Денис Валерьевич Ружников
Инай и Утёс Шести Племён
Глава 2. Видяничи
Войдя в лес, Инай ощутил резкую перемену. Мир за его спиной казался привычным и понятным, но здесь, под пологом деревьев, начиналась другая реальность.
Лес шептал свою древнюю песню, оставаясь равнодушным к людским тревогам. Даже воздух был иным – густым, влажным, с лёгким ароматом земли, прелых листьев и смолистых деревьев. Этот запах проникал в лёгкие, оседал на языке, будто лес хотел стать частью его самого.
Высокие деревья покачивали своими вершинами, величаво и неторопливо, словно ведя беседу на языке, недоступном для человеческого слуха. Лианы, свисающие с ветвей, подобно седым бородам древних старцев, шевелились под легчайшими порывами ветра.
В просветах меж густых крон мелькали тени птиц, быстрые, как мысли, и изредка из тёмных глубин чащи мерцали большие глаза зверей, молчаливых свидетелей чужого присутствия.
Лес не выказывал ни вражды, ни гостеприимства; он лишь безмолвно внушал Инаю – ты здесь всего лишь гость, ничто в этом царстве не принадлежит тебе.
Каждый шаг Иная по мягкому мху ложился беззвучно, как шёпот ночи, но стоило ветке треснуть под его ногой, как лес вздрагивал, словно мудрый старец, вдруг отвлечённый звонким смехом детворы.
Шелест листвы, где ветер обнимал кроны, был сладок и загадочен, как древний сказ. Дождевые капли, забытые утром на листьях, срывались медленно, словно печальные слёзы, и с глухим звуком растворялись в объятиях земли.
Здесь время утекало, словно растворяясь в невидимом потоке, а лёгкие тени, скользившие по тропе, напоминали отблески далёкой реки, исчезающей за горизонтом. В какой-то момент Инай поймал себя на том, что считает собственные шаги, пытаясь отвлечься от ощущения, что за ним кто-то наблюдает.
Через некоторое время он остановился на полянке, чтобы перевести дух. Лес казался бескрайним, но среди привычного пейзажа его взгляд зацепился за нечто странное. У самого основания дерева, на небольшом выступе, лежал мешочек. Он подошёл ближе, медленно, настороженно. Мешочек был небольшим, сшитым из светлой ткани, которая выглядела почти новой, но с тёмными пятнами от влаги. Он нагнулся и развязал шнурок, почувствовав, как в воздухе тут же усилился тонкий, сладковатый аромат. Внутри оказались ягоды. Они были крупные, свежие, покрытые каплями росы, будто только что собранные. Инай нахмурился, задумавшись. Кто мог оставить его здесь? Лес не прощал беспечности, а такие находки не могли быть случайностью. В этот момент он вспомнил бабушку.
Сида всегда находила способ незаметно помочь, оставаясь при этом в тени. Ещё с ранних лет он помнил, как её помощь никогда не тяготила, но являлась всегда к месту, как утренний луч солнца, согревающий после ночного холода. Он вспомнил, как она рассказывала истории у очага, её голос был мягким, словно тихий плеск волны.
– В лесу надобно быть внимательным, – говорила она тихо, а её глаза поблёскивали хитринкой. – Лес не любит шума, но более всего он не терпит беззаботных дурней.
Инай не мог избавиться от ощущения, что это бабушкина забота, хоть её и не было рядом. Он поднял мешочек, благодарно улыбнулся и положил его в сумку.
После, пройдя ещё некоторое время и усевшись под деревом передохнуть, он наткнулся на нечто неожиданное. Рядом, в мягкой чёрной траве, переливающейся то приятным голубым цветом, то нежно-розовым, лежала змея. Её длинное желтое тело, покрытое блестящей, чуть сиреневой чешуёй, извивалось едва заметно, а голова была безжизненно опущена. Её глаза, мутные и неподвижные, смотрели в пустоту.
Инай подошёл ближе и заметил, что голова змеи была проткнута палкой, словно её кто-то намеренно убил. Но в этом было что-то странное. И снова в памяти всплыл голос бабушки. Она часто рассказывала ему о змеях, особенно об этом их виде, называемом желторезом.
– Эти змеи кусают не из злобы, не-а, а чтобы проверить тебя, тугодума, – говорила она смеясь. – Они – как проверка. Если боишься – значит слаб, и от тебя можно откусить кусок.
Инай присел на корточки, внимательно разглядывая тело змеи. Её чешуя поблёскивала в лучах света, пробивающегося сквозь листву, словно отполированное серебро в полумраке. Он почувствовал лёгкий холодок, пробежавший по спине. Бабушка всегда добавляла к своим историям мораль, и сейчас он вдруг осознал её смысл. Змея была не просто мёртвой – это было предупреждение.
Возможно, это был намёк: держать сердце открытым, но не позволять безрассудству взять верх. Не увлекаться мечтами о недостижимом, а внимать каждому шагу, чтобы не угодить в беду.
Он благодарно кивнул, словно бабушка могла видеть его. Её забота была не только в ягодах, но и в этих воспоминаниях, которые продолжали направлять его, даже когда её не было рядом.
Инай не знал, что в тот самый миг, когда его бабушка, старая и мудрая, решилась помочь ему, к ней явился лесник Всеволод. Его высокая фигура появилась из-за дерева так же бесшумно, как приходит вечер в лесу. Он стоял, не шевелясь, и лишь его глаза, глубокие, как заброшенные колодцы, смотрели на женщину, точно зная её мысли.
– Сида. Ты же знаешь… – сказал Всеволод, его голос был тихим, но с оттенком суровости. – Он должен пройти этот путь сам.
Бабушка медленно подняла голову, не сводя взгляда с его лица.
– Я не вела его, Всеволод. Я лишь отвела его от гибели.
– И этого достаточно, чтобы нарушить равновесие, – возразил лесник. – Но мы с Цветаной будем рядом. Мы присмотрим за ним, но не более. Он должен научиться пользоваться своей силой.
Инай поднялся на ноги и ещё раз осмотрелся. Лес вокруг был всё таким же густым и тёмным, его тишина окружила Иная.
Он продолжал путь, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Лес не спешил открывать свои тайны, но и не внушал угрозы. Постепенно Инай начал понимать: его задача здесь – не просто пройти путь, а уловить скрытые послания, что лес шептал ему с каждой тенью и каждым шелестом.
Всё вокруг напоминало ему, что испытания даны не для того, чтобы ломать, а для того, чтобы учить, и в каждом из них скрывается смысл, который ещё предстоит разгадать.
С каждым шагом Инай всё глубже погружался в лес. Его густые черно-фиолетовые листья, переплетающиеся с багровыми и синими бликами цветени, постепенно скрывали небо. Тени становились длиннее, а свет – мягче, будто лес намеренно приглушал реальность, чтобы заставить сосредоточиться на каждом звуке и движении. Под ногами шуршали листья, а влажный мох мягко принимал его шаги, поглощая шум.
Тишина, наполненная живыми звуками леса, оказалась сродни пустоте, из которой на поверхность начали всплывать воспоминания.
Одно из них вдруг возникло, яркое и тёплое, словно солнечный луч, пробившийся сквозь плотные кроны. Он был ещё ребёнком, когда родители впервые взяли его с собой на морской рынок. Это был день, который, как ему тогда казалось, запомнится навсегда. Утро началось с волнения. Мать разбудила ещё до рассвета.
– Собирайся, сынок, – сказала она, укладывая вещи в небольшую дорожную сумку. – Сегодня ты увидишь, насколько велик мир.
Его сердце тогда забилось быстрее, словно предчувствуя что-то необычное. Путь к морю был долгим: они спускались по узкой тропе, вырубленной прямо в скале, чувствуя, как ветер несёт издалека запахи соли и водорослей. Чем ближе они подходили, тем сильнее слышался шум волн, разбивающихся о каменные уступы.
Внизу, прямо на деревянных пирсах, раскинулся рынок. Он был живым, словно беспокойный рой, где каждый человек, голос и шаг переплетались в единое движение. Возгласы торговцев, перекрикивающих друг друга, смешивались с плеском волн, рокотом моря и пронзительными криками чаек. Люди сновали между рядами, тянули руки к товарам, спорили, смеялись.
Всё это кружило, затягивало, ослепляло. Инай впервые видел такое множество цветов и форм. Ткани, развешанные на ветру, трепетали, как живые: ярко-красные, золотистые, лазурные, с узорами, которые, казалось, рассказывали свои чужеземные истории.
На прилавках лежали диковинные фрукты, сверкающие в лучах солнца, как драгоценности. Их запах был сладким и тёплым, словно они вобрали в себя тепло родного края.
Торговцы были такими разными: высокие и статные, с загорелыми лицами, женщины с длинными тёмными волосами, заплетёнными в замысловатые косы, старики с морщинами, похожими на трещины в камне.
Но все они были одним народом, говорящим на одном славянском языке, хоть и живущим на разных континентах. Их руки, с которыми Инай столкнулся случайно, были шершавыми и тёплыми, пропахшими солью и специями, а у кого рыбой или мясом. Отец, высокий и сильный, как гора, повёл его вдоль прилавков.
– Ты должен попробовать это, сын, – заискрил он, протягивая мальчику кусочек чего-то блестящего и оранжевого, покрытого тонким слоем сладкого порошка, полученного из фрукта.
Инай взял сладость, почувствовав липкость на пальцах, и осторожно откусил. Ранее не знакомый вкус сразу заполнил рот, а затем разлился по всему телу, как солнечное тепло. Это было первое, что он попробовал, выходя за пределы привычного мира.
– Видишь? – сказал отец, положив ему руку на плечо и смотря на горизонт, – Мир огромен, и в нём полно вещей, которых ты ещё не знаешь.
Мать остановилась у ряда, где продавали украшения. Блестящие браслеты и ожерелья лежали на бархатных подушках. Некоторые были сделаны из морских ракушек, другие из камней, полупрозрачных, как лёд. Она долго выбирала, перебирая бусины, её тонкие пальцы, украшенные татуировками, касались каждого украшения, как будто она хотела ощутить их историю.
– Какое ты хочешь, мама? – спросил Инай, наблюдая за ней.
Она улыбнулась, но в её улыбке читалась задумчивость.
– Тот, кто выбирает слишком быстро, не видит настоящей красоты, – ответила она.
В конце концов она выбрала простой браслет из мелких голубых камней. Позже Инай часто видел его на её запястье.
В тот день, стоя на пирсе и глядя на бескрайнее море, Инай впервые почувствовал, насколько велик мир за пределами их утёса. Он осознал, что его маленький и привычный мир является лишь крошечной частицей чего-то необъятного. С тех пор память о том дне всегда была с ним. Шумный рынок, яркие краски, сладкий вкус засахаренных фруктов и мать, улыбающаяся, выбирая украшение, стали символами его первой встречи с этим огромным, манящим миром.
Сейчас, продираясь сквозь густой лес, он почувствовал, как это воспоминание согревает его, словно внутренний огонь. Ему показалось, что он снова услышал шум моря, почувствовал сладкий аромат фруктов, увидел отца, протягивающего ему лакомство. Инай глубоко вдохнул. Мир вокруг него был тёмным, влажным, но внутри него теперь горел свет. Это воспоминание дало ему силы идти дальше, несмотря на всё, что могло поджидать его впереди.
Он шёл весь день. Лес впереди сжимался плотнее. Под кронами деревьев воздух казался вязким, насыщенным сыростью, с примесью тонкого аромата грибов и едва уловимого запаха свежей смолы. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь переплетение ветвей, рассыпаясь тусклыми пятнами на земле.
Каждый шаг Иная требовал большего внимания: корни деревьев поднимались над поверхностью, как извивающиеся змеи, готовые схватить невнимательного путника. Он продвигался медленно, почти бесшумно, но лес не был безмолвным. Где-то вдали трещали ветки, шелестели листья, а иногда раздавался крик птицы, резко пронзающий густую тишину.
Внезапно, сбоку раздался лёгкий, но отчётливый шорох. Инай остановился, мгновенно насторожившись, и медленно оглянулся. Сначала он подумал, что это ветер. Листья слегка покачивались, словно подчиняясь невидимой руке.
Но затем из чёрно-фиолетовой стены выглянула девушка. Её движения были настолько плавными и естественными, что на мгновение ему показалось, будто это лес ожил и принимает человеческий облик.
Девушка шагнула вперёд, её фигура мягко вырисовывалась на фоне кустарника. Светлые волосы, которые отливали серебром в последних лучах солнца, падали на плечи. Она была одета просто, но одежда её была словно частью леса: мягкая ткань фиолетовых, чёрных и коричневых оттенков идеально сливалась с окружающей средой. Она наклонилась к чему-то на земле, и Инай, щурясь, всмотрелся. Там, у её ног, лежала раненая косуля. Животное дышало тяжело, грудь его поднималась и опадала в неровном ритме.
– Ты кто? – Слова вырвались из его уст прежде, чем он успел их осмыслить.
Девушка обернулась. Её лицо было спокойным, взгляд – прямым, но мягким. Глаза, ясные и глубокие, как утренний лесной пруд, смотрели на него, словно проникая сквозь оболочку его мыслей.
– Агнеша, – коротко ответила она, не прерывая своих действий.
Её руки, ловкие и уверенные, быстро бинтовали израненную лапу косули полоской ткани, пропитанной каким-то настоем. Её движения были такими отточенными, что казались ритуалом, которому она была научена с детства. Инай подошёл ближе, чувствуя странное неловкое волнение.
– Что ты делаешь? – спросил он, пытаясь найти что-то, за что можно зацепиться в этом неожиданном моменте.
– Помогаю, – она сказала это просто, как что-то само собой разумеющееся, не поднимая на него глаз.
Её голос был тихим, но в нём звучала твёрдость, заставляющая не задавать лишних вопросов.
– А ты кто? – спросила она, наконец посмотрев на него.
– Инай, – ответил он, чувствуя, как его голос звучит глухо на фоне её уверенного тона. – Я иду в деревню видяничей.
– Ясно. Доброго пути.
Её слова заставили его ощутить лёгкую неловкость, но в них не было ни тени издёвки, лишь простая истина.
– Погоди, помоги мне, – сказала она.
Инай на мгновение замер, удивившись её тону. В её голосе не было просьбы – лишь спокойная уверенность, словно это было не предложение, а неизбежность, которую он не мог игнорировать. Он кивнул, чувствуя странное облегчение от того, что теперь у него есть задача.
Вместе они начали собирать травы. Агнеша уверенно показывала, какие листья нужны, какие стебли стоит рвать, а какие оставлять. Её голос был ровным, но тёплым, а движения – лёгкими и точными, как у хищной птицы, парящей в воздухе и готовой к стремительному броску.
Поблагодарив лес и вернувшись к животному, Агнеша взяла руку Иная, вложила в неё измельчённые листья и жестом показала, куда приложить их. Он послушно следовал её указаниям, внимательно наблюдая за её работой. Её руки касались раны так мягко, что животное даже не дёргалось. Когда бинтование было закончено, косуля тихо задышала, её тело расслабилось.
Агнеша отступила на шаг, давая животному пространство. Косуля поднялась на ноги, немного покачиваясь, а затем, немного хромая, исчезла в густых кустах. Агнеша встала, стряхнула траву с подола и повернулась к Инаю.
– Ты что, хочешь чтобы я тебя проводила? – спросила она, и не дожидаясь ответа направилась в сторону, словно знала, что он последует за ней.
Инай задержался на месте, на мгновение погружённый в размышления. Его брови слегка нахмурились, словно в знак неясного предчувствия, а затем, решительно вздохнув, он двинулся следом. Они шли молча, но это молчание было странно комфортным. Его не тяготила необходимость говорить, и он чувствовал, что её присутствие наполняет лес новым смыслом.
Казалось, что даже деревья склонялись ниже, чтобы пропустить её, а тропа становилась мягче под её шагами. Каждый раз, когда он собирался заговорить, его охватывало странное чувство, будто слова – это лишь бесполезная попытка ухватить то, что не требует объяснений, как если бы ветер пытались связать верёвкой. Лес говорил на своём языке – непостижимом и чуждом, – а её шаги, спокойные и точные, словно были частью этого диалога, которому он не мог найти объяснения.
Когда деревья начали исчезать, открывая вид на далёкие каменные башни, в его груди закололо странное, холодное чувство, как будто границы самой реальности дрогнули и сместились.
Деревня видяничей предстала иной, необычной. Её высокие каменные стены, высеченные из могучих валунов, тянулись ввысь, будто стараясь оградиться от всего мира. На грубых, но величественных поверхностях угадывались загадочные знаки, резные, глубокие, будто хранящие в себе тайну давно утраченного искусства. Говорили, что видяничи пришли с утёса древичей, где камень был живым под их руками, а магия их черпала силу из недр земли.
Но более всего поразила Иная тишина. Даже лес, что шептал с ними всю дорогу, здесь смолкал, словно подчиняясь невидимому повелению. Всё вокруг дышало каменной вечностью, и сам Инай почувствовал себя частицей этой неподвижной, незыблемой силы, где тысяча лет проходит, как мимолётный час.
Агнеша остановилась у массивных деревянных ворот, украшенных резьбой, изображающей сцены из жизни леса. Она повернулась к юноше и, глядя прямо в глаза, сказала с лёгкой улыбкой:
– Добро пожаловать.
Её голос прозвучал немного торжественно, и в этот момент Инай почувствовал дрожь, пробежавшую по его телу. Эта встреча, эта деревня – всё казалось началом чего-то, что он пока не мог понять.
Инай сделал шаг с лесной земли на каменный порог. Лес, густой и живой, остался позади. Его шорохи и дыхание утихли, будто кто-то закрыл дверь.
Перед ним открылась деревня видяничей – странное, завораживающее место, которое казалось созданным не природой и не человеком, а какими-то богами. Узкие улочки, выложенные ровным серым камнем, сверкали влажным блеском, словно только что омытые дождём.
Каменные плиты смыкались столь плотно и точно, что взгляд не мог уловить ни малейшей трещины, ни крохотной щели между ними. Улицы плавно изгибались, переходя одна в другую, и это движение создавало не их форма, а странное ощущение, будто сама деревня медленно дышит и меняет свои очертания.
Каждый шаг Иная словно тонул в безмолвии, как будто камень под ногами впитывал звук, не оставляя ни эха, ни следа. Инай уловил терпкий аромат свежесрубленных деревьев и влажной коры, смешанный с тонкими нотами хвои.
В воздухе стоял лёгкий дымный привкус, как от догорающего костра, приправленный сладковатым запахом трав, которые сушились на верёвках у жилищ. Сначала ему показалось, что он тут один в этой странной тишине, среди этих серых камней, оплетенных красно-чёрными лианами, но вскоре он заметил движения – мимолётные, тихие, едва различимые.
Видяничи, одетые в длинные мантии серого и тёмно-зелёного цвета, двигались по улицам, не спеша и почти бесшумно. Их шаги ложились беззвучно, точно тени скользили над землёй, а движения их были столь плавны и лёгки, что казалось – само время застывало, уступая их неторопливому ходу.
Инай с удивлением отметил, что они почти не смотрели друг на друга. Никто не здоровался, не разговаривал, и всё же между ними чувствовалась связь, как между листьями одного дерева. Эти люди казались странными: их лица были спокойны, как утренний туман над озером. Ни следа эмоций, ни тени суеты, ни малейшего признака той поспешности, что свойственна прочим смертным.
Но больше всего поражали глаза. В них, как в бездонной поверхности древнего зеркала, преломлялась сама вечность: холодный свет далёких звёзд, тёмные тени неведомых миров и глухие вибрации времени. Эти глаза смотрели не на него, а сквозь него, будто видели что-то, что находилось далеко за пределами его понимания.
На зданиях висели флажки, испещрённые символами, которые он не мог разгадать. Их узоры были настолько сложными, что глаз терялся в лабиринте линий, которые пересекались, изгибались и сплетались, как паутина.
Казалось, что символы не просто нарисованы, а движутся, пульсируя с каждым мгновением.Разноцветные флажки колыхались на слабом ветру, их движение напоминало танец листьев в водовороте, где каждый порыв задавал новый, непредсказуемый ритм, то замирая, то оживая вновь.
Инай заметил, что стены домов были покрыты тонкой резьбой: изображения сцепившихся механизмов, вращающихся колёс и странных существ, которые удерживали в своих руках потоки времени. В этих узорах таилось нечто гипнотическое, словно сами линии и изгибы тянули за собой взгляд, увлекая его всё глубже, пока мир вокруг не начинал расплываться, теряя очертания и реальность.
Девушка шла впереди, её шаги были уверенными и лёгкими. Внешне она отличалась от местных, но, что удивительно, не выглядела чужой. Лес, который перед ней склонял ветви, теперь остался позади, но лианы, казалось, тоже приветствовали её. Каменные улицы словно направляли её, открываясь перед ней плавными изгибами. Инай следовал за ней, не задавая вопросов. Её присутствие, как и само это поселение, дарило странное чувство покоя, смешанного с едва уловимой тревогой.
Вскоре они вышли на открытую площадь, в центре которой возвышалась чёрная башня. Её стены были сделаны из гладкого, отполированного камня, который не отражал свет, а будто поглощал его.
Вершина башни тонула в молочной дымке, словно ускользала из мира осязаемого. Инай всматривался в неё, чувствуя, как в груди зарождается странное беспокойство – едва уловимое, но неумолимое, будто нечто невидимое и важное пыталось пробудить его сознание.
Вокруг башни собрались люди. Их фигуры напоминали тени, скользящие между светом. Они стояли неподвижно, но казались живыми, их очертания дрожали, словно размытые линии сна. Инай попытался разглядеть их лица, но туман и игра света скрывали их черты.
В тот момент ему показалось, что эти люди – не просто жители деревни, а хранители чего-то древнего и важного. Агнеша остановилась перед башней и обернулась к нему. Её лицо, освещённое тусклым светом, оставалось спокойным, но в глазах мелькала тень улыбки.
– Тебе туда, а я зайду кое-куда и потом домой, – сказала она тихо.
Инай почувствовал, как странная дрожь пробежала по его телу. Он понимал, что это место – не просто деревня. Оно было чем-то большим, древним, загадочным.
– Тебя уже ждут, – сказала она, указывая на массивные ворота башни, пятясь назад.
Инай замер. Он почувствовал, как что-то горячее и обжигающее зашевелилось внутри него. Это было похоже на голос, тихий и настойчивый, но он не понимал его слов. Он обернулся, надеясь увидеть или услышать поддержку девушки, но она лишь кивнула, будто говоря, что теперь всё зависит только от него.
Внутри башни густая, почти осязаемая полутьма заполняла каждый угол. Воздух был плотным, насыщенным чем-то древним и неуловимым, словно здесь хранилось дыхание всех, кто когда-либо входил под этот свод. Стены башни, сложенные из угольно-чёрного камня, были покрыты странными письменами, будто раскалённая лава некогда текла по ним и застыла навсегда, запечатлев свои загадочные, выпуклые линии.
Эти знаки вспыхивали и гасли мягким, странным светом, словно дышали. Инай смотрел на них, и чем пристальнее он вглядывался, тем явственнее казалось, что линии этих письмен движутся, танцуют, ускользают. Что это – обман зрения, игра света, или, может быть, сама неведомая магия времени, переплетающаяся здесь с чем-то большим, непостижимым? И в этом незнании было что-то мучительное.
Шаги звучали гулко. Камень под ногами отдавался эхом, словно отзываясь из далёкого прошлого. Лёгкий ветерок, которого не должно тут быть, прошёлся вдоль стен, шевельнув его волосы. Инай ощутил, как его внутренности сжались от напряжения.
В центре зала, утопая в свете факелов, стоял высокий человек. Лицо худое, резкое, с чертами, будто выточенными острым ножом. Глаза светились серебристым светом, и их мерцание заставило Иная почувствовать себя разоблаченным, как будто этот человек видел его насквозь. На нём была мантия, покрытая узорами, похожими на солнечные часы: круги, пересекающиеся линии, точки, словно отмечающие течение времени.
Каждая деталь его одежды выглядела звеном единой цепи, частью чего-то необъятного, будто сама башня через него раскрывала своё истинное лицо.
– Ты – Инай, – заговорил он.
Голос был мягким, но в нём звучала сила, словно древнее эхо горных пещер, гул которого отзывался в сердце. Это не был вопрос, а утверждение, настолько уверенное, что Инай почувствовал себя не просто названным, а вызванным.
– Меня зовут Великей, я вождь видяничей. Я поведу тебя через испытания времени, – продолжил он, его слова лились плавно, как вода.
Инай открыл рот, чтобы что-то ответить, но осёкся. Под взглядом Великея его мысли казались обнажёнными. Старейшина не просто смотрел – он словно просматривал страницы его сознания, его сомнения, страхи, надежды.
– Первое испытание покажет тебе, кем ты можешь стать, – сказал Великей, делая шаг ближе. – Увидеть будущее – это не только дар, но и ответственность.
Старейшина подвёл Иная к большому кругу, выложенному из сверкающего мрамора. Его поверхность светилась голубоватым сиянием, а линии, пересекающие круг, будто двигались, меняя свои очертания. В центре лежал кристалл, пульсирующий светом, похожим на биение сердца.
– Встань внутрь, – жестом пригласил его Великей, отступая в тень.
Инай сделал шаг, чувствуя, как тепло от кристалла растекается по мрамору, поднимаясь вверх по его ногам. Казалось, что пол под ним дышит.
– Посмотри в кристалл и найди своё отражение, – голос Великея звучал откуда-то издалека, как будто он говорил не только здесь, но и из другого времени. – Там ты увидишь не только себя, но и тех, кто будет рядом с тобой.
Голубое сияние усилилось, заливая комнату светом, который пронизывал каждую клетку его тела. Инай ощутил странное давление, будто воздух стал густым, а время – вязким, как мёд. Сначала свет казался ослепительным, но постепенно он начал различать очертания.
Перед ним появился он сам, только старше. Лицо было изборождено морщинами – не старческими, а будто оставленными тяжестью прожитых лет и непростых выборов. Глаза горели решимостью, а в руках был меч, на котором отражался свет странного, переливающегося горизонта.
За его спиной стояли другие люди: Агнеша, Меньшой и еще несколько незнакомых ему людей. А рядом с Инаем стояла какая-то темноволосая девушка. Лицо Агнеши стало жёстче, её взгляд говорил о том, что она видела больше, чем хотелось бы. А Меньшой казалось стал выше, сильнее, с улыбкой, в которой скрывалась тихая печаль. И всё же в их глазах светилась вера. Они стояли за ним, не как тени, а как равные, готовые сражаться за общее дело.
Но затем мир изменился. Голубой свет стал холодным, вдалеке возникла тёмная фигура. Её очертания были размыты, похожими на торнадо, издававшее гул, будто тысячи голосов кричавших в один момент. Инай понял, что это был он сам, но другой. Версия, поглощённая тьмой. Его лицо было скрыто, но он чувствовал всю тяжесть тёмной жизненной силы. Сердце забилось быстрее. Видение заставило его застыть, но прежде чем он успел осмыслить всё, голубой свет погас. Комната вернулась в полутьму, и перед ним снова стоял Великей.
– Что ты увидел? – спросил старейшина, его голос звучал спокойно, но взгляд был внимательным, острым, как лезвие.
Инай перевёл дыхание, осознавая, что ответить легко не получится.
– Выбор, – наконец сказал он, – И ответственность.
Великей кивнул, и на его губах появилась едва заметная улыбка.
– Тогда ты готов идти дальше, – сказал он, а его глаза снова блеснули серебристым светом.
Инай ощутил, как башня наполнилась тишиной. Но это была не тревожная тишина, а спокойное ожидание, тишина, из которой начинало формироваться будущее.
Великей повёл Иная вглубь башни, через коридоры, которые казались бесконечными. Их стены были выложены старым камнем, испещрённым глубокими трещинами, будто башня не выдерживала тяжести времени. Воздух здесь был густым, пропитанным пылью веков и запахом воска от свечей, едва освещавших путь. Свет их пламени мерцал на стенах, будто отблески забытых звёзд.
Инай чувствовал, как с каждым шагом тишина становится глубже, подавляя звуки их шагов, гулкое биение его сердца и даже мысли. Великей не говорил ни слова, но его молчание было красноречивым. Оно предвещало что-то большее, чем простой рассказ или обычное испытание. Они остановились у массивной двери, обрамлённой рельефами, изображающими сцены, где люди смотрели то в воду, то на звёзды или друг на друга. Рельефы будто двигались, и Инай на мгновение увидел, как одна из фигур обернулась, встречаясь с его взглядом.
– Здесь начинается твоё испытание, – сказал Великей, его голос звучал глухо, но не терял силы. – Это не битва с врагом. Здесь ты столкнёшься с тенью своего рода.
Дверь открылась сама, с тяжёлым скрипом, и перед Инаем предстал просторный зал. В центре зала стояли огромные песочные часы. Выглядели они так, будто стоят тут от самого сотворения мира. Их стеклянные части были покрыты трещинами, но песок внутри струился ровно, будто не замечая ущерба.
Золотистые крупицы медленно, неторопливо падали вниз, отражая свет, который, казалось, исходил из них самих. Вокруг часов – резные колонны, каждая украшена символами, которые казались одновременно знакомыми и чуждыми. На полу спиралью были выложены узоры, которые перетекали вглубь помещения, постепенно угасая во тьме зала.
– Эти часы – связующая нить, – произнёс Великей, подходя к ним. – Каждый переворот откроет перед тобой дверь в прошлое. Ты увидишь выборы, которые сделали твои предки.
Его рука мягко коснулась стекла, и часы засияли ярче.
– Каждое вмешательство изменит твоё настоящее. Ты можешь разорвать цепь или оставить её целой. Убрав из нити своего рода дурные поступки предков, ты изменишь ход событий, но это будет другой путь, другая жизнь. Задумайся: возможно, ты несёшь бремя, оставленное твоим родом, и потому лишён даров.
Великей перевернул часы, и время, казалось, застыло. Мягкий свет песка залил комнату, скрывая стены, колонны и даже фигуру старейшины. Инай остался один. Когда свет начал рассеиваться, перед ним открылось прошлое. Он стоял в небольшой деревне, где дома были выстроены из грубо обработанного камня. В воздухе витал запах дыма и чего-то кислого, вероятно, забродившего сидра.
Это был вечер: солнце заходило, окрашивая небо в огненные тона. На пороге одного из домов стоял мужчина, его лицо было угловатым, с острым взглядом. Это был один из предков Иная, хотя он не знал его имени. Мужчина выглядел встревоженным, его пальцы нервно сжимали кинжал. Перед ним стоял другой человек, высокий, с тяжёлым взглядом, одетый в тёмный плащ.
– Ты уверен, что готов к последствиям? – говорил высокий мужчина, его голос звучал холодно и отрывисто. – Это пятно ляжет на весь твой род.
Инай почувствовал, как тяжесть этих слов проникает в само сердце сцены. Его предок стоял, сжимая кинжал, взгляд метался между врагом и тенью своей семьи. Колебание длилось мгновение, но показалось вечностью.
– Ты не достоин жизни, – выдохнул он, и в этих словах звучала отчаянная обречённость.
Кинжал молниеносно вспыхнул в свете, прежде чем пронзить грудь стоящего рядом. Крик жертвы пронзил вязкую тишину, резкий и наполненный ужасом, а лицо предка исказилось в мучительной гримасе, будто боль того удара отозвалась в них обоих.