Донна Эверхарт
Святые из Ласточкиного Гнезда
– За это.
Щеки у девушки порозовели. От смущения, а потом от досады ее лицо стало совсем уж открытой книгой – читай не хочу.
Она недовольно нахмурилась и буркнула:
– Пять.
Дэл положил монету на прилавок, развернулся и направился к двери.
Девушка крикнула ему вслед:
– Не такой уж ты и красавчик!
Риз остановился и снова взглянул на нее.
– Я-то? Да плевать.
Она расслабилась, и губы у нее изогнулись в легком подобии улыбки.
– Вообще-то красавчик, конечно.
Что ж, почему бы и нет? Дэл перевернул табличку надписью «Закрыто» наружу, обошел прилавок, притянул девушку к себе и сунул руку ей под платье.
Она охнула, застонала и пролепетала:
– Ну не знаю… Папа может вернуться в любую секунду.
– А где он?
– Дома, ужинает.
Дэл прижался к ней, все еще держа руку под платьем… но ничего не получалось. Ничего такого, что происходило обычно.
Он остановился, и девушка спросила:
– Что такое?
Дэл отстранился и сказал:
– Не могу. Извини.
Она стала оправлять платье, казалось смущенная этой неудачей не меньше его самого. Они больше ни разу не взглянули друг на друга, и Дэл торопливо выскочил за дверь. Озадачившее его происшествие не шло из головы до самого вечера. С наступлением сумерек он устроился на ночлег и в тусклом свете догорающего костра сыграл пару меланхоличных мотивчиков на Мелоди. Наконец любопытство взяло верх, и он отложил гармошку. Клонило в сон, но тревога не отпускала. Неуверенно, почти смущенно, он сунул руку между ног и мысленно вернулся к недавним встречам с Сарой, Бертис и Майрой, стараясь не вспоминать о том, что случилось с молоденькой красоткой в магазине. Сосредоточился на воображаемых картинках: закинутых на голову платьях, круглых попках и стонах. Долго вспоминал Бертис – как она орудовала ртом. И Майру. Шальную, безрассудную Майру, самую притягательную из всех. Но сколько он ни напрягал воображение, результаты не радовали, и он прекратил попытки. Что же с ним такое творится, черт возьми? Неужели расплата за прошлые грехи настигла его в виде Мо Саттона и богом забытого зернового бункера?
Наутро Риз двинулся дальше по округу Клинч и по пути часто рассказывал свою невероятную историю каждому встречному и поперечному; те слушали, качали головами и соглашались, что работа в зернохранилище опасная. Все шло нормально, пока Дэл не начинал описывать, как увидел себя лежащим на земле. Он пытался найти этому какое-то объяснение, но мог только сказать, что как будто парил в воздухе над собственным телом и наблюдал сверху за происходящим. Рассказывал, как увидел третьего парня, того, что пришел на помощь, и как другие потом подтвердили, что он там был, хотя исчез задолго до того, как Дэл пришел в себя. У людей в глазах мелькало обеспокоенное выражение, ясно говорившее, что его сочли слегка тронутым, а то и самым настоящим психом.
Его перебивали, говорили что-нибудь вроде: «Да ладно! Приснилось тебе это, вот и все» – или: «Ты, может, пьян был, когда это случилось?»
Слушатели толкали друг друга локтями, мычали что-то неопределенное и меняли тему. Наконец Дэл перестал вступать в разговоры. Брел дальше куда глаза глядят, словно потерянный. Чаще имел дело с птицами, белками, кроликами и лягушками, чем с людьми. Оброс бородой, волосы тоже отросли. Лишился запасных штанов и рубашки – те, что были на нем, уже столько раз промокали, что начали расползаться от сырости, так что пришлось переодеться в запасные, а старые сжечь. Его постоянным и единственным спутником была Мелоди, но и попытки поднять настроение игрой вскоре стали тщетными. Наконец Дэл пришел к выводу, что в лесах Южной Джорджии ловить особенно нечего. Он так с ума сойдет, если будет без конца ломать голову над чудесным и жутким происшествием в зернохранилище. И развлечь-то себя нечем – денег осталось всего ничего. Пришло время оставить прошлое в прошлом и начинать искать новую работу. И Риз пошел дальше. Через некоторое время он добрался до маленького городка под названием Аргайл.
В местном магазинчике он раскошелился на крекеры и сырные колечки, а заодно спросил мужчину за прилавком:
– Ходит тут поезд до Валдосты?
Владелец магазина – с трехдневной щетиной над губой и неестественно белыми зубами – сказал:
– Конечно. В Валдосту ходят поезда из Фарго. Если доберетесь до станции, ищите знак «ЮД-Ф». Это то, что вам нужно: железная дорога Южной Джорджии и Флориды. Еще, говорят, есть путь через Сувани.
– Фарго? Хм… Далековато.
Еще один мужчина зашел заплатить за бензин и, услышав последнюю часть разговора, указал на свой грузовичок с мускусными дынями в кузове:
– Я еду в Фарго. С удовольствием вас подвезу.
Риз протянул руку, и мужчина пожал ее.
– Вот спасибо вам, – поблагодарил Дэл.
– Пустяки.
Дэл уже месяц спал на земле, пил из ручьев, ел не досыта, а теперь наконец принял решение. Он понятия не имел, чего ищет, пока не вспомнил, как Вут рассказывал о скипидарной ферме. Дэл вышел вслед за водителем, и, когда они подошли к грузовику, мужчина разрезал дыню и протянул ему ломтик – подкрепиться в пути.
Дэл сказал:
– Я ваш должник, – и уселся на переднее сиденье, предвкушая удовольствие и от поездки, и от дыни.
Сладкий, ароматный запах просачивался в кабину, напоминая о летних днях дома, когда они с сестрой резали спелые дыни на заднем крыльце и наедались до отвала.
Водитель высадил Риза на станции, где тот поглядел на расписание поездов, а затем двинулся дальше вдоль путей. Было уже поздно, следующий поезд только утром. Дэл прислонился к большой сосне. Он так устал, что даже не пытался вытянуть какой-нибудь мотивчик из Мелоди. Квакши утробно заурчали свою вечернюю песню, и больше Дэл ничего не помнил, но, проснувшись, с удивлением понял, что проспал всю ночь. Он напился из ближайшего ручья, черпая прохладную воду ладонью. Плеснул водой на голову, на лицо, съел несколько крекеров с сырными колечками, потом уложил поаккуратнее свои пожитки, вышел к рельсам и стал ждать. Он нервничал, не зная, удастся ли запрыгнуть в поезд, и скудный завтрак так и ворочался у него в желудке.
Ближе к полудню до него донесся тихий свист и стук колес по рельсам. Риз положил руку на металл, почувствовал, как тот вибрирует под ладонью, и надвинул шляпу на лоб, чтобы прикрыть глаза. Еще несколько минут, и вот оно: ни дать ни взять гигантское сказочное чудовище с клубящимся над головой столбом дыма. У Дэла пересохло во рту. Он весь подобрался и придвинулся поближе к рельсам, стараясь пригибаться к земле, чтобы его не увидели. Поезд шел, кажется, не быстро. Мелькнул и пропал паровоз. Дэл сидел на корточках, притаившись за кустом. Прошло несколько вагонов с углем, потом потянулись товарные. Он облюбовал один, но промедлил и упустил момент.
– Не тяни, дубина, – сказал он сам себе. – У тебя не так много шансов.
Его внимание привлек зеленый вагон. Дэл решил, что зеленый – цвет удачи, и побежал. Ведро с пожитками колотило то по бедру, то по заду. Дело оказалось потруднее, чем он думал. Он прибавил ходу. Потянулся к поручню, чтобы вскарабкаться наверх, и тут встретился взглядом с каким-то тощим малым, у которого не хватало нескольких зубов: тот ухмылялся, глядя на безбилетника сверху вниз. Дэл запнулся, упал и покатился по камням прямо в колючки.
– Вот черт!
Смех беззубого смешался со стуком колес. Дэл встал, вытер кровь с расцарапанных рук и увидел синий вагон. Синий! Может, синий как раз и есть цвет удачи. Уже наученный первым горьким опытом, Дэл бросился к вагону еще до того, как тот подъехал, – проворно, не мешкая. На этот раз он успел ухватиться за поручень, и чьи-то руки помогли ему подтянуться. Ботинки лишь на долю секунды чиркнули по камням, и Риз плюхнулся на пол вагона, как рыба на дно лодки. Поднялся, дыша тяжело, но с облегчением. Расставил ноги пошире, чтобы не шататься от качки, и взглянул на тех, кто помог ему взобраться. Один был, пожалуй, лет шестидесяти с лишком, седой, а другой – примерно одних лет с Дэлом.
– Первый раз, гляжу, – проговорил старший и, шаркая ногами, отошел в угол.
Младший держался отчужденно: кивнул разок, а потом отошел в другой конец вагона и уселся в тени.
Дэл сказал:
– Спасибо, – и остался стоять у открытой двери, покачиваясь в такт движению поезда и чувствуя себя неуютно.
Кроме тех двоих, что помогли ему, тут были еще люди, но такие же необщительные. Давненько Риз не оказывался в такой большой компании. Один парень как-то слишком часто поглядывал на него и руку держал в кармане – может, хотел дать понять, что у него там пистолет или еще какое-нибудь оружие. Часа через два поезд пошел медленнее, и все двинулись к выходу, готовясь выскакивать. Дэла слегка стиснули в толкучке, и это было не очень-то приятно.
Старик вышел из своего угла, и Дэл спросил у него:
– Это Валдоста?
– Почти.
Дэл решил попытать счастья, как только переехали узенький ручей: трава вокруг была густая, мягкая. Тратить время на любезности не стал, cпрыгнул молча. Подогнул ноги, как только они коснулись земли, и покатился под откос. Через пару секунд еще несколько человек последовали его примеру. Поезд свернул (из вагонов все еще торчали головы) и пропал за поворотом. Дэл встал, отряхнулся, поправил на поясе ведро и двинулся вслед составу. Шагал почти все время по путям, иногда чуть поодаль: под деревьями было прохладнее. Он понятия не имел, куда подевались остальные, да и не думал о них. Через некоторое время рельсы пересекли грунтовую дорогу, где Риз заметил обшарпанный, покосившийся указатель. На нем было написано «Валдоста», и стрелка указывала вдоль дороги. Приободрившись, Дэл зашагал по ней – мимо полей под паром, иногда мимо ферм, похожих на хозяйство Мо Саттона. Тут, видно, кое-кто сообразил сделать запасы на черный день. Дэл уже стал подумывать, не зайти ли спросить насчет работы на какой-нибудь из ферм посолиднее. Но не тянуло снова впрягаться батраком, а в скипидарном деле он и правда знал толк.
Дэл прошел совсем немного, когда за спиной послышался скрип тележных колес и знакомое цоканье копыт. Он обернулся и увидел мужчину с ребятишками, тремя белоголовыми мальчуганами. Они катили в ветхой повозке, запряженной мулом, да таким страшенным, какого Дэл еще, пожалуй, в жизни не видел.
– Подвезти вас? – предложил мужчина.
Дэл пояснил:
– Я иду на скипидарную ферму, она называется Ласточкино Гнездо. Слыхали про такую?
Мужчина сказал:
– Само собой. Кто же не слыхал? Могу подбросить вас на пару миль – до магазина нам по пути, а там уже недалеко. Довез бы и прямо до места, да там поворот на запад, а мне в другую сторону.
Дэл кивнул и запрыгнул в повозку сзади, сказав:
– Идет.
Мальчики повернули головы и уставились на него.
Мужчина бросил через плечо:
– Меня Томом зовут. А это мои парни: Том-младший, Сэмюэл, а самый маленький – Такер, это уже по жениной родне.
Риз слегка приподнял руку в коротком приветствии, но не получил в ответ никакой реакции. Мальчики были безмолвны, как облака, проплывающие над головой. Похоже, приучены к тому, что их должно быть видно, но не слышно.
Дэл представился:
– Меня зовут Дэл Риз. Рад знакомству.
Он снова отвернулся и стал смотреть назад. Следил, как убегает вдаль под его ботинками рыжая земля, и думал, как же повезло этому человеку, что у него есть сыновья.
Глава 4. Рэй Линн
С того самого дня, как случилась беда с Билли Дойлом, дождь лил почти не переставая. Вид из кухонного окна был тоскливый: нескончаемый ливень и тяжелые тучи на западе. Рэй Линн с Уорреном сидели дома: продолжать работу, которую они начали вместе с Билли, не было никакой возможности. Однажды зашел к ним приятель Уоррена, Буч Крэндалл, – сидел за столом, попивая сладкий чай, и ждал, когда стихнет дождь. Его приходы всегда разгоняли скуку, а сегодня разговор зашел особенно интересный, по крайней мере для Рэй Линн: Буч рассказывал, как добывают скипидар в Джорджии.
Он говорил:
– У них там разбито несколько лагерей. Так я слыхал от Ленни Кроуфорда. Он, говорит, сам собирается в такой лагерь работать. На фермах же столько народу разорилось, и на мельницах работы почти нет. Говорит, никак концы с концами не свести, но надеется еще как-то справиться, даром что однорукий.
Уоррен на это ничего не сказал. Ленни очень неудачно сломал руку, когда работал на скипидарной ферме Кобба, а на врача у него денег не было, и в результате рука срослась неправильно.
Буч продолжал:
– Слыхал, они сдают хибарки по пятьдесят центов, по доллару и по два доллара. Интересно, какая между ними разница?
Уоррен пояснил:
– Да почти никакой, просто в каких-то есть лишняя комната или просто чуток попросторнее.
– Во как. У них там и магазинчик свой, и бар, и школа для ребятишек, и церковь – считай, все, что нужно, под рукой. И хибарки эти разборные: когда на одном месте работа кончена, их разбирают и перевозят на другое.
– Я бывал уже в таких лагерях, – заявил Уоррен. – Там сейчас жизнь не мед, имей в виду. Да к тому же у нас и тут дела идут неплохо, а, золотце? – Он взял жену за руку и сжал ее.
Рэй Линн не ответила; она слушала Буча, и в голове у нее постепенно складывалась идея.
Уоррен потряс ее руку, ожидая подтверждения своим словам, но она повернула к нему голову и сказала:
– А что, если нам поехать пока туда поработать, Уоррен?
Муж выпустил ее руку.
– Зачем нам отсюда уезжать? У нас же свой дом есть. И работы полно – хватит на всех в округе, кто заработка ищет.
Вот то-то и оно, подумала Рэй Линн, а тянем лямку ты да я. Она откинула со лба волосы, ставшие непослушными от влажного воздуха. Буч так и пожирал ее глазами.
– Рэй Линн, – сказал он, – я тебе когда-нибудь говорил, какая ты красотка?
– Каждый раз, Буч.
Тот повернулся к Уоррену:
– Ну правда же, а?
Кобб, все еще раздосадованный предложением жены, теребил вылезшую нитку на рубашке.
Рэй Линн сменила тему:
– Что тебе положить, Буч? Хочешь кусочек моего пирога?
Крэндалл ответил:
– Твоего-то пирожка я бы отведал.
Он хихикнул над своей шуткой, а Рэй Линн бросила взгляд на Уоррена, но тот с озабоченным видом поправлял лямки комбинезона. Она встала, чтобы подать Бучу пирог.
Буч был парень ничего, но некоторые его привычки Рэй Линн раздражали. Например, когда он пялится на нее без конца, а Уоррен сидит чурбан чурбаном и молча слушает сальности приятеля.
К облегчению Рэй Линн, Буч оставил свои шутки и снова повернулся к Уоррену:
– Как там дела у твоего Юджина с этой юридической практикой в Южной Каролине?
– Да ничего вроде бы.
И разговор перешел на другое.
Доев кусок пирога, Буч поднялся со стула и сказал, что ему надо пойти проверить свиней. После его ухода дождь усилился, поднялся ветер. Деревья раскачивались из стороны в сторону, отвлекая Рэй Линн, пока она с раскрасневшимся от пара лицом помешивала в кастрюле тушеную окру. Она открыла духовку взглянуть, готовы ли бисквиты, как вдруг что-то сильно грохнуло, и обломившийся сук, к ее испугу, пробил крышу чуть ли не над головой. Почти сразу же с потолка потекла вода, залила горячую плиту, и та зашипела.
– Уоррен!
Муж, стоявший у нее за спиной, выругался:
– Черт меня подери! Давно надо было обрезать ветки над домом. Я боялся, что такое когда-нибудь случится, а тут еще запасной кусок жести куда-то задевался.
Шипение становилось все громче: вода капала и капала на плиту. Рэй Линн схватила ведро с дровами, стоявшее рядом, вывалила деревяшки на пол и подставила ведро под течь. Кобб уставился в потолок.
– Надо бы выдернуть этот сук, не то еще хуже будет.
– В такой ливень ты ничего не сделаешь, Уоррен. Да и еда уже готова. Давай-ка поешь. Погоди хотя бы, пока дождь не перестанет.
– У меня есть кусок холста, просмоленный чуток. Он пока удержит воду, а потом уж я все починю как следует. Всего и дела – сук вытащить да дыру заткнуть.
– Совершенно ни к чему заниматься этим сию минуту! – вспылила Рэй Линн, разозленная тем, что муж пропускает ее слова мимо ушей.
Он продолжал:
– Мне нужно, чтобы ты подержала лестницу. Надевай-ка пальто. Дело недолгое.
Рэй Линн шумно выдохнула в досаде и решила в этот раз настоять на своем. Не молчать.
– Нет, так дело не пойдет. Еще покалечишься. Или меня покалечишь.
Он удивленно уставился на нее.
– Ты что же, не хочешь мне помочь?
Она скрестила руки на груди.
– Это может подождать, Уоррен.
Он отмахнулся и вышел за дверь. Рэй Линн смотрела, как он бежит в сараюшку за домом, где они держали своего мула Дьюи. Через несколько минут муж вышел с лестницей, ведром смолы, накрытым тряпкой, и наброшенным на голову куском холста. Рэй Линн вышла на крыльцо и увидела, как Уоррен приставляет лестницу к боковой стенке дома – по центру, там, где торчал дымоход. Муж стал карабкаться наверх с ведром в одной руке, и когда он уже почти добрался до верхней перекладины, Рэй Линн крикнула, хотя ее голос почти утонул в раскатах грома:
– Погодил бы!
Уоррен прокричал в ответ:
– Я не хочу, чтобы дом залило водой к чертям по самую крышу! А ты?
Рэй Линн злило его упрямство, а гроза тем временем усиливалась. Забор, сосны, флигель – все заволокло туманом: после утренней жары сильно похолодало, Рэй Линн даже дрожь пробрала. Она ушла в дом и переложила окру и помидоры в миску, не замечая, что немного соуса пролилось на плиту. Поставила на стол галеты, прислушиваясь к тому, как Уоррен возится у нее над головой. Сук так и торчал сквозь крышу, только время от времени шевелился, как будто его дергали. Рэй Линн старалась не представлять себе, как муж пытается его вытащить, балансируя на скользкой крыше.
Она вернулась к столу и поставила рядом с галетами горшочек с маслом. Снова послышался скрежет, и Рэй Линн взялась за тряпку, чтобы вытереть лужу на половицах, куда капала дождевая вода. Сук так и торчал в крыше.
Она все еще стояла на коленях, вытирая вновь образовавшуюся лужу, когда услышала: «Ах ты, черт!» – и жуткий скользящий звук, а за ним – тяжелый удар.
Она прошептала: «Боже ты мой!», вскочила и выбежала на улицу.
Уоррен лежал лицом вниз на деревянном ящике для цветов, который он сколотил для жены пять лет назад. Лестница валялась на земле. Не успела Рэй Линн добежать до мужа, Уоррен перевернулся на спину. Она замерла на месте, увидев его лицо и услышав голос. Стиснув зубы и морщась, он издал нечленораздельный гортанный стон, но подавил его, когда заметил жену. Он поднял руку, Рэй Линн подбежала к нему и упала коленями в грязь. Подняла его голову и положила к себе на колени.
Склонившись над мужем, она спросила:
– Где болит?
Уоррен держался за левый бок, пониже ребер. Попробовал приподняться, ощупывая бок пальцами. Было ясно видно, что ему больно.
Рэй Линн спросила:
– Встать можешь?
Раздался новый раскат грома, и тут же вспыхнула молния. Уоррен огляделся вокруг, словно не понимая, где он.
Рэй Линн повторила вопрос:
– Уоррен, ты можешь встать?
Он перевернулся и с тяжким стоном приподнялся на четвереньки.
– Вот это треснулся я! – прохрипел он.
– Давай я тебе помогу.
Рэй Линн взяла мужа под руку, и с ее помощью он поднялся на ноги. Весь скрючившись, он держался за бок, пока жена, спотыкаясь, ковыляла рядом по грязи под дождем. Оба успели вымокнуть до нитки. Добравшись до крыльца, Уоррен выпустил руку Рэй Линн, ухватился за перила и стал подниматься шаг за шагом. Пошатываясь, вошел в парадную дверь и побрел в спальню. Рэй Линн шла следом, держа ладонь у него на спине.
В спальне она сказала:
– Снимай все мокрое и ложись.
Кобб скинул с плеч лямки комбинезона, и тот грязно-синей кучей лег на полу вокруг лодыжек. Потом Уоррен сел, и Рэй Линн стянула с него ботинки. Тогда он вытащил ступни из штанин и повернулся к кровати, а Рэй Линн приподняла на нем нижнюю рубашку и увидела синяки и покрасневшую кожу.
– Ужас какой, господи! – ахнула она. – Ты, похоже, ребро сломал, а то и не одно.
– Завяжи хорошенько, потуже.
Рэй Линн пошла на кухню за тряпками. Принесла в спальню старую простыню и достала ножницы из корзинки для шитья. Начала торопливо резать простыню на длинные полоски. Каждый раз, оглядываясь на Уоррена, она видела его искаженное страданием лицо.
В перерывах между тяжелыми вздохами он говорил:
– Болит. Здорово болит.
Рэй Линн видела, что ушибленное место уже стало бескровно-бледным, и сам муж весь побелел. Она заговорила было, но он перебил, словно прочитав ее мысли:
– Заживет.
Она резко выдохнула.
– Позволь мне позвать врача.
Уоррен заупрямился:
– Нет, просто перевяжи, как я сказал, и дай мне отлежаться.
Вся в тревоге, Рэй Линн сделала так, как хотел муж, а он все так же тяжело дышал, пока она обматывала длинные полосы вокруг его тела, затягивая изо всех сил. Закончив, она помогла Уоррену опереться спиной на подушки, и он сделал вид, что ему легче.
Взял ее за руку, поцеловал тыльную сторону ладони и сказал:
– Спасибо, золотце.
Глубокие морщины на лбу и блестящее от пота лицо говорили, что он чувствует себя ничуть не лучше, чем до перевязки. Рэй Линн пригладила ему волосы назад, и он сжал ее руку.
Стараясь, чтобы его слова звучали успокаивающе, муж проговорил:
– Все будет в порядке.
Рэй Линн понятия не имела, что еще тут можно сделать, поэтому пошла на кухню и села за стол, где ждала готовая еда, хотя аппетит давно пропал. Снова выглянуло солнце, июньский ливень отнесло на восток. Как в насмешку. Ну что мужу стоило подождать, как она просила! А что ей стоило придержать для него лестницу?.. Она услышала скрип кровати и поднялась со стула, чтобы взглянуть на Уоррена. Он наполовину свесился с края кровати, словно то, что терзало его изнутри, было совсем невыносимо. Рэй Линн нахмурилась в тревоге. Ей не хотелось злиться на мужа – в такое-то время, да еще из-за какого-то дурацкого спора о его манере браться за дела.
Он сказал:
– Левое плечо тоже болит. Видать, и им приложился.
Она снова спросила:
– Ты точно не хочешь, чтобы я позвала врача?
Кобб упал на кровать.
– Нет, у нас нет на это денег.
В волнении Рэй Линн смотрела, как он закрыл глаза, словно желая отгородиться от нее. У них было целых пятнадцать долларов. У других и того нет! Отчего не выделить доллар на врача?
Она подождала немного молча, а затем сказала:
– Я пойду, а ты постарайся заснуть.
Он ничего не ответил, и Рэй Линн вышла, прикрыв за собой дверь. Вернувшись на кухню, она убрала еду со стола в буфет. Больше делать было нечего, и тогда она села на стул и стала смотреть на дверь их спальни. Ей хотелось увидеть Уоррена – как он стоит в проеме, совершенно здоровый. Пожалуй, то, что с ним произошло, не должно было стать для нее таким потрясением. Правду сказать, удивительно, как что-то подобное не случилось до сих пор. Оставалось только надеяться, что Уоррен поправится и что происшествие как-то изменит его, научит задумываться о последствиях своих поступков. День прошел, наступил вечер. Уоррен время от времени постанывал. Один раз он вскрикнул так громко, что Рэй Линн была уверена: теперь-то он сдастся и позволит ей позвать доктора Пердью.
Она вошла узнать, чем помочь, желая лишь одного: облегчить страдания мужа, но не успела она произнести ни слова, как он рявкнул:
– Ничего ты тут не сделаешь, просто оставь меня в покое!
Такая вспыльчивость была не в характере Кобба. Это боль говорила за него. Поэтому Рэй Линн ничего не сказала и вышла из комнаты. Опять явился Буч, но Рэй Линн была совсем не в настроении слушать его шуточки. Когда Крэндалл зашел к Уоррену и вышел обратно, лицо у него было озабоченное.
– Ты еще не вызвала к нему врача? – спросил Буч.
Рэй Линн покачала головой.
– Не хочет он врача.
– Может быть, все-таки стоит вызвать. Ты Уоррена-то не слушай, он всегда такой был.
– Да хоть бы и вызвала – он же все равно не даст себя осмотреть.
Приятель поскреб затылок.
– Пожалуй, и это на него похоже.
Он оглянулся в сторону спальни, и Уоррен прерывисто прохрипел:
– Я все слышу. Никаких врачей, черт побери!
Рэй Линн подняла бровь, а Буч пожал плечами и ушел.
Вечер сменился ночью, и та принесла облегчение после жаркого и влажного дня. Солнце опустилось за деревья, стрекот сверчков и крошечные мигающие точки светлячков на опушке леса возвестили о том, что день уступает свои права. В обычное время они сидели бы сейчас на крыльце, она лущила бы горох или, может быть, чинила что-нибудь при тусклом свете фонаря. Уоррен свернул бы цигарку, затянулся и стал рассуждать о завтрашнем дне, о том, что им предстоит сделать. Рэй Линн вышла на улицу и несколько раз глубоко вдохнула, когда легкий ветерок пронесся между сосен, чуть слышно посвистывая. Он то затихал, то снова поднимался, как будто мать-природа дышала вместе с Рэй Линн. Она повернула лицо к ветру, и несколько слезинок скатилось с ее подбородка. Она сердито вытерла лицо. Все будет хорошо. Завтра, когда солнце взойдет, Уоррену будет уже лучше, сказала она себе, крепко обхватив себя за плечи. Нужно верить.
Прошло еще несколько восходов и закатов, и Рэй Линн стала терять счет дням. Она мало спала – так мало, что в одно жаркое утро чуть было не задремала, стоя у плиты и жаря свиной шпик. Зачем вообще готовить? Есть-то некому, кроме нее самой, а ей хотелось есть не больше, чем Уоррену. Он все время смотрел в окно спальни – может, у него в голове бродили мысли о том, где он мог бы сейчас быть и что делать. Время от времени он сердито поглядывал на Рэй Линн, и она думала: наверное, муж в обиде на нее за то, что отказалась помочь в тот день, когда это случилось. Дошло до того, что, когда она входила в комнату, Кобб уже не поворачивал к жене голову, не разговаривал с ней. Они опять повздорили из-за доктора. Иногда Уоррен делался растерянным, беспокойным, а если нет, то орал на нее. Вчера даже расплакался. Рэй Линн никогда раньше не видела мужа плачущим, разве что из-за старой гончей Бесси, и это испугало ее.
Она бросилась к его кровати и спросила:
– Больно, да? Это ты от боли?
Он как будто хотел заглушить ее голос, потому что застонал еще громче и заколотил кулаками по постели. Рэй Линн хотела взять Уоррена за руку, но он отдернул ее.
Потом собрался с силами и выдавил:
– Уйди. Оставь меня в покое.
– Но, Уоррен…
– Вон. Вон!
Она не знала, что еще тут можно сделать, – только подчиниться. Она отошла от постели в уверенности, что мрачная тяжесть, поселившаяся в комнате, – это Смерть, терпеливо дожидающаяся в углу.
