Пленник с подозрением покосился на фигуру мастера Делателя, маячившую за головой Глокты.
– Где я?
– Мы рядом с Прямым проспектом, возле самой воды. – Глокта поморщился: ногу свело внезапной судорогой. Он осторожно распрямил колено и подождал, пока не услышал щелчок сустава, прежде чем продолжить: – Как тебе известно, Прямой проспект – одна из крупнейших артерий нашего города, идущая прямо через его сердце, от Агрионта до берега моря. Проспект пересекает множество районов, на нем стоят замечательные здания. Самые известные городские адреса находятся совсем рядом. Однако для меня это не более чем дорога между двумя дантистами.
Глаза пленника сузились, взгляд забегал по разложенным на столе инструментам.
«Он больше не ругается. Кажется, упоминание о зубных врачах привлекло его внимание».
– Там, на другом конце проспекта, – Глокта указал на север, – в одном из фешенебельных кварталов, напротив общественного парка, в прекрасном белом доме возле самого Агрионта находится заведение мастера Фаррада. Может быть, ты слышал о нем?
– Иди ты в щель мохнатую!
Глокта приподнял брови: «О, если бы!»
– Мастера Фаррада называют лучшим дантистом в мире. Кажется, он родом из Гуркхула, но предпочел избежать тирании императора ради того, чтобы присоединиться к нашему Союзу и жить в свое удовольствие, избавляя наиболее зажиточных горожан от ужасов зубной боли. Когда я вернулся после моей поездки на Юг, родные надеялись, что он сможет чем-то мне помочь. – Глокта широко улыбнулся, показывая убийце, в чем заключалась проблема. – Но, разумеется, помочь он ничем не смог. Императорские палачи позаботились об этом. Но он чертовски хороший дантист, так все говорят.
– И что с того?
Глокта перестал улыбаться и продолжил:
– А на другом конце Прямого проспекта, возле самого моря, среди грязи, отбросов и вони, сижу я. Жилье здесь, конечно, подешевле, но я не сомневаюсь: когда мы проведем какое-то время вместе, ты поймешь, что я не менее талантлив, нежели глубокоуважаемый мастер Фаррад. Просто мои таланты развиваются в ином направлении. Добрый доктор облегчает боль пациентов, а я стал дантистом, – Глокта медленно наклонился вперед, – другого профиля.
Убийца расхохотался ему в лицо:
– Ты думаешь напугать меня этим мешком на голове и мерзкой мазней на стене? – Он обвел взглядом Инея и Секутора. – Да вы просто банда сумасшедших!
– Ты думаешь, мы тебя пугаем? Мы трое? – Глокта позволил себе небольшой смешок. – Ты сидишь здесь один, безоружный, совершенно беспомощный. Кто знает, где ты находишься, кроме нас троих, и кому есть до этого дело? У тебя нет никакой надежды на спасение или бегство. Мы все профессионалы. Полагаю, ты уже догадываешься, что тебя ждет. – Глокта вяло усмехнулся. – Не валяй дурака! Конечно, ты нас боишься. Должен признать, ты хорошо скрываешь страх, но это не продлится долго. Очень скоро настанет момент, когда ты будешь умолять, чтобы тебя засунули обратно в мешок.
– Вы ничего не добьетесь от меня, – прорычал убийца, глядя ему прямо в глаза. – Ничего.
«Крепкий орешек. Но нетрудно казаться крепким орешком, пока не началась работа. Уж я‐то знаю».
Глокта нежно потер свою ногу. Кровь уже циркулировала свободно, боль почти ушла.
– Мы начнем с самого простого. Имена – вот все, что я сейчас хочу знать. Только имена. Почему бы не начать с твоего? Его, по крайней мере, ты не можешь не знать.
Он подождал. Секутор с Инеем глядели сверху вниз на пленника: зеленые глаза улыбались, розовые – нет. Молчание.
– Ну хорошо, – вздохнул Глокта.
Иней упер кулаки по обе стороны челюсти убийцы и начал давить, пока тот не раскрыл рот. Секутор засунул между его зубов щипцы и раздвинул челюсти еще шире – достаточно широко, чтобы тот почувствовал неудобство. Убийца выпучил глаза.
«Больно, да? Но это еще ничто, поверь мне».
– Следи за его языком, – сказал Глокта. – Он еще должен поговорить с нами.
– Не беспокойтесь, – пробормотал Секутор, заглядывая пленнику в рот и тут же отстраняясь. – Ух! Ну и воняет!
«Жаль, конечно, но я не особенно удивлен. Здоровый образ жизни – редкость среди наемных убийц».
Глокта медленно поднялся на ноги и, хромая, обошел вокруг стола.
– Итак, – промурлыкал он, протянув руку к инструментам, – с чего бы начать?
Он выбрал одну из игл, наклонился вперед, крепко ухватившись второй рукой за набалдашник трости, и принялся аккуратно зондировать зубы пленника.
«Да, зубы у него оставляют желать лучшего. Пожалуй, я предпочел бы свои».
– Ну ничего себе, да они же в ужасном состоянии! Прогнили насквозь. Вот почему у тебя изо рта так воняет. Этому нет оправданий для человека твоего возраста.
– А‐а‐а! – завопил убийца, когда Глокта дотронулся до нерва. Он попытался что-то сказать, но со щипцами во рту из этого вышло меньше толка, чем у практика Инея.
– Спокойно, спокойно, у тебя была возможность сказать свое слово. Может быть, позже тебе представится еще одна. Я пока не решил. – Глокта положил иглу обратно на стол, печально покачивая головой. – Твои зубы – это позор. Отвратительно! Решительно заявляю, что они вот-вот выпадут сами по себе. И знаешь что? – продолжал он, беря со стола маленький молоточек и зубило. – Мне кажется, тебе будет гораздо лучше без них.
Наступило серое утро, в лесу было холодно и мокро. Ищейка сидел и думал о том, что раньше все было лучше, чем сейчас. Так он сидел, следил за вертелом, поворачивал его время от времени и старался не слишком нервничать из-за того, что приходится долго ждать. Тул Дуру не помогал ему в этом. Он расхаживал взад-вперед по траве, огибая древнюю груду камней и снова поворачивая назад, – стаптывал свои огромные сапоги, нетерпеливый, как бешеный волк. Ищейка смотрел, как Тул вышагивает: топ, топ, топ. Он давно понял, что великие бойцы хороши только для одного дела: для боя. Для всего остального, особенно для ожидания, они ни к черту не годятся.
– Может, присядешь, Тул? – спросил Ищейка. – Удобных камней здесь полно. У огня теплее, и все такое. Сядь, дай своим топталкам отдохнуть, а то я начинаю дергаться.
– Ты мне предлагаешь сесть? – прогремел гигант, сворачивая к Ищейке и нависая над ним, словно огромный дом. – Как я могу сидеть, да и ты тоже?
Потом он нахмурился, принялся разглядывать развалины и всматриваться в чащу из-под тяжелых бровей.
– Ты уверен, что это правильное место?
– Это правильное место. – Ищейка уставился на каменную россыпь, отчаянно надеясь, что не ошибается. Однако он не мог отрицать, что ни единого знака пока не видно. – Придут они, придут, не волнуйся.
«Если их всех не поубивали», – добавил он мысленно. У него хватило ума не произносить это вслух. Он провел достаточно времени бок о бок с Тул Дуру Грозовой Тучей, чтобы знать: этого парня лучше не волновать понапрасну, если не хочешь, чтобы тебе проломили голову.
– Уж лучше бы они приходили поскорее, вот что. – Огромные руки Тула сжались в кулаки, вполне подходящие для того, чтобы крошить скалы. – Мне не по вкусу сидеть тут без дела, задницу проветривать!
– Мне тоже, – сказал Ищейка, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Но не надо кипятиться, парень. Они подойдут очень скоро, как мы и планировали. Место то самое.
Он поглядел на кабана, что шипел на вертеле, роняя в огонь капли сочной подливки. Рот наполнился слюной, в ноздрях стоял запах жаркого… и чего-то еще, кроме этого. Всего лишь слабая струйка. Ищейка поднял голову, нюхая воздух.
– Ты что-то учуял? – спросил Тул, вглядываясь в деревья.
– Да, вроде бы.
Ищейка наклонился и поднял с земли свой лук.
– Что там? Шанка?
– Не знаю. Может быть.
Он еще раз понюхал воздух. Пахло человеком, к тому же давно не мытым…
– Мать вашу, я мог бы убить вас обоих!
Ищейка резко обернулся и чуть не упал, с трудом удержав в руке лук. Он увидел Черного Доу меньше чем в десяти шагах с подветренной стороны – тот подкрадывался к костру с неприятной усмешкой на губах. За его плечом стоял Молчун, чье лицо было по обыкновению непроницаемым, как стена.
– Ах вы, ублюдки! – взревел Тул. – Я чуть не обделался из-за этих ваших штучек!
– Ну и отлично, – насмешливо отозвался Доу. – Тебе не помешало бы сбросить немного веса.
Ищейка перевел дыхание и бросил лук на землю. Приятно убедиться, что они ждали на правильном месте, но не стоило ему так пугаться. Он все время дергался с тех самых пор, как увидел Логена падающим за край того обрыва. Логен просто рухнул туда, и ничего нельзя с этим поделать. Такое может случиться с кем угодно и в любое время – смерть. Это факт.
Молчун перебрался через наваленные камни, поприветствовал Ищейку еле заметным кивком и уселся рядом с ним.
– О, мясо! – гаркнул Доу, проталкиваясь мимо Тула. Потом плюхнулся возле костра, оторвал от туши ногу и впился в нее зубами. Вот и все их приветствие после разлуки длиной в месяц или даже больше.
– Правду говорят: богат тот, у кого есть друзья, – пробормотал Ищейка вполголоса.
– Что ты сказал? – с подозрением буркнул Доу, озираясь вокруг холодными глазами. Его рот был полон кабаньего мяса, грязный щетинистый подбородок блестел от жира.
Ищейка поднял раскрытые ладони в примиряющем жесте.
– Ничего такого, на что стоило бы обижаться.
Он провел достаточно времени бок о бок с Черным Доу, чтобы знать: лучше самому перерезать себе глотку, чем заставлять этого подонка злиться.
– Были какие-нибудь проблемы с тех пор, как мы разделились? – спросил он, чтобы переменить тему.
Молчун кивнул:
– Кое-какие были.
– Клятые плоскоголовые! – рявкнул Доу, и кусочки мяса из его рта полетели в лицо Ищейке. – Они повсюду, чтоб им провалиться! – Он махнул кабаньей ногой, словно клинком. – С меня достаточно этого дерьма! Я возвращаюсь на юг. Здесь чертовски холодно, и повсюду шныряют эти клятые твари! Я иду на юг!
– Ты что, боишься? – спросил Тул.
Доу повернулся к нему, глядя снизу вверх с широкой желтозубой улыбкой, и Ищейка поморщился. Это чертовски глупый вопрос. Если есть кто-то, кто ничего не боялся никогда в жизни, так это Черный Доу. Он просто не знал, как это – бояться.
– Боюсь горстки шанка? Я? – Доу неприятно рассмеялся. – Мы тут устроили им кое-чего, пока вы двое дрыхли. Некоторые получили от нас теплые постельки и теперь спят в них. Может, даже слишком теплые.
– Мы их сожгли, – пояснил Молчун. Он уже наговорил столько, сколько обычно ему хватало на целый день.
– Да! Сожгли целую кучу этих ублюдков! – просипел Доу, ухмыляясь так, словно никогда не слышал шутки смешнее, чем горящие трупы. – Нет, я их не боюсь, верзила. Не больше, чем тебя. Но я не собираюсь сидеть и поджидать их, пока Тридуба будет вытаскивать свою старую обвисшую задницу из постели! Я иду на юг!
И он оторвал зубами новый кусок мяса.
– Ну-ка, у кого тут обвисшая задница?
Ищейка расплылся в улыбке: к костру, широко шагая, подходил Тридуба. Ищейка вскочил с места и схватил старого приятеля за руку. И Форли Слабейший тоже с ним! Ищейка хлопнул малыша по спине и чуть не сбил с ног – так он обрадовался, что они все живы и сумели продержаться еще месяц. Да и вождь у костра не помешает. Все сразу же повеселели, заулыбались, принялись жать друг другу руки. Кроме Доу, разумеется, – тот продолжал сидеть как сидел, глядя в огонь и обсасывая свою кость. Лицо его было кислым, как молоко недельной давности.
– Как здорово, парни, снова видеть вас всех вместе! – Тридуба снял свой огромный круглый щит с плеча и прислонил его к разрушенному куску древней стены. – Ну, как вы тут?
– Проклятый холод, – отозвался Доу, даже не подняв голову. – Мы идем на юг.
Ищейка вздохнул. Всего десять минут они вместе и уже ссорятся. Трудно им придется без Логена – тот умел улаживать ссоры. Бойцы в команде были своенравны и склонны к кровопролитию.
Тридуба, впрочем, не спешил с ответом. Как всегда, он взял минуту на размышление. Он любил так делать – брать минуту на размышление. Именно это и делало его столь опасным.
– Идете на юг, вот как? – проговорил Тридуба после того, как хорошенько обмозговал вопрос. – И давно ли вы решили?
– Ничего мы еще не решили, – сказал Ищейка, снова показывая открытые ладони. Он чувствовал, что теперь часто придется это делать.
Тул Дуру кинул мрачный взгляд в спину Доу.
– Абсолютно ничего! – пророкотал он, сильно раздосадованный тем, что кто-то принимает за него решения.
– Ничего – это хорошо. – Тридуба говорил медленно и размеренно, как растет трава. – Я что-то не припоминаю, чтобы у нас в отряде принимали решения без вождя.
Доу ни на секунду не задумался. Он никогда не медлил с ответом. Именно это делало его таким опасным. Он вскочил на ноги, швырнул кость на землю и надвинулся на Тридуба с угрожающим видом.
– Я… говорю… на юг! – прорычал он. Его глаза выпучились, словно пузыри на поверхности похлебки.
Тридуба не отступил ни на шаг. Отступление – совсем не в его духе. Он немного помедлил, разумеется обдумывая, что делать дальше, а затем шагнул вперед и оказался нос к носу с Доу.
– Если ты хотел иметь право решать, ты должен был побить Девятипалого, а не сдаваться ему, как все остальные, – прогремел он.
Лицо Черного Доу при этих словах стало темным, как деготь. Он не любил, когда ему напоминали о поражениях.
– Девять Смертей вернулся в грязь! – рявкнул он. – Ищейка видел это, ведь так?
Тот был вынужден кивнуть.
– Верно, – буркнул он.
– Ну так и покончим на этом! Нет смысла ошиваться на Севере рядом с плоскоголовыми, снующими вокруг наших задниц! Я говорю – на юг!
– С Девятипалым, может быть, и покончено, – сказал Тридуба, в упор глядя на Доу, – но не с твоим долгом ему. Почему он решил, что такому никудышному человеку, как ты, стоит сохранить жизнь, я понять не могу. Но он назвал вторым меня, – он постучал по своей широкой груди, – а это значит, что решать мне! Мне, и никому другому!
Ищейка предусмотрительно отступил назад. Эти двое явно готовились к драке, и ему не хотелось оказаться в общей свалке с разбитым носом. Такое уже не раз случалось. Форли взял на себя восстановление мира.
– Эй, парни, вот этого не надо, – сказал он тихо и ласково. Может, он не мастак по части убийств, этот Форли, но зато чертовски хорош, когда надо остановить других мастаков, чтобы они не поубивали друг друга. Ищейка от всего сердца пожелал ему удачи. – Бросьте. Почему бы вам…
– Заткни свою поганую пасть, ты! – гаркнул Доу, яростно тыча грязным пальцем ему в лицо. – Кому нужны твои слова, Слабейший?
– А ну оставь его! – прогремел Тул, поднося огромный кулак к его подбородку. – Не то я дам тебе повод покричать!
Ищейка едва осмеливался поднять голову. Доу и Тридуба вечно задирали друг друга, они быстро воспламенялись и так же быстро угасали. Грозовая Туча был животным совсем другого порядка. Если этот здоровенный бык начнет сердиться, его уже не успокоить – по крайней мере, пока не соберется человек десять с мотком крепкой веревки. Ищейка попытался представить, что сделал бы сейчас Логен. Он-то сумел бы остановить ссору, если бы не был мертв.
– Дерьмо! – вскричал Ищейка, резко вскочив на ноги у костра. – Клятые шанка кишмя кишат повсюду, куда ни плюнь! И даже если мы разберемся с ними, у нас остается Бетод, о котором тоже надо думать! В мире полно проблем и без того, чтобы мы создавали их сами! Логена больше нет, а Тридуба второй после него – вот все, что я готов услышать!
Он ткнул пальцем – в неопределенном направлении, ни на кого не указывая, – и стал ждать, отчаянно надеясь, что его речь возымеет действие.
– Верно, – буркнул Молчун.
Форли часто-часто закивал, словно дятел:
– Ищейка прав! Ссориться друг с другом нам нужно не больше, чем чтоб у нас члены отсохли! Тридуба второй. Он теперь вождь!
На мгновение наступила тишина, и Доу устремил на Ищейку свой холодный и пустой убийственный взгляд – так кот смотрит на зажатую в лапах мышь. Ищейка сглотнул. Немногие из людей способны выдержать взгляд Черного Доу. Он получил свое прозвище, потому что о нем шла чернейшая слава. Он приходил внезапно в темноте ночи и оставлял после себя дочерна сгоревшие деревни. Таковы были слухи, и таковы же факты.
От Ищейки потребовалось все его хладнокровие, чтобы не отвести глаза. Он уже был готов сделать это, когда Доу отвернулся и стал рассматривать остальных ребят, одного за другим. Мало кто из обычных людей отважился бы ответить на подобный взгляд, но здесь собрались не обычные люди. Трудно найти под солнцем более отчаянный отряд. Ни один из них не дрогнул. Не считая, разумеется, Форли Слабейшего: тот опустил глаза еще прежде, чем до него дошла очередь.
Убедившись, что все против него, Доу расплылся в беззаботной улыбке, словно никакой проблемы никогда и не было.
– Ну ладно, – сказал он, обращаясь к Тридуба; казалось, весь его гнев мгновенно испарился. – Что мы тогда будем делать, вождь?
Тридуба оглядел лесную чащу. Он понюхал воздух, пососал губу. Он поскреб в бороде, давая себе минуту на размышление. Он задумчиво оглядел каждого из бойцов. А потом сказал:
– Мы идем на юг.
Как всегда, Ищейка учуял их раньше, чем увидел. Нюх у него был отличный – из-за этого он и получил свое прозвище. Но, говоря по чести, их учуял бы любой. Они, черт побери, воняли.
На лужайке их было двенадцать: сидели, ели, что-то болтали на своем мерзком грубом языке. Огромные кривые желтые зубы, вместо одежды – обрывки прелого меха, вонючие шкуры, куски ржавых доспехов. Они, шанка.
– Клятые плоскоголовые, – пробормотал про себя Ищейка.
Он услышал позади тихое шипение, обернулся и увидел Молчуна, который выглядывал из-за куста. Ищейка поднял вверх раскрытую руку: «остановиться»; постучал по макушке своего черепа: «плоскоголовые»; поднял сжатый кулак и затем еще два пальца: «двенадцать»; и показал обратно на тропу по направлению к остальным. Молчун кивнул и исчез в зарослях.
Ищейка кинул последний взгляд на шанка, проверяя, не заметили ли они чего-то подозрительного. Они не заметили, так что он скользнул обратно за дерево и двинулся прочь.
– У них лагерь возле дороги. Я видел двенадцать, но может оказаться и больше.
– Ищут нас? – спросил Тридуба.
– Может быть, но если так, то они не особенно стараются.
– Их можно как-нибудь обойти? – спросил Форли, вечно стремившийся избежать драки.
Доу, вечно стремившийся в драку влезть, сплюнул на землю:
– Двенадцать – ничто! Мы сделаем их без проблем!
Ищейка поглядел на Тридуба: тот раздумывал, пользуясь моментом. Двенадцать – это не ничто, и они все это знали. Но, возможно, лучше разобраться с врагами на месте, чем оставлять их гулять на свободе за своей спиной.
– Что будем делать, вождь? – спросил Тул.
Тридуба решительно поднял голову и скомандовал:
– Оружие.
Только самый глупый боец не следит за чистотой и боеготовностью оружия. Ищейка осматривал свое не больше часа назад. Сделать это еще раз – не смертельно, а вот пренебрежение может стоить жизни.
Послышались шорохи кожаных ножен, стук дерева и лязг металла. Ищейка посмотрел на своих товарищей. Молчун звенел тетивой и проверял оперение стрел. Тул Дуру провел большим пальцем по лезвию огромного тяжелого меча размером почти в рост Форли и принялся кудахтать, как курица, обнаружив крошечное пятнышко ржавчины. Черный Доу протирал тряпкой наконечник секиры, глядя на лезвие нежно, как любовник. Тридуба подтянул пряжки на ремнях щита и несколько раз махнул клинком в воздухе, сверкнув начищенным металлом.
Ищейка вздохнул, подтянул потуже ремни, крепившие гарду на левом запястье, и проверил дерево своего лука на трещины. Посмотрел, все ли его ножи там, где должны быть. Лишних ножей не бывает, сказал однажды Логен; Ищейка запомнил это наизусть. Он взглянул, как Форли неловкими руками достает короткий меч и беззвучно шевелит губами. Глаза Слабейшего блестели от страха. Это зрелище заставило нервы Ищейки затрепетать, и он окинул взглядом остальных: грязные, покрытые шрамами, суровые лица, густые бороды. Он не заметил никакого намека на страх, хотя здесь нечего стыдиться. У разных людей разные пути, сказал ему как-то Логен, и иногда нужно испугаться, чтобы стать отважным. Это он тоже запомнил наизусть.
Он подошел к Форли и хлопнул его по плечу.
– Иногда нужно бояться, чтобы быть отважным, – проговорил он.
– К чему это?
– Так говорят. По-моему, неплохо сказано. – Ищейка наклонился ближе, чтобы никто не услышал. – Потому что лично я готов в штаны наложить от страха.
Ему казалось, что именно так поступил бы Логен, и теперь, когда Логен вернулся в грязь, эта обязанность перешла к нему. Форли ответил неуверенной полуулыбкой, очень быстро соскользнувшей, после чего его лицо стало еще более испуганным, чем прежде. Что ж, не всегда удается сделать все до конца.
– Ладно, парни, – произнес Тридуба, когда снаряжение было проверено и разложено по местам. – Вот как мы это сделаем. Молчун, Ищейка – по разные стороны их лагеря, за деревьями. Ждете сигнала, потом стреляете в любого плоскоголового с луком. Если промахнетесь, бейте ближайшего.
– Хорошо, вождь, – сказал Ищейка, а Молчун кивнул.
– Тул, мы с тобой идем с фронта, только подожди сигнала, хорошо?
– Хорошо, – пророкотал гигант.
– Доу, вы с Форли зайдете с тыла. Ты выйдешь, когда увидишь, что пошли мы. Только на этот раз подожди, пока мы двинемся! – прошипел Тридуба, тыча в него толстым пальцем.
– Конечно, вождь. – Доу пожал плечами, словно он всегда делал то, что ему говорили.
– Ну, тогда все, – кивнул Тридуба. – Кому-то что-то неясно? Остались пустые головы у костра?
Ищейка отрицательно покачал головой. Остальные последовали его примеру.
– Отлично. Тогда еще одна последняя вещь. – Командир наклонился вперед, по очереди заглядывая каждому в лицо. – Сперва… дождитесь… моего… чертова… сигнала!
Лишь когда Ищейка уже сидел за кустом с луком в руках и наложенной на тетиву стрелой, до него вдруг дошло: он понятия не имеет, что это за сигнал. Он поглядел на шанка: они по-прежнему, ничего не подозревая, рычали, кричали и гремели посудой на лужайке. Во имя мертвых, как же ему хотелось отлить! Вечно его тянет отлить перед дракой. Кто-нибудь говорил, какой будет сигнал? Он не помнил.
– Дерьмо, – прошептал он.
И как раз в этот момент Доу выпрыгнул из-за деревьев с секирой в одной руке и мечом в другой.
– Клятые плоскоголовые! – заорал он, награждая ближайшего к себе шанка мощным ударом по голове, так что кровь забрызгала всю лужайку.
Шанка – насколько вообще можно судить об их эмоциях – выглядели сильно удивленными. Ищейка решил, что это вполне сойдет за сигнал.
Он прицелился в ближайшего плоскоголового, потянувшегося за большой дубинкой. Стрела с характерным тупым стуком поразила шанка под мышку.
– Ха! – вскричал Ищейка.
Он увидел, как Доу проткнул еще одного мечом со спины, но тут показался другой здоровенный шанка, готовый бросить копье. Из-за деревьев, описав дугу, вылетела стрела, пронзившая шею твари. Плоскоголовый издал дикий вопль и опрокинулся на спину. Этот Молчун – чертовски хороший стрелок.
А вот и Тридуба с ревом выскочил из зарослей с другой стороны поляны, застав шанка врасплох. Он врезал одному из них щитом по затылку, и тот рухнул лицом в костер. Тридуба рубанул мечом другого. Ищейка выпустил вторую стрелу, и она воткнулась в брюхо плоскоголовому. Шанка упал на колени, и мгновением позже Тул снес ему голову мощным ударом меча.
Теперь, когда к схватке присоединились остальные бойцы, все пошло быстрее: удар, вскрик, скрежет, грохот. Кровь лилась, свистело оружие, тела падали слишком быстро, чтобы Ищейка успевал пустить в них стрелу. Трое воинов сжали последних вопящих и бормочущих шанка в кольцо: Тул Дуру размахивал огромным мечом, держа их на расстоянии, Тридуба нырнул вперед и подрубил ноги одному, а Доу срубил другого, пока тот оглядывался.
Последний плоскоголовый с воем помчался в сторону деревьев. Ищейка выстрелил в него, но поторопился, и стрела прошла мимо. Она едва не попала в ногу Доу, который, к счастью, ничего не заметил. Шанка уже почти скрылся в зарослях, но внезапно издал вопль, упал на спину и забился в судорогах. Это Форли, прятавшийся в кустах, заколол его своим коротким мечом.
– Я убил одного! – закричал Слабейший.
На время воцарилась тишина. Ищейка выбрался на лужайку, и бойцы стали осматриваться, проверяя, все ли враги поражены. Потом Черный Доу поднял над головой окровавленную секиру и издал жуткий рев:
– Мы их перебили, черт побери!
– Ты чуть не перебил всех нас, идиот! – рявкнул Тридуба.
– А?
– Как насчет долбаного сигнала, а?
– Мне показалось, что ты кричал!
– Ничего подобного!
– Нет? – спросил Доу с видом крайнего изумления. – А кстати, что у нас было сигналом?
Тридуба испустил тяжелый вздох и закрыл лицо руками.
Форли по-прежнему взирал на свой меч.
– Я убил одного! – опять сказал он.
Теперь, когда схватка закончилась, Ищейка не мог больше терпеть – он повернулся и стал мочиться на ближайшее дерево.
– Мы их сделали! – заорал Тул, хлопнув его по спине.
– Осторожно! – взвыл Ищейка, облив ногу мочой.
Все захохотали над этим происшествием, и даже Молчун хмыкнул себе под нос.
Тул потряс Тридуба за плечо:
– Мы их сделали, вождь!
– Да, сделали, – ответил тот с кислым видом. – Но осталась еще куча других. Их тысячи. И пока они здесь, по эту сторону гор, они не успокоятся. Рано или поздно шанка двинутся на юг. Может быть, нынешним летом, когда откроются перевалы, или позже. Но ждать осталось недолго.
Ищейка взглянул на бойцов: все тревожно переминались после маленькой речи вождя. Сияние победы продлилось недолго. Так бывало всегда. Он посмотрел на мертвых плоскоголовых, лежавших на земле, изрубленных и окровавленных, распростертых и скорчившихся. Теперь победа казалось ничтожной.
– Разве мы не должны рассказать об этом, Тридуба? – спросил он. – Разве мы не должны попытаться предупредить кого-нибудь?
– Верно. – Тридуба улыбнулся скупой печальной улыбкой. – Но кого?