Джавид Алакбарли
Она и он
Он сразу же понял, что в ненависти этой Мадам к нему причудливым образом переплелись все существующие разновидности этого чувства. Причина же столь негативного отношения к нему была предельно проста. Видимо, у Мадам были свои далеко идущие планы, связанные с её любимой внучкой. И кажется, она уже успела расписать всю жизнь своей подопечной, вплоть до гробовой доски. С учётом всего этого, ей было достаточно одного мимолётного взгляда, брошенного на свою внучку и на него, для того, чтобы почувствовать опасность. Выводы она сделала. И сразу же поняла, что этот молодой человек ей активно не нравится.
Всё в нём не соответствовало её жёстким критериям о том, каким же должен быть спутник жизни её любимой внучки. Монтекки и Капулетти могли отдыхать на фоне тех уничижительных взглядов, которые она на него бросала. Ему оставалось лишь посмеиваться. Он настолько был уверен в том, что эту битву Мадам проиграет, что даже не напрягался. Даже не желал вступать с ней в какие-то дискуссии. Но, как говорили в столь нелюбимом им детском саду: «Она первой начала». Поймав его во время кофе-брейка, она тут же бросила ему колкую фразу:
– И не мечтай. У тебя ничего не получится.
– О чём это вы?
– Она не такая. Девочки, которые прыгают к тебе в постель по одному щелчку твоих пальцев, сделаны из другого теста.
– Все девочки сделаны из одного и того же теста. Если они сделаны из другого теста, то их зовут лесбиянками. А ваша внучка точно не лесбиянка. Но вы не волнуйтесь, Мадам. От этого повышается давление. У меня абсолютно нет желания переспать с ней. Вернее, я всё же пересплю, но уже после свадьбы. Пока же я просто-напросто хочу жениться на ней.
У него сразу же появилось ощущение того, что будто бы он ударил её. Она побледнела и отшатнулась. Он был вынужден взять её под руку, усадить в кресло и преподнести ей стакан воды. Она выпила его залпом.
– Вы всё правильно сделали. Диабетикам нужно больше жидкости.
– А вы догадываетесь о том, что вы попросту нахал и наглец?
– К счастью, или к сожалению, вы не первый человек, сообщающий мне об этом. Я воспринимаю всё это несколько по-другому. Я очень амбициозный человек. Именно благодаря этому я сумел добиться того, что в своей области я один из самых лучших.
Тут он решил, что самой правильной тактикой в данный момент является отступление. Но ему надо было вложить в её головушку некоторые факты для размышления на досуге.
– Мадам, я знаю о вас достаточно много. О размере вашего счёта, о недвижимости, которой вы владеете, о фондах и текущих проектах, которые приносят вам регулярный доход. Владею информацией о том, что досталось вашей внучке от её отца. Больше всего, конечно же, вы боитесь того, что какой-нибудь брачный аферист женится на вашей внучке и в результате она останется без средств к существованию. Поверьте мне, что такой девочке, как она, не нужны ваши деньги. Вы спокойно можете их оставить какому-нибудь из ваших музыкальных фондов. Статус вашей внучки всегда будет определяться лишь тем, какой мужчина окажется рядом с ней. Именно в таком контексте я хотел бы кое о чём поставить вас в известность. Прежде всего, мне хотелось бы, чтобы во всех наших дискуссиях и обсуждениях вы учитывали бы факт того, что денег у меня не меньше, чем у вас.
Это только в ваших глазах я – нищий мальчишка, не достойный даже мизинца вашей внучки. А ведь судя по тому магнетизму, который тянет нас друг к другу, мы обязательно будем вместе. Я буду идиотом, если упущу такую возможность. Пусть она и не осознаёт до конца, что с ней творится, но я-то хорошо понимаю, что от всей этой силы притяжения друг к другу нам никуда не деться. Но мне не хотелось бы продолжать этот разговор в столь агрессивном тоне. Мы вернёмся к нему, когда Вы будете себя лучше чувствовать. А лучше Вы себя можете начать чувствовать уже сейчас. Рецепт предельно прост: смириться и принять меня таким, какой я есть. Осознать, что я – будущий муж Вашей любимой внучки. Принять это как данность. Без вариантов.
ОНА
Она говорила о симфонических мугамах. И пыталась объяснить, что, фактически, полный вариант исполнения любого из мугамов, даже без вовлечения симфонического оркестра, по существу, является симфонией. Ведь здесь есть свои разделы. Своя внутренняя архитектура. Свой апофеоз. И свои методы перехода от одного раздела к другому. Симфонический мугам же, фактически, пытается как бы отсечь всю импровизационную магию обычного мугама и навязать ему раз и навсегда определённую чёткую структуру. Здесь дирижёр и оркестр подчинены европейским канонам музыки. В классическом же мугаме это всё, конечно же, не так.
При исполнении любого из семи канонических мугамов певец выступает фактически и как композитор, и как дирижёр, и как исполнитель. Он не скован жёсткими рамками европейского нотного ряда. Недаром же все те, кто пытались ещё во времена великого Узеира осуществлять нотную запись азербайджанского мугама, сталкивались с огромными трудностями. Самая главная из них заключалась в том, что все эти присущие мугаму особенности, его мелизмы, заоблачные трели и импровизации очень трудно поддавались формальной записи.
Пока она говорила, в этом небольшом зале стояла абсолютная тишина. Иногда страстное течение её речи прерывалось теми музыкальными отрывками, которыми она хотела проиллюстрировать свою мысль. Здесь звучал голос великого Бюльбюля. А ещё записи мугамов начала двадцатого века. Она виртуозно использовала современные азербайджанские песни в контексте чёткого анализа того, с какими же мугамами они связаны. Словом, из какого-то сумасшедшего микса ритмических мугамов, танцевальных мелодий и современных песен она смогла сформировать такой иллюстрационный материал, который предельно обнажал, казалось бы, простую истину: классический мугам является первоосновой и фундаментом всей нашей музыкальной культуры. Не это было её целью. Это был как бы некий побочный продукт.
Она разъясняла фактически азы гениальной работы Узеира об основах азербайджанской музыки. И констатировала простую истину о том, что мы за все эти годы ничего так и не смогли прибавить к его знаменитому труду. И здесь наступал самый интересный момент: она почему-то была уверена, что именно современные технологии могут обеспечить здесь абсолютно новое понимание перспектив дальнейшего развития. Этот, как бы адресованный ему негласный посыл, его приятно удивил.
Всё, что она сумела изложить в своём ярком выступлении, поневоле поражало воображение. Его особенно удивила та дотошность, с которой она пробивалась сквозь толщу поздних наслоений и могла добраться до самой сути. Он, всегда считающий мугам неизменным атрибутом времяпровождения очень старых и скучных людей, был просто в восторге от того, в какой современной трактовке она всё это подавала.
А потом она заговорила о самом загадочном из всех азербайджанских мугамов. О том самом, основной лейтмотив которого звучит в знаменитой токкате. Она считала этот мугам загадочным миром, преисполненным бесконечной печали. По её мнению, эта печаль является настолько величественной, что человеку некуда скрыться от её влияния. Говорила о том, что при его исполнении создаётся такое ощущение, что какую бы дверь не пытался открыть человек, он неизбежно попадает в обитель печали. Иногда кажется, что по мере того, как слушаешь этот мугам, в душе человека, который уже не может спастись от изничтожающей его печали, зарождаются, тем не менее, всё новые и новые трагические мотивы.
А потом, наконец-таки, печаль достигает такого накала, что неизбежно должна перейти в протест. Но по мере того, как этот мугам движется к своей кульминации, становится ясной очень простая истина. А заключается она в том, что сам протест, сам бунт и весь этот бунтарский дух являются одновременно и вершиной печали, и её завершением. Яркий протест, пронизывающий этот мугам к концу, – это и отрицание печали, и её кульминация. Такое неистовство страстей кажется многим исполнителям просто какой-то безумной музыкальной бурей. По-существу, это катастрофа, в которой никто не может выжить, не понеся огромных потерь. Но, как это ни странно, вся эта печаль, достигнув своего накала, доводит вас до такого состояния, что, в конце концов, вы становитесь равноудалены как от протеста, так и от печали.
Мугам может уже отзвучать. Но он обязательно оставит у вас то неистовство страстей, которое приблизит вас к пониманию того, что такое дух бесконечности. Общий настрой этого мугама таков, что он по неволе делает вас мудрее. Порой у вас возникает такое ощущение, что этот мугам, как полноводная река, пытается преодолеть множество преград, стоящих на его пути. Преодолеть с гневом и страстью, превышающими возможности обычного человека.
Слушая этот мугам, вы можете постичь, что означает на самом деле полное растворение в безбрежном море печали. Но вместе с тем он даёт вам столько сил и энергии, что уже вы сами способны сделать свой выбор. А это уже выбор между смирением и бунтом. Когда же этот мугам отпускает вас из плена своего воздействия, то вы поневоле становитесь другим человеком. Иного качества бытия вам уже не дано. Вы уже просто не способны быть таким, каким были до того, как погрузились в это волшебство. Но всё это, конечно, возможно только в том случае, если у вас есть душа, способная к сопереживанию.
Когда всё это действо завершилось, бабушка поцеловала её и сказала фразу, абсолютно не вписывающуюся ни в какие протоколы этого международного проекта:
– Как же я тобой горжусь.
И тогда он захлопал. Вслед за ним с кресел поднялись, и другие слушатели и тоже начали хлопать. Она была смущена. И просто ушла из зала, переложив на бабушкины плечи всю ответственность за то, чтобы подвести итоги и ответить на множество вопросов.
ОН
На этот вечер он заказал целую развлекательную программу. Но Мадам нарушила все его планы. Она заявила, что они будут ужинать в номере. Только исключительно потому, что она себя неважно чувствует. Даже не может идти речи о том, что внучка может её покинуть и куда-то уйти. Пришлось подключать тяжёлую артиллерию. Когда глава самой знаменитой в мире звукозаписывающей компании начал убеждать Мадам в том, что они с женой также идут вместе с ними в этот знаменитый театр Кабуки, то старуха со скрипом отпустила внучку. Сама всё же идти отказалась. Когда же он, уже после театра, завёз девушку в гостиницу, бабушка встречала их в фойе. И было совсем не похоже на то, что она на самом деле плохо себя чувствует.
Он всегда был убеждён, что самые лучшие стратегии переговоров включают в себя многие принципы, в том числе и такие, как предельная открытость и паталогическая честность. Именно руководствуясь ими, он тут же попросил бабушку найти для него всего пятнадцать минут и обсудить кое-какие планы. Она скупо бросила:
– Завтра. За завтраком.
В их компании всегда считалось, что он очень хороший переговорщик. Но эта старушка вся из себя была сделана из какого-то, неизвестного науке, суперпрочного материала. Непонятно, что там ей почудилось, но постоянно исходящие от неё негативные биотоки безусловно свидетельствовали о том, что она с трудом выносит его присутствие. Мадам не очень-то пыталась это скрывать от всех окружающих. Судя по тому, как увидев бабушку в фойе, внучка тут же отстранилась от него, он понял, что Мадам уже успела наговорить девочке кучу гадостей о нём.
«Империал» был отелем, в котором можно было позавтракать в нескольких местах. Здесь можно было получить завтрак в традиционном японском стиле, начать день с европейского или американского завтрака. Или же можно было самому себе составить меню в одном из тех кафе, которые в течение всего дня работали в обычном режиме. Завтрак в таком кафе был его любимым вариантом. Но, в отличие от всех остальных, он не входил в число тех, что были включены в стоимость проживания. Но за всё хорошее всегда надо было платить.
Утром, дождавшись их в холле, он направился вместе с ними в выбранное им кафе. Сделав первый глоток кофе, старуха тут же объявила, что готова его выслушать. Он же имел наглость заявить, что не хочет говорить в присутствии её внучки. Конечно, мог бы добавить, что не хочет портить ей аппетит своими заявлениями. Но он, в конце концов, решил проявить хоть какой-то такт и благоразумие. И с самого начала он усадил их внутри кафе в таком местечке, где можно было вначале устроиться им втроём, а внучку после завтрака запустить в близлежащие бутики. Так они и сделали.
Он говорил долго и очень убедительно. Пришёл полностью подготовленный к этому непростому разговору. Надо воздать ей должное, Мадам выслушала его до конца. Не прерывала, не задавала вопросов и вообще никак не комментировала его речь. Лишь по тому, как она сжала свои пальцы в кулачки, было очевидно, что она предельно шокирована его заявлениями.
Готовясь к этому разговору, он захватил с собой несколько документов. Ведь эта Мадам с самого начала рассматривала его как разновидность офисного планктона. Ну, в крайнем случае, она возвышала его до уровня какого-нибудь системного администратора. Нет, он, конечно, ничего не имел против офисных работников. Но как человек, заработавший свои первые очень серьёзные деньги в очень юном возрасте, он даже мысли не допускал о том, что может подчиняться чьим-то указаниям и отбывать по расписанию определённое количество времени на рабочем месте. Это было явно не его призвание.
Диагноз Мадам поставила ему довольно быстро и чётко.
– Молодой человек, вы просто сошли с ума. Мы завтра же с внучкой покидаем Токио. Я не желаю иметь с вами впредь каких-либо дел. Ни в профессиональном плане, ни в личном. Забудьте обо всём, что вы мне тут наговорили. Это явно бред параноика.
Видимо, Мадам плохо себе представляла то, с кем же её свела судьба. Из её ультиматума оказался выполненным лишь один пункт. Наутро они, действительно, вылетели в Стамбул. Разными рейсами. Они полетели турецкими авиалиниями, а он японскими. Битва только начиналась. Проигрывать он никогда не умел. И не хотел. Особенно в этом случае. К тому же он хорошо знал теорию игр. И был уверен, что в «играх лиц с противоположными интересами» ему не было равных.
ОНА
Он сделал ей предложение на приёме, который был дан в связи с завершением проекта. Она была в восторге от того, как это красиво было сделано. Конечно же, она с радостью сказала:
– Да.
И только потом увидела перекошенное ужасом лицо бабушки. Но было уже поздно.
Она не хотела пышной свадьбы, дурацкого платья с кринолином и множества гостей. Словом, дурной пародии на свадьбу принцессы Дианы. Он всё же сумел убедить её, что всё это нужно. Выбрал отель «Конрад», пригласил каких-то дизайнеров и превратил свадебный зал в средневековой замок. Нашёл тех, кто сшил им за неделю два старинных костюма. Женский и мужской. Все кругом в один голос утверждали, что такой свадьбы ни у кого и никогда не было. Ей же казалось, что он назло её бабушке превратил их свадьбу в настоящий балаган. Ну, и что же, что это был балаган, созданный по его собственному сценарию? Но, в конечном итоге, она его, конечно же, простила. Просто потому, что она его любила. И могла простить ему всё. Во всяком случае, пока она была твёрдо убеждена в этом.
