Дональд Томпсон
Звездная экономика fashion-индустрии: миллениалы, инфлюэнсеры и пандемия
Кутюрные коллекции и показы
Именно haute couture обеспечивает нам место на модном олимпе. Посмотрите, сколько внимания привлекают показы новых коллекций. Это лучший способ заставить о себе говорить.
Бернар Арно, глава холдинга LVMH
Затраты на разработку коллекций и организацию показов бесполезны, если они не увеличивают объем продаж дамских сумочек, солнечных очков и духов.
Марк Тангейт, журналист, автор книг о модных брендах
Регулярно проводимые в Милане, Лондоне, Нью-Йорке и Париже дефиле вполне соответствуют массовым представлениям о том, что такое «высокая мода». Надменные манекенщицы, сложносочиненные декорации, уникальные туалеты ручной работы, которые позиционируются как подходящие любому клиенту, – довольно странно, если задуматься, что значительная доля продаж в этом секторе приходится на представителей самых разных культур, включая страны Азии, Ближнего Востока и Латинской Америки.
Традиция проведения модных показов с привязкой к определенным сезонам (весна-лето и т. п.) зародилась в Европе. Помимо основных Недель моды, организуемых два раза в год, в межсезонье устраиваются показы особых «круизных» коллекций. Последние изначально были придуманы для европейцев, собирающихся на отдых в Средиземноморье, но сегодня ориентированы на потребителей со всего мира, без оглядки на разницу в климатических условиях. Вопрос о жизнеспособности haute couture и сезонных показов поднимался в модной индустрии не раз. Уже в 1965 году газета New York Times писала: «Разговоры о скорой кончине французского кутюра не новость. Каждые десять лет „врачи“ собирают консилиум у постели „больного“ и объявляют, что он безнадежен». В XXI веке высокой моде вновь пророчат близкую смерть. На этот раз угроза, как считается, исходит от «Инстаграма» и всей культуры миллениалов с их потребительской избалованностью, темпом жизни (это поколение предпочитает формат «пришел-увидел-купил») и тягой к осознанному потреблению. Между тем накануне пандемии 2020 года в рамках Недель высокой моды в Милане, Лондоне, Париже и Нью-Йорке – иными словами, за один только кутюрный месяц – должно было состояться не менее 500 модных показов разного калибра. Перспективы уникальных, сшитых вручную нарядов выглядели не так уж плохо.
Ванесса Фридман утверждает, что по всему миру найдется лишь «несколько сотен» человек, приобретающих одежду haute couture прямо с подиума. Среди заказчиц – американские бизнес-леди и «арабские принцессы». Большинство представителей отрасли сходятся на том, что клиенток в этом сегменте «одна, от силы две тысячи». По самым смелым оценкам – четыре тысячи. Но эта цифра отражает только часть картины. Вспомним Карла Лагерфельда, который в 2017 году отмечал, что если раньше его клиентки могли позволить себе примерно пять платьев haute couture в год, то современные модницы заказывают по двадцать.
Доходы от продажи представленных на подиуме моделей и близко не могут покрыть затрат на само шоу. Это правило без исключений. Зрелищные показы затеваются исключительно для демонстрации творческой фантазии и привлечения внимания прессы. Рядовому клиенту остается утешаться мыслью, что все вторичные линии бренда (коллекции готовой одежды, аксессуары, парфюм и пр.) впитали, пусть и в упрощенном виде, те же дизайнерские идеи. Проведение публичных шоу – это еще и знак того, что лейбл готов к оценке своей работы профессиональными критиками (впрочем, негативные отзывы здесь скорее редкость). Кроме того, часто можно встретить следующую аналогию: показы haute couture для элитных домов моды – примерно то же самое, что гонки «Формулы-1» для марки Ferrari (или, если взять более раннюю историю автопрома, для компании Ford).
В начале 2000-х некоторые модные дома по причине астрономических расходов вовсе отказались от театрализованных подиумных показов, сосредоточившись на межсезонных коллекциях, камерных дефиле и лимитированных выпусках по системе «дропов»[13]. Дропы создают ажиотаж вокруг марки и стимулируют ее популярность на волне этой шумихи. Интерес подогревается с помощью интригующих анонсов в соцсетях. Сама по себе практика релиза новинок небольшими партиями возникла в Японии. Затем ее подхватили западные лейблы уличной моды типа Supreme, а теперь взяли на вооружение и европейские элитные бренды Louis Vuitton, Moncler, Fendi, Gucci и Céline, желающие найти путь к сердцу миллениалов.
Возвращаясь к термину haute couture, следует сказать, что переводится он как «высокое портновское искусство», «высокое мастерство пошива» или попросту «высокая мода». Понятие уходит корнями в историю французской моды XIX века, а именно в эпоху, когда туалеты для состоятельных дам шились вручную, а для идеальной посадки проводилось несколько примерок. В настоящее время этим термином принято обозначать роскошные наряды из дорогих тканей, которые выпускаются в единичных экземплярах и подгоняются по фигуре конкретной клиентки (или манекенщицы). Цены на подобные творения доходят до сотен тысяч долларов. А, например, украшенные искусной вышивкой свадебные платья от Chanel стоят иногда свыше миллиона.
Понятие prêt-à-porter, напротив, относится к вещам фабричного производства, которые выпускаются серийно в стандартных размерах, будучи предназначены для продажи в готовом виде. «Готовое платье» заняло ведущие позиции в начале XX века, в результате демократизации моды. Позднее появилась дизайнерская одежда категории prêt-à-porter, а в наши дни процесс пошел еще дальше, и некоторые элитные марки вообще бросили заниматься кутюром, решив полностью посвятить себя коллекциям готовой одежды.
Причина окружающего haute couture священного ореола отчасти кроется в строгих вековых правилах, которым по сей день должен соответствовать пошив нарядов этого уровня. На 2020 год в Синдикат высокой моды входят всего четырнадцать парижских домов. Лишь они признаны достойными официального звания домов haute couture. Для получения заветного статуса необходимо соответствовать целому ряду критериев, в частности – дважды в год демонстрировать на подиуме новую коллекцию, включающую не менее 25 оригинальных ансамблей. Еще одним условием является наличие ателье, в штате которого работает как минимум 15 человек. Ателье должно находиться в Париже и заниматься изготовлением одежды по индивидуальным заказам не менее чем с одной примеркой. Среднестатистическому покупателю знакомы лишь некоторые из этих четырнадцати: например, Christian Dior и Givenchy. В числе менее известных членов Синдиката – парижские модные дома Franck Sorbier, Giambattista Valli, Stéphane Rolland и другие. Что касается иностранных дизайнерских брендов, то они могут претендовать на статус члена-корреспондента. На текущий момент этой чести удостоены Viktor & Rolf, Valentino, Elie Saab и Giorgio Armani Privé.
Пьера Кардена в свое время исключили из Синдиката высокой моды[14] – якобы за то, что он «согрешил», посмев представить коллекцию prêt-à-porter. Так, по крайней мере, утверждал сам модельер. Уже после смерти Кардена (тот скончался в 2020 году) президент Синдиката заявил, что эта популярная версия далека от действительности, однако насчет истинной причины исключения распространяться не стал. Возможно, более страшным грехом в глазах организации было то, что кутюрье не слишком щепетильно относился к использованию своего имени. К концу XX века Карденом было продано около 800 лицензий на выпуск самых разных товаров (от очков до постельного белья) под маркой Cardin в 120 странах мира.
Наиболее широко освещаемые кутюрные показы проходят в четырех вышеупомянутых городах: Милане, Париже, Нью-Йорке и Лондоне. Это признанные столицы моды, куда стекаются закупщики со всего мира. (Судя по всему, вскоре к перечню столиц присоединится еще и Шанхай.) Каждый смотр коллекций – это масса гостей, а значит, хорошие деньги. Неудивительно, что названные города выделяют субсидии на проведение у себя традиционных Недель моды. Так они поддерживают высокий уровень мероприятий и заодно не позволяют Лос-Анджелесу, Риму и другим нарушить монополию «большой четверки» на первые места в мировом календаре модной индустрии.
Крупные дома моды тратят на постановку этих подиумных спектаклей миллионы евро. Для брендов с ограниченным бюджетом подобный уровень затрат (включая аренду зала, гонорары моделей, услуги парикмахеров и визажистов, устройство декораций) может оказаться неподъемным, что чревато снижением качества показа. Тем не менее представители премиального сегмента и даже некоторые лейблы среднего класса упорно пытаются доказать, что они не хуже тяжеловесов, и каждый сезон устраивают дорогостоящие дефиле средней руки. Зрительский спрос на эти показы весьма умеренный, да и большого внимания прессы они не привлекают. Грамотнее всех поступают, пожалуй, те компании, которые не пытаются дотянуться до уровня грандиозных шоу, а организуют мероприятия собственного формата – пусть более камерные, но зато понятные и близкие их целевой аудитории.
Показы элитных брендов могут проводиться в самых умопомрачительных местах. Например, Louis Vuitton по традиции собирает гостей в Лувре. Роскошная обстановка, звук, свет, количество приглашенных знаменитостей – все говорит о престиже и культовом статусе марки. Постановочная часть в этих случаях нередко затмевает саму коллекцию. Так, в октябре 2018 года, на показе Chanel весна-лето – 2019, Карл Лагерфельд соорудил в выставочном павильоне парижского Гран-Пале… тропический пляж! Подиум был усыпан песком, на который накатывали самые настоящие волны (устройство для нагнетания волн создавало полную иллюзию океанского прибоя), а фоном служила декорация с панорамой побережья. Нашлось место и соломенным хижинам, и вышкам со спасателями. Модели дефилировали по «пляжу» босиком (на высоких каблуках было бы затруднительно). На возведение всей этой рукотворной красоты потребовалось шесть дней. Еще пять ушло на демонтаж. Предполагаемая стоимость шоу составила 25 миллионов евро (28,5 миллиона долларов). Пресса, понятное дело, писала не столько о фактурах и силуэтах, сколько об оформительской выдумке.
Чего только не устраивал Лагерфельд в рамках парижских Недель моды: в разные годы под куполом Гран-Пале возникали и огромный айсберг, и копия Эйфелевой башни, и терминал аэропорта, и стартующая ракета в натуральную величину, и супермаркет, забитый продуктами и хозтоварами с этикеткой Chanel.
Планируя показ коллекции весна-лето – 2018, Лагерфельд говорил, что на этот раз не стоит ждать никаких затейливых декораций: главным будут сами наряды. Подготовке этого шоу посвящен документальный фильм Netflix «Успеть за 7 дней: Кутюрный показ Chanel» (7 Days Out: Chanel Haute Couture Fashion Show). «Незатейливое» оформление превратило Гран-Пале в классический французский сад: в центре журчал фонтан, который огибала 50-метровая прогулочная дорожка, а по периметру располагались увитые розами галереи-берсо и высоченные трельяжные беседки. В работах по монтажу конструкций было занято 200 человек. Всего публика увидела 64 уникальных наряда. На создание каждого понадобилось в среднем 140 часов ручного труда. Манекенщицам тоже пришлось потрудиться: помимо собственно дефиле, они должны были отдельно приезжать на примерку и дополнительно – на «контрольный прогон» для финального утверждения образа Лагерфельдом. Учитывая, что на той же неделе большинство девушек выходило на подиум и в других парижских показах, составление графика оказалось задачей нетривиальной.
В непосредственном создании коллекции участвовало около сотни человек – мастеров швейного дела из всех четырех ателье Chanel. Примерно столько же было задействовано из вспомогательного персонала, включая членов съемочных групп и сотрудников охраны. Последние проверяли билеты, подзывая зрителей в порядке очереди, и расшаркивались перед звездными гостями, когда те притворно обижались, что их не сразу узнали.
Прообразом дефиле можно считать небольшие показы, которые в середине XIX века начал проводить в своем парижском салоне Чарльз Уорт, впервые придумавший демонстрировать одежду на живых манекенщицах. Легендарный кутюрье считал, что мода – явление четырехмерное (четвертое измерение создается движением). На первых порах единственной моделью Уорта была его собственная жена.
На модных показах начала XX века (и на страницах первых журналов Vogue) платья демонстрировали сами клиентки – светские дамы. Существовало два главных «модельных параметра»: солидное положение в обществе и стройная фигура. Кроме того, требовалось бесстрастное выражение лица и предельно сдержанная пластика, чтобы ничто не отвлекало от одежды. В некоторых фирмах моделям позволяли оставить туалет себе как подарок или приобрести его со значительной скидкой. С этической точки зрения подобные приемы считались спорными, поскольку искусственно подталкивали к выбору конкретного модного дома. Такая завуалированная форма сотрудничества в каком-то смысле предвосхитила сегодняшнюю практику привлечения звезд или влиятельных блогеров в рекламных целях.
12 февраля 1947 года, в последний день парижских показов сезона весна-лето, Кристиан Диор представил свою дебютную коллекцию. Показ проходил в доме № 30 по авеню Монтень – именно в этом особняке годом ранее открылся салон малоизвестного еще модельера. Одним из символов той эпохальной коллекции стало платье Chérie с пышной длинной юбкой, осиной талией и подчеркнутой грудью. Это был совершенно новый силуэт, который сегодня весь мир знает как диоровский New Look. Тогда же состоялась и премьера духов Miss Dior. Аромат витал в воздухе на протяжении всего показа, так что приглашенные волей-неволей с головой окунулись в ауру нового парфюма. Особой строгостью отличались кутюрные показы Кристобаля Баленсиаги, получившего всемирную известность в 1950-х. Вдоль подиума расставлялись стулья с жесткой спинкой. Дефиле длились по полтора часа и проходили в абсолютной тишине: ни музыкального сопровождения, ни комментариев ведущего, ни аплодисментов. Моделями могли быть как профессиональные манекенщицы, так и клиентки (главный критерий отбора – невозмутимо-отстраненное выражение лица).
Даже беглого взгляда на самые яркие подиумные показы позднейшего периода достаточно, чтобы понять, насколько изменился за эти годы жанр дефиле. Много шума в свое время наделал Марк Джейкобс со своей коллекцией для Perry Ellis весна-лето – 1993, вдохновленной сиэтлским андеграундом и эстетикой гранжа. То был, пожалуй, первый случай в истории, когда пропуск в большую моду получила маргинальная субкультура. Супермодели Наоми Кэмпбелл, Кейт Мосс и Кристи Тарлингтон шагали по подиуму в «сиротских» платьях в цветочек и армейских ботинках Dr. Martens. Последовал вал разгромных рецензий. Критик Кэти Хорин писала: «Никогда еще неряшливость не преподносили с такой претенциозностью и не пытались продать так дорого». Джейкобсу этот «возмутительный» показ стоил работы.
Большой резонанс имело шоу Александра Маккуина «Изнасилованная Шотландия» (Highland Rape), показанное в 1995 году. Под звуки церковных колоколов на подиум выходили девушки в тартане. Одежда на них выглядела жестоко разодранной и местами обнажала грудь. Модели спотыкались и тревожно озирались, будто спасаясь от преследователей. Впечатление жути усугубляли линзы-склеры. В прессе поднялась настоящая буря. Посыпались обвинения в эстетизации насилия над женщинами. В ответ дизайнер попытался растолковать журналистам, что его идея совсем в другом: шоу является отсылкой к подавлению якобитского восстания XVIII века и последующим репрессиям англичан против шотландских горцев. Учитывая, что прежние показы Маккуина вызывали сугубо положительную реакцию, критики решили, что в этот раз модельер просто «погорячился». Коллекция prêt-à-porter, выпущенная через несколько недель после скандального дефиле, никакого отношения ко всему показанному на подиуме не имела.
В январе 2000 года британский дизайнер Джон Гальяно представил в Париже весенне-летнюю кутюрную коллекцию для дома Dior, познакомив мир со стилем «нищенский шик». В качестве прелюдии прозвучала нарезка зрительских выкриков из ток-шоу Джерри Спрингера[15]. Затем начались выходы моделей в нарядах «из газет» и в лохмотьях с торчащими наружу бирками. Часть девушек была в смирительных рубашках, с белыми загримированными лицами. По словам Гальяно, на создание этих образов его вдохновили клошары и душевнобольные. Однако критики сочли коллекцию неуместной. Автор рецензии в New York Times увидела особый цинизм в том, что «измученные диетами манекенщицы изображают людей, голодающих совсем по другой причине». А сами парижские бездомные, будучи возмущены показом, который превращал трагедию их жизни в фарс, вышли на демонстрацию протеста.
Какой вообще смысл проводить подобные действа, посвященные подчас весьма необычным темам и призванные продемонстрировать диковинные наряды, не имеющие ничего общего с одеждой «для магазинов»? Возможно, причина в том, что больше всего внимания привлекают показы, которые шокируют публику или заставляют задуматься над острыми проблемами. На Неделях моды каждый день проходит такое множество дефиле, что эпатаж становится одним из главных способов выделиться на общем фоне.
Другой хороший вариант – выбрать для шоу нетривиальное место. К примеру, Том Форд некоторое время показывал свои коллекции в историческом здании нью-йоркского арсенала на Парк-авеню, а осенью 2019 года решил устроить импровизированный подиум на заброшенной платформе станции метро Bowery, что на пересечении Бауэри и Деланси-стрит. Гостям – не исключая и женщин на высоких каблуках – пришлось преодолеть спуск под землю на глубину трех этажей. За безопасностью следили сотрудники транспортной компании MTA, которых можно было отличить по ярким форменным жилетам. Вместо привычных коктейлей с шампанским ценителей высокой моды угощали китайскими пельменями-дамплингами и «Маргаритой» в пластиковых стаканчиках.
Февральское шоу 2020 года Форд решил провести в Лос-Анджелесе, поскольку Неделя моды в Нью-Йорке совпадала по времени с выходными, когда вручают «Оскар». Удачный ход. Ведь на разнообразных вечеринках до и после голливудской церемонии непременно будет немало его звездных клиенток, которых многие захотят запечатлеть на камеру. И не беда, что к тому моменту дизайнер уже успел стать председателем Американского совета модельеров (CFDA), отвечающего за показы именно в рамках нью-йоркской Недели.
Если говорить о более традиционных кутюрных показах (никаких остросоциальных тем, никаких нестандартных локаций), то даже на таких шоу не обходится без двух-трех радикальных или эксцентричных нарядов – необходима же какая-то приманка для фотокорреспондентов глянцевых изданий. Кроме того, в коллекцию принято включать несколько фасонов, рассчитанных на ближневосточную публику. Речь идет о покупателях из девяти крупнейших городов региона, составляющих фактически отдельный потребительский кластер (это Абу-Даби, Дубай и Шарджа в ОАЭ, Эр-Рияд и Джидда в Саудовской Аравии, а также столицы Катара, Кувейта и Бахрейна). Как отмечают эксперты, характерными особенностями одежды для этого рынка являются яркая расцветка и вышивка бисером или бусинами. На долю Ближнего Востока приходится около 10 % клиентуры официальных парижских домов класса haute couture. Есть дома, где количество заказчиков из этих стран достигает 30 %. В арабском мире ношение роскошных туалетов редко выходит за пределы частных апартаментов, и приобретаются они зачастую лишь для того, чтобы произвести впечатление на знакомых женщин.
Отдельная категория нарядов, которые демонстрируются на кутюрных дефиле, ориентирована на состоятельных мужчин, желающих порадовать любовницу (дарить такие платья жене или дочери считается, видимо, неподобающим). По имеющимся оценкам, на этот специфический сегмент приходится около 15 % общего объема продаж одежды haute couture в Европе и Северной Америке. Продавцы модных бутиков, как они сами мне говорили, всегда способны распознать, для кого приобретается та или иная одежда – для супруги или любовницы (не важно, приходит ли за покупкой пара или один мужчина). Подарки для любовниц в неявном виде входят и в статистику продаж по Ближнему Востоку.
Кто из журналистов будет приглашен на шоу, зависит не только от тиража и статуса издания. Немаловажно также, нет ли на счету автора излишне критических публикаций о прошлых показах. В приглашении даже может быть указано имя конкретного журналиста, которому позволено присутствовать. Редакция вправе принять эти правила или нет. В любом случае последнее слово относительно списка приглашенных остается за креативным директором модного дома.
Рецензенты New York Times, Washington Post и других изданий, освещая модные показы, отдают себе отчет, что пишут о событиях во многом иллюзорных. От них требуется подробный анализ коллекций, которые, во-первых, никогда не появятся в розничной продаже, а во-вторых, воспринимаются многими читателями как пустое баловство. Преамбулой к статье часто служит перечень присутствовавших звезд. Что касается менее известных гостей, то многие из них специально приходят на дефиле в вещах соответствующего бренда, желая выразить уважение к модному дому, а если повезет, то и «засветиться» на фото в глянцевой прессе.
Знаменитостям за появление на модных показах платят подчас очень щедро. Как отмечает консультант китайского маркетингового агентства ParkLu Элайджа Уэйли, на Неделе моды в Шанхае гонорар звезд «экстра-класса» может начинаться от 1 миллиона долларов. На этом фоне плата за присутствие на вечеринке в Лувре, где проходила презентация сумок «от Кунса», выглядит весьма скромно. В Поднебесной гонорары западных звезд выше в том числе и потому, что требуется покрыть дорожные расходы. Но есть и другая, не менее важная причина: по словам того же Уэйли, «в китайских социальных сетях никому нет дела до деклараций самого бренда; всех интересует только то, что говорят знаменитости и популярные блогеры».
Рассадка гостей на показе напрямую отражает иерархию, существующую в мире моды. Самые привилегированные места достаются VIP-гостям и знаменитостям, членам редакции американского Vogue во главе с Анной Винтур и некоторым другим знаковым фигурам модной журналистики, а также закупщикам. В последнее время на первом ряду нередко можно увидеть модных блогеров, одетых в вещи данного лейбла. Чем ближе к подиуму, тем почетнее, тем больше возможностей привлечь к себе внимание. В случае если приглашение позволяет рассчитывать лишь на стоячее место в дальнем конце зала, многие предпочтут от него отказаться.
Модные показы никогда не начинаются вовремя. Иначе они не были бы модными. Знаменитостям это только на руку: они могут приехать с опозданием и устроить из своего появления целое шоу.
Закупщики, в отличие от большинства гостей, посещают показы не для того, чтобы познакомиться с коллекцией. Уж они-то точно могли бы остаться дома и смотреть дефиле на сайте модного дома или портале Vogue (vogue.com). Ведь почти все необходимые заказы они уже сделали раньше, на предварительных закрытых презентациях. Речь, разумеется, о заказе одежды prêt-à-porter, то есть вещей, которые представляют собой упрощенные бюджетные варианты подиумных нарядов и иногда создаются менее известными дизайнерами.
Образцы для подиума изготавливаются максимум в двух размерах, поэтому крайне важно, чтобы демонстрирующие их модели были стройными. К девушкам предъявляются следующие требования: рост не менее 175 см (желательно выше), узкие бедра, небольшой размер груди, вес около 50 кг. Если же одежду демонстрирует знаменитость, то ей не обязательно быть совсем уж худышкой. (Другое дело, что наряд, возможно, придется перешить.) Рост ниже нормы – если ты знаменитость – тоже не проблема. Известно, например, что Лили-Роуз Депп (160 см, 47 кг) участвовала в дефиле дома Chanel. Когда ты дочь Джонни Деппа и музы Карла Лагерфельда Ванессы Паради, физические параметры отходят на второй план.
Раньше считалось, что идеальная манекенщица – девушка 16–23 лет. Лишь единицам удавалось остаться в модельном бизнесе по достижении тридцати. В наше время многие модели продолжают работать и в сорок, а то и разменяв пятый десяток. Достаточно вспомнить Жизель Бюндхен, Наоми Кэмпбелл, Синди Кроуфорд и Хелену Кристенсен. Переломным моментом можно считать 2017 год, когда Донателла Версаче вывела на подиум «возрастных» супермоделей: Карлу Бруни, Клаудию Шиффер, Хелену и Синди. Мир восторженно рукоплескал. Понятно, что на 40-летней женщине платье смотрится не так, как на 18-летней, но оно по-прежнему смотрится эффектно, и, к счастью, все больше дам за сорок могут позволить себе дизайнерские вещи.
Если предрассудки в отношении допустимого возраста и этнической принадлежности манекенщиц ушли в прошлое, то в вопросе с разнообразием типов фигур все не так однозначно. В 2016 году, когда с движением бодипозитива уже нельзя было не считаться, организаторам показов пришлось пойти на некоторые уступки, но в основном чисто символические. На подиуме изредка стали появляться модели с размером одежды 48 и выше, однако круг этих моделей, как и круг «прогрессивных» модных домов, был весьма ограничен. Одежду prêt-à-porter для «дам с формами» элитные бренды почти не выпускают (впрочем, по индивидуальному заказу такое возможно) и в любом случае стараются этот факт не афишировать. Многие пышнотелые знаменитости, например кинозвезда Мелисса Маккарти, во всеуслышание жалуются на дискриминацию: мол, ведущие кутюрье планеты отказываются шить им наряды для красной дорожки. И это не преувеличение. Известно, например, что Карл Лагерфельд откровенно пренебрежительно отзывался о женщинах, которые не вписываются в рамки «стандартных размеров».
Некоторые модные шоу, как вы уже поняли, устраиваются главным образом ради «раскрутки» бренда в Интернете за счет необычности. Так, показ осенне-зимней коллекции марки Ralph Lauren в сентябре 2017 года прошел в личном гараже Ральфа Лорена. Находится он в нью-йоркском пригороде, относящемся к округу Уэстчестер. Собственно, слово «гараж» здесь не вполне уместно: речь идет о многоуровневом пространстве площадью 4460 м2, вмещающем отменную коллекцию ретроавтомобилей. 26 специально отобранных экземпляров послужили декорациями для дефиле. Среди них – такие раритеты, как модель Alfa Romeo, созданная для Mille Miglia 1938 года, Mercedes-Benz SSK 1930 года, принадлежавший графу Тросси (уникальная модификация легендарного родстера – второй такой никогда не существовало), и Bugatti Type 57SC Atlantic 1938 года выпуска.
По соседству с винтажными авто расселись гости – всего 275 приглашенных: редакторы, критики, блогеры, фотографы и несколько закупщиков. Вечер завершился торжественным ужином. Подавали салат с омарами и фирменные бургеры из нью-йоркского ресторана Ральфа Лорена The Polo Bar.
«Гаражное» шоу не было рассчитано на немедленный всплеск продаж. Цель состояла в повышении узнаваемости бренда среди интернет-пользователей, в первую очередь миллениалов. Лорен и сам говорил, что возлагает большие надежды на «Инстаграм» и другие платформы, видя в них главный канал влияния на умы современных потребителей. В «Инстаграме» и на сайте ralphlauren.com накануне показа стартовала 24-часовая трансляция, посвященная закулисным моментам подготовки к дефиле. Оригинальность замысла была оценена по достоинству, о чем свидетельствовало и количество просмотров, и среднее время пребывания на страницах.
Не исключено, что феерические подиумные шоу и Недели моды больше никогда не повторятся в привычном нам виде. Пандемия коронавируса, охватившая мир с начала 2020 года, внесла резкие и неожиданные коррективы в традиционный формат мероприятий. Показы либо перешли в онлайн и стали транслироваться с помощью цифровых технологий, либо уступили место камерным презентациям для узкого круга гостей. Карантин также поставил вопрос о перекройке модного календаря. Насколько правильно демонстрировать осенние коллекции в марте, а весенние – осенью? Не лучше ли взять курс на сезонность в соответствии с реальными климатическими циклами Северного полушария? Может, стоит ограничиться двумя крупными дефиле в год вместо четырех? Поиск новых форм только начался, и нам, бесспорно, еще предстоит расширить свои представления о том, каким может быть модный показ.
