Нужно было спешить. Скоро Великие воды покроются льдом и тогда к своему брату поспешит грозный Брур. А с ним шутки плохи. Не оставит он в живых никого, кто попадется ему на пути.
Охотник поежился. Своим плащом он обмотал обоих девушек так, что они были похожи на сиамских близнецов. Иногда Лоова выбиралась из этого кокона, чтобы показать Анитре, что она на нее все еще дуется.
Удивительным образом, внешняя опасность не волновала ни одну из них. Помыслы и одной, и второй были замкнуты исключительно на их троице, бредущей туда, куда вел людомар.
– Пора, – произнес Сын Прыгуна и поднялся на ноги. Лоова тут же подлезла под плащ Анитры и ее личико появилось рядом с грудью жрицы. Смотрела она все еще недовольно.
Они двинулись в путь.
Людомар оглядывался по сторонам и все более тревожился. Ручей, мимо которого они сейчас проходили уже полностью превратился в ледяную дорожку, а растительность ниже и ниже припадала к земле. Пахло холодом и терпким запахом увядания.
Путники поднимались все выше и выше в гору, изредка останавливаясь под навесами из скал или засохшими аркообразно деревьями. Девушки растирали друг другу ноги и лица.
С высоты своего местоположения, людомар с тревогой смотрел на простиравшиеся внизу леса, и на небеса над ними. На небосклоне, усеянном кучерявыми тучами, его глаза не находили затемнений. Прошедшей ночью Сын Прыгуна вопрошал у Доранда, куда делась небесная чернота, и Доранд сказал ему, что доувены перестали использовать магию. Они все ближе и ближе подходили к месту изменения силы, когда любое заклинание может начать жить своей жизнью и убить своего же создателя.
Слова беллера успокоили охотника – значит, он на правильном пути.
– Папа, – вскрикнула Лоова, и людомар вмиг обернулся и бросился к ней. Лицо девушки было красным от натуги. – Она… – закряхтела Лоова. – Она падает…
Сын Прыгуна посмотрел в лицо Анитры и увидел ее остеклевшие глаза. Лицо жрицы вытянулось и приобрело зелено-синий оттенок с белыми пятнами у губ. Людомар подхватил Анитру, позволил Лоове выползти из-под нее и осторожно положил на камни.
Тело Анитры оказалось застывшим. Ее руки и ноги не гнулись. Она выгнулась так, словно бы ее огрели розгами по пояснице.
– Что с ней, папа? – подползла к ним Лоова и в ужасе заглянула в лицо жрицы. – Анитра! – позвала она. Жрица смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.
– Мы должны согреть ее, – сказал людомар. Он быстро огляделся и увидел выше себя в двухстах локтях небольшую нишу, где вполне могли укрыться две девушки.
Взгромоздив на себя окаменевшее тело, Сын Прыгуна стал подниматься вверх. Вдруг, он почувствовал, как ветер сменил свое направление и подул прямо ему в спину. Ветер был теплым и принес с собой запах смрада.
Охотник почти побежал, выбиваясь из сил.
– Скорее, Лоова, – закричал он изо всех сил. – Я слышал последнее дыхание Владии!
Девушка что-то промычала, карабкаясь за ним.
Едва они достигли ниши, как буран несколькими продолжительными волнами сошел с вершины горы. Его рев разбился внизу о Великолесье и затих, затерявшись среди древесных великанов.
– Брур идет к Холведу и Зверобог встречает его у кромки Великих вод, – проговорил людомар. Он уложил Лоову у стены ниши, заложил ее Анитрой и закрыл их обоих своим телом. Плащ, стянутый с Анитры, охотник поднял рукой и ногой так, чтобы он стал дополнительной преградой холоду.
– С ней мы не дойдем, отец, – сказала Лоова. Ее зубы стучали от холода. – Ее надо… оставить. Потом мы вернемся за ней.
– Нет, она умрет здесь.
– С ней умрем мы.
– Зверобог охранит нас.
Со стороны Лоовы послышалось недовольное бормотание.
Постепенно в нише становилось теплее. Со свода ее даже стала капать вода. Людомар вслушивался в дыхание дочери, редкое дыхание Анитры и во все то, что происходило снаружи.
– Я хочу спать. Можно спать?
– Да.
– Ты разбудишь меня…
– Тихо…
– … когда я…
– Тсс…
Лоова встрепенулась: – Что?
– Молчи. – Людомар вслушивался в почти неразличимый скрип снежного покрова. Его словно бы скребли двумя ножами. Раздалась трель. Ей ответила другая. Охотник отшатнулся. В его нос ударило запахом падали.
– Папа…
– Замолчи!..
Лоова умолка еще и потому, что ясно различила гортанный рык, который раздался прямо над их головами. Нечто тяжелое оперлось на козырек ниши; настолько тяжелое, что под его весом своды ниши захрустели и по стенкам побежали песчаные ручейки.
Внезапно, Анитра захрипела. Хрип становился все громче. Лоова набросилась на девушку со сдавленными проклятьями и изо всех сил зажала ей рот руками. Тело Анитры вздрогнуло, и она начала изгибаться, то вперед, то назад. Ее бил припадок, который старалась умерить Лоова. Людомар, что было сил, упирался свободной от плаща ногой и головой в бока ниши, чтобы судороги Анитры не вытолкнули его вон.
За растянутым плащом он явственно различал рыки и тяжелое дыхание нескольких животных, звяканье сбруи и гортанные звуки голосов магов. Вокруг них, казалось, повсюду, скребли ножами по камням.
Анитра постепенно успокоилась.
Людомар осторожно посмотрел в щель между плащом и стенкой ниши. Он увидел снежинки, которые намело на плащ. Слегка подышав на них, охотник смог увидеть, что происходило вовне.
В пяти или шести локтях от того места, где укрылся людомар и девушки стояло несколько массивных ног, похожих на конские, но копыта их были расщеплены на множество острых когтей. Когти лишь на вид были недвижимы. Зоркий глаз людомара заметил, как каждый из них двигается и извивается, подобно змее ощупывает землю под собой и вокруг себя.
Вокруг этих лап шныряли туда и сюда небольшие животные, передвигавшиеся на четырех лапах-клешнях. Они-то и цокали, словно ножами по камням. Их было великое множество.
Он отпрянул от щели, когда мимо нее промелькнуло тельце сиппиля. От него пошел тошнотворный запах серы и каких-то испражнений.
Одно из чудовищ, на которых восседали доувены, приблизилось к нише, схватило челюстями камень и раздавило его. Смачно пожрав булыжник, оно схаркнуло на землю мох и зарычало. Опустив морду вниз, желорг стал подбирать другой камень, но сдвинул его так, что он подъехал под плащ. Он все же ухватил его и стал тянуть на себя, оставляя под плащом внушительных размеров прореху.
Людомар извернулся, схватил зубами один из краев плаща, высвободил руку и осторожно, опираясь всем телом на голову, прикрыл отверстие.
Булыга хрустнула на клыках у чудовища.
– Аргла! – приказал седок желоргу, и тот, нехотя, отошел обратно.
Пространство наполнилось глухим топотом и рыком.
Сын Прыгуна осторожно переменил руку и расслабил тело. Он снова проделал щель в снежном насте, и осторожно припал к ней глазом.
Лоова, лежавшая на Анитре, вдруг вскрикнула. Анитра открыла глаза, совершенно белые и смотрела на нее. Ее губы растянулись в оскале. Жрица вздрогнула и сделала резкое движение, сбросив Лоову на людомара. Оба они вывалились из ниши.
Сын Прыгуна вскочил на ноги, но был тут же сбит камнем, который накатился на него сверху. Оказавшись на земле, он быстро посмотрел в сторону, куда покатился камень, и увидел, что это был не камень, а сиппиль, отставший от магов. Удар о людомара также вывел его из равновесия, и теперь его круглое тельце катилось вниз, раскидывая клешни вокруг себя.
Охотник бросился вслед за ним, споткнулся и упал. Сила инерции подхватила и его, и понесла вслед за монстром.
Сиппиль не сразу увидал людомара. Он разглядел его слишком поздно. Сгруппировавшись, охотник, не прекращая скатывания, оттолкнулся ногами и бросился на сиппиля. Он схватил его и в мгновение ока ободрал клешни, а после сжал так, что монстр лопнул у него в объятиях.
Некоторое время людомар лежал, забрызганный черной тягучей кровью или внутренностями – он сам не знал – сиппиля. Придя в себя, он поднялся и побежал наверх.
– Поторопимся, – подскочил он к Лоове, тащившей Анитру, ухватив ее за ноги. Он поднял жрицу на руки и поспешил продолжить подъем.
***
Добравшись до вершины горы, Лоова и Сын Прыгуна остановились, пораженные виду, открывшемуся их взорам. Гора, на которую они забирались почти два дня, казалась карликом по сравнению с горным хребтом, склоны которого были сплошь покрыты снегом.
Предгорья не сразу обращались в Доувенские горы, между ними было поясное плато, изрытое бороздами, трещинами и заваленное каменными глыбами. По крайней мере, таким оно казалось людомару и пасмаске с того места, где они стояли.
Сын Прыгуна зашептал заклинания, которым научил его Доранд; его глаза закатились, но после снова приняли прежнее положение. Магия в этих местах не работала.
– Бросим ее, папа, – почти попросила Лоова, что было для нее верхом физического и душевного истощения, ибо она никогда ничего не просила так смиренно, как в этот раз.
– Нет, – ответил охотник, и начал спуск.
Вскоре они оказались среди глубоких каменных рвов с оплавленными краями. Казалась, какой-то неведомый великан, изрыгая пламя, чертил своими когтями невероятные клиновидные полосы, создавая одному ему понятный орнамент.
Самая мелкая борозда была глубиной в рост людомара, а потому последний, оглядев пространство, выбрал одну из них и пошел вперед.
– А-а-а-а-а-а-ах-х! – внезапно глубоко вдохнула Анитра, обмякла и задрожала.
Сын Прыгуна положил ее наземь. Она открыла глаза и огляделась. Потому, вдруг, ее лицо побледнело, покраснело, и она скорчилась от боли, приложив руки к животу. Их носа и между ног ее хлынула кровь.
Охотник и Лоова стояли и беспомощно смотрели на страдания девушки. Людомар с удивлением отметил, что каменное плато очень быстро впитало в себя кровь, вытекшую из Анитры.
– Я же сказала, что ее надо было раньше бросить. Она умирает, – произнесла Лоова, и в голосе ее отразилось, одновременно, торжество и разочарование.
Однако жрица вскоре перестала стонать, облегченно выдохнула, отерла рукой пот на лбу и просветлевшим взором посмотрела на стоявших над ней спутников.
– Где мы? – спросила она.
– Мы и сами не знаем, – ответила Лоова. Ее лицо размякло и украсилось улыбкой. Она с опаской приблизилась к Анитре и присела рядом, тронув ее пальцем за плечо: – Ты перестала течь?
– Течь?! – изумилась та, посмотрела себе между ног и вскрикнула. Ее лицо вмиг раскраснелось, она сжала ноги. – Отвернись же! – приказала она, неожиданно, людомару. Тот повиновался. – Мне надо… мне надо… – Она приникла к уху Лоовы, и та понимающе кивнула:
– Здесь это будет сделать не так-то просто.
Обе девушки тут же встали. Анитра внимательно осмотрела стенки борозды, в которой они пребывали.
– Погоди, Лоова, – неуверенно проговорила она. – Одна ли здесь… канава или?..
– Много. Очень много. Они идут вот туда и вот туда, и еще туда и туда.
– Видела ли ты треугольный камень? Людомар, видел ли ты треугольный камень?
– Нет, – отвечали оба.
– Мне казалось, это Долина Потоков. Я читала о ней в священных рукописях. Очень похоже. Будем осторожны. Уйдем из этих канав. По ним зло стекает с Доувенских гор в долины Владии.
Троица выбралась из борозды. Девушки на некоторое время скрылись за камнем. Когда они освободились, людомар смог продолжить свой путь.
– Мы уже близко, отец, – сказала Лоова. – Я видела эту… долину. Мы не решились сюда сойти. Шли там. – Она указала на кромку Предгорий, но видели ее.
– Здесь нет воды, – сказал людомар, сделав глубокий вдох. – Повсюду нет. Зверобог отобрал воду у этих мест. Мы не сможем пить.
– Долго ли? – спросила Анитра. Она подошла и коснулась пальцами руки охотника. Лоова тут же оказалась рядом и грубо отпихнула ее.
– Пока не пройдем эти земли.
– Вон там, – неожиданно подпрыгнула от радости Лоова. – Там мы его нашли. – Она указала на дальний склон Предгорья, опускавшийся к Долине Потоков. – Он упал там. Скорее, туда…
Троица быстрым шагом пошла в указанном направлении. Глазомер людомара быстро определил, что идти им еще день, тем неприятнее был звук, который ворвался в его сознание. Он прошелестел позади идущих и, словно птица, взмыл в воздух. Сын Прыгуна резко обернулся.
На вершине Предгорья выделялись силуэты восьмерых всадников. Земля под ними словно бы ожила, покрытая тельцами сиппилей. Один из всадников махнул рукой и, лоснящийся черным, поток под его ногами хлынул по направлению к людомару и девушкам.
Сын Прыгуна схватил обеих женщин за талии и быстро стащил их в ближайшую борозду.
– Быстрее, бежим! – почти крикнул он и помчался прочь.
Они бежали по канавам, взбирались по их отлогим стенкам и, прячась за валунами, перебежками, перемещались от одной борозды к другой.
Вскоре сиппили нагнали их. Первый же, попытавшийся наброситься на людомара, лопнул под молниеносным колющим ударом рипса. Его тельце, разваливаясь, покатилось рядом. Еще двое подоспевших на помощь первому, пали, разрубленные надвое.
– Не останавливайтесь, бегите!
– Папа, я не брошу тебя! – остановилась Лоова. Она вытащила топорик и бросилась на сиппилей. – Анитра, беги!
На людомара набросилась сразу дюжина монстров. Он высоко подпрыгнул, перелетел через скопище монстров и бросился бежать к ближайшему из каменных валунов. Охотник одним прыжком забрался на камень, а когда сиппили оказались рядом и полезли на глыбу, ударил нескольких из них копьем и тут же перепрыгнул на другой камень. Валуны рассекли сплошную волну сиппилей, и людомар, обрушивался на них по частям, быстро избивая. Силы сиппилей таяли, заметил людомар, тем больше, чем ближе к беглецам становились Доувенские горы.
– Лоова! – закричал он, когда увидел, как дочь бьется с четырьмя чудовищами. Из ее левой руки шла кровь. Бровь девушки уже была рассечена.
Охотник бросился к ней, и они вместе впрыгнули на ближайший камень. Их обдало ветром, и над головами пронесся желорг. Его рев оглушил их.
– Ирае маари туу! – закричал с его спины черный доувен, взмахнул руками и направил их на людомара. Из его ладоней вырвался ослепительный свет, закруглившийся в шар. Огненный шар рванул в сторону охотника и Лоовы, но тут же лопнул, осыпав пространство снежной крошкой. – А-а-а! – заорал маг, и снова произнес то же заклинание. На это раз шар разродился паром, который разорвался с такой оглушительной силой, что желорг мага потерял равновесие и слетел в ближайшую борозду.
– У них не получается колдовать! – изумилась Лоова. – Они разучились…
– Нет. Это место не дает им делать так, как хочется.
Второй маг, появившийся над их головами, ринулся вниз. Желорг попытался ухватить когтями Лоову, но она и людомар спрыгнули вниз и врубились в толпу сиппилей.
Сын Прыгуна дрался настолько быстро, насколько мог. Его хар и меч мелькали вокруг девушки, и иногда казалось, что у нее появилось дополнительные две руки. Сиппили напирали со всех сторон.
Небо над головами дерущихся почернело. Их обдало ветром, и сиппили, вдруг, отступили.
Людомар, прижатый спиной к камню, поднял голову и посмотрел вверх. На камне над ними сидел желорг. Он подставил крыло и по нему на камень сошел маг. Величественный доувен, вместо лица которого зияла бездонная черная дыра, остановился перед охотником.
– Оставь сопротивление, – заговорил он на чистейшем людомарском языке.
– Пошел прочь от нас, маг, – неожиданно ответила Лоова на людомарском. Она покосилась на отца, но людомар промолчал. Он лишь тяжело дышал.
– Замолчи, дитя пасмаса. – Маг сделал движение рукой. Невидимая сила свалила Лоову с ног и должна была отнести в сторону, но Долина Потоков изменила заклинание и девушка всего лишь перекувыркнулась через голову.
– Потроха твои бродячим псам! – закричала она, и метнула в мага топорик.
Он выставил руку вперед, но топор не полностью остановил полет. Остановилось лишь его лезвие, а топорище ударило мага по голове. Доувен взревел, воздел руки к небу, от чего они у мага покрылись вспышками молний, и ринулся на людомара.
Сын Прыгуна увернулся от удара, и увидел, как камень расплавился от прикосновения руки мага. Охотник толкнул дочь в сторону гор и стал отходить вслед за ней. Сиппили отступали по мере того, как на обороняющихся наступал доувен.
Еще семь магов разместились неподалеку, на камнях. Они бесстрастно наблюдали за поединком.
Доувен кричал и трещал молниями, но не успевал ударить охотника. Всякий раз последний уклонялся и выскальзывал. Маг высоко подпрыгивал и налетал на него сверху, но людомар не менее резво отпрыгивал.
Лоова поняла, что делал отец, а потому отступала, иной раз, бросая в мага камни. Она была очень зла, но в голове девушки, разгадавшей план охотника, билась единственная мысль о победе, а потому Лоова переборола свою вспыльчивость и была внешне спокойна.
– Бежим, – выдохнул людомар. Оба они вмиг скатились по стенке борозды вниз и помчались прочь. Над их головами летели семь желоргов; за ними по пятам гнались десятки сиппилу, обессиливавших с каждым шагом.
Лоова бежала из последних сил. Людомар подхватил ее и бросил вперед.
Вдруг, тень промелькнула над ним, мощные когти схватили Лоову и подняли высоко ввысь. Сын Прыгуна на бегу метнул меч в желорга, но промахнулся. Он стиснул зубы и побежал вслед за улетавшим чудовищем. При одной мысли о том, что его дочь вскоре погибнет, сердце людомара сжималось в тугой болезненный комок.
Не обремененный девушками, он очень быстро оставил позади сиппилу. Чудовища уносили его Лоову в сторону Великолесья.
Внезапно прямо перед ним вырос доувен. Изготовившийся к битве, он был удивлен, когда людомар просто перепрыгнул его и помчался дальше. Маг взобрался на желорга и снова обогнал бегущего охотника.
– Тебе не избежать битвы со мной, людомар, ибо я хочу биться с тобой. Ежели я хочу, то не избежать тебе! – гремел его голос над головой людомара.
Сын Прыгуна уклонялся от попыток чудовища поймать его своими когтями, а несколько из них даже срубил единым сильным ударом.
Желорги иных магов уже нависли над вершинами Предгорья. Они готовы были скрыться за ними, как вдруг то чудовище, которое несло Лоову жалобно заревело, и, расставив крылья, кружась, устремилось к земле. Иных желоргов разметало в стороны, как сухие листья в осенний ветреный день.
Снова перед взором Сына Прыгуна предстал маг. Он не стал ждать охотника, но сам бросился на него. Людомар несколько раз уклонился от его рук, сделал пару ложных выпадов и вонзил меч под горло мага. Меч вошел словно бы в пустоту. Бездна на месте лица мага, внезапно, расширилась и вмиг втянула в себя охотника.
Он влетел словно бы в бездонную пропасть и стал падать в нее.
Темнота была кромешная. Сын Прыгуна не знал, сколько он падал. Его ослепила вспышка, взорвавшаяся за спиной. Он обернулся, но ничего не увидел. При этом свет снова переместился ему за спину.
В шее охотника стало взрастать сильное жжение. Оно распространялось по его позвоночнику и кололо кожу мириадами иголок. С удивлением, Сын Прыгуна поднял руки. Они светились, переливаясь, сине-зеленоватым огнем. Уста его самовольно произнесли:
– Силы Великолесья! О, силы Владии, выходите вон, как уготовано вам было. Час великой битвы пришел. Сражайтесь же!
Тело Сына Прыгуна вспыхнуло ярчайшей вспышкой, и темнота сотряслась грохотом и ревом. Охотник не видел, он лишь почувствовал, как все вокруг него закружилось с неимоверной скоростью. Падение прекратилось и началось воспарение.
Рев и крики нарастали.
Вскоре, ноги людомара ощутили твердость каменной почвы. Он поднялся с колен и понял, что вывалился из нутра мага. Он ничего не видел, ибо одеяние мага хлестало его по лицу, хлопач на неимоверной силе ветру, который бушевал вокруг.
Вдалеке, маленькие фигурки, перемещаясь с быстротой, не свойственной олюдям, бежали к поверженным желоргам, бившим крыльями; они дрались с сиппилями, нахлынувшими на них, подобно черной волне на скалистый берег, а над всем местом битвы возвышалась женская фигурка с воздетыми вверх руками.
Людомар не сразу узнал Анитру. Она стояла на вершине пирамидального камня, закинув голову вверх, вслед рукам. Из глаз ее и изо рта хлестало ярко-оранжевое пламя. В месте его пересечения висели фигуры семерых магов. Жрица опускала их прямо на голову людомара.
Сын Прыгуна не видел этого, но из его затылка вырывалось зелено-синее пламя, в котором сгорал первый доувен. Он ежился от боли и дико кричал. Та же участь постигла остальных.
Когда последний маг скрылся в этом жутком пламени, огонь Анитры и Сына Прыгуна соединился, создав между ними огненную дугу. Вдруг голова людомара вспыхнула ярким факелом, в котором сгорели волосы и вся плоть до костей.
Подбегавшие к нему спасители, остановились и в ужасе смотрели, как все его тело дымилось и пылало.
Наконец, все окончилось. Сын Прыгуна бездыханным телом рухнул наземь.
– Папа… папа! – закричала Лоова. Она пыталась вырваться из цепких рук воина, оказавшегося людомаром. Девушка рыдала навзрыд. Не выдержав страданий, она потеряла сознание.
Людомары толпились вокруг тела охотника, опасаясь подойти ближе. Они расступились, когда к ним приблизилась Анитра.
– Поднимите его, – сказала она величественно. Воины не посмели перечить странной женщине, расы которой они никогда не знали.
Тело охотника подняли и осторожно понесли в сторону грота. Долгий спуск привел процессию в невероятно большую пещеру, сплошь покрытую лесом.
Анитра улыбнулась. Хорошо, что она не разуверилась в своей загадке. Подземные леса, место, о котором ходили лишь легенды, оказалось не выдумкой.
Их встретили несколько сотен людомаров. Они стояли настороже, выставив вперед пики и наложив стрелы на тетивы своих луков.
– Народ мой. Я вернула вам того, кого вы ожидали здесь. Это Последний страж! – проговорила торжественно Анитра, и ее лицо расплылось в улыбке. – А теперь оставьте его мне, ибо наречена ему я богами Владии.
Воины уложили тело Сына Прыгуна у ее ног. Она опустилась подле, обнажила свою грудь и окропила кости черепа его своим молоком. Губы девушки шептали заклинания.
Постепенно, кости стали покрываться бледно-серым налетом. Анитра снова улыбнулась.
– Идите же, – приказала она воинам. – Мне нужно много времени, чтобы он ожил. – Она обняла череп и поцеловала его долгим поцелуем.
Мятеж
Главная улица Эсдоларга была пустынна. Лишь кучи грязи и мусора, не выметенного еще холодным осенним ветром, напоминали о том, что в этом месте недавно кипела жизнь. Прямо посреди улицы была брошена телега и лошадь, тянувшая ее, видимо, с раннего утра, мирно спала, опустив голову вниз. Изредка, ее уши вздрагивали, реагируя на колебания воздуха производимые чешуйками брони да еле слышимым скрежетом доспехов.
Кто-то из воинов резко втянул в себя воздух и звук этот, как кнут огрел запустение и сонную дрему улицы.
Дигальт стоял, смотря прямо перед собой. Его тяжелый прямоугольный щит с узким и острым шипом посередине, принимал на себя легкие толчки, передававшиеся от руки воина. Все внутри брезда кипело от бешенства, но он сдерживал внутреннее волнение, ибо в который уж раз приходило ему на ум, что раж, обуревавший его в таких ситуациях, мало когда шел ему на пользу. Так бывало и в драках в харчевнях и тавернах Эсдоларга, в коих он поучаствовал достаточно и потерял два зуба; так бывало и в битвах, двух битвах, им с трудом пережитых опять же из-за неуемного бешенства, вырывавшегося наружу.
Что пробуждалось в нем, часто думалось ему, что заставляло опускаться перед глазами кроваво-грязную пелену, словно дешевую, замызганную донельзя занавесь площадного театра, дававшего представление по праздникам у выгребной ямы? Обида? Сожаление? Злость? Он и сам не ведал.
В этот раз все было по-другому. В этот раз все должно быть по-другому потому, что, сам не зная, он оказался втянут в такую интригу, о какой и подумать не мог до самого последнего момента. Только сейчас, стоя здесь, посреди пустынной улицы и смотря в глаза своей смерти, Дигальт до конца осознал, что боги – вот уж весельчаки! – вознесли его на давно желаемую вершину, чтобы показать, как долго и больно с нее падать.
– Чего мы ждем-то? – обратился к нему Аэрн.
– Я думаю, – ответил ему Дигальт и сплюнул, – не мешай. – Но мысли шли все не те, которым следовало приходить в такие минуты.
Аэрн, хотя и был саараром, но служил в пехоте. Причиной такого унижения были не его несносный нрав – хотя он был именно таким, и не его огрехи в службе – их, как раз, и не было, – причина мыканья Аэрна в среде пехоты была банальна и проста: он был настолько огромен, что мог соперничать в росте с брездами, а потому ни одна лошадь просто не могла долго его носить.
Подобная прихоть богов сделала любого другого олюдя или реотва счастливцем, но только не саарара. Быть всадником, считалось у них, – быть мужчиной. Ноги считались женской частью тела, а потому чем неразвитее они были, тем лучше. Многие саарары с завистью смотрели на оридонцев и их короткие ножки. Оридонцами восхищались. Им поклонялись.
У Аэрна был дурной характер, но главное, что нравилось в нем Дигальту – саарар-гигант не врал (не умел, даже когда и хотел), был справедлив и исполнителен.
Ветер усилился.
– Нельзя нам здесь начинать, – проговорил Лугт – брезд, умудренный годами службы. Он стал воином тогда, когда Дигальта и Аэрна еще не оторвали от материнских грудей, и воевал во всех кампаниях, которые проходили во Владии и на островах. За живучесть и воинскую хитрость его и сослали в Эсдоларг.
Удивительным образом сложил рок судьбы этих существ. Они, неожиданно для всех, соединили свои усилия и теперь стояли здесь – на грязной улице призамкового городка.
– Ветер крепчает. В глаза нам бить будет. Обойти их надо. Встать к ветру спиной. Хорошо и то, что подумают, будто боимся их, – шепнул на ухо Дигальту Лугт.
– Эй, Аэрн Ходуля, – закричали с другой стороны улицы, которую перекрывала сплошная стена всадников-саараров, – ты предал нас не только ногами, но и мыслями! – Послышался смех.
– Кто это там визжит? – взревел Аэрн. – Ты ли, Унго?
– Я, Аэрн, – насмешливо отвечали ему.
– Слушай меня, Унго. Когда мы встретимся сегодня, а мы встретимся, то держи руки пониже, я помогу тебе собрать в них твои потроха.
Со стороны воинов Дигальта захохотали.
– Я услышал тебя. Теперь и ты слушай: я перерублю твои ноги, чтобы хотя бы конь мог тебя вынести. Давно хотелось укоротить твои ходули. – Теперь уже смех грянул с другой стороны.
– Как бы не так…
– Обойдем по Дровяному переулку, – отвлек Дигальта Лугт, – оттуда выйдем в Тупик Усопших и по Разбойничьей стороне обойдем их и встанем спиной к ветру.
– Но если ударят по нам с дальних постов?
– Не много их, да и не успеют собраться так, чтобы много стало. Ветер крепчает. Быстро надо делать.
– Ходуля, – позвал Дигальт и, когда Аэрн подошел, приказал:
– Шуми сильнее. Бей в щиты. Всем покажи, что готовимся ударить. Пусть сплотятся. Мы уходить будем…
– Не будет сечи?!
– Тихо ты. Будет сеча, за то не стонай. Успеешь сегодня пошуровать в потрохах у Унго. Больше их, а нам победа нужна…
– Победим и…
– Заткнись! Как мы уходить начнем, бей в щиты и ори, что есть сил. Когда скроемся мы в Дровяном переулке, то ты вперед иди, на них, а после развернись и за нами через Дровяной иди.
– Мы встанем у Трапезных ворот. Там и ищи нас, – вмешался Лугт.
– Только в битву не смей ввязываться. Коли ввяжешься, то подыхай здесь. Ко мне не иди, прирежу, обещаю! Понял?
– Понял, – кивнул Аэрн, – но и ты меня послушай. Коли побежишь ты, а меня обманываешь, что не побежишь – будь ты проклят всеми богами! Ежели же не понял я замысла твоего, пусть боги меня простят, и ты прости.
– Уговорились, – хмыкнул Дигальт.
Трапезные врата представляли собой две покосившиеся деревянные створки, отделявшие улицу города от Приполья.
– Хорошо жежь, что вспомнил про них, – умилялся Лугт, – и идти недалеко, и отделят нас от удара в спину.
Несколько брездов прилаживали на воротах массивный засов.
В городе слышались рев труб, жужжание рожков, визг боевых свирелей. Вскоре, все эти звуки стали наполняться глухим топотом множества ног. На улицу выскочили две дюжины брездов во главе с Аэрном.
– Вот он я, – закричал он радостно, – убег. Пешим от конных. Ха-ха-ха!
– Занимай строй, – приказал Дигальт. – Сейчас главное дело будет. Главное и может быть последнее. – Он обернулся по сторонам. Вокруг него стояло около двух сотен брездов и несколько десятков реотвов с их любимыми бердышами. Где-то там, за высокими фигурами брездов стояло и полсотни холкунов и пасмасов. Разноликое воинство, которое глядело на него, как на пророка, ведь ему удалось совершить невозможное.
– Грын-н-н, грын-н, грын-н-н! – загудела дальняя сторона улицы, и на нее вынеслось несколько всадников.
– Встречай их, гроды, – закричал Лугт, и тут же несколько дротиков с ужасающей силой брошенных мощными брездскими руками устремились навстречу и впились в тела коней. Животные словно бы наткнулись на стену, поднялись на дыбы и рухнули, подминая под себя всадников.
Из рядов войска Дигальта тут же выбежали несколько пасмасов, быстро достигли поверженных и перерезали горло лежавшим на дороге конникам.
– Трусы, – заорали с другого конца улицы. Там уже появились идущая шагом конница.
– Дигальт! Дигальт, я зову тебя, – разнесся, отталкиваясь от грязных стен, голос Пероша. – Что дальше? – спросил он. – Дигальт, одумайся! Не будет тебе победы надо мной. Не того ты чина и ума. Так и будешь бегать?
– Отвечай ему зло, – подсказал Лугт, – он думает, что знает тебя. Не разуверяй его, пока.
Дигальт ответил раздраженно и злобно. Он оскорблял саарара, издевался и насмехался над них. Воины гоготали.
– Брур идет. Я слышу его дыхание, – глубоко втянул носом воздух Лугт.
– Шраморукий, чего ты бормочешь? – подошел к нему Аэрн.
– Молюсь, чтобы потроха Унго не сильно испачкали тебя.
– Хе-хе, о таком молись. Не жалко о таком молиться. Порий, – обратился он к Дигальту, – чего ждем мы?
Дигальт не ответил.
Слово, воинский чин, ставший его прозвищем, всякий раз шевелил внутри брезда нечто такое, что болью отзывалось в груди. Сколь много воспоминаний стояло за этим словом! Сколько надежд! Несбывшихся мечтаний юности. Разбитых ожиданий зрелости. Порий!
Дигальт оглядел свое воинство. Здесь не менее трехсот воинов. То, за что его сюда сослали. Его желание стать энторием и командовать тремястами солдатами. Вот оно, осуществилось. Но как?!
Брезд посмотрел на врага, это были его недавние товарищи. С ними он пил в харчевнях; бузил в домах всеобщей радости и дрался не на жизнь, а насмерть в местных закоулках и в Разбойной стороне. Теперь они смотрят на него с ненавистью. Скоро они будут его убивать.
– Пора теперь, – проговорил Лугт.
Ветер со стороны перевала навалился на врата, перемахнул их и с ревом бешенной псины помчался по улице, вздымая кучи густой мусорной пыли.
– Вперед, тихо! – приказал Аэрну и солдатам Дигальт, и воины бросились на врага, смешавшегося под ударом первого вестника приближения Брура – Нузра-бешенного-ветра. За ними последовал Лугт со своими ветеранами.