Джавид Алакбарли
Чёрная мадонна
Вначале, конечно же, он не узнал её. В этом огородном пугале трудно было признать красавицу- жену Алика. Но, так как она была единственным существом женского рода у этих железных ворот, он всё-таки подошёл к ней. Ещё раз заглянул в лицо. Поздоровался и посадил её в свой старенький автомобиль. Первое, что он ей сказал, звучало как приговор всей её прежней жизни:
– Тебе, конечно же, объяснили, что проживание в Москве тебе запрещено. Едем в деревню. Твоя малышка уже там. У мамы Алика инсульт. Она в больнице. Твоя бабушка умерла. Бакинские родственники отказались забирать твою дочку. Для того, чтобы не отдавать её в детский дом я оформил временную опеку над ней. Всё остальное обсудим позже.
Пока она переваривала всю эту информацию, машина уже выехала за пределы Москвы. Старинный деревенский дом, в который он её привёз, показался ей настоящим домиком из сказки. Вернее, избушкой бабы Яги. Когда она вышла из машины Макс, смущаясь заметил, что ей надо пройти полную дезинфекцию. Иначе, она рискует занести в дом вшей, блох и бог весть ещё что. Неподалёку от домика бабы Яги стояло какое-то строение оказавшееся простой русской банькой. Она уже была затоплена.
Тюрьма убивает в человеке множество нормальных человеческих чувств и эмоций.В том числе и стеснительность. Она абсолютно не стеснялась того, что Макс раздел её, выбросил всю её одежду и как следует отмыл. У неё самой на это не хватило бы сил. Кто бы, что ни говорил о счастье, но она была, наверное, самым счастливым человеком на свете, когда ей удалось одеться в чистую выглаженную одежду. Уже на вторую неделю её пребывания в тюрьме она попросила остричь её наголо. Другого выхода не было. Наконец-то её обритая голова стала по настоящему чистой. Она была готова к тому, чтобы войти в дом
– Поешь. А потом поспи. Не надо пугать малышку. И постарайся не смотреть на себя в зеркало. Во всяком случае в доме я все зеркала убрал.
Спала она почти сутки. Хотя и весь следующий месяц пребывала в каком- то в полубессознательном состоянии постоянной сонливости. Издалека видела дочку. Она нормально выглядела. Ухоженная, спокойная и даже улыбающаяся.
У неё отрасли волосы. Совсем немножко. И появились какие-то силы. Тогда она нашла в себе силы задать свой главный вопрос:
– Что с Аликом?
Ответ на этот вопрос она, по существу, знала. Примерно за две недели до того, как её выпустили, ей приснился сон. Снился ей, конечно же, Алик. На его теле было много- много маленьких дырочек. Глядя на них, она удивлялась почему из них не течёт кровь. Сам же Алик весь светился. И в ушах у неё рефреном звучала его фраза, которую, она запомнила на всю жизнь. Как некое заклинание, как шаманский зачин:
– Моя любовь переживёт и тебя и меня. Ты даже не можешь себе представить сколько её во мне.
Хотела спросить про дырочки. Не успела. Проснулась. Ругая себя за то, что не смогла досмотреть сон. Оправдывала себя, внушая, что во всём виноват был холод, пронизывающий её до костей и не дающий уснуть надолго. Этот страшный сон она пыталась забыть. Не получалось.
– Алика приговорили к расстрелу. Приговор привели к исполнению две недели тому назад. Ты, конечно, понимаешь, что тебя держали там, чтобы оказывать давление на него. Что бы он ни сказал, какие бы показания не дал бы – всё было бесполезно. Участь его была решена ещё до ареста. Им нужна была ещё одна жертва и они её принесли. Он изначально был обречён. Теперь надо думать, как жить дальше. Твоя бакинская семья от тебя отреклась. Здесь ты не выживешь. В приговоре Алика есть статья о полной конфискации имущества. У тебя ничего нет. Надо начинать жить с нуля. У меня есть кое какие предложения. Если захочешь их выслушать, то я готов к разговору.
Разговор был долгим, немного бестолковым и очень тяжёлым. План Макса заключался в том, чтобы уехать из страны. У него были зацепки в лице матери еврейки и наличия близких родственников в Израиле и во Франции. Макс предлагал оформить фиктивный брак с ним и уехать. В качестве второго варианта он предлагал Среднюю Азию. Конечно же, поехать не в столицу, а в какой- нибудь областной или районный центр, в котором есть пединститут, музей и какая -то возможность обустроиться.
– Здесь всё равно тебе жить не дадут. Если хочешь знать кто это, то скажу лишь одно. Их много. Слишком много. Причём, по обе стороны баррикад. Все те, кто клеветал на Алика, предали его и его отца. В самом факте твоего существования им виден немой укор их совести. Если, конечно, она у них есть. На тебя «случайно» может упасть льдинка с крыши, ты можешь поскользнуться и насмерть разбить себе голову или вдруг провалиться в канализационный люк. Вариантов много. У этих людей, практически, безграничные возможности. У них есть деньги, связи с криминальным миром и огромное желание предать забвению всю это историю. Ты должна понять всё это и, с учётом таких непростых обстоятельств, сделать свой выбор. Как скажешь, так и сделаем.
Она выбрала Израиль. Это было реально, туда могли выпустить даже их. А там уже как сложится. В поселковом совете их довольно быстро расписали. Макс не показывал ей эти бумажки, но она понимала, что без свидетельства о смерти Алика, всё это было бы невозможно. Не успев толком стать вдовой, она стала вновь женой. Почти шекспировский вариант.
Вечером она пришла к мужу в комнату. Ей показалось, что это правильный шаг. Он встретил её на пороге.
– Ты знаешь, что может быть хуже секса с человеком, который за что-то считает себя тебе обязанным и хочет отблагодарить?
– Нет.
– Тоскливый секс.
– А что это?
– Узнаешь. Всему своё время.
– Но ты столько сделал для меня и малышки. Зачем мы тебе?
– Захотел и сделал. Не бери в голову, иди спать. Хотя нет. Я попытаюсь тебе объяснить. Алик всё же был моим единственным другом. Всю мою жизнь. Если бы я был на его месте, а он – на мом, думаю, он так же помог бы тебе.
– Не верю. Вернее верю, но думаю, что не только поэтому.
– Правильно делаешь, что не веришь. В тот вечер, когда Алик познакомился с тобой, он всего лишь перехватил меня на пути к тебе. Сказал, как отрезал:
– Стой. Не подходи. Это моя добыча.
У неё выплыла в памяти та сцена знакомства с Аликом в мастерской. Но разве, увидев его, она могла обратить внимание на кого- то ещё. Все остальные слились для неё в безликую массу.
– Я хорошо знал Алика. Был уверен, что это будет лишь мимолётный роман. А человек я терпеливый. Думал дождусь того момента, когда Алик исчезнет из твоей жизни и начну всё сначала. Никому в голову не могло прийти, что такой человек как Алик, способен на женитьбу. Дальше уже было без вариантов. Что же, я, как видишь, дождался того, что Алик исчез из твоей жизни. Никогда не думал, что это станет такой трагедией. Да, я люблю тебя. Да, я хочу тебя. Но не так. Я действительно, хочу начать всё с самого начала. А к этому ты ещё не готова.
Из страны выезжали тяжело. Обилие различных бумаг, справок, согласований, разрешений просто пугало. Но они прошли и через это. В аэропорту всё удивлялись тому, что у них так мало багажа. Только картины и детские вещи. Тем не менее к ним почему-то было много вопросов. Явно неспроста. Бывшая жена «расстрелянного валютчика» просто была под колпаком спецслужб. Таможенники придрались даже к картинам, которые они везли с собой. Несмотря на то, что все соответствующие бумаги им были представлены, они захотели видеть сами работы.
В документах чётко было указано, что эти полотна не представляют никакой художественной ценности. Но, похоже на то, что таможенники плохо верили в это. Их вкусы, конечно же, не могли быть шире, чем любовь к работам Шишкина, увековеченным на обёртке «Мишки косолапого», но они хотели ещё раз лично убедиться в том, что выезжающие не лишают страну художественных шедевров. Их несмолкающий хохот, который прозвучал, когда они увидели сами картины, долго звучал в их ушах:
