Денис Владимирович Морозов
Rattus Sapiens, или Крыса Разумная
Глава 1. Тихоня, атас!
– Тихоня, атас! – пронзительно заверещали студенты.
Огромный стражник в медной кирасе схватил Тихоскока за воротник университетской мантии и сорвал с его шеи талисман, на одной стороне которого блестел серебряный лик луны, а на другой – золотистый лик солнца.
– Сила дня, сила ночи! – закричал молодой крысенок. – Верни мою «Силу светил»! Она хранит меня с детства!
Стражник расхохотался, швырнул талисман на мраморный пол Дворца правосудия и издевательски придавил его пяткой. Толпа студентов возмущенно загомонила, но охрана тут же оттеснила ее к стене. Тихоскока подхватили подмышки и поволокли в зал заседаний, где уже собралась инквизиция во главе с епископом Крысиного гнезда.
Молодой крысенок ужасно боялся. Его серая шерстка вставала дыбом. Голый хвост нервно метался из стороны в сторону, а длинные усики шевелились, выдавая волнение. Острый нос с черной бусинкой на конце вытягивался, как будто стараясь почуять, откуда исходит опасность.
Он выхватил из толпы провожающих лицо своего наставника, пожилого профессора Гладкошерста, и чуть-чуть успокоился: ученое общество должно встать за него горой.
– Пусть этот судебный процесс превратится в торжество разума над суеверием! – крикнул он профессору. – Пусть городские законы возьмут верх над прихотью инквизиции!
Однако в глубине души он знал, что все будет совсем по-другому. Город второй год подряд страдал от неурожая. Ячмень и пшеница сильно подорожали, и горожане не знали, на ком сорвать раздражение. Селянам нечего было сеять, и они требовали, чтобы им объяснили, за что Восемь Мудрых Крыс так разгневались, и когда их ярость угаснет.
Председательствовал на суде сам епископ Муровер. Он был облачен в лиловую сутану, подвязанную широким поясом. Рядом с его столом возвышался посох, увенчанный серебряной головой Мудрой Крысы, разинувшей пасть.
Стражники грубо затолкали Тихоскока в бамбуковую клетку. Он уселся на жесткую скамью и просунул горячий нос между толстых прутьев. В зале пахло расплавленным сургучом и прелой кожей, из которой шили доспехи для стражи. Епископ нетерпеливо поерзал в высоком кресле и скрипучим голосом спросил:
– Подсудимый, когда вы начали сомневаться в божественном происхождении Крысы Разумной?
– Когда мне стало ясно, что мы не первые обитатели на земле, – проговорил Тихоскок.
Он старался держаться с достоинством, хотя пляшущий из стороны в сторону хвост выдавал сильное волнение.
– Время от времени море выносит на берег морское стекло. Оно дорого стоит, и богатые дамочки носят его, как редкое украшение. Но природа не могла создать такую хрупкую красоту! Это искусственный материал. И он создан руками существ, живших задолго до нас!
Зал зашумел. Профессора, диссертанты, студенты – все пришли в замешательство. Раздались выкрики с мест – и восхищенные, и негодующие. Секретарь заскрипел гусиным пером, записывая показания.
– И что, они тоже были разумны, как мы? – с сарказмом спросил епископ. – У них тоже была душа? Они умели любить и смеяться, они строили города и плавали на кораблях?
– Я не знаю, – признался обвиняемый. – Но мне хотелось бы это узнать. Я перерыл всю библиотеку. В Книге Судеб сохранились легенды, дошедшие из глубины веков. В них говорится, что в прежние времена землю населяли могучие великаны. Они строили здания, вершины которых царапали облака. Они летали по небу, как птицы.
– По небу летают лишь крылатые демоны! – возмущенно пролаял епископ. – А настоящие божества живут под землей, в глубоких норах. Книга Судеб – грязная ересь, ее давно пора сжечь!
– Извините, ваше святейшество, – возразил профессор Гладкошерст, – но в университете не принято жечь книг. Они – ценный источник для изучения, из которого следует извлекать рациональное зерно.
– Нет в них никакого зерна! – зашелся епископ от ярости.
Его упругий хвост заходил ходуном, сметая с пола табуретки и треножники с цветочными вазами.
– Зерно растет в поле, а не в вашей библиотеке, – продолжал визжать он, брызгая слюной. – Ваш университет давно пора прикрыть. Он превратился в рассадник ереси и неуважения к старшим.
– Вовсе нет! – громко возразил Тихоскок, высовывая мордочку сквозь бамбуковые прутья клетки. – Нас учат почитать ученых прежних времен, совершавших подвиги ради науки. Учителя древности подают нам пример светлой мысли и храброго духа – лучших качеств, которыми отличается вид Rattus Sapiens, Крысы Разумной.
По залу прокатилась буря аплодисментов. Студенты срывали с голов квадратные шапочки с кисточками и бросали их в воздух. Негодующие возгласы со всех сторон посыпались на инквизиторов. Епископ зазвонил в колокольчик и громко потребовал:
– Тишина! Подсудимый даже не думает скрывать своих кощунственных заблуждений. Разве вы не знаете старинного предания, сохраненного для нас Книгой Мудрых?
И Муровер заговорил нараспев, размахивая широкими рукавами лиловой сутаны:
– Давным-давно Землю населяли ужасные колдуны. Сила их колдовства была так велика, что никто во всем мире не мог перед ней устоять. Они ненавидели крыс и травили их всеми возможными средствами. Злоба их дошла до того, что весь род крысиный они грозились уничтожить под корень.
Но Восемь Мудрых Крыс встали стеной, чтобы защитить свое потомство. Они обрушили на врагов силы стихий. Земля заходила ходуном, небеса разверзлись, и на головы демонов рухнули заоблачные воды. И колдуны утонули. Их крепости стерлись с лица земли, их города погрузились в пучину.
Однако не все великаны сгинули без следа. Где-то в морской глубине до сих пор сохранились руины их древней столицы. В ней бродит дух Великого Крысолова. Он томится в неволе и мечтает вырваться на свободу. Если он обретет плоть и кровь, то устроит Глобальную Дератизацию, и тогда ни одна крыса не укроется от его дикой ярости.
Помогать ему может лишь отчаянный безумец. Но если даже такой и найдется, то я объявлю его пособником Лютого Дьявола, прокляну и приговорю к самой безжалостной казни. Подсудимый, недоучившийся бакалавр Тихоскок, заявляет, что хочет найти город предков. Я объявляю его виновным в пособничестве Сатане. Коллегия инквизиторов постановляет утопить его на Глубоководье, в Темной бездне, и пусть любой, кто помыслит о помощи Дьяволу, отправится вслед за ним!
И в знак своей власти епископ гулко стукнул по полу посохом с серебряной головой. Присутствующие опять зашумели, на этот раз испуганно и приглушенно.
– Позвольте за него заступиться! – возвысил голос профессор.
Декан состроил испуганное лицо и принялся ожесточенно размахивать руками, давая знак, чтобы тот замолчал. Но Гладкошерст не обратил на него внимания.
– В науке принято доказывать свою правоту. Провинившийся имеет право на отсрочку. Пусть он представит нам доказательства. Если он окажется прав, то его следует оправдать. Если нет – то приговор будет приведен в исполнение.
Епископ посовещался с коллегами.
– Священный совет дает осужденному отсрочку на одну ночь, не считая сегодняшней, – провозгласил он. – По окончании этого срока он должен представить неопровержимые доказательства своей теории. А до тех пор приговаривается к изгнанию, и если его хвост хоть раз мелькнет внутри Города – то он будет казнен на месте!
И он поднялся из-за стола, давая знать, что заседание окончено. Собравшиеся принялись расходиться. Тихоскок оказался в пустоте – никто не решался к нему подойти, никто не осмеливался сказать ему слова. Когда он направился к двери, все шарахнулись в стороны, как от больного мышиной лихорадкой. И лишь пожилой профессор не побоялся приблизиться и обнять его.
– Что вы? Зачем так? Они же увидят, – смущаясь, проговорил ученик.
– Я не боюсь этих облезлых котов, – ответил учитель. – В мои годы робеть уже поздно.
Гладкошерст протянул ему круглый талисман, на одной стороне которого был изображен серебряный лик луны, а на другой – золотистый лик солнца.
– Сила дня, сила ночи! – обрадовался Тихоскок. – Я выронил его, когда меня волокли на судилище.
Он склонил голову, и профессор надел цепочку ему на шею. И тут же Тихоскок ощутил, как кто-то нежно дотронулся до его ладони. Он поднял глаза. На него печально смотрела Белянка. В ее карих глазках виднелись капельки слез. Белая шерстка на голове была уложена в модную прическу. Белянка была альбиноской, из-за чего по ней сходила с ума вся студенческая общага.
– Тихоня, мне так тебя жаль! – дрожащим голоском проговорила она.
– Подожди, меня еще рано жалеть! – расхрабрившись, заверил он. – У меня есть целые сутки. А в рукаве припрятан козырь, о котором они не знают.
– Какой у тебя может быть козырь? – грустно улыбнулся профессор.
– Вы самые близкие мне существа, поэтому вам я откроюсь, – с жаром заговорил Тихоскок. – Я два года просидел в библиотеке и видел там чертежи старых мастеров. Они проектировали подводный колпак, с помощью которого можно погружаться на морское дно. Я уже сделал несколько опытных образцов для морехода по имени Ветрогон. Мы нырнем в пучину и добудем морское стекло. И я докажу, что его сделали Древние Предки.
– Никаких предков нет, это миф! – сказала Белянка и погладила его по плечу.
– Это Восемь Мудрых Крыс в подземном царстве – миф! – рассердился Тихоскок.
– Тише, ты что? – испуганно огляделся профессор. – Не святотатствуй. Вдруг нас услышат?
Но слышать их было некому – никто не хотел приближаться.
Пожилой профессор отправился домой. Он неспешно шагал по длинному коридору мимо мраморных статуй Восьми Мудрых Крыс. Его ноги болели и плохо сгибались, отчего каблуки стертых туфель громко стучали по паркету. Голый хвост выглядывал из-под мантии и мел половицы у него за спиной, а очки на носу сверкали в лучах заходящего солнца, отпугивая притихших студентов. Тихоскок и Белянка посмотрели ему вслед.
Теплая летняя ночь уже окутала Крысиное гнездо. Сияющая луна выкатилась на небосвод и заливала улицы призрачным светом. Народ оживился и высыпал наружу, отовсюду раздавались веселые писки и цокот коготков, царапающих мостовые. Белянка игриво взяла друга за руку и повела на центральную площадь.
– А у меня сегодня последняя ночь вольной жизни, – сообщила она. – Меня отдают в гарем магистру Гнилозубу. Он очень богат, хотя и немолод. В его гареме уже двенадцать жен, я буду тринадцатой.
Тихоскок сжался и взглянул на нее. Она была такой юной, такой прелестной! Ее упругий хвостик игриво вилял из стороны в сторону. Глазки, похожие на коричневые бусины, живо стреляли в прохожих. Гладко расчесанная шерстка была такой мягкой, что пальцы сами тянулись погладить ее. Он вздохнул, но вслух сказал только:
– Магистр Гнилозуб – один из отцов нашего Города. В его гарем мечтают попасть девушки из лучших семей. Наверное, ты будешь счастлива.
– Вот еще! – обиженно надулась Белянка. – Он такой строгий! И такой ревнивый. Говорят, что своих жен он не выпускает из келий. А зачем я училась? Чтобы меня заперли на всю жизнь? Я хочу путешествовать! Хочу видеть мир! И это ты называешь счастьем?
– Если б я только мог тебе помочь! Но я сам превратился в изгоя.
– А знаешь что? – глазки Белянки игриво забегали. – Будь моим дружкой на обряде Целомудрия. Это еще не свадьба, но мне покажут будущую келью, а няньки жениха осмотрят меня и удостоверят, что я гожусь в жены. Я хочу, чтобы со мной был кто-нибудь из друзей. Мне так нужна твоя поддержка!
Магистр Гнилозуб чувствовал себя очень больным. Его мучала одышка, а с утра разболелось колено, которому трудно было выдерживать вес его пухлой тушки. Дворецкий Долгопят принес стаканчик мятной настойки, но целебное снадобье не помогло, от него только начало урчать в животе. Вдобавок, явилась старшая жена и заявила, что не потерпит этой молоденькой альбиноски по соседству, и потребовала отселить ее в самую дальнюю нору.
Кряхтя, Гнилозуб поднялся с кресла, из которого обозревал рыночную площадь и расположенную напротив ратушу. Пора было выходить на обряд целомудрия. Он рассмотрел отображение своей постной физиономии в медном подносе и сверкнул золотой коронкой, прикрывавшей дырку от выдранного зуба. Шерсть на боках еще с ночи стояла торчком, и он позвал дворецкого, чтобы тот расчесал его.
На площади уже толпился народ. Поздравить магистра пришла целая свора прихлебателей и лизоблюдов. Они дружно заголосили, едва он показался в широком окне своего кабинета. Невесту под белым покрывалом уже подводили к ступеням.
Увидев ее, Гнилозуб сразу забыл про свои печали. Молодая крысодева выглядела чудесно! Гладкая белая шерстка, изящные изгибы бедер, безупречная фигурка и тонкие коготки, торчащие из-под накидки – все было безупречно.
Он вспомнил свою первую любовь, которой давно уже не было на свете. Она была совсем не такой! Ее темная шерсть казалась почти черной под волшебным сиянием луны. Она была живой и игривой, и заливисто хохотала, когда сбегала из дома и бродила с ним до рассвета. Он был тогда молод и беден, у него не было своей норы, и ему нечем было заплатить за невесту выкуп. Поэтому ее отдали за другого – зажиточного купчишку, собиравшего урожай у селян. А он поклялся, что разбогатеет любой ценой и никогда больше не позволит отнять у себя то, что ему хочется больше всего.
Проходили годы, он становился все ближе к своей цели. В его сундуках начали звенеть деньги – сначала серебряные, потом золотые. Он успел побывать торговцем, уличным старостой, судьей, и в конце концов стал магистром и членом городского правления. У него было много жен: они все были красивыми и все из хороших семей. Но ни разу с тех пор он не испытывал такого упоения от любви, как тогда, в самые юные годы. И самое большее, чего он желал теперь, на склоне лет – вернуть то ощущение радости, которая приносила ему когда-то любовь.
Долгопят помог застегнуть камзол из мягкого бархата, нахлобучил на хозяина пышный парик, аккуратно водрузил сверху широкополую шляпу с пушистым лисьим хвостом, а в довершение всего торжественно поднес длинную острую шпагу. Гнилозуб бережно взял ее в ладони. Шпага представляла собой настоящее произведение кузнечного искусства. Магистр получил ее в подарок от заморского князя, с которым вел торговые дела. Идеально сбалансированный трехгранный клинок имел в разрезе форму сердечка, а в рукоять был вставлен большой кусок зеленого стекла, поражавший внутренней чистотой и незамутненностью. Шпага эта стоила целого состояния и даже имела собственное имя – «Блиставица», что значило: быстрая, как молния.
Долгопят подвесил это дорогое оружие к поясу своего господина и любовно поправил его. Шпага придавала хозяину одновременно воинственный и роскошный вид.
Звеня клинком о мраморные ступени, Гнилозуб чинно вышел на крыльцо. Его уже поджидали бургомистр в парадной одежде и епископ Муровер с церемониальной лопатой, предназначенной для рытья семейной норы.
Двое сановников подвели к магистру невесту. Ее лица не было видно под плотной белой тканью. Гнилозубу вдруг так захотелось поделиться со всеми ощущением триумфа, показать всем: смотрите, эта редкая красавица – моя! Потому что я – первый и самый богатый. Самый влиятельный и многовластный. Я получаю все, что хочу. Никто не может со мной соперничать, потому что я – Гнилозуб, член городского совета, магистр и олигарх!
Он подошел к ней и резко сорвал покрывало с ее головы. Все вокруг ахнули. Показывать невесту до свадьбы было неслыханным нарушением обычая. Гнилозуб даже смутился – он не ожидал такого ропота от толпы. Однако всеобщее неодобрение лишь еще больше распалило в нем самолюбие.
– Что вы тут ахаете? – закричал он на горожан. – Подумаешь, нарушение правил. Я – член городского совета, и сам решаю, что правильно, а что – нет. Правила будут такими, какие я сочиню!
– Магистр, вы нарушаете обычай! – раздался звонкий, как пощечина, возглас.
Гнилозуб замер и с удивлением вгляделся в толпу. Он не привык, чтобы ему перечили. К его невесте подбежал нахальный студент в академической мантии с дурацкой четырехугольной шапочкой, на которой болталась длинная золотистая кисточка. Карие глаза молодого нахала полыхали от гнева. Длинные усики на его перекошенной мордочке яростно шевелились, а серая шерстка топорщилась.
– А ты что тут делаешь? – удивленно спросил Гнилозуб. – Тебя вообще в городе быть не должно.
Ему стало неловко от того, что какой-то молокосос позорит его на глазах епископа, бургомистра, и всех самых влиятельных обывателей.
– Не смейте срывать покрывало с невесты при честной публике! – продолжал верещать хулиган. – И вообще, отпустите ее подобру-поздорову. Мало вам, что ли, наложниц в гареме?
– Ах ты, дрыщ! – рассердился Гнилозуб. – Да тебя вообще должны утопить в Темной бездне, если только твой нос мелькнет в городе после рассвета. Стража, взять его!
Твердолоб, начальник караульной службы, бросился исполнять приказ. Однако толпа студентов встала стеной на его пути, и стражник запутался в охвативших его руках. А дерзкий хулиган тем временем вырвал из ладоней епископа церемониальный черенок от лопаты и изо всех сил двинул им Гнилозуба по боку.
Жирок под бурой шерстью заколыхался волной, причиняя его хозяину немалое страдание. Но еще больше Гнилозуба уязвило то, что это попрание его авторитета происходит у всех на виду. Он не мог допустить, чтобы горожане перестали его уважать и бояться. Выхватив шпагу, он направил ее на Тихоскока и грозно сказал:
– Берегись, ты сам напросился!
Тихоня похолодел. Острие шпаги целило ему прямо в нос. Это было грозное оружие, которое могло лишить жизни в одно мгновенье. От страха он резко отпрыгнул в сторону, а затем еще раз огрел магистра черенком, на этот раз по голове. Тот зарычал от злости и сделал резкий выпад. Движенье магистра получилось неловким, но грамотным – он мог позволить себе нанимать лучших учителей фехтования. Однако в университете тоже преподавали искусство владения оружием, и делали это знатные мастера. Тихоскок стремительно уклонился, но кончик шпаги все же задел его ухо и проколол тонкую кожу насквозь.
Тихоня почувствовал острую боль. По его голове потекло что-то теплое и липкое. Однако раздумывать было некогда – грузный магистр все еще напирал на него. Шпага была хороша: она как будто сама порхала в воздухе, стремясь уколоть в самое уязвимое место. Вот только владелец ее был слишком толстым и неповоротливым. Это спасло Тихоскока. Он еще раз увернулся и изо всех сил ударил Гнилозуба по руке. Тот ойкнул и выронил шпагу. Оружие ударилось о мостовую и зазвенело. Тихоскок подхватил его и встал в фехтовальную стойку.
Увидев прямо перед лицом клинок, Гнилозуб струсил и попятился назад.
– Не смей на меня нападать! – тонким голоском пискнул он. – Отдай шпагу!
– Еще чего! – насмешливо выкрикнул Тихоскок. – Я ее конфискую. В твоих руках и оружие, и власть служат злу.
– Стража! – отчаянно заголосил Гнилозуб, пугаясь еще больше. – На помощь!
Твердолоб наконец выпутался из рук веселых студентов и загородил хозяина грудью. Его прикрывала медная кираса, которую трудно было пробить. Однако Тихоня и не собирался его колоть. Он подхватил Белянку и потянул ее прочь. Девушка с готовностью бросилась за ним.
– Держите их! Не дайте им уйти! – голосил Гнилозуб.
Однако толпа студентов принялась швырять в него и в охранника булыжниками, вывороченными из мостовой. Под градом камней им пришлось отступить. А Тихоня с Белянкой нырнули в широкий туннель, который вел с Рыночной площади в студенческий городок, и пропали в его темноте.
– Ой, как больно! – заголосил Тихоскок, когда Белянка приложила к его разодранному уху мокрую марлю.
– Не дергайся! – строго велела она. – Кровь еще хлещет. Нужно ее остановить.
Они очутились в ее каморке под самой крышей университетского общежития. Комнатка была совсем маленькой, но в ней царил уют. Постель в углу была аккуратно заправлена, а на столике в полном порядке расставлены глиняные горшочки с ароматными мазями. В воздухе пахло лечебными травами, сушившимися под потолком.
– Говорили мне, что ты ведьма, да я не верил! – состроил Тихоня страдальческое выражение лица.
– Не ведьма, а ведунья, – ничуть не обидевшись, поправила его девушка. – Сейчас я пошепчу над тобой заговор. А ты не шевелись.
Она склонилась над ним и принялась тихо напевать колдовские слова, одновременно протирая рану пахучим целебным настоем. Тихоня корчил ужасные рожи, но героически старался терпеть и не показывать виду, как ему больно. Однако усики на его серой морде ходили ходуном так красноречиво, что Белянка его пожалела.
– Ну все, все, – ласково произнесла она, гладя его по шерстистому боку. – Кровь уже не течет. Но вот ухо уже не срастется. Оно так и останется рваным.
– Чего только не сделаешь ради твоей белой шерстки! – игриво сказал Тихоскок. – И ради рыжего пятнышка у тебя на спине. Оно сводит меня с ума!
Он попытался погладить Белянку по спинке. Та захохотала, но руку его отвела, хотя и не очень решительно.
– Ты так рисковал ради меня! – с чувством произнесла она. – Этот толстый магистр мог тебя заколоть! Ты такой храбрый!
Тихоня приосанился и гордо расправил плечи. По правде говоря, сам он совсем не думал, будто он храбрый. Как раз наоборот – он никогда не совался в бурные драки между студентами и даже не участвовал в шумных попойках, гремевших в общаге каждую пятницу. Друзья даже смеялись над ним за то, что вместо веселых посиделок в пивной он предпочитал забиться в угол темной библиотеки, чтобы найти в ветхой книжке какую-то забытую истину. Однако Белянка смотрела на него с таким восторгом, что он сам начинал в себя верить.
– Как сияет в эфесе этот зеленый камень! – сказала девушка, переводя взгляд на шпагу. – Наверное, он очень дорогой. Гнилозуб сильно рассердится из-за того, что ты отнял у него любимое оружие.
– Еще больше он рассердится из-за того, что я отнял у него тебя, – улыбнувшись, ответил Тихоня.
Белянка приоткрыла комод и извлекла из него синий прозрачный платок из тонкого шелка. Она сбрызнула его ароматными духами и ловко завязала у Тихоскока на шее. Узелок получился похожим на розочку. Тихоня ощупал его и воскликнул:
– Это любовный узелок!
Белянка рассмеялась и отвела глаза. Повязывать «любовный узелок» было давней традицией студенческого городка. Так делали девушки, когда желали признаться, что им нравится парень. С этого момента парень и девушка считались парой.
Тихоня вскочил со стула и попытался обнять ее, но Белянка расхохоталась и увернулась.
Магистр Гнилозуб метался по просторному кабинету, заставленному мебелью из мореного дуба. У стенки стояли, вытянувшись в струнку и не дыша, дворецкий Долгопят в длинной зеленой ливрее с красными отворотами, и начальник охраны Твердолоб в медной кирасе и шлеме. Гнилозуб подбежал к ним, и, свирепо вращая маленькими глазками, заорал:
– Как вы могли допустить, что они унесли свои хвосты? Почему не вцепились в них зубами? Почему не вернули?
Долгопят вжал голову в плечи и попытался прикрыть испуганную морду отворотом ливреи. Твердолоб, наоборот, распрямился, уставился в потолок и разинул рот, но не нашел слов и только беспомощно заглотил воздух.
– Какой-то студент увел у меня невесту! – продолжал орать на них Гнилозуб. – Надо мной теперь весь город будет издеваться! В придачу, он стащил мою шпагу, а она стоит больше, чем ваши дрянные хвосты! Да мне сам бургомистр завидовал, потому что ему никогда ничего похожего не дарили!
– Извините, ваше высокородие! Мы непременно исправимся! – собравшись с духом, пробубнил Твердолоб.
– Не верю! – завизжал Гнилозуб. – Вы, коты драные, совсем мышей ловить перестали! Пущу вас на фарш! Крокодилам скормлю!
Кажется, Долгопят принял эту угрозу всерьез. У него застучали зубы, и он так опустил голову, что лишь один кончик носа остался торчать из ливреи. Твердолоб поскреб когтем медный шлем и через силу выдавил из себя:
– Я сейчас же пошлю стражу арестовать их. Обоих. Возьмем еще тепленькими, не извольте волноваться.
– Я с них шкуру спущу! – с мстительной мечтательностью произнес Гнилозуб. – Прямо на рыночной площади, у всех на виду. И пусть эта чернь зарубит себе на носу: со мной шутки плохи! А если они уйдут – тогда с вас. Выбирайте, кого мне разделать – либо вас, либо их!
Оба прислужника испуганно забормотали невнятные обещания и тут же унесли ноги. А Гнилозуб подошел к окну, оглядел рыночную площадь, заполненную народом, и грозно прорычал в воздух:
– Только попробуйте мне посмеяться!
Золотая коронка на зубе хищно сверкнула под солнцем – так, что ее можно было увидеть даже из ратуши, возвышавшейся на другом конце площади.
Никогда еще Твердолоб не казался своим подчиненным таким страшным и грозным. Он ожесточенно царапал когтями свою медную кирасу, издавая при этом режущие ухо звуки. На кирасе серебряной нитью по блестящему медному фону было выгравировано изображение городских стен и башни с воротами, перед которыми стояли две крысы в доспехах, скрестившие алебарды. И эта картинка, и сама кираса с ее хозяином были хорошо известны горожанам. Едва завидев ее, они старались убраться подальше и не попадаться на глаза начальнику стражи.
Рядовые охранники насупленно выслушивали его приказы. Обложить со всех сторон студенческий городок. Растрясти студентов и выспросить, где они укрывают преступника с беглой подружкой. Никого не жалеть, на старинный закон, запрещающий страже входить на территорию университета, внимания не обращать. Жалобы игнорировать. Главное – выполнить повеленье Хозяина.
– Что искать в первую очередь – девушку или шпагу? – спросил один из охранников.
– Дурак! – обругал его Твердолоб. – Ищи сразу всех. И самого преступника не забудь.
– А разве можно заходить на территорию университета? – спросил другой. – Городские власти спокон веку этого не позволяли.
– Плевать на городские власти! – в бешенстве заорал Твердолоб. – Тебя кто кормит – Хозяин или этот жалкий бургомистр? Чую: измена давно уже свила гнездо в этом грязном рассаднике ереси. Ступайте, и покончите с ней одним разом!
Стражники подняли наконечники копий и устремились к студенческому городку. Они неслись по узеньким улочкам, распугивая прохожих и мелких торговцев. Горожане торопились отойти в сторону, чтобы дать им дорогу.
А Тихоскок тем временем наслаждался покоем, вдыхая аромат духов, исходивший от повязанного на его шею платка. Белянка суетилась, укладывая в дорожный рюкзак одежду, сушеные травы и мази.
– Куда мы теперь денемся? – с тревогой спросила она.
– Ты когда-нибудь видела море? – улыбнулся ей Тихоскок.
– Нет!
– А ведь оно совсем рядом.
– Но порядочные горожане не выходят за крепостные стены. За ними столько опасностей! Там водятся змеи, лисы, собаки, крокодилы и дикие кошки. А еще может прилететь страшный коршун.
– Чем же он такой страшный? – с сомнением проговорил Тихоскок.
– Тем, что главное лакомство для него – крыса! – заявила Белянка.
– Обидно быть чьей-то едой, – проговорил Тихоскок. – Ведь нас еще в школе учили, что Rattus Sapiens – вершина биологической эволюции, и что на всей земле нет других существ, наделенных умом и душой. А тут кто-то считает нас лакомством, как будто мы – дичь. Да еще Орден учит, будто на небе обитают крылатые мстители. И стоит только совершить грех – как из-за облаков явится демон в образе хищной птицы и утащит тебя в свой заоблачный ад.
– Заоблачный ад – пустяки! – уверенно заявила Белянка. – Гораздо страшнее – пучина Глубоководья. В ее темной бездне хранятся несметные залежи морского стекла, но их охраняет дракон. Подобраться к сокровищам невозможно – дракон тут же проглотит живьем.
– Ты меня просто пугаешь! Думаешь, я задрожу от твоих страшилок? – рассмеялся Тихоскок.
– Какие же это страшилки? – возразила Белянка. – Об этом мне нянька рассказывала.
Неожиданно пол у них под ногами дрогнул. Глиняные бутылочки и горшочки на полках задребезжали. В соседних комнатах тревожно загомонили соседи.
– Ой! – испуганно сказала Белянка. – Это дракон трясет землю!
– Ну что ты! – расхохотался Тихоскок. – Твоего дракона никто никогда не видел. По-моему, его просто не существует!
– А почему тогда земля дрожит под ногами? – рассердилась на него Белянка. – Если мы кого-то не видим – это не значит, что его нет. Да и как мы можем увидеть дракона? Он же живет под водой!
– Читал я в старинных книгах, будто в подводном мире обитает морское чудовище. Оно обвилось хвостом вокруг земли и дремлет. А когда просыпается и начинает шевелиться – земля ходит ходуном. Однако я думал, что это легенды. Да и профессор Гладкошерст так считает.
Пол под ногами тряхнуло еще раз. Белянку покачнуло, она ухватилась за стенку и поднесла палец ко рту, давая Тихоскоку знак, чтобы тот замолчал.
– Тише! – испуганно прошептала она. – Не говори так! Дракон услышал тебя и рассердился!
Тихоскок с сомнением покачал головой, однако все же огляделся по сторонам и попытался понять, отчего трясет пол. Профессор Гладкошерст посоветовал бы искать причину у себя под ногами. Но как понять, что происходит с землей? Как заглянуть в ее глубину? Ведь это же невозможно!
В этот миг на лестнице, ведущей в каморку под крышей, раздался тяжелый топот. Сомнений не было: так топталась только стража, одетая в медные кирасы и сверкающие шлемы. Гулкие голоса командиров, раздающих приказы, разлетелись по этажам. Белянка выглянула за дверь и изменилась в лице.
– Стражники! Они пришли за нами! – бледнея, прошептала она.
Тихоня сорвался с места. Одним движением он прицепил шпагу к поясу, а сверху накинул студенческую мантию.
– Уходим! Немедля! – решительно сказал он.
– Подожди! Я еще рюкзак не успела собрать! – капризно возразила Белянка.
– Бросай его, и бежим! – выкрикнул Тихоскок, хватая ее за ладонь.
Из тесной комнатки под самой крышей выбраться можно было только в окно. Тихоскок вылез первым и потянул за собой Белянку. Она высунула нос наружу, и тут же отпрянула обратно.
– Тут высоко! Я боюсь! – тоненьким голоском заныла она.
– Не смотри вниз! Лезь за мной! – велел ей Тихоня.
– Как мы спустимся? Там даже лестницы нет!
– Мы не будем спускаться! Мы поднимемся!
Он вскарабкался на покатую крышу и протянул девушке руку. Та вцепилась в него мертвой хваткой. Ему пришлось напрячься изо всех сил, чтобы втащить ее на покатый склон, застеленный черепицей.
– Как хорошо, что ты сидишь на диете! – с облегчением выдохнул он. – Если бы ты растолстела, как твои пышки-однокурсницы, то я ни за что бы тебя не поднял!
Белянка неуверенно выпрямилась на ногах, но не смогла устоять и заскользила вниз, к краю. Тихоскок ухватил ее и потащил вверх, к деревянному коньку.
Удержаться на крутом склоне было трудно. Тихоскок сам едва карабкался вверх, но все же ему удалось переправиться на противоположный склон крыши и помочь подруге. Он едва не соскользнул вниз, и на этот раз уже Белянка удержала его за шкирку, вцепившись в деревянного конька.
