданином свободной России и подчиняюсь воле Учредительного собрания», то есть дал понять, что не признает Советской власти.
Революционный трибунал признал Болдырева виновным в неисполнении распоряжений Верховного главнокомандующего Крыленко и приговорил его к трем годам тюремного заключения[13].
Вскоре в Петроградском революционном трибунале слушалось дело графини О. Апраксиной.
В декабре 1917 г. в Народный комиссариат государственного призрения, руководимый А. М. Коллонтай, пришла сестра милосердия благотворительного церковного приюта, носившего название «Во имя царицы небесной», А. В. Кобылина и сообщила об ужасном состоянии находящихся в приюте детей. В приюте, говорила она, «перестали совершенно топить, несмотря на суровые морозы. Трубы стали лопаться от холода… Белье перестали стирать, и дети ходят в грязном белье, кишащем паразитами… Дети голодают, от голода у детей стали появляться на руках и ногах язвы и раны… Смертность среди детей ужасающая… Дошло до того, что покойник оставался непогребенным три недели… Видя эти ужасы, я стала настойчиво обращать внимание графини Апраксиной (попечительницы приюта. – Д. Г.) и других лиц на нравственную ответственность за состояние детей, но мне постоянно указывали, что нужно терпеть… У меня создалось твердое убеждение, что все это безобразие создавалось искусственно с целью убедить народ в том, что всему этому виною является власть большевиков. Это… подтверждается еще и тем, что графиня Апраксина упорно не желала обратиться за помощью в министерство призрения…»
Народный комиссариат государственного призрения, узнав об этом, ассигновал необходимые средства на содержание детей и спае многих из них от гибели. Назначенная комиссаром приюта Е. Н. Миндлина заявила: «Совокупность всех обстоятельств, при коих продолжалось бесчеловечное существование детей, меня убедила в том, что графиня Апраксина умышленно старалась избегать правительственной помощи с целью дискредитировать власть народных комиссаров, на опыте демонстрируя всю внесенную якобы ими в жизнь приюта разруху».
Рассмотрев это дело, Петроградский революционный трибунал признал, что «со стороны Апраксиной и Бурнашевой (старшей сестры приюта. – Д. Г.) было допущено бездействие, подлежащее строгому порицанию». Революционный трибунал постановил отстранить их от управления приютом и лишить права активного участия в работе благотворительных учреждений.
Но меры, применявшиеся революционными трибуналами, оказывались недостаточными, чтобы сломить саботаж. Нужна была более решительная борьба, и основная тяжесть ее легла на плечи Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
Ликвидация саботажа
Выполняя указания Совнаркома, ВЧК в первые дни своего существования раскрыла и ликвидировала центральный стачечный комитет «Союза союзов служащих государственных учреждений», руководивший забастовкой чиновников[14]. Сотрудники Чрезвычайной комиссии выяснили, что руководители стачки чиновников собираются в Петрограде в доме № 46 по Литейному проспекту. 22 декабря 1917 г. председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский, лично занимавшийся расследованием этого дела, предписал произвести обыск по Литейному, 46, кв. 17, и задержать всех заподозренных лиц, в том числе Валединского, который публично собирал деньги для саботажников. Чекисты с отрядом красногвардейцев обнаружили по этому адресу конторы нескольких организаций («Союза трудовой интеллигенции», «Союза инженеров», «Союза союзов») и около 30 сотрудников и посетителей контор, пытавшихся уничтожить бумаги и скрыться. Но чекисты задержали их и изъяли ряд документов (в том числе издававшийся саботажниками бюллетень и подписные листы на сбор средств в «забастовочный фонд»), характеризовавших их подпольную деятельность. Когда один из задержанных в конторе пытался бежать от приставленных к нему красногвардейцев, его обыскали и нашли у него визитную карточку на имя чиновника министерства внутренних дел А. М. Кондратьева, о котором ВЧК имела сведения как об одном из организаторов забастовки. Задержанный оказался председателем «Союза союзов». Деньги он успел передать какому-то сообщнику.
Ф. Э. Дзержинский изучил найденные при обыске документы. У Кондратьева была отобрана записная книжка, в которой он вел «бухгалтерию» саботажников. По обрывкам разорванных при обыске бумаг Дзержинский восстанавливал их содержание. Так, например, в найденном бюллетене (печатался на гектографе) содержалась информация о ходе забастовки, в частности отмечалось: «Министерство финансов… Почтовое отделение при таможне приступило к работе по инициативе Центротама (центральной организации таможни. – Д. Г.), признавшего до Учредительного собрания власть народных комиссаров и обратившегося с воззванием ко всем органам. Главным деятелем по срыву забастовки является некто Фиденев. Центральный стачечный комитет постановил объявить Фиденева штрейкбрехером, просил стачечный комитет министерства составить контробращение к служащим и представить в Центральный стачечный комитет для сведения». В бюллетене сообщалось о забастовке служащих, работавших в органах министерства продовольствия, которые создали свой центральный орган, имевший задачей превращение местных забастовок во всероссийскую.
О деятельности «Союза союзов» в бюллетене содержалась и такая информация: «1) Принято постановление, в подтверждение прежних, об отчислении со служащих в стачечный фонд 3 % содержания за ноябрь и декабрь (однодневный заработок) из расчета всего годового содержания (с наградными), деленного на 12 месяцев. Если отчисление за ноябрь уже произведено не в тех размерах, то принять меры к возможному его пополнению, а за декабрь сделать нормальное отчисление; 2) подтверждено решение Центрального стачечного комитета о манифестациях 28 ноября; 3) воззвание к населению о защите Учредительного собрания, за недостаточностью собранных подписей, особенно некоторых крайних партий, решено отложить на некоторое время опубликованием…»
Ф. Э. Дзержинский разработал подробный план дальнейшего расследования. Только составленный им список с заголовком «Надо арестовать по делу Кондратьева. Организаторы» содержал свыше 100 фамилий. 30 декабря 1917 г. было арестовано несколько активистов «Союза союзов». Ф. Э. Дзержинский лично допрашивал и записывал показания большинства арестованных. Вот некоторые из этих показаний.
А. Я. Литвиненко – чиновник бывшего министерства внутренних дел: «Жалованье, как и все другие, и я получал от стачечного комитета, жалованье иногда полностью, иногда урезанное… А. М. Кондратьева я знал как своего сослуживца… Запись моей фамилии и адреса, о которых вы (Дзержинский) мне сообщаете[15], я объясняю тем, что недели три тому назад я по просьбе председателя А. М. Кондратьева выполнял некоторые поручения: я был секретарем Кондратьева в течение 2–3 дней для связи с IV группой».
А. А. Антоневич – один из кассиров стачечного комитета: «Цифра 3764 руб. 91 коп. – это может быть расчет с А. М. Кондратьевым. Я работал с ним вместе в министерстве внутренних дел до 5 июня 1917 г. Он пригласил меня как служащего на жалованье в организацию союза служащих ведомств. Там поступали разные сборы, и я вел по этим сборам записи. Записи вел на бумажках, так как не работал уже в министерстве как состоящий на военной службе, не мог правильно вести как неорганизованное и неналаженное еще дело. Цифра 3764 руб. 91 коп. – сумма сборов почти до последнего времени. Эта сумма у меня была, передал я ее Кондратьеву неделю (если не 10 дней) тому назад. С тех пор если и поступали какие суммы, то ему я передавал. Встречался обыкновенно на Литейном, 46. Был он председателем этой организации ведомства внутренних дел».
В результате расследования выяснилось, что «Союз союзов» и состоявший при нем Центральный стачечный комитет руководили забастовкой чиновников в Петрограде и готовили забастовку во всероссийском масштабе. «Союз союзов» был связан с антисоветскими политическими организациями, с «Союзом защиты Учредительного собрания», с представителями банков, крупных промышленников и торговцев, от которых получал средства на выплату жалованья бастующим. Были выявлены ведомственные стачечные комитеты, стачечные комитеты министерств, отраслевые объединения, входившие в «Союз союзов», и существовавшие при нем бюро печати и бюро для сношения с Москвой.
Одним из выявленных ВЧК отраслевых комитетов «Союза союзов» был стачечный комитет служащих кредитных учреждений. Главную роль в нем играли меньшевики. Финансисты-стачечники собрали значительные средства (свыше миллиона рублей) в «фонд помощи» бастующим чиновникам. Их передал для распределения между служащими 9 банков бывший министр финансов кадет Н. Н. Кутлер. Саботажники получали средства от торгового дома «Иван Стахеев и К0» в Москве, от табачной фабрики Богданова, от Кавказского, Тульского поземельного, Московского народного и иных банков.
Из-за предательства соглашательских партий на поддержку врагов революции пошла и часть народных денег. В свое время, еще в дни керенщины, трудящиеся собрали и предоставили в распоряжение ЦИК Совета рабочих и солдатских депутатов первого созыва значительную сумму денег для использования их в интересах рабочего класса. После победы Октября меньшевики и эсеры, возглавлявшие ЦИК первого созыва, не постеснялись утаить эти средства (около 250 тысяч рублей) от Советов и преступным путем использовали их для поддержки контрреволюционных саботажников, выступавших против рабочего класса.
В процессе расследования дела «Союза союзов» ВЧК изолировала главарей стачки чиновников, разрушила аппарат стачечного комитета, расстроила источники поступления средств, провела работу по расслоению саботажников, привлекая на сторону Советской власти тех из них, кто был наиболее близок трудящимся. ВЧК согласовывала свою деятельность с партийными и советскими организациями, которые вели разъяснительную работу среди служащих министерств и чистку их от контрреволюционных элементов. ВЧК освобождала арестованных по делу «Союза союзов», как только они давали подписку, что не будут больше участвовать в актах саботажа.
1 марта 1918 г. ВЧК направила материалы произведенного ею дознания в Следственную комиссию революционного трибунала. В это время под арестом находился лишь председатель «Союза союзов» Кондратьев. 2 марта 1918 г. Следственная комиссия освободила из-под стражи и его. Теперь, когда саботаж был сломлен, Советская власть не сочла нужным наказывать побежденных врагов.
Почти одновременно с раскрытием в Петрограде дела «Союза союзов» в Москве был ликвидирован стачечный комитет служащих городской управы. Он состоял из высших служащих городских, преимущественно медицинских, учреждений.
13 января 1918 г. это дело рассматривал в открытом судебном заседании Московский революционный трибунал. Перед судом предстали члены стачечного комитета: врач Фрейдберг, сестры милосердия Ромоданова, Артамонова и контролер Давыдов. Трибунал признал саботажников «виновными в том, что они, будучи членами стачечных комитетов, приняли участие в организации забастовки высших городских служащих, направленной заведомо для них к увеличению развала городского хозяйства в интересах контрреволюции», и постановил: «объявить этих граждан врагами народа и лишить их права быть избираемыми на какую-либо общественную или государственную должность».
Советское правительство приняло меры и против саботажа капиталистов, не желавших подчиниться рабочему контролю и закрывших свои заводы и фабрики, торговые заведения. Такие предприятия подлежали конфискации.
Уже 17 ноября 1917 г. Советское правительство приняло первое постановление по этому поводу.
В нем шла речь о конфискации фабрики товарищества Ликинской мануфактуры А. В. Смирнова, который закрыл свое предприятие. Совнарком, говорилось в постановлении, «считает, что:
1) Закрытие фабрики, исполняющей заказы на армию и обслуживающей нужды беднейших потребителей, – недопустимо.
2) Материалы по обследованию дел на фабрике указывают на злую волю предпринимателя, явно стремившегося локаутировать рабочих, саботировать производство.
3) В интересах народного хозяйства, широкой массы потребителей и 4000 рабочих и их семей находит необходимым пустить указанную фабрику в ход, а посему постановлено:
4) Фабрику товарищества Ликинской мануфактуры А. В. Смирнова при поселке Ликино Владимирской губ. со всеми находящимися при ней материалами, сырьем и прочим объявить собственностью Российской республики»
Николай Фёдорович фон Дитмар (1865–1919) – крупный российский промышленник, предприниматель, общественный и политический деятель, участник Гражданской войны. Председатель Совета Съезда горнопромышленников Юга России (ССГПЮР) в 1906–1917 гг.
В течение декабря 1917 г. за отказ подчиниться декрету Совета Народных Комиссаров о введении рабочего контроля над производством были конфискованы заводы и имущество акционерных обществ Богословского горного округа, Симского общества горных заводов, правления Русско-Бельгийского металлургического общества, Общества электрического освещения 1886 года, Управления автомобильных мастерских Международного общества спальных вагонов, акционерных обществ Сергинско-Уфалейского горного округа, Кыштымского горного округа, Путиловских заводов, Невьянского горного округа.
Такая же борьба с саботирующими чиновниками и промышленниками велась Советской властью и в других районах.
Исполком Ташкентского Совета рабочих и солдатских депутатов 16 ноября 1917 г. предупредил саботажников из почтово-телеграфного ведомства: «Те из бастующих, которые в течение 24 часов со времени объявления настоящего обращения не приступят к работе, будут считаться уволенными от службы со всеми вытекающими отсюда последствиями (как-то: призыв на военную службу и лишение пенсии), а стачечный комитет, как руководитель настоящего контрреволюционного выступления, будет арестован». Стачка была прекращена.
29 ноября 1917 г. Совет Народных Комиссаров Туркестанского края издал приказ, запрещавший владельцам закрывать свои предприятия.
На Украине уже в первые дни после победы Октября революционный трибунал судил саботажников. В январе – феврале 1918 г. Военно-революционный комитет в Харькове закрыл за саботаж правление съезда горнопромышленников Юга России, а его председателя, Н. Ф. фон Дитмара, как вдохновителя саботажа капиталистов, арестовал.
Решительные меры ВЧК, судебные процессы, административное воздействие, разъяснительная работа партийных организаций среди служащих, чистка учреждений от антисоветских элементов – все это в конце концов сломило саботаж: чиновники приступили к работе, саботажники-капиталисты были устранены из предприятий. В апреле 1918 г. В. И. Ленин констатировал: «…теперь мы саботаж сломили. «Красногвардейская» атака на капитал была успешна, была победоносна, ибо мы победили и военное сопротивление капитала и саботажническое сопротивление капитала».
Борьба с контрреволюционной прессой
Газеты буржуазных и мелкобуржуазных антисоветских партий с первых дней Октября заполняли свои страницы злобной клеветой на социалистическую революцию и Советское правительство. Многие из этих газет находились на содержании у буржуазии и иностранцев. Буржуазные и правосоциалистические газеты имели большие запасы бумаги и свои типографии, в то время как большевистская печать не располагала необходимой полиграфической базой.
Чтобы пресечь потоки лжи и клеветы, которые буржуазия обрушила па победивший пролетариат и его партию, Военно-революционный комитет в Петрограде вынужден был в дни Октября запретить издание некоторых контрреволюционных газет. К 27 октября были закрыты около 20 враждебных Советам газет (кадетская «Речь», меньшевистская «День» и др.).
27 октября 1917 г. Совет Народных Комиссаров принял декрет о печати, в котором говорилось: «Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественных оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть рабочих и крестьян только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага, в то время как оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы. Вот почему и были приняты временные и экстренные меры пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса» 2.
