Чрез два денька, двадцать пятого кресеня, аки и було намечано, раненько поутру Борил, Былят и ащё восемь воинов направились во поход… туды в град Люпель да лежащие за ним леса, болотны земли, шо должны были привесть их ко Торонцу и мячу Бога Индры. Борилка тяперича восседал верхом на буро-сером Крепыше, шо нарочно был взят у Пересвета для дальней дороженьки. Соловей, провожаючи меньшого брата, крепко его обнял и напоследок поцеловал у лоб, чавось николеже раньше ни делыл. Он тяжело вздохнул, точно прощалси с Борюшей на век, утер тыльной стороной сухи очи, в кои чагото-сь попало, да помог братцу усестьси на коня, а засим долзе махал отъезжающим во след рукой, до тех самых пор покудась ужо и не слилси с ездовой полосой, словно сровнявшись с ней. Борилка также долзе оглядывалси назадь, ощущая унутри таку тяжесть, вроде и прямь расставилси со старчим, и таким скупым на выражение чувств, братом навсегда.
Былята трюхавший осторонь мальчика, на крепком, мощном гнедом жеребце, гордо ступающем по пыльной, ездовитой дороге, глянув на поникшего отрока, возымев намерение егось отвлечь от горьких мыслей, принялси выспрашивать у него о семье, братцах, сёстричках, матушке да отце. И за таким неторопливым баляканьем Борилка вроде як и отвлекси от тоски, шо который дянёчек томила его душеньку. Немного опосля малец и вовсе повеселел, да сам полюбопытствовал о семье дядьки Быляты, сице он его кликал, и о воинах, шо верхом, на дюжих лошадях ехали, позадь них. И Былята, по-доброму поглядывая на мальчоночку, поведал ему, шо семья у няго, як и у сякого бероса большенькая, детворы в ней вже осемь душ из коих пятеро сынов, да три дочуры. Старши евойны сыны да девоньки усе семейны, да сами детками обзаведенные, а два младших паренька ащё покуда холосты.
– Предпоследний, – и Былята развернувшись да указуя на парня, едущего позади них, на чубаром жеребце, молвил, – отправилси со нами.
Мальчонка обернулси, глянул назадь …туды на кого казал воин. И узрел там дюже могутного вьюношу, со такими широкими плечьми, про которые гутарять беросы – сажень во плечах, высоком и як отец светлолицем. Волосы у парня были длинными ноли до плеч, да ковыльного цвета, ищё даже светлее чем у Быляты, а на лоб ложилси вихрастый густой чуб. Коротка бородёнка, да редки вусы имелись у того вьюноша, каковому отец дал тако ладное имечко, Крас. Высоко посаженные, белесоватые, мохнаты брови, да густы, загнуты ресницы придавали его упавому лицу вудивленное аль радостное выражение, а глаза его поглядывали на Бел Свет то голубым, то серым цветом. И тось было не понятно какого ж они у него на самом деле цвета. Широкий с расширенными ноздрями нос и выступающие уперёдь алые губы делали лицо Краса не токась ладным, но и смелым, волевым. Оттогось он сразу понравилси Бориле, лишь тока малец на него взглянул, а кадысь он ему ещё и подмигнул, то и вовсе расположил ко собе своей простотой.
Середь воинов сопровождавших Быляту, лишь Крас да Орёл, сын ваяводы Мстибога, были холостыми… первому було осемнадцать годков, а другому девятнадцать. Все востальны воины были семейными, пожившими на Бел Свете, вопытными мужами. Кажный из них был крепкого служения да высокого росту, оно аки та мощь присуща беросам, сынкам Вышни. Былята указывая на кажного из своих соратников знакомил с ними мальчонку, гутаря о них немножко:
– Энто Орел мяньшой сын ваяводы. Глянишь на него и не вотличишь, то Мстибог идёть али сынок его, сице они схожи.
И впрямь меньшой сын ваяводы дюже походил на свово отца и ростом, и крепостью кости, и тёмно-пошеничными волосьми, бородой и усами, тока чуток мнее густыми, и даже широким приплюснутым носом, и тонкими алыми губами. Токась очи у няго были не серыми, а карими… да и конча был он молод. Оттогось у его лице не проступали тонки морщинки присущие людям взрослым, а в волосах не мелькала седина. Он был силён, мужественен и смел, а бела рубаха, каковую он надел у путь, придавала ему каку-то чистоту и не тронутую бедами беззаботность.
– Лучий он друг мово сынка, – меже тем калякал Былята. И, кивнув главой на подъехавшего к няму с левого боку воина, представляя его, скузал, – энто знакомси Борилушка, мой соотчич Сеслав, – воин зыркнул у сторону мальчонки глазьми, верно утак осе здоровкаясь.
А Борилка поёжилси, вглядываясь у того соотчича, у кыего чрез усё лицо проходил красный выпуклый шрам, зачинающийся иде-то сторонь уголка левого глаза, шедший чрез середку, точно перерубленного скривившегося управо, широкого носа, да тонкой полосой доходивший до верхней губы. Энтов шрам дюже портил тако приятное лицо Сеслава, у какового были крупны очи серо-зеленого цвету, полные губы, засегда плотно сомкнутые, со слегка приподнятыми уголками рта. Рыжие до плеч волосы, брада и вусы с обильной порослью седых прядей, глубокие морщины прячущиеся в уголках глаз, на высоком смуглом лбу и меж рыжеватых, тонких бровей поясняли, шо Сеслав туто-ва по возрасту самый старшой из усех.
– Сеслав, у нас, по младости лет возвращалси из соседнего града, – стал сказывать Былята, узрев с какой жалостью воззрилси Борила на воина. – И на нягось напала ватага душегубцев, у тось его и одарил ктой-то из них таким шрамом.
– А самим чавось? – поспрашал отрок и увидев як широкось просиял ему Сеслав, чуток качнув главой, да у тот жи миг преобразив свово лицо какой-то добротой и наполнив его светом, просиял у ответ.
– Ты гутаришь о душегубцах? – перьспросил Былята, заметив аки соратник и мальчик обменялись улыбками. А узрев кивок Борилкин, добавил, – ну, може ктой-то опосля той заварушки и вуполз я не ведаю, но то, шо не ушел энто точнёхонько, – и воин приглушённо загреготал.
Малец, окинув взглядом ражего Сеслава, да висевший у няго на поясе меч у ножнах, казавшийся ему дюже мощным, хоть и ничагось не балякнул дядьке Быляте в ответ, одначе, усё ж молчаливо согласилси, шо от такого воина уйтить и, верно, можно лишь ползком.
– Подле Краса трюхаеть Любин, – продолжил балабонить Былята. – Вишь каков он пошеничный у нас и брада, и вусы, и волосы, улыбчивый и развесёлый. У него во избёнке, засегда песня слышна, то его девоньки поють, дочурки. Ему их Ладушка-Богородица целых восьмерых послала, и усе друг опосля друг нарождались. Так он их вжесь который год замуж выдаёть… да не как не выдаст.
– И чавось ни во одного сынка неть? – поинтересовалси малец и обернувшись, посмотрел на ладного и дюже хупавого ликом воина, величаемого Любином, со смугловатой кожей, тёмно-серыми очами, тонко загнутыми на вроде радуги пошеничными бровьми, пушистыми да долгими, точно у девицы, ресницами, со длинным костлявым носом и пухлыми большими губами.
Любин был обряжен у серую рубаху, расшитую по вороту распрекрасными узорами, да усякими там оберегающими символами Ясуней беросов, судя по сему, нарочно приуготовленну ко дальней дороженьке. Сыромятный пояс огибал его крепкий стан, придавая яму ащё большую красоту да ладность.
– Почему ж неть, есть два сынка и оба старшеньких, ужось они жёнаты, – молвил Былята и по-доброму вусмехнулси. – Впрочем, и там пока водни девчинки рождаютси… нет покуда внучат.
– У моих братьев тоже одни девчины, – припоминая сродников, прокалякал Борила и протяжно вздохнул.
Былята вуслыхав тот протяжный, горький вздох, посмотрел ласковенько на мальца и обращаясь лишь к нему, загутарил:
– От то, ты Борюша, не стони так ничавось вмале увидишьси со родными. И не заметишь, як времечко пролётить и ты ко себе в деревеньку вернёшьси. Матушку вобнимишь, сёстричек, сродников и братца, того меньшего, коего вельми любишь аки я погляжу.
– Младушка его кличуть, – улыбаясь слувам Былята, произнёс отрок. – Он у нас самый маненький у семье, из деток матушки да отца, из мальчишечек.
Былята вотпустив поводья, протянул леву руку к мальчугану и нежно, утишительно потрепал того по волосьям, а после поведал ему о братьях-близнецах Ратмире и Гордыне, которые были схожи лицами, поелику уродились сообща. У братьев были одинаковыми тёмно-пошеничные волосы, густы бороды и усы, сведенные вкупе всклоченные брови, серо-зеленые очи, удлиненно-прямые носы, да узки губы. У близнецов ано морщинки, зачинающиеся у крыльев носа, схожими, тонкими полосками соприкасались со уголками рта, точно братья засегда и смеялись единожды. У энтих воинов были не округлые, а удлиненно-узкие лица, цвет кожи гляделси не токась смуглым, но чуток даже отдающий краснотой. Оба они были крепки и высоки, на обоих сидели одеты цветасты рубахи навыпуск перьтянутые ремнями да смурного холста штаны, а на ногах находилися чёрны сапоги, як и у иных соратников снурованные упереди. Правда Гордыня был маленько повыше Ратмира, тем самым егось и отличали от брата.
Замыкали, едущих по ездовой полосе путников, два воина, оба могутные и, по-видимому, не на много моложе Сеслава. Тот шо был похудее величалси Щеко, он имел такие же аки и у близнецов тёмно-пошеничные волосы, браду и вусы тока хорошенько сдобренные седыми прядями. У негось було широкое, як и усех беросов, округлое лико, серые с зеленоватыми брызгами очи, тонкие плотно сжатые губы с опущенными уголками рта да крючковатый, мясистый нос. Тот же кыего Былята представил последним звалси Сом. Это был самый высокорослый, ужотко не меньче двух аршин да тринадцати вершков росту, мощный воин. Руки евойны казались дубинами, а кулаки напоминали утолщенные набалдашники и чудилось, шо осталось тока Сому вбить у них гвозди и усё… иди мотыляй ими никто и николиже ни справитси. Одначе, по виду он был вельми добрым, сице глядели и его небольшие голубоватые очи, свернутый у бок, судя по сему, поломанный широкий нос, и полные, алые губы. Кожа у няго была светлой, ни такой як у Былята и Краса, но усё ж не можно молвить, шо она и смуглая, аки у Бореньки. Волосы, борода и усы редкие да белокурые. Былята балабоня о нем с мальчонкой сказал:
– У нашего Сома брады да вусов аки калякають, шо ктой-то наплакал… раз… два волоска и обчёлся. Но муж и воин он славный. И ещё шибко славно он готовить. Ха… ха… – засмеялси старший из воинов и зачесав ладонью на голову завиток волос, шо скинул ему на лико ветерок, добавил, – оно затем и бул взят, абы добре нас кормить. Зане знашь во пути, снедь главней усего. Ведь на голодный жёлудок многось не проедешь и не пройдёшь.
– А сома вон ладно готовить? – усмехаясь, вопросил малец, воборачиваясь и поглядывая на такого разудалого воина Сома.
– Сома, – протянул Былята и ащё громче засмеявшись, кивнул, – и сома он сварганит, он у нас не дюже привередливый.
Воины отрядившиеся у дальню торенку больно не отличались одежонкой, и як Борила казали ейну простоту: рубахи серы аль цветасты, засегда носимые навыпуск; сыромятны ремни на оных висели ножны с мечом, охотничьи ножы, або небольши топоры; померклые или пелёсые штаны; кожаны сапоги; за плечами усех находилися котомки, туло да луки. Право молвить у Сеслава и Былята туло для вудобства были приторочены к седлу.
А про воина Сома Былята балабонил ей-ей истинну, шо он был не привередливый и ладно готовил, потому кады к вечёру, обок реки Ужо стали на ночлег и на уду словили несколько огромных рыбин у том числе и усатого сома. Его тёска Сом со привеликой радостью принялси варить во большом котелке, шо везли с собой, наваристу ушицу, при том чаво-тось развеселое напевая собе под нос.
Борила, покуда старшие разводили костры, и готовили кушанье, искупалси у реченьке, пройдя, абы не пугать рыбину, униз по течению, а возвярнувшись лег на оземь покрытую свежесрубленной прибрежной, высокой да зелёной травушкой. Мальчишечка придвинув к собе котомку, развязал снурки, и, достав изнутрей её, кугиклы принялси играть на них. И по таким вольным, наполненным тёплыми лучами солнца, радости и счастья, землям бероским, по просторам заливных лугов, и стоящим, по другу сторону от ездовой полосы, березнякам да осинникам, полётела нежная, тихая погудка. У тот же морг смолкли голоса гутаривших воинов, затих дядька Сом, прекратив свои напевы, лишь не перьстали калякать пасущиеся ублизи кони. И тады вуслыхал Борилка, як тихо сам с собой разговаривал Крепыш, жалуясь на горьку судьбину, серчаючи на свово хозяина Пересвета, каковой пустил его у каку-то неведомую даль, оторвав от родного краюшка, от любезной его жёнки Звёздочки, да маханьких деток-жеребяток. Жалилси сам себе Крепыш, чё горды кони, воинов, надсмехаясь над ним кликают его ведмедём.
Мальчик прекратил играть на кугикле и прислушалси, да вуслыхал ржание свово коня… недовольное и негромкое… Отрок широко вулыбнулси, посмотрел на голубо-серое небо, на подошедшего к краю небосвода и оглядывающего земли Бел Света со любовью и нежностью солнечного Бога Ра, и закрыв очи у тот же миг вуснул.
На пятый день стёжки, Былята, Борил и воины уехали ужось далече от града Гарки, обаче до Люпеля то составляла лишь треть пути. Вмале на перькрестке дорог, вони повернули направо и покинув пределы широкой и глубокой реки Ужо направились у объезд, стараясь миновать огромны просторы хвойных лесов. Тока миновать их почемуй-то не получилось… Они унезапно встали стеной с одного боку дороги, со другой же, ащё вяще непонятливо, стелилися бескрайние степи покрытые усе возможными ярчайшими, луговыми цветами, правда кое-где вже отцветающими, инолды сменяющиеся ковылями, а после наново тем многоцветным разнотравьем.
В энтом точно зачурованном месте совсем не було речек… ни в каких… ни малых, ни больших, а полуденный жар солнца, казалось иссушил кубыни путников и словно их самих, вубразовав во рту каку-то парящу сухоту. Утомленные от зною и отсутствия водицы воины оглядывали просторы земель, приподнимаяся на стременах, стараяся узреть аль услыхать звон воды. Кони измученные, не мнее, а може и паче хозяев, сёрдито трясли головами, беспокойно мотыляли хвостами, ударяя жёсткими волосьми по телам, своим и тех кого вёзли на собе, да попеременно ржали, обидчиво требуя питья. По коже людей и короткой шёрсти животных струилси липкий пот, каковой не приносил облегчения, а наобороть тулил жгуче-сыру рубаху да скряпучее седло к телу, отчавось становилось лишь жарче. Такой нонче не обходимый сын Стрибога Асур Летнего ветра, тёплый и приятный Догода ни появлялси, хотясь о нём усе мечтали, а посему и призывали… но увы! ни Догоды, ни даже его легчайшего порыва, ничавось не пролетало у воздухе. Чудилось шо не тока люди и кони, но и сам бор, и елань постанывали от энтого летнего зною, а временами и вовсе становилось тяжко дышать. Густы воблака пыли, от переставляемых конями копыт, подымались с дорогими, и кружили осторонь ейной поверхности, а посем такими же рыже-бурыми мельчайшими крупинками покрывали шёрсть на ногах жеребцов, точно желаючи усё окрасить во единый цвет.
Борилка шибче усех старалси увидать водицу, так вон желал пить, потому як давно вже опустошил и свою кубыню, и кубыню одолженную Сомом, воином с которым за последни деньки дюже сдружилси. Он также аки и други путники, приставал на стременах, всматривалси в краснолесье, туды во глубины леса. И зрел он у там высоки мощны дерева ели с большущими распростёртыми у разны стороны ветвями покрытыми зелёными, жёсткими и вострыми игловидными листьями-хвоинками. Зрел он там не мнее дивны дерева пихты несущие горизонтальны ветви, обильно усыпанные хвоинками, да сосну с высоко поднятой широкой кроной, с чешуйчатой серо-коричневой корой испещрённой трещинами. Во том лесу, под купавыми деревами, идеже земля була укрыта густой полстиной сухой хвои, да низенькими травушками пробивающимися скрезе неё, медленно вышагивала, по едва различимой звериной тропке, тёмно-бурого окрасу олениха со двумя малыми оленятами, чья шёрстка на спинках казала бледно-белы небольши пятнышки. Олениха шла по тропе, усё времечко, опасливо поглядывая по сторонам, а её детки не вотступаючи ни на шаг испуганно шёвелили своими крупными вушами, прислушиваясь ко всем звукам у лесу. Борилка, придержал свово Крепыша и кады конь вустановилси, двинулси взглядом по той тропке стараясь обогнать неспешно ступающу мать.
– Ты, чавось Борилка? – вопросил Сом, приметив чё мальчонка замер на месте и сам, придержав свово коня, посмотрел тудысь куды воззрилси отрок.
Борила, словно понимая, шо та тропочка там неспроста, направилси взглядом по ней, и невдолзе увидал мгновенно блеснувшу и тут же потухшу гладь воды. Он торопливо понудил Крепыша и кадый тот перьшёл на скок, вобъехал удивленно уставившихся на него Сеслава и Былята, ехавших упереди, да проскакал малеша, а опосля сызнова придержал коня, да вгляделси у лес. Какой-то миг он искал у глубине бора ту тропочку, а найдя сызнова устремилси по ней взглядом и наконец-то остановилси на том чавось искал. Там, ужотко намного далече, иде чичас трюхали странники, и впрямь находилось озерцо… сувсем небольшое с синеватой, чистой и прозрачной, еле заметно колыхающейся, водицей. Узрев воду малец радостно выдохнул, почувствовав як до не возможности иссохлись его губы, язык и даже нёбо над ним. Казалось язык и вовсе уменьшилси во длине и ширшине, а унутри глотки стоял такой жар, будто Борил чаво-то вельми горячущее сглотнул.
– Борилка, чаво ты поскакал? – нагнав мальчика, да придержав обок няго коня, спросил Былята. – Никак воду углядел?
– Агась, узрел, – довольным голосом произнёс мальчонка, ужотко вощущая тот чудесный вкус волшебной и чистой водицы на устах. – Дядька Былята у там упереди вижу озерцо. Токмо трусить надоть ащё по стёжке, а опосля углубитьси у бор.
– Идеже, покажь водица, – молвил Сеслав и уставилси по направлению стремительно поднятой руки отрока.
Сеслав привстал на стременах, и, напрягая очи, како-то времечко созерцал дали краснолесья, обаче, засим покачал головой, верно ничавось не усмотрев.
– Далёко, – пояснил Борила опосля того, аки и други воины, придержав жеребцов, вглядываясь у лесну ширь, так и не смогли увидать озерцо.
– Неужель ты сице добре зришь? – покачивая головой, поинтересовалси недоверчивый Сеслав, и зыркнул прям у очи мальчишечки.
– Неть, дядька Сеслав, вижу я аки и усе, – заметил Борилка и вулыбаясь, похлопал ладонью Крепыша по сильной шее, поощряя ехать. – Просто я глотнул божественной силы и оттогось такими вумениями и обзавёлси… Ну, токась може мы потрусим, а то больно пить вохота!
И зане пить хотел не водин Борилка, а и усе иные странники, то тронув поводья да понуждая коней, потрюхали следом за мальцом. Вскорости они поравнялись с тем местом дороги, откудова було рукой подать до глубин краснолесья в оных и пряталось то само озерцо.
– Туто-ва, тока надобно сойти, – изрёк отрок и первым покинув седло, спрыгнул на ездову полосу, густая пыль, витающая сторонь ног Крепыша, ураз поплыла густым маревом к сапогам Борила и немедля сменила на них цветь с чорного на пелесый.
– А кони туды к озерку дайдуть-то аль неть? – спросил Сеслав, спешиваясь и вглядываясь во лесну даль.
– Дайдуть, коли мы ногами потопаем, – ответил мальчоночка и первым ступил во невысоки травы, шо полосой вухраняли подступы к бору.
– Былята, давай, тады, ежели там и упрямь будеть водица на ночь востановимси, а то день до зела жаркий был. Да-к и солнце ужо к закату тронулось, – предложил Сеслав, и двинулся за мальцом.
– Есть там озерко, есть, – буркнул Борилка, серчая, шо ему не верять.
Да потянув поводья на собя, пошёл шибче, шоб значить быстрей найти водицу и дуказать усем, чё гутарил правду. Лес, у который вступил мальчоночка был хвойным, у нем мешались ели, сосны и пихты. Обаче в эвонтом месте окромя ели ничавось не росло, их мохнаты, здоровенны, пониклы ветви стёлились по земле, почва сплошь, уся была покрыта иссохшими хвоинками, сломанными ветвями, а кое-где и порушенными стволами упавших деревов. Ели наполняли воздух, в краснолесье, запахом ядрёной хвои и горьковатым ароматом живицы, стекающей по стволам деревьев да застывающей у там в виде жёлтовато-прозрачных наростов, топорщившихся недалече от зеленоватых молоденьких шишек. Шагающий упереди сех Борил всматривалси удаль, он вжесь давно узрел озерко и теперь вельми торопилси, занеже хотел убедить недоверчивого Сеслава да и других воинов, шо ни чё, ни надумал. Отрок прибавлял шагу, резко дёргал за поводья буро-серого Крепыша, которого секли по телу ветви ели, бойко перьпрыгивал чрез упавши стволы деревьев, и напоследях приблизилси настолько, шо озерко блеснуло яркой-синевой воды. И у тот же морг услыхал позадь собя восторженные, одобрительные возгласы воинов да радостное ржание коней, почуявших водыку.
Обойдя очередну полосу деревьев, мальчик вышел на брег озера, да глянув на таку вожделенну воду, раскрыл до энтого сомкнутые, сухие и потрескавшиеся губы, и абие у роть хлынул живой дух прохлады, перьмешанный с чистотой места. Борила сгорая от жёлания быстрее напиться, остановилси и обернувшись, зекнул глазьми на вышедшего из-за ели Сеслава, тот поравнявшись, протянул руку, и, придержав под уздцы Крепыша ласковенько вулыбнулси да кивнул, позволяючи, тому кто их и вывел к воде, испить её первым. Малец вубрадовавшись разрешению, отпустив поводья не мешкая побёг к бережине и резво впал на колени пред водицей, прямёхонько во густой зелёный мох, шо пухлыми подухами укрывал по кругу нешироко озерко. Низко склонившись над той дюже чудесной жидкостью, вон вытянул губы и принялси пить, таку чисту с лёгким привкусом живицы и хвои, воду.
Мальчонка утолял жажду вельми долго, ужось усе воины, сменяючи друг друга, напились, заполнили кубыни, у том числе и его, а он всё никак не мог оторваться от водицы. Напоследок вон сделал ищё пару больших глотков, засим вопустил ладони у озерцо, набрал у них таку изумительную воду и обмыл лицо да волосы, кои от жара, пота и пыли слиплись, и висели словно снурки, и тадысь тока поднялси на ноги. И тагды воины подвели к воде лошадей, оные зайдя по колено в озерцо, пили также долзе як и Борила, да смачивали у ней свои длинны, раскрасивы гривы.
Отойдя от края брега, мальчишечка осмотрелси, тяперича кады он напилси и жажда перьстала егось изводить можно було и восхититься таким красивым, чудным местом, у котором они вочутились. Озерко окружали те самые широкие у обхвате, высокорослые ели, ближайшие подступы к няму поросли ярким, зелёным, пухлым мхом, кажись нарочно здесь высаженным. Насупротивной же стороне озера мальчик разглядел тропочку, да тока не зверину, ту, шо проходила рядышком, по каковой двигалась олениха-мать и взгляд Борилы, а точно пробитую людскими ногами, которые творя стёжку убирають со неё стволы, ветви и веточки. Малец вгляделси у ту торенку, вон даже привстал на носочки, стараясь выведать, куды ж она вядёть, но та стёжка ускорости терялась из виду… там… идеже, ражими стенами, стояли хвойны дерева и ужотка не тока одной ели, а сызнова уперемешку с пихтой и сосной.
– Место ладное, – молвил, рассматривая озерко Сеслав и погладив своей шершавой от мозолей ладонью отрока по мокрым волосам. – Умница Бориша, шо вузрел энто озерцо.
– Там с той сторонушки озерка торенка, – указуя на противный берег закалякал малец. – И та торенка ня зверина, а людска йдёть вона во глубины леса, и идей-то теряетси, вже то я не зрю.
– Идеже тропка? – у два голоса взволнованно перьспросили Сеслав и стоявший сторонь него Былята, и вонзились взглядами туды куды указывал мальчонка.
– Агась, и я ту тропку зрю, – вступил у разговор Орёл, он поднялси с оземи, иде сидючи на мягком мхе снуровал свои сапоги, абы те крепко обхватывали голень ноги. – Та тропа чиста… прав Борил не зверина, людска… А може туто-ва идей-то поселенье людей, али может гнездо душегубцев каких? У таки кругом чащобы, окромя душегубцев в энтих землях никтой и не поселитси, кому ж оно нужно прячатьси от честного люда.
– Не дюже то похоже, шо тут могуть обитать душегубцы, – заметил Сеслав и вроде выспрашивая у свово шрама, провел указательным пальцем по тому насегда вспухшему шву кожи. – Вжесь я ведаю, чё тот злобный люд николиже ни чаво дельного не могёть делать, окромя боли и зла, а тутась вишь як мудрёно усё устроено, – Сеслав обвел рукой, будто очерчивая коло по краю бережина озерца. – Туто-ва оно ж сразу видать ктой-то вухаживаеть за водицей и озерком. Весь брег мхом уважен, а у водичке ни веточки, ни иголочки. Коли кто тута и живёть, то явно не душегубец… то ктой-то иной.
– А тады ж кто? – встрял с вопросом, самый молчаливый из усех, Гордыня и мотнул главой у сторону противоположного брега. – Кто ж у таку даль зайдёть? Кому тако надобно?
– Може какой лесной народец, – соглашаясь с Сеславом закалякал Былята, он воинами был избран старшиной, оттогось его слово было засегда последним и должно самым верным. – Одно точно, народец тот не злой, гляди як вони лес чтуть и любять, а ежели любять, значь у душе ихней свет править… Ну, и тадысь усем понятно свет и зло, и тьму засегда изгонить. – Былята задрал голову и посмотрел уверх, тудыка на усё ащё голубовато небушко, кое, обаче, ужо покидал Асур Ра, и произнёс, – нут-ка, давайте чё-ль на ночлег становитси, луче место и не выбрать. Орёл, Крас, а ну-кась, пройдитесь, може чаво подстрелите, вже тут дичи должно быть у достатке.
Крас и Орёл вуслыхав указанье старшины, согласно кивнули головами, да принялись сымать с сыромятных, широких поясов ножны с мечами. Пристроив оружие на мох в одно место, парни перькинули через плечи туло со стрелами да взяв по луку ужотко было двинулись на охоту, кады Борил заглянув у узковатые, зелено-серые очи Быляты, выпрашивающе прогутарил:
– Дядька Былята, а може и я с ими схожу, мене засегда братцы да отец брали, да и нонче я такой глазастый… вжесь усё узрю окрестъ.
Старшина воинов посотрел на взволнованного мальчика, и, благодушно вулыбнувшись, пожав мощными плечьми, ответил:
– Отчагось сходи, коли робяты беруть. – И перьвёл взгляд, зыркнув на Краса, который меж тех двоих был усегда старшиной, и кады парень кивнул, добавил, – тока далёко не хаживайте. Да сице, шоб мы могли прийтить к вам на выручку. А то усё ж неведомо, ктой то протоптал ту тропочку.
Борилка утак вобрадовалси, шо не дослухав Быляту, мгновенно скинул со плеча котомку, да пристроив её к воружию робят, торопливо взял у Сома, туло и лук, каковые тот по доброте души пристроил на своем коне, да спине, абы отроку було по-легше. А опосля, скорым шагом, поспешил за парнями, обходящими озерцо по левому краю бережины, покрытому мягким и кое-где влажным мхом. Мальчик вскоре нагнал Краса и Орла и также як они медленно пошёл следом.
Обогнув озерко, они вышли к тропочке, и, ступив на неё, остановились, шоб осмотретьси. Та торенка и впрямь була ладно вутоптанна, и будто ездова полоса покрыта свёрху бурой пылью. Со неё были сметены або вубраны ано мельчайши листья-хвоинки, а по поверхности ейной проглядывали следы. Водни из них принадлежали зверю, то были влажны большуще следы волка, точно животина та совсем недавно алкала из озерка водицу. Одначе, были туто-ва и следы чем-то схожи с людскими стопами. Токмо вони были не крупными, и, по длине, кажись, принадлёжали отрокам, такого ж возраста як и Борилка.
Присев на корточки обок стёжки и воглядев, вощупав следы и людски, и зверины Крас како-то времечко молча их созерцал, а посем поднявшись и пройдясь узадь да перёдь по тропке, развернулси и крикнул, обращаясь к Быляту:
– Отец, тутась людски слёды, давеча хаживали… обаче, похожь то прибредали отроки, равнолетки Борюши нашего.
Былята вслухалси в окрик сына, и кивнувши, ответствовал сице, шо голос евойный пролетевши, своим приглушённым звуком, наполнил токась земли покрытые мхом и саму водну гладь озерка:
– Шо ж, будьте начеку, далёко не ступайте, оно як у ребятёнка засегда есть отец аль дед.
– Ладненько, – согласно и тоже тихонько выдохнул Крас, и, пропуская уперёдь глазастого Орла пошёл за ним следом.
Борила обернулси назадь, посотрел на своих путников. У там, за озерцом, Сом и Любин ужо разводили костры, востальны ж воины принялись сбирать сушняк. Малец чуток помедлил, да засим уприпрыжку побёг нагонять робят, на ходу поправив туло на плече. Орёл шел дюже медленно, осторожно и бесшумно ступая на оземь, и у то ж времечко внимательно рассматриваючи чернолесье. Борилка нагнал Краса идущего следом за соотчичом, и парень воглянувшись сердито зыркнул на него, тяперича прямо-таки тёмно-серыми очами, да, мотнувши головой, отчавось егось вихрастый чуб подлетел увыспрь, шёпотом молвил:
– Ты, чавось скачешь аки конь? Усё зверье разбежитси, при таком то гаме.
Отрок тот же сиг перьшел на шаг и понятливо провел пальцем по устам, показываючи, шо будеть соблюдать положенну у таком случае тишину. Крас сменив на лице выражение с сёрдитого на сурьёзное, усё ж одначе вухмыльнулси, да поспешил за уходящим Орлом, а мальчоночка, меже тем, не отставаючи, но днесь ступая неслышно, прынялси оглядывать земли справа и слева от собе. Как вон и приметил раньче, в энтом месте, ели стали наново перьмешиватьси с сосной и пихтой, и, возвышаясь плотными стенами подбирались почитай, шо ко самой торенке. Неиде кругом не було заметно никакого поселенья, ни избёнки, ни даже шалаша, у которых частенько вотдыхают али прячутся от непогоды охотники. Тропка, усё также хорошо наторенная, вела воперёдь, инолды петляючи управо и улево, може прячась под мощными ветвями ели, а може заманивая в свои неизведанны глубины чужаков. У бору було оченно тихонько, кажись от той духоты которую нонче сутворил Бог Ра, зверье присмирев отлеживалось у прохладных норах под землёй або под широкими ветвями деревов, создающих навес. Но глазастый Борила усё ж вскорости узрел, под малорослой молоденькой елью, серого, большущего зайца. Тот прилег на оземь, и, поглядываючи по сторонам, тревожно подёргивал длиннющими вушами, вслушиваясь у те новы, неведомы ему до нонешнего денечка, звуки, пришедши у лес.
Разглядев того зайчину мальчонка востановилси, спешно снял с плеча лук и открыв кожанну крышку туло достал отнуду стрелу. Лук отрока был простым. Концы егойны, величаемые рогами, были выточены из рогов оленя, древко содеяно из дубовой ветви, а тетива сварганена из жилы зверя. Вставив стрёлу у лук да придерживая её пальцем, Борилка направил вострый наконечник у направлении зайца. Вже вельми медленно вон оттянул тетиву к правому уху, и, прикидывая на глаз, отпустил её. И абие вырвавшаяся из лука, порывиста да крепка, стрела с черенковым наконечником, венчающаяся пером орла, чуть слышно засвистев и будто рассекаючи воздух, понеслась к притихшему зайцу, каковой успел токмо тревожно повесть ушами, як остриё шиловидного черенка распоров серу шерсть надвое вошло у его тело.
Орёл и Крас услыхав радостный возглас Борилки ураз повернулись, а малец уже сошёл с тропы и направилси прямёхонько к убитому зайцу.