bannerbannerbanner
Жанна д\'Арк

Дмитрий Мережковский
Жанна д'Арк

Полная версия

LVII

«Верные и ловкие люди должны выманивать у еретика признания, обещая ему избавление от костра», – советует папа Иннокентий III судьям Святейшей Инквизиции.[344] Этому совету следуют и судьи Жанны.

Мэтр Николá Луазолёр, руанский каноник, особенно хитер и ловок в выманивании у Жанны признаний. Переодевшись мирянином, входит он к ней в тюрьму, выдает себя за ее земляка из Лорены, башмачника, верного друга французов, взятого в плен Годонами, сообщает ей мнимые вести от короля и ловко расспрашивает ее о Голосах; или исповедует под видом священника, и спрятанный тут же писец записывает исповедь. В городе уверяют, будто бы мэтр Луазолёр является Жанне и ряженым, то св. Катериной, то св. Маргаритой, с той целью, чтобы выманить нужные для суда признания.[345]

Дня через четыре после первого допроса Жанна, поевши присланной монсиньором Кошоном рыбы, так внезапно и тяжело заболела, что думала – отравлена.

– Подлая девка, продажная, должно быть, какой-нибудь дряни наелась! – кричит на нее, догадываясь об ее подозрении, главный судебный обвинитель, промотор, мэтр Жан д'Эстивэ.

– Сделайте все, чтоб вылечить ее, – говорит граф Варвик врачам. – Слишком дорого купил ее король, чтобы дать ей умереть естественной смертью![346]

Выздороветь едва успела, как возобновились допросы, но не с большим успехом, чем прежде. Сжечь «еретичку нераскаянную» было очень легко, но непочетно, а довести ее до раскаяния казалось невозможным. Судьи пришли бы в отчаяние, если бы епископу Бовезскому не дано было «свыше», как он думал, найти уязвимое место в Жанне – «непослушание Церкви».

– Есть Церковь Торжествующая, в которой пребывает Бог, Святые и Ангелы и души праведных; есть и Церковь Воинствующая, в которой находятся Святейший Отец наш, папа, и прелаты, и клир, и все добрые христиане-католики. Церковь эта непогрешима, потому что Духом Святым водима. Согласны ли вы, Жанна, быть послушной Церкви Воинствующей? – спрашивают судьи.

– Я пришла к королю Франции от Бога, от Пресвятой Девы Марии и от всех Святых на небе – от Церкви Торжествующей… Только ей одной я хочу быть послушна во всем, что делаю, – отвечает Жанна.

– Но если бы Церковь Воинствующая сказала вам, что ваши Голоса – от дьявола, покорились ли бы вы ей?

– Я покорюсь только Богу… Лучше мне умереть, чем отречься от того, что велел мне сделать Бог…

– Значит, вы Церкви Земной непокорны?

– Нет, покорна, но Богу послуживши Первому![347]

Твердо стояла на этом Жанна; но что-то, может быть, промелькнуло в глазах ее, от чего у монсиньора Кошона сердце вдруг радостно ёкнуло, как у птицелова, когда на тихое кликанье дудочки отвечает перепел. В первый раз за все время суда почувствовал он Жанну во власти своей, как пойманную в крепко зажатой горсти трепещущую птицу.

«Будет наша вся, до последней косточки!» – подумал он радостно.[348]

LVIII

В двадцать пять дней – пятнадцать допросов на суде, длившихся иногда по три, по четыре часа, и множество – в тюрьме. Как ни велико было мужество Жанны, телесные силы ее истощались, и наконец она заболела снова, и на этот раз так тяжело, что казалась при смерти.[349]

18 апреля епископ Бовезский и наместник Инквизитора Франции Жан Лемэтр в сопровождении нескольких докторов богословия входят к ней в тюремную келью.

– Церковь никогда не закрывает лона своего для тех, кто в нее возвращается, – говорит ей епископ.

– Я так больна, что могу умереть… Дайте же мне исповедаться и причаститься, – просит Жанна.

– Будьте покорны Церкви во всем, и вас причастят.

Жанна молчит, и по тому, как молчит, видно, что отказывается от причастия.

– Я прошу вас об одном, – говорит после молчанья, – если я умру в тюрьме, похороните меня в освященной земле. Но если вы и этого не сделаете, я все-таки надеюсь на Господа…

– Жанна, скажите нам причину, хоть одну причину того, что вы не хотите быть послушны Церкви, – говорит Пьер Кошон.[350]

Жанна молчит, но епископ чувствует снова, что пойманная птица трепещет у него в горсти.

LIX

3 мая, в день Воздвижения Креста Господня, явился Жанне Архангел Гавриил, может быть, в том виде, в каком изображен был на знамени Девы с белыми лилиями Франции, и, может быть, сказал ей так же, как Деве Марии:

радуйся, Благодатная!

И так же «смутилась» она, «убоялась» от слов его; и так же услышала: «Не бойся, Жанна, ибо ты обрела благодать у Бога»; и так же ответила:

се, раба Господня!

С этого дня ей сделалось легче и начала она выздоравливать с такой чудесной быстротой, что все удивлялись: точно мертвая вставала из гроба.[351]

Утром 9 мая привели ее в главную башню тюремного замка, где находилась пыточная палата с дыбами, раскаленными жаровнями, железными клещами, ручными и ножными тисками, ногтяными иглами и другими орудиями пытки. Тут же стояли наготове два палача.

Монсиньор Бовезский в присутствии наместника главного Инквизитора Франции Жана Лемэтра и девяти докторов богословия, трижды прочтя подсудимой вопросы, на которые уже много раз отказывалась она отвечать, угрожал ей пыткой, если она и теперь не ответит.

– Члены мои все растерзайте и душу из тела выньте, – я вам больше ничего не скажу, а если бы даже и сказала, то отреклась бы потом от слов моих и объявила бы, что они у меня вынуждены пыткой! – ответила Жанна так бесстрашно, что судьи, отойдя в сторону, долго совещались, прибегать ли к пытке, и наконец решили не прибегать, во-первых, потому что дьявол мог сделать с нею то же, что с другими колдунами и ведьмами во время жесточайших пыток, – послать ей «дар немоты»; а во-вторых, потому что «суд был такой образцовый, что пыткой испортить его было бы жаль». Кроме этих двух явных причин, была и третья, тайная: поняли судьи, что пытка духовная больше телесной, потому что муки тела кончаются смертью, а мука души бесконечна.[352]

 

Снова подойдя к Жанне, начали они увещевать ее «с милосердием», доказывая многими богословскими доводами, что Голоса ее – от дьявола: «св. Катерина – бес Велиар, св. Маргарита – бес Бегемот, а Михаил Архангел – сам Сатана».[353] Но так «ожесточилось» сердце ее, что все эти доводы были для нее, как об стену горох.

– Нет, – повторяла она, – Бог был во всем, что я делала; дьявол не имеет надо мной никакой власти… Мне Голоса говорят, что я буду освобождена великой победой… И еще говорят: «Все принимай с радостью, пострадать не бойся, – будешь в раю!» И твердо верю я, что Господь не покинет меня и скоро поможет мне чудом!

– Жанна, дочерь наша возлюбленная, – воскликнул монсиньор Бовезский, чуть не со слезами на глазах, – если вы не покоритесь святой нашей Матери Церкви, вас сожгут на костре!

– Пусть сожгут! Я больше ничего не скажу и в огне костра! – ответила Жанна и, помолчав, прибавила: – Спрашивала я Голоса мои, должно ли мне покориться людям Церкви, и они ответили мне: «Если хочешь, чтоб Господь тебе помог, Ему одному покорись!»[354]

Но лучше бы этого не прибавляла она; только что сказала: «Церковь», – как что-то опять промелькнуло в лице ее, от чего епископ понял, что не ошибся, предпочтя телесной пытке духовную: так же ясно, как видит палач, что стальные, раскаленные докрасна иглы входят под ногти пытаемой жертвы, – увидел он, что в сердце Жанны входит мука о Церкви, бóльшая, чем сердце человеческое может вынести.

Пьер Кошон, может быть, не был злым человеком и Жанну втайне жалел, но был уверен, что делает Богу угодное дело, и совесть у него была так же спокойна, как у всех тогдашних судей-инквизиторов, «потому что, – говорили они, – сам Бог, осудивший Адама и Еву в раю, был первым Судьей-Инквизитором».[355]

LX

Три кардинала, четырнадцать епископов, десять аббатов, множество священников и весь Парижский университет утвердили приговор суда над Жанной. «Пастырский подвиг ваш удостоится венца нетленного», – писали доктора Парижского богословского факультета монсиньору епископу Бовезскому.[356]

24 мая, рано поутру, вошел в тюремную келью Жанны мэтр Жан Бопэр, знаменитый доктор богословия, бывший ректор Парижского университета, вместе с мэтром Николá Луазолёром, тем самым, который так чудесно рядился то лоренским башмачником, то св. Катериной, и объявил Жанне, что ее поведут сейчас на эшафот для выслушания приговора.

– Жанна, если вы – добрая христианка, – сказал мэтр Бопэр в заключение, – то будьте послушны во всех ваших делах и словах святой нашей Матери Церкви в лице ваших судей.

– Так я и сделаю! – ответила будто бы Жанна.[357] Если бы она действительно ответила так, то монсиньор Бовезский мог лишний раз убедиться, что не ошибся: мука о Церкви была для нее бóльшею, чем сердце человеческое может вынести. Сердце «дочери Божьей» сказало Отцу так же, как сердце Сына Божия: «Авва Отче… пронеси чашу сию мимо меня».

– Верьте, Жанна, вы еще можете спастись, – прибавил мэтр Луазолёр, – только сделайте все, что вам скажут, и вас отдадут в руки Церкви, и все будет хорошо…[358]

Но чтó с нею сделает Церковь, об этом он умолчал.

Жанну повезли в телеге, под конной и пешей английской стражей, в предместье Бур-л'Аббэ, на Сэнт-Уэнское кладбище, где ожидала ее огромная толпа англичан и французов, взвели на один из двух эшафотов, а на другой взошел епископ Бовезский и мэтр Гильом Эрар, «муж именитый, священной теологии доктор», кардинал Винчестерский, граф Варвик и другие английские сановники.

– Не было никогда еще во Франции такого чудовища, как Жанна, ведьма, еретица и раскольница, – начал мэтр Гильом увещание милосердное. – А какова она, таков и кощунственно ею венчанный король… О, как ты жестоко обманут, благородный некогда и христианнейший дом Франции! Карл, именующий себя королем, участвуя в словах и делах еретицы сей, сделался и сам подобным ей еретиком… Слышите, Жанна, я вам говорю: ваш король – еретик…

– Нет, мессир, – воскликнула Жанна, – не в обиду будь сказано вашей милости, мой король – не то, что вы говорите, а христианин, из всех христиан благороднейший и больше всех любящий святую веру нашу и Церковь… Если же я в чем виновата, то не он за то отвечает, а я…

Мэтр Гильом, приказав ей молчать, продолжал увещание.

– Жанна, согласны ли вы отречься от ваших дел и слов? – спросил он ее в заключение.

– Я дам ответ во всем Богу и Святейшему Отцу нашему, папе.

– Этого мало. Папа слишком далеко. Всякий епископ имеет право судить в своем приходе. Вы должны подчиниться суду святой нашей Матери Церкви, считая за истину все, что постановили ваши духовные пастыри… Отрекаетесь ли вы, Жанна, от всех ваших дел и слов? – трижды спрашивает он, и трижды она отвечает:

– Нет, все мои дела и слова от Бога![359]

LXI

– Именем Господним, мы все, пастыри Церкви, имея усердное о пастве нашей попечение… – начинает читать приговор епископ Бовезский.

– Жанна! – вдруг заговорили Голоса. – Мы тебя жалеем. Сделай же, сделай, Жанна, то, что тебе говорят: не убивай себя, отрекись!

Что это за голоса, – те же ли, что слышала она всегда, или другие? От Бога или от дьявола?

– …Мы, судьи, – продолжал читать епископ, – имея пред очами нашими самого Христа, дабы суд наш исходил от лица самого Господа, говорим тебе и объявляем, Жанна, что ты – лгунья, мнимых откровений и видений Божественных изобретательница, обманщица народа, во множестве заблуждений погрязшая, пагубная, гордая, дерзкая лжепророчица, против Бога и Святых Его кощунница, Таинств Святейших презрительница, закона Божия преступница, против Церкви мятежница…[360]

Время идет. Бóльшая часть длиннейшего приговора уже прочитана. Палач ждет, готовясь отвезти Жанну обратно в тюрьму.

– С Церковью, с Церковью, я хочу быть с Церковью! – вдруг воскликнула она, складывая руки с мольбой.[361]

Чтение приговора прервано. Слышится ропот в толпе английских ратных людей и придворных, незнакомых с обычаями Святейшей Инквизиции. Несколько камней брошено в судей. Среди сидящих на помосте английских сановников слышатся жалобы и брань за то, что судьи допускают Жанну к отречению и покаянию.[362]

Мэтр Гильом читает ей заранее изготовленную грамотку с пятью-шестью строками отречения, где говорится, что, подчиняясь приговору суда и всем постановлениям Церкви, Жанна признает себя виновной во лжи и соблазне народа.

– Что вы такое читаете? Я ничего не понимаю, – говорит Жанна, – дайте подумать… Я должна спросить Голоса…

– Жанна, поймите же, если вы этого сейчас не подпишете, вас сожгут, – шепчет ей на одно ухо главный тюремный пристав Массие. – Мой совет: послушайтесь Церкви Вселенской, подпишите, и дело с концом!

 

– Ох, как вам хочется меня соблазнить! – шепчет Жанна.

– Да, Церковь, Церковь Вселенская пусть решит, что мне делать! – произносит она громким голосом. – Как Церковь решит, так я и сделаю…

– Нет, Жанна, вы сами должны решить и подписать отречение тотчас же, если не хотите быть сожженной! – шепчет ей на другое ухо мэтр Гильом.

– Жанна, Жанночка милая! – кричат ей из толпы добрые люди, не только французы, но и англичане. – Мы тебя любим! Сделай, что тебе говорят, не убивай себя!

– Ну хорошо, давайте я подпишу…

– Я сначала прочту еще раз, а вы за мной повторяйте, – говорит Массие и читает, а Жанна повторяет за ним слова Отречения.[363]

Вдруг лицо ее искажается тихим, странным, как будто безумным смехом. Те, кто это видит, не могут понять, над кем она смеется – над собой или над судьями.[364]

– Что ж это за отречение? Наглая девка только смеется над ними! – негодуют англичане.

Брань становится все громче; камни все чаще летят, и мечи обнажаются. Судьи бледнеют.

– Вы не должны принимать такого отречения; это издевательство! – кричит епископу Бовезскому капеллан кардинала Винчестера.

– Лжете вы! – возражает епископ. – Я – судья духовный и должен думать больше о спасении души ее, чем о смерти…

– Воры, изменники! Плохо служите вы королю: девка сожжена не будет! – кричит граф Варвик.

– Будьте покойны, мессир, мы ее поймали, – говорит епископ. – Будет наша вся, до последней косточки![365]

Быстрым и ловким движением мэтр Массие подсовывает Жанне вынутую из рукава грамотку, вкладывает ей в пальцы перо, и, не умея писать, ставит она вместо подписи крестик.[366]

– Жанна, вы хорошо сделали: вы спасли душу свою! – шепчет ей мэтр Николá Луазолёр.[367]

Монсиньор Бовезский под яростную брань Годонов читает второй, более «милостивый» из двух заранее изготовленных приговоров:

– Так как, с помощью Божьей, отрекшись от всех своих заблуждений и покаявшись, возвратилась она в лоно святой нашей Матери Церкви, то, дабы исходил наш суд от лица Господня, мы властью церковною разрешаем ее от уз отлучения, коими была она связана, и осуждаем на вечную тюрьму с хлебом печали и водой покаяния…[368]

– Ну, теперь я в ваших руках, отцы святые, – говорит Жанна, обращаясь к судьям. – Ведите же меня в вашу тюрьму, чтоб мне больше не быть в руках англичан!

Это было ей обещано, но сами обещавшие знали, что это невозможно, потому что англичане, каков бы ни был приговор суда, потребуют выдачи Жанны.

– Ведите ее туда, откуда привели! – отдает приказ епископ Бовезский, и Жанну отводят обратно в ту же тюрьму.[369]

344Nicolas Eymeric. Directorium inquisitorum. Venetiis: Apud Marcum Antonium Zalterium, 1595. III. – Cautelae inquisitorum contra haereticorum cavilationes et fraudes.
345Procès. II. 342; III. 140, 156, 160, 181. – Nicolas Loisoleur. – Amiet. 133.
346Procès. III. 49. – Jean d'Estivet, promoteur: «putain, paillarde!.. c'est toi qui as mangé harengs et autres choses à toi contraires». – «Le roi ne veut pour rien au monde qu'elle meurt de mort naturelle… 1'ayant chérement achetée».
347Procès. I. 174–176 – «Je suis venue au roi de France, de par Dieu, de la Vierge Marie et de tous les benoîts Saints et Saintes du paradis et de 1'Eglise victorieuse de lahaut. Et à cette Eglise-là je soumets… tout ce que j'ai fait ou à faire». – Hanotaux. 306. – «Si 1'Eglise militante vous dit que vos révélations sont… choses diaboliques, vous en rapporterez-vous a 1'Eglise?». – Procès. I. 178. – «J'aime mieux mourir que de révoquer ce que Notre-Seigneur m'a fait faire». – Hanotaux. 306. – «Ne vous croyez-vous donc pas soumise a 1'Eglise… qui est sur la terre?». – «Oui, je me crois soumise, mais Dieu premier servi».
348Amiet. 217. – «Elle sera prise… On 1'aurat jusqu'à 1'os!».
349Procès. II. 350, 365; III. 51.
350Procès. I. 36–378. – «Il me semble, vu la maladie que j'ai, que je suis en grand danjer de mort… Je vous requiers de me faire avoir confession et le Corps de mon Seigneur…». – «Si voulez avoir les Sacrements, vous devez vous soumettre à 1'Eglise». – «Si mon corps meurt en prison, je m'attends à vous que vous le fassiez mettre en terre sainte; si vous ne 1'y faites mettre, je m'en attends à Notre-Seigneur».
351Procès. I. 384. – Amiet. 192.
352Procès. I. 399–400. – «Vraiment, si vous me deviez arracher les membres et faire partir 1 âme hors du corps, je ne dirais autre chose et, si je vous disais quelque chose, après dirais-je toujours que vous me 1'avez fait dire par force». – Procès. I. 402–404. – «C'est un procès bien fait; la torture le gâterait». – France. II. 338. – «Donum taciturnitatis».
353Procès. I. 414. – Jacques Paul Migne. Dictionnaire des sciences occultes. Paris: Chez 1 èditeur, 1846–1852.
354Michelet. 263. – «Dieu a toujours été… en ce que j'ai fait; le diable n'a jamais eu puissance en moi». – Procès. I. 154, 156. – «Les Voix me disent que je serai délivree par grande victoire. Et après, elles me disent: „prends tout en grè, ne te chaille de ton martyre; tu t'en viendras enfin dans le royaume de Paradis…“. – Amiet. 190. Procès. I. 441–442. – „Si je voyais allumer les bourrées… et moi étant dans le feu, je n'en dirais autre chose“.
355Ch. Lea. De origine Officii S. Inquisitionis. 457.
356Procès. I. 409. – «Le Prince des Pasteurs accordera, certainement, à votre révérée sollicitude pastorale une couronne de gloire immarescible».
357Procès. 21. – Jean Beaupère: «se vous êtes bonne chrétienne, vous direz que vous soumettez tous vos faits et dits à notre sainte mère 1'Eglise et, specialement, aux juges écclésiastiques». – «Ainsi ferai-je!».
358Procès. III. 146. – «Jeanne, croyez-moi, il ne tient qu'à vous d'être sauvée… Faites ce qu'on décidera… Il vous arrivera tout bien… Vous serez mise entre les mains de 1'Eglise».
359Procès. II. 351; I. 456–457; II. 15, 17, 335, 345, 353, 367. – Bourg-l'Abbé. Le cimitière Saint-Ouen. Guillaume Erard. – «Par ma foi, messire, reverance gardée, je vous ose dire… que c'est le plus noble de tous les chrétiens, et qui le mieux aime la foi et 1'Eglise, et n'est point tel que vous le dites…». – Procès. I. 145. – «…Et s'il у a quelque faute, c'est à moi et non a autre.». – Procès. I. 444–446. – «Quant aux dits et faits que j'ai faits, je les ai faits de par Dieu».
360Procès. I. 474–475. – «Nous, juges, ayant devant les yeux le Christ el 1'honneur de la foi ortodoxe, afin que notre jugement émane de la face du Seigneur, nous disons et décretons que tu as été mensongère, inventrice de révélation et apparitions prétendues divines; séductrice pernicieuse, présemtueuse, témeraire… blasphematrice envers Dieu, les saints et les saintes; contemprice de Dieu même dans ses Sacrements, prévacatrice divine… séditieuse… engagée en mille erreurs…». Procès. III. 123. – Les Voix: «Jeanne, nous avons si grande pitié de vous! Il faut que vous révoquiez ce que vous avez dit ou que nous vous abandonnions… Jeanne, faites ce qu'on vous conseille. Voules-vous vous faire mourir?».
361Procès. I. 473, note; III. 65; II. 323. – «Jeanne cria, es mains jointes, quelle voulait bien obéir a 1'Eglise».
362Procès. II. 137, 376, 356; III. 157, 178; II. 55.
363Procès. III. 99, 147; II. 323, 331. – «Comprenez bienque si vous allez à 1'encontre… de ces articles, vous serez brulée». – «Je veux que 1'Eglise délibère sur les articles. Je m'en rapporte à 1'Eglise Universelle, si je dois abjurer ou non…». – «Faites le maintenant, sinon vous serez brulée aujourd'hui même». – Gasquet. 189. – «Jeanne petit Jeanne, fais ce qu'on, te conseille… ne te laisse pas mourir… Jeanne, on t'aime!». – Procès. III. 157. – «J'aime mieux signer que d'être brulée…».
364Procès. II. 388; III. 55, 147.
365Procès. II. 338; III. 147. – «C'est une pure Irufferie! Jeanne n'a fait que se moquer…». – Procès. III. 156. – «Vous faites mal d'accepter une abjuration pareille, c'est une dérision». – Amiet. 209. – «Traîtres! Voleurs!». – Procès. II. 376 – «Le roi va mal, la fille ne sera brulée!». – «Messire, n'ayez cure, nous la rattraperons bien!». – Amiet. 217. – «Nous 1'aurons jusqu'à 1'os!».
366Procès. II. 17; III. 164.
367Gasquet. 190. – «Jeanne, vous avez fail une bonne journee, vous avez sauvé votre âme!».
368Procès. I. 450, 452. – «…Puisque, Dieu aidant, elle revient au giron de la Sainte Eglise, que d'un coeur contrit elle abjure ses erreurs… et afin que notre jugement soit comme un rayon de la face de Dieu… nous la délious par les sanctions ecclesiastiques des liens de 1'excommunication dans lesquels elle était enchâtée… Nous la condamnons finalement et déinitivement à la prison perpétuelle avec le pain de douleur et 1'eau de 1'angoisse…». – Amiet. 332. – «Ad perpetuam carcerem muri… in pane doloris et aqua tribulationis».
369Procès. II. 14. – «Or ça, entre vous, gens d'Eglise, menez-moi en vos prisons, et que je ne sois plus entre les mains des Anglaise». – Procès. II. 1. – «Menez-la où vous 1'avez prise». – Hanotaux. 313. – «Je suis absolument sûr que la celude lue à la Pucelle n'était pas celle dont il est fait mention au Procès, car celle-ci est differente de celle que j'ai lue a Jeanne et qu'elle a signée! Я совершенно уверен, что прочитанное мной и подписанное Жанной отречение было вовсе не то, что объявлено было потом, на суде: это весьма отлично от того», – засвидетельствует впоследствии Жан Массие, или, другими словами, совершен был подлог. Что именно произошло, трудно понять, но нет никакого сомнения, что Жанна отреклась действительно, потому что и сама она, через несколько дней, в этом признается.
Рейтинг@Mail.ru