Джавид Алакбарли
Чудак
– Это Тебриз. Я нашёл тебе место домашнего учителя в очень богатой и уважаемой семье. Это потомственные врачи и очень хорошие люди. У них два внука. Думаю, что ты обеспечен работой на десять лет вперёд. Вот тебе адрес дома, в который тебе надо явиться. Если я тебе понадоблюсь, иди на рынок. Найди там кузнеца по имени Али и скажи, что ты хочешь меня видеть. Где бы я ни был, в течение трёх дней обязательно появлюсь. Удачи тебе.
Этот дом он легко нашёл. Лишь пару раз спрашивал дорогу у случайных прохожих. Сам удивился тому, что его так хорошо понимают, а он сам в свою очередь прекрасно осознаёт суть даваемых ему разъяснений. Лишь задав последний вопрос и получив ответ, он вдруг осознал, каким же дураком он является. Зачем ему понадобилось задавать все эти вопросы по-персидски? Это же южный Азербайджан. Здесь все его и так бы прекрасно поняли, если бы он говорил на родном языке. Почему-то мысль об этом подняла ему настроение. Когда же он подошёл к дому, который искал, то поразился тому, насколько похожа эта входная дверь на ту, что была у них в Старом городе. Здесь тоже было три молоточка: один, висящий совсем низко, маленький молоточек для детворы, другой – женский и висящий выше всех молоточек для мужчин. Он поневоле улыбнулся такому сходству. Постучал. Ему открыл дверь человек, лет на десять старше его собственного сына. Поприветствовал его по-азербайджански. Накормил и напоил крепким чаем. Разместил его в отдельно стоящем во дворе скромном домике. Наутро он познакомился с мальчиками-близнецами и главой семейства. Он выстроил программу занятий для них, согласовал её с их отцом. А дальше потекла тихая, размеренная, монотонная жизнь домашнего учителя.
Спокойное течение этой столь регламентированной жизни за все эти годы нарушило лишь два события. Первым было введение советских войск в Иран. Вторым – окончание Второй мировой войны и последующий вывод этих войск. Он спокойно вздохнул, когда это произошло. Вроде бы страха не должно было быть. А он был. Даже потом осталось некоторое внутреннее беспокойство. Умом он осознавал, что ему ничего не угрожает. У него давно уже было другое имя и хорошие, добротные, чистые документы. Но почему-то было очень неуютно. Чувствовал себя самозванцем, которого вот-вот разоблачат. Эти люди, к которым он попал, проявили к нему такое внимание, что он уже считал себя частью этой семьи. Глава же семейства не раз говорил о том, что, именно благодаря ему, новому члену их семьи, мальчики получают блестящее образование. Вроде бы внешне всё было хорошо. Но кто же знал о том, что творилось в душе чудака?
***
Новости, пусть даже в виде слухов и сплетен, обладают удивительной способностью просачиваться всюду. Сквозь заборы, стены домов и даже границы государств. Со временем меняется лишь скорость, с которой это происходит. Иногда этими новостями с ним делился дервиш. Чаще всего они встречались в различных уголках города. Тот сам назначал место и время. Что-то рассказывал, о чём-то расспрашивал. Из их разговоров он понял лишь одно. Если бы он остался в Баку, то уже давно бы покинул мир живых. В конце 1937 года их беседы напоминали какую-то ужасную игру в «да» и «нет». Он произносил лишь имена. Ответ дервиша же включал в себя лишь информацию о том, жив ли этот человек. Списки живых были очень скудными. Списки арестованных и расстрелянных были в тысячи раз больше. Иногда дервиш мог, как бы, во имя кого-то жутко трагического разнообразия сказать:
– Жив. Ссылка. Казахстан. Но чаще всего звучало:
– Расстрелян. Семью выслали в Казахстан. Или же:
– Умер. В ссылке. В Сибири.
Больше всего его потрясла судьба молодого учителя математики, который жил в соседнем дворе. Он происходил из очень известной семьи религиозных деятелей. Математиком же он был просто от Бога. Это был один из первых студентов их университета. На него кто-то написал донос, в котором сообщал властям, что этот молодой человек, хоть и называет себя учителем, но рьяно соблюдает все религиозные предписания. Держит пост и совершает намаз. Его увезли ночью. Его жена и трое детей, спустя три месяца, получили весть о том, что их отец скончался в Казахстане от брюшного тифа. Вот такая вот нехитрая история. Как же он заблуждался, считая, что представителей технических и точных наук репрессии коснуться не должны.
Примерно раз в полгода дервиш передавал ему информацию о том, как же поживает его родной сын.
– Удивительно, но у него дедовский характер. Он так и ни к кому не обратился за помощью. Те ребята в Москве через пару месяцев выяснили, что он подрабатывает, разгружая вагоны на станции Москва-Сортировочная. При такой постановке вопроса было очевидно, что никакую финансовую помощь от них он, конечно же, не примет. Тогда они привлекли одного из его друзей, который якобы и нашёл ему работу в качестве репетитора. Так что можешь радоваться. Вы с сыном сейчас почти что коллеги.
В самом начале наступления немцев на Москву Чёрный дервиш сообщил ему о том, что сын окончил мединститут и работает в одном из военных госпиталей. А в конце войны он сообщил, что теперь его сын находится в берлинском госпитале. Радость его была безгранична. Его мальчик выжил. Избежал многих опасностей. И смог осуществить свою и его мечту – стал хорошим врачом. День, когда он получил это известие, он запомнил как праздник.
До войны чудак несколько раз ездил со своими подопечными в Цюрих, а сразу после её окончания, они поступили в университет. Именно в тот, который когда-то закончил он. Но на медицинский факультет. Сам он много читал. Тратил деньги на то, чтобы выписывать научные журналы. Следил за всеми новыми публикациями в области физики. Когда Гений перестал публиковаться, он сразу же понял, что что-то случилось. Какие-то косвенные признаки подтвердили его подозрения о том, что учёный арестован. Почти год о нём не было что-либо известно. А потом его, видимо, выпустили. Во всяком случае, стали появляться его новые статьи.
Находясь за тысячи километров от своего бывшего земляка, он получал достаточно информации и о том, как протекает научная жизнь у Гения, чей талант только-только начал сполна раскрываться. Когда уже после войны снова наступила пора молчания, он догадывался о том, что его бывший студент активно участвует в каких-то засекреченных проектах, так или иначе связанных с тем сверхоружием, которое уже показало всю свою смертоносность в несчастной Хиросиме. А потом поток публикаций снова возобновился.
Самым большим подарком судьбы для него стало появление того знаменитого девятитомника, который помогал талантливым студентам-физикам приобщаться к миру высокой науки. В научных кругах ходила байка, что Гений, хотя и числился его автором, но не написал ни единой строчки в этом девятитомнике. Он всего лишь придумал и в деталях описал всё то, о чём там надо написать. Конкретной писаниной занимался его ученик. Фактически исполнял функции секретаря. Хотя Гений сделал его наряду с собой полноценным соавтором.
А ещё в Цюрихе злословили на тему о том, что в самом начале проекта к Гению приходило немало знаменитых учёных, пытающихся его убедить в том, что напрасно он взял к себе столь неудачного помощника. Среди них были и те, кто открыто предлагал своё сотрудничество. Заверяли, что они справятся с этим намного лучше. Он нашёл отличный рецепт того, как наказывать этих новых кандидатов в соавторы. Он начинал чётко им разъяснять, что надо сделать в очередной главе следующего тома. Как правило, с ним начинали спорить и убеждать в том, что всё надо сделать несколько иначе. Спустя два-три часа, они уже поддакивали и соглашались с тем, что Гений, конечно же, прав и написать эту главу нужно именно так, как он рекомендует.
– Вот, видите, что у нас получилось? Я потратил три часа своего времени на абсолютно бесполезные обсуждения. Мы вернулись в исходную точку. А ведь соавтор, которого я выбрал с самого начала, просто шёл и делал всё, что я ему сказал. Не крал у меня эти три часа моего времени, которые я мог бы потратить на гораздо более приятные и полезные занятия.
Этот знаменитый девятитомник переведут на многие языки. Чудак купит его в английском переводе. И поставит на полку. Каждый день он будет что-то читать из какого-то тома. Выбирать будет наугад. С закрытыми глазами. И будет горд тем, что когда-то стоял рядом с этим Гением на расстоянии вытянутой руки.
***
В Цюрихе он как-то несколько раз встречался с одним из своих бывших сокурсников. Среди множества новостей, которые они обсуждали, одна особенно его заинтересовала. Оказывается, что когда один из основоположников квантовой механики, известный учёный и нобелевский лауреат вернулся из поездки в Москву, то он очень много рассказывал о Гении. В научных кругах долго обсуждали одну из этих очень интересных историй. Говорят, что на встрече со студентами в Московском университете у гостя спросили, как ему удалось создать одну из самых лучших научных школ в мире. Ответ его был прост.
– Я никогда не стеснялся сказать своим ученикам, что они просто идиоты.
В этот момент в зале со своего места вдруг поднялся какой-то профессор и обратился к Гению, который считал этого нобелевского лауреата своим учителем и охотно выполнял при нём функции переводчика. Профессор сказал:
– Тут налицо явная ошибка перевода. Наш гость не говорил о том, что он не стеснялся сказать своим ученикам, что они идиоты. Он говорил совершенно обратное. Это он не стесняется признаться своим ученикам, что он идиот. Но это не просто ошибка перевода. Это ошибка по Фрейду. Почему? Да просто потому, что именно в этой неточности перевода кроется разница между вашими научными школами. Наш гость называет идиотом самого себя, а вы – своих учеников. Говорят, что после этого замечания дружно смеялся уже весь зал. А громче всех раздавался смех Гения. Чудак так и не смог выяснить, является ли это просто байкой или реальным изложением того, что происходило в тот день в далёкой московской аудитории. Он знал лишь одно: жонглирование словом «идиот» было родом из детства Гения. Чей отец был искренне убеждён, что его сын обыкновенный идиот.
***
Чудак умер прекрасным летним утром, завтракая вместе с друзьями в том самом цюрихское кафе, порог которого он впервые переступил много лет тому назад. Они с жаром обсуждали то, что в двадцатом веке в мире произошли три культурные революции.
В одной из них чудак сам принимал непосредственное участие. Это была советская культурная революция. Другая проходила в далёком Китае и нанесла огромный ущерб науке и образованию. Третья сейчас начала разворачиваться в Иране. Семья его покровителей находилась в Швейцарии уже больше года, всё надеясь, что накал страстей исламской революции спадёт и можно будет вернуться в Тебриз. Чудак так и не узнает, что столь дорогие ему люди уже никогда не смогут вернуться в свой родной город.
А пока они пили кофе, он в деталях и подробностях рассказывал о том, что когда-то он бежал со своей родины, не желая быть жертвой репрессий. Они грянули сразу же после завершения культурной революции. Спустя много лет, разрушительная волна уже новой разновидности тоталитаризма всё-таки настигла его. Он говорил о том, что ему абсолютно всё равно, что лежит в основе её идеологии. Человеку, обречённому на жизнь в тоталитарном обществе, совершенно безразличны причины того, зачем и почему его обрекают на эту несвободу.
