Елена Александровна Кралькина
Болдинская осень
39
Перед самыми майскими праздниками завод, наконец, вышел на запланированную мощность, и большая партия приборов была отправлена заказчикам. По сему поводу Ветров организовал грандиозный праздник для сотрудников объединения, где даже сам спел «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…». Успех имел фантастический.
Сразу после праздника Романшины уехали на дачу. Егору надо было хорошо отдохнуть: почти три года без отпуска. Андрей с Матвеем тоже собирались на дачу, но не сразу. Решили провести денек в фитнес-клубе. Они сначала позанимались в зале, перетерли последние новости с местными мужиками, опять позанимались в зале, еще чего-то с кем-то перетерли, пошли в бассейн, часок поплавали и почувствовали, что нарисовалось острое желание перекусить. Хорошо, что в том же фитнес-клубе был ресторан с исключительно здоровой пищей. Матвей с Андреем никуда не торопились, все прошлые проблемы как-то были решены, а новые еще не успели появиться на горизонте. Сидели за столом, закусывали и получали удовольствие от жизни. Вдруг к их столику подошла смеющаяся Анюта с незнакомым парнем. Андрей удивился: вроде Анюта была при Баранкине. Неужели поссорились, ну дела… Анюта вела себя развязно, если не сказать нагло. Уселась за стол к начальству, парня своего посадила, начала глупые анекдоты травить и громко смеяться. Матвей стал закипать, а Андрей насторожился. Не похоже это на Анютика. Тут под Анютин смех парень попросил мужчин вытащить из карманов все имеющиеся телефоны и положить их на стол. Матвей начал выяснять отношения, но Андрей пнул его ногой под столом и подал пример полного послушания. Дальше парень попросил начальников встать и идти вслед за Анютой к бару, якобы что-то прикупить для девушки, а потом быстро двигать на кухню. На кухне на Ветрова и Нилова надели бронежилеты и каски, затем заставили спуститься по запасной лестнице и посадили в неприметный микроавтобус с затонированными стеклами. Там уже сидели Василий Ильич и Баранкин. Матвей потребовал объяснений. Если кто-то снимает боевик, то он в артисты не нанимался. Василий Ильич лишних слов произносить не любил, пояснил, что сначала надо будет подобрать Сушкина, Эмму с Ксюшей, а уже потом он всем кое-что расскажет. Алла Леонидовна с отцом подъедут позже. Матвей чертыхнулся, неизвестности он не любил. Андрей про себя стал молить всех святых, чтобы с его девочками все было в порядке. В его жизни уже был час Х, сейчас, судя по всему, настал час Y. Не зря он так долго боялся.
Автобус остановился, и в него вошли Эмма с Ксюшей. Слава богу, живые и здоровые. Эмма тащила большой чемодан, а Ксюшка две скрипки. Последним вошел Сушкин с рюкзаком. Что случилось? Зачем чемодан? Эмма рассказал, что ей позвонил отец, приказал быстро собраться и выполнить все требования охраны. Больше никакой информации. Матвей еще раз потребовал объяснений. Ильич кивнул Баранкину. Надо сказать, что Баранкин был непривычно серьезным, сидел рядом с Анютой и сжимал кулаки.
– Сегодня утром было совершено покушение на Ленку Полянскую. На глазах у Егорши и детей ее пыталась сбить машина, специально на Ленку ехала. Счастье, какой-то парень Ленку практически из-под машины вытащил. Жива, а с Егоршей худо было. Подозревали инсульт. Врачи хотели его в больнице оставить, а он ни в какую. Наталья, теща, его под расписку домой увезла. Егорша почему-то решил, что Ленку хотели убить из-за нашего заказа, психанул, заявление собрался написать, что из института совсем уходит. Лизка вроде уговорила подождать, пока просто у нас в лаборатории поработать. Весь институт на ушах стоит, все же на Егорше держится. Митька, конечно, потянет, но любит рубить с плеча… А если кого со стороны пришлют, все, институту конец… Сушкин, ты Ларке звонил, что там у них сейчас?
– Чего, чего? Тетки все ревут, мужики матерятся, даже при детях. Зимин десять минут орет так, что на всей улице слышно, потом минут двадцать отдыхает. Охрану вокруг участка выставили. Егорше с Ленкой успокоительное вкололи, они спят. Лилька говорить перестала, молчит, за родителей держится. Если они от нее хоть на два шага отходят, орет благим матом. Маринка ревет, что Лилька на всю жизнь немой останется.
– Это шок, должно отойти, но может потребоваться долгая реабилитация, – Эмма была готова сама заплакать.
– Самое ужасное, – продолжил Сушкин, – что с Натальей плохо. В семье же все на ней держится. Хорошо, Сережка заметил, что она совсем зеленая, давление ей померил, а там цифры – шкалы не хватает. Сережка Яшке моргнул, тот сразу к охране: «Вызывайте скорую», а Сережка к родителям побежал проверять, как они. Егорка малышней занимается, присматривает, чтобы не мешались. Ребята – молотки! Скорая приехала, укол Наталье вкатила, кардиограмму сделала, вроде сейчас лучше. Майк от матери не отходит. Хорошо, что Яков Михалыча сразу снотворным вырубили, а то мог бы и коньки отбросить. В общем, жесть.
– Я так понимаю, Вы сейчас нас везете к Романшиным, – обратился Матвей к Ильичу, – люди больны, это совершенно неудобно.
– Может быть, – ответил Ильич, – но таков приказ.
40
Егор проснулся, осмотрелся. Ленка с Лилькой спят, Сережка сидит у кровати, дежурит. Все рядом. Хорошо. После сна немножко полегчало. Думать, почему и зачем, сейчас он не будет. Сейчас надо думать о здоровье Ленки и Лильки. Позднее он обязательно все обдумает и с Ильичом обговорит. Если хоть что-то семье угрожает, он из института уйдет. Это Егор решил твердо. Лизавета уговаривает остаться, это понятно, но сейчас семья – это приоритет номер один.
Егор пошевелился, и сейчас же проснулась Елена, а за ней Лиля. Надежда, что она после сна заговорит, провалилась. Сережка принес еду, которую приготовила Лизка, и Ленка воткнула в Лильку немножко супа и котлету. Лиля поела, но говорить отказалась. Сережка принес страшную весть: Наталье Алексеевне было плохо. Сейчас вроде уже полегчало, Сережка ей давление каждые пятнадцать минут бегает мерить, было почти двести на сто двадцать. Лена хотела сразу пойти к матери, но Лиля подняла крик.
В спальню заглянула Лиза. Зачем-то к Романшиным привезли Нилова и Ветрова с семьей, причем с вещами. Гости сидят в большой комнате в основном доме, говорить не о чем, ждут чего-то. Ильич тоже приехал вместе с Баранкиным и Анютой. Сушкин тоже здесь. Ильич молчит.
Егор вздохнул, сил на политесы нет. Он взял Лилю на руки, обнял Елену, Елена обняла Сережку, и они вышли к гостям. Егор даже не предполагал, что встреча будет такой теплой, каждый посчитал своим долгом их обнять, а Эмма расплакалась. Романшиным сейчас же освободили диван, и они все уселись там рядышком. Лиля перебралась на руки к матери и уткнулась лицом куда-то ей в подмышку. Примерно одновременно с Романшиными в комнату вошли Наталья Алексеевна и Яков Михайлович. Елена с болью заметила, как сильно оба постарели за сегодняшний день. Гости потребовали подробнейшего рассказа об утреннем событии. Причины наезда на Елену не обсуждали, было страшно. Не обсуждали, пока в комнату не ворвалась, вся взъерошенная, Алла вместе со своим отцом.
– Матвей, какого черта, почему ты не отвечаешь на мои звонки? Меня задержали полицейские, я два часа по твоей милости просидела в обезьяннике. Я – в обезьяннике, вместе со сбродом. Хорошо, что отцу удалось дозвониться. Нас зачем-то сюда привезли? Ты мне что-то можешь объяснить?
– Алла, за что тебя задержали? Не кричи, сядь и успокойся.
– Меня обвинили в том, что я якобы на замарашку покушение организовала. Георгий, мне на твою замарашку насрать, буду я свои руки о нее пачкать!
– Наша мама не замарашка, – раздался громкий голос Сережи.
– Ты сама замарашка, ты злая, придет колдунья и тебя заколдует. У тебя будет нос крючком и уши, как у ослика. Или тебя вообще в жабу превратят, – Лиля заговорила.
Лена и Лиза перекрестились, а Егор поцеловал дочку.
– Я тебя предупреждала, Георгий, что не надо жениться на замарашке. Теперь получи: жена – замарашка, и дети – замарашкины.
Егор долго терпел, но когда-то терпению приходит конец:
– Вон! Вон из моего дома!
Матвей и отец Аллы встали. У Матвея тряслись руки, тон был жесткий и ледяной:
– Алла, прежде чем ты отсюда уйдешь, ты должна извиниться за свое безобразное поведение. Имей в виду, я тебе твоих слов не прощу.
– Брейк. – Елена взяла Егора за руку. – Все, пожалуйста, сядьте. Я кое-что должна объяснить Алле Леонидовне. Алла Леонидовна, меня зовут Елена Яковлевна. Если Вы будете так ко мне обращаться, то проблем не будет. Сегодня наши с Егором дети чуть не потеряли родителей: и маму, и папу. После того, как все случилось со мной, Егору стало плохо, и наша дочь Лиля испугалась, что он умирает. Последнее, что мы от нее слышали, были слова: «Папочка, не умирай!» – У Елены прервался голос. – После Лиля не сказала ни слова. Егор поцеловал Лилю вовсе не потому, что она сказала Вам обидные слова. Лиля – ребенок. Егор поцеловал Лилю, потому что она заговорила. Надеюсь, Вы меня поняли. Теперь я буду очень благодарна Вам, если Вы расскажете, какие обвинения Вам предъявили, почему Вас задержали.
– Ленка, Алка – сука, она тебя запросто заказать могла, – высказал свое мнение Кирилл, – конечно, своими руками она ничего делать бы не стала, но заказать могла.
– Ты, Кирилл, меня с самого начала возненавидел. Зачем мне зама… Елену Яковлевну заказывать? Слава богу, у меня муж куда выше Георгия по должности. Мне на Полянскую плевать. Отвечаю на Ваш вопрос, Елена Яковлевна. На Вас пыталась наехать белая «ауди». Машину нашли, а там почему-то мои отпечатки пальцев и золотой браслет, который у меня неделю назад сломался. Он у меня в сумке лежал.
– Улик многовато, скорее всего, Кирилл, подстава, – Митя старался не поддаваться эмоциям.
– Думаю, что точно подстава. – Елена посмотрела на Эмму. – Помнишь, Эмма, мы с тобой стояли рядом с заводом, Лизку ждали? Лизка пришла, мы уже хотели обедать идти, а тут Алла Леонидовна из заводской проходной вышла и частника тормознула. Он на белой «ауди» был. Лизка еще сказала, что номер у машины такой же, как первые цифры ее телефона. Потом Лизке еще сумка Аллы Леонидовны понравилась, черная такая. Мы потом в Интернете нашли, что она двести пятьдесят тысяч стоит. Лизка сразу покупать раздумала.
– Двести пятьдесят тысяч – за сумку? – удивился Матвей. У Аллы таких сумок штук десять. Это ж надо, на что семейные деньги уходят?
– Ладно, кто про что, а женщины… Кому было выгодно подставить Аллу? – Кирилл продолжил дознание.
– Знаешь, причину можно найти почти у каждого. Можно я немного поиграю в мисс Марпл? – попросила Лиза.
Никто возражать не стал.
– Нам, Романшиным, Зиминым и прочим, Баранкиным с Сушкиным, это, правда, ни к чему. Кто и что нам Алла? Ноль без палочки. Заранее извиняюсь перед остальными. Это только мои фантазии. Вот Вам, Матвей, вдруг развестись хочется, а перед тестем неудобно. Если же Аллу Леонидовну посадят, то отмазка будет железная. Кому нужна жена-убийца?
– Я буду рассматривать Ваши слова, Елизавета Сергеевна, исключительно, как игру ума, потому обижаться не буду. Должен Вас разочаровать. У меня есть веская причина не разводиться с Аллой, во всяком случае, пока. Где-то через неделю суррогатная мать должна родить нам детей. Мы решили последовать Вашему примеру и обзавестись потомством. Завтра должны вылететь в Европу. Я хочу, чтобы Алла присутствовала при родах.
– А кто у вас будет: мальчик или девочка? – поинтересовалась Лиля.
– Лилечка, у нас должны родиться мальчик и девочка. Знаю, ты любишь девочек, будет тебе подружка.
– Елизавета Сергеевна, теперь, наверное, моя очередь. Почему, по-вашему, я мог хотеть подставить Аллу?
– С Вами, Андрей Евгеньевич, просто: хотели отомстить за жену.
– Андрей, – возбужденно заговорила Алла, – а ты ведь мог у меня браслет украсть. Помнишь, мы обедали вместе, и я сломанный браслет показывала?
– Помню, ты его выронила, а я поднял и в твою сумку, в ту, что сейчас с тобой, положил, Матвей – свидетель.
– Стоп, – Елена прервала Андрея, – Алла садилась в машину с другой сумкой, с черной, а сейчас у нее коричневый «Луи Виттон». Выходит, выронить браслет из черной сумки она не могла.
– Пусть сейчас вытряхнет все из своего «Виттона», может, браслетик там лежит, а в машину просто похожий подкинули. Дорогая Елизавета Сергеевна, Лизочка, Вы вроде меня изучили. Если бы я, Андрей Ветров, решил Алку подставить, поверьте, с браслетиком бы не облажался.
Алла начала рыться в сумке и вытащила браслет. Последовала немая сцена. Яков Михайлович воспользовался паузой и предложил Лиле пойти с ним в другую комнату, почитать сказки.
– Дедушка, ты что, нам нельзя уходить. Кто будет маму с папой защищать? Дядя Митя на веранду ушел. Сережка еще маленький, а Миксик – игрушечный. Один дядя Кирилл. Смотри, как их много.
– Лилька, ты, что, про деду Сережу забыла? Я здесь, на веранде, рядом. Я все слышу. Ты же знаешь, со мной не забалуешь.
– Нет, я здесь с мамой и папой останусь. Деда Сережа, не сердись.
Лена что-то шепнула на ухо сыну, и он принес подушечку и плед. Лена с Егором уложили девочку у себя на коленях, и она сразу заснула. Алла, конечно, следила за беседой (она касалась ее напрямую), но одновременно не спускала глаз с Егора и Елены, наблюдала, как они касаются друг друга, переглядываются. Кажется, что слова им не нужны. Может быть, это и есть семья, то, о чем все время талдычит Матвей. У них с Матвеем такого точно нет. Может быть, она, Алла, действительно какая-то ущербная? Почему замарашку все любят, а ее – нет? На всех ей наплевать, а вот на то, как к ней относится Матвей, нет.
– Василий Ильич, приподнимите, пожалуйста, завесу над тайной. Почему нас привезли сюда? Все семейство Романшиных нуждается в отдыхе. Нам здесь находиться совершенно неудобно. Мы можем уехать? Почему не расскажете, что к чему? – не выдержал Матвей.
– Не рассказываю, потому что новостей жду. Вытащили Вас сюда с Андреем Евгеньевичем, потому что в Ваши машины, пока Вы в фитнес-клубе здоровье поправляли, бомбы подложили. Если бы не Анюта, которая бдительность проявила, Вы бы, Алла Леонидовна, были бы уже вдовой, и с будущими детишками Вам самой бы разбираться пришлось, без мужа. Это Вам не в обезьяннике два часа посидеть.
Ребята все время тихо сидели на подушках на полу в углу комнаты и внимательно слушали. Когда услышали про бомбы, сразу вскочили, заговорили. Ксюша кинулась к отцу. Эмма заплакала. Андрей крепко обнял своих девочек. Пока все обошлось. Алла пододвинулась к побледневшему Матвею. Елена содрогнулась, происшествие с ней – цветочки. Егор укрепился в желании уйти из института.
Сергей Зимин всю жизнь любил, когда поставлены все точки над «и».
– Егор, скорее всего, весь этот ужас связан с институтским заказом. Признайся, ты что-нибудь знал? Почему не поделился? Мы бы хоть охрану для ребят наняли.
– Опять Вы меня обижаете, Сергей Александрович. Не мог, не имел права ничего рассказывать. Всех, кто работал над заказом, негласно охраняли, это уж Василий Ильич постарался. Не имел права никому ничего говорить, но все же одному человеку рассказал – моей любимой теще Наталье Алексеевне. Она полтора года охрану всех детей, всей великолепной семерки, оплачивала.
– Наташенька, – Яков Михайлович прослезился.
– Наташка, твою мать, если, когда обидел, прости дурака. До смерти за тебя Бога молить буду. – Сергей Зимин поцеловал Наталье руку. – И ты, Егор, прости. Знаю, что ты мужик, что надо, но дурной характер, сам знаешь…
41
Пока суть да дело, Лиза с Ларой собрали чай. Почему-то очень хотелось пить. Все уселись за стол, наступило затишье, Елена привалилась к Егору и почти заснула. Разбудил ее телефонный звонок сотового Василия Ильича. Он обратился к отцу Аллы:
– Леонид Тимофеевич, два часа назад Плахотнюк застрелился. Вы сами все расскажете или Николая Николаевича дождетесь? Он уже подъезжает.
Андрей насторожился. Николай Николаевич – это тесть. Выходит, без него дело не обошлось. Все-таки тесть – сволочь. Мало того, что его подставил, это понятно, но Романшина-то за что?
Андрей предвидел, что с приездом тестя у него начнется очередной взрыв мозга, поэтому набрался наглости и спросил у Егора, нет ли у него чего-нибудь, чтобы снять стресс. Зимин хлопнул себя по лбу: давно пора. Мужчины занялись спиртным, а Лиза с Ларой вытащили из холодильника все, что хоть как-то походило на закуску. Напряжение стало спадать, зазвучали шутки и смех. Ильичу все время звонили по телефону. После одного из звонков Ильич попросил минуту внимания.
– Свирский с Семечкиным дошли до администрации президента с жалобой на спецслужбы, которые не смогли предупредить сегодняшние происшествия. Мало того, что науку гнобят, так еще и людей, которые работают вопреки всему и делают много полезного для страны, сохранить не могут. Скорее всего, будет письмо от Академии наук в правительство с требованием разобраться в сложившейся ситуации и наказать виновных. Кстати, Свирский просил передать тебе, Георгий Викторович, чтобы ты заявление написал с просьбой о предоставлении тебе годового творческого отпуска.
Егор усмехнулся. Ну Свирский, ну змей! Почуял, что Егор может уйти из института, сразу очередную морковку перед носом повесил. У Мити лицо сделалось суровым. Неужели вся эта громадина – институт – ляжет на его плечи? Надо, чтобы Егор в институте остался. Если останется, поможет. Лиза посмотрела на мужа, поняла его опасения и шепнула на ухо: «Справишься!»
Андрей выглянул в окно и долил себе вискаря. В голове взорвалась очередная бомба. К дому по дорожке шел не только тесть, но и его мать – Любовь Петровна. Мать Андрей был рад видеть всегда, в любое время дня и ночи. Но… Карабас вел мать за руку, или, наоборот, мать вела за руку Карабаса. В общем, шли вдвоем, держась за руки, как влюбленные школьники. Это для Андрея стало шоком! Когда тесть с матерью вошли в комнату, Андрей увидел, что Ксюша заговорщицки переглянулась с бабушкой, усмехнулась и посмотрела на родителей. Жди сюрпризов.
Матвей обрадовался, что, наконец, появился тесть Андрея. Он должен прояснить ситуацию, а потом можно будет уехать. Матвей очень устал, да и Романшиным надо дать отдохнуть.
Слово взял Василий Ильич:
– Раз все собрались, кратко обрисую ситуацию. На заводе процент бракованных изделий составлял где-то десять процентов. Не много, не мало, средне. Андрей Евгеньевич посчитал, что много, и обратился к своему заму по режиму. У того все уже было схвачено. Преступники составляли акт, что бракованные изделия уничтожаются, а на самом деле уничтожали только корпуса приборов, все нутро переправляли в другое место, вставляли в новые корпуса с целью перепродажи за рубеж, сами понимаете, не лучшим людям на земле. Спецслужбы выжидали, не брали сволочей: нужно было отследить всю цепочку. Неделю назад всех взяли с поличным. Теневым главой схемы был Плахотнюк. Сам ничем не рисковал. Деньги получал на подставных людей. Случись прокол – хотел все свалить на Андрея Евгеньевича, но облажался, не понял, с кем связался. И последнее, что хочу сказать. От имени спецслужб хочу извиниться за, как говорится, доставленные неприятности. Хочу только добавить, что Елену Яковлевну спас наш сотрудник. Должен был работать лучше, не допустить форс-мажора, прошу простить.
– Теперь должен высказаться я, – начал Карабас, – во многом это моя вина. Я должен извиниться перед всеми, прежде всего перед Вами, Елена Яковлевна, и перед Вами, Георгий Викторович. Не знаю, кто там наверху тасует колоду наших жизней, но почему-то на Вас упало то, что должно было упасть только на меня. Тяжело это очень. Плахотнюк, сволочь, застрелился.
– Сам застрелился? – спросил отец Аллы.
– Сам, Ленька, сам, не дал мне долг свой по жизни выполнить. Не дал, сволочь, себя грохнуть.
– Колька, ну и слава богу, что не грохнул. Пора тебе все рассказать. Здесь самые близкие люди собрались. Решайся, Колька, решайся. Всю жизнь молчал, не дай бог, помрешь, Эмма так ничего и не узнает. На меня не надейся, я ничего не скажу.
– Стыдно мне всех своими проблемами отягощать, но так карты легли. Когда-то давно были мы с Ленькой молодыми, в институт поступили. Плахотнюк с нами в одной группе учился. Мы с Ленькой были из простых семей, это потом мы в нужном месте в нужное время оказались, а может, просто поумнее других были… У Плахотнюка отец в ЦК работал, тогда это было ого-го! Заоблачная жизнь с неограниченными возможностями. Не то чтобы мы с Плахотнюком дружили, просто иногда общались. Уже на последнем курсе как-то пригласил нас Плахотнюк к себе на вечеринку. Предупредил, что там красивая девушка Марта будет, гордячка, не дает. Короче, Плахотнюк хотел ее подпоить, а потом… Даже говорить об этом противно. Мы с Ленькой решили, что пойдем на вечеринку и постараемся Марту спасти. Пришел я к Плахотнюку, мы с Мартой посмотрели друг на друга и поняли, что это Судьба.
– Папа, почему ты мне этого раньше не рассказал? – Эмма заплакала.
Андрей прижал Эмму к себе, а Ксюша взяла мать за руку.
Николай Николаевич ничего не ответил и продолжил рассказ:
– С Мартой мы от Плахотнюка сразу ушли. Я институт окончил, первую зарплату получил и в тот же день Марте предложение сделал. Марта очень быстро забеременела. Как-то пришел домой, а у нас дома – Плахотнюк. Марта отбивается, кричит, а Плахотнюк ее изнасиловать хочет. Всю свою дальнейшую жизнь я жалею, что тогда Плахотнюка не убил. Марта не дала. Отсидел бы несколько лет, Марта с Эммой меня бы дождались. Дальше жили бы счастливо. А так… Родилась Эмма, все было хорошо. Домой я приезжал вечером на автобусе, Марта частенько брала коляску с Эммой и ходила меня встречать. И вот в один, самый черный день моей жизни, подъехал я к своей остановке, а там движение перекрыто и народ толпится. Я людей растолкал и вижу: лежит моя Марта на проезжей части вся в крови, мертвая, а какая-то женщина Эмму в коляске качает. – Николай Николаевич сделал паузу: нелегко о таком вспоминать. – Потом узнал: Марта поняла, что машина специально на нее едет, и коляску вперед толкнула. Это, Эмма, тебя спасло. Почему тебе раньше ничего не говорил? Спроси у Георгия Викторовича, каково это: любимую жену в одну секунду потерять? Разум помрачился, а ты, маленькая, плачешь. Тебе тогда семь месяцев было, еще грудная была. Что мне с тобой, мужику, делать? В тот же вечер пришла ко мне Валька, мы с ней до Марты шуры-муры крутили. Предложила, если я с ней распишусь, тебе матерью стать, только условие поставила, чтобы ты, Эмма, не знала, что ты ей неродная дочь. Я согласился, только со своей стороны предупредил, что, если замечу, что она к тебе не как к родной дочери относится, выгоню на раз. В среднем она ничего, тебе только добра желала. Дура, конечно, но это не ее вина. Ты – другая, умная, в мать, в Марту.
Теперь, Андрей, я тебе кое-что сказать хочу. Ты пойми, Эмма у меня – единственное, что от Марты осталось. Я днем и ночью всю жизнь боялся, что Эмму Плахотнюк убьет. То, что на Марту Плахотнюк наезд организовал, я не сомневался. Я многого Эмме не разрешал, что другим детям можно. Боялся и боюсь за нее. Как я мучился, когда она в возраст вошла и женихи появились. Первый жених – Борька – дерьмо собачье. Я ему отступные предложил, чтобы он Эмку бросил, он на раз купился. Клинику его – это я ему организовал. За то, что Эмму таблетками кормил, пригрозил отобрать. Он сейчас же обделался. С Борькой я разобрался, потом ты на горизонте появился.
После этих слов тестя Андрей плеснул себе вискаря от души, не жалея.
– Я справки навел. Два раза прогорел со своим бизнесом, по глупости прогорел. Это минус. Плюс, что к Эмке на курсы психологические пошел, в бизнесе партнеров и конкурентов чувствовать надо. Вызвал тебя к себе. Думал, пугну – и исчезнет очередной жених в неизвестном направлении. Представьте себе, – обратился Николай Николаевич к окружающим, – приходит ко мне нахал, чуть ли не руки в карманах, и ничего не боится. Я со своим секретарем договорился, что орать на него начну, чтобы сразу жениху показать, на что способен. Ору, вижу: жених не застращался, стоит, улыбается. «Я, – говорит, – к Вашей дочери на курсы хожу, она научила разбираться, когда по-настоящему ругаются, а когда цирк устраивают». Так, первый уровень прошел. Я ему: «Раз на курсы ходишь, сможешь людей разговорить так, чтобы они свое нутро показали?» А нахал отвечает: «Легко. Только расскажите, о чем речь пойдет, и не ругайтесь, если чушь пороть буду». Белиберду нес, но всех на чистую воду вывел. Второй уровень прошел. Я решил нахала себе в помощники взять. Зарплату положил и предложил денег дать взаймы, чтобы одежонку поприличнее купил. Не взял, а на следующий день в новом костюме явился, с иголочки. Третий уровень прошел. Понял, что жених серьезный, Эмку (не мои деньги) любит. Андрей, ты пойми, я же тебе самое дорогое, что у меня есть, отдал. Должен был я из тебя мужика сделать или нет? На тебя же дочь и внучку оставляю. Мать с тебя пылинки сдувала, воспитание женское. Конечно, бывало, приходилось тебя мордой об стол приложить. Видел, что ты меня еле терпишь, ради Эмки терпишь. Карабасом прозвал. Не зря я старался. Мужиком ты стал. Горжусь. Я на тебя все свои заводские акции переписал с условием, чтобы ты часть прибыли Нинке выплачивал. Ты теперь не только директор, ты теперь собственник. Как я понимаю, пополам с Матвеем. – Николай оглянулся на Леонида.
– Как только дети родятся, мои акции перейдут к Матвею. Это при всех подтверждаю.
Матвей посмотрел на Андрея, который вцепился в свой стакан с виски, и плеснул себе. Взрыв мозга оказался заразным.
– Николай Николаевич, а что все же произошло с Плахотнюком? – спросила Лиза.
– Давайте это я расскажу, – предложила мама Андрея, – а то Коля и так уже сутки на диких нервах, а у него сердце, давление. Немножко неудобно, что мы вас своими личными проблемами отвлекаем, но я все же скажу: Андрей, я выхожу за Колю замуж, с Валей он развелся. Она не в обиде. Ей Коля много что оставил. Мы с Колей давно вместе и любим друг друга. Не сердись, что тебе не говорила, боялась, что ты против будешь. Коля ко мне каждый месяц приезжал. Вчера вечером ему доложили, что всех преступников арестовали. Он сейчас же в Москву собрался, я его одного не отпустила. Утром приехали, а тут сообщили, что Леночку машина задавить пыталась. Тот же почерк, что и с Мартой. Смотрю, Коля пошел, сейф открыл и пистолет достал. Я испугалась, а он просто голову потерял: «Плахотнюк мстит и за Марту, и за Эмму, и за то, что всю его авантюру с заводом вычислили, и просто за то, что нам хорошо. Надо его грохнуть». Тут выяснилось, что Андрюшу с Матвеем тоже убить хотели. Тут и я согласилась, что Плахотнюку не жить. Мы поехали, а рядом с квартирой Плахотнюка уже люди в масках и с автоматами. Позвонили в дверь, а там – выстрел. Вошли в кабинет… Лучше этого не знать. На столе письмо лежало, а в нем… в общем, Плахотнюк во всем признался. Не простил он, что Коля с Мартой друг друга полюбили и были счастливы. Марту убил, но этим не удовлетворился. Черная душа покоя не давала. Несколько лет назад узнал, что институт Георгия Викторовича оборонный заказ получил, и на всякий случай прикупил завод, который расположен прямо рядом с институтом. Поначалу думал просто бизнес на институтской разработке сделать, а потом придумал, как Коле очередную гадость сделать. Завод Плахотнюк купил на подставных лиц, через них и продал. Коля поначалу не знал, что у завода Плахотнюк хозяином был. Когда узнал, заподозрил, что не просто так Плахотнюк завод продал. Никому, кроме Андрея, Коля не доверял, поэтому поставил его директором. Надеялся, что Андрей с ним советоваться станет, подстраховать хотел. Но у Андрюши характер… все сам. Слава богу, что вокруг Андрюши хорошие люди собрались. Когда вся авантюра с продажей приборов за рубеж у Плахотнюка провалилась, решил Плахотнюк всем отомстить по принципу домино. Он так и написал. Леночку Плахотнюк приговорил, чтобы Георгия Викторовича наказать за то, что Андрею помогал. Подбросил улики, чтобы в смерти Леночки обвинили Аллу, дочку Леонида Тимофеевича. Тяжелый удар для отца. Ну, а Андрея с Матвеем решил взорвать, это уж, чтобы Колю добить. На этом все. Добро все же победило Зло. Вы все его победили. Можно жить дальше. Теперь давайте о хорошем. Слышала, Мариночка, как ты поешь. Замечательно. Если хочешь, я могу с тобой дополнительно заниматься, хоть каждый день, бесплатно, конечно. Лилечка, и с тобой.
– Бабушка Люба, я хочу заниматься, – Лиля проснулась, – только я петь не хочу, хочу на скрипке играть, как Ксюша.
– Это всегда пожалуйста, – засмеялась Любовь Петровна.
– Господа, у меня два сообщения, оба хороши по-своему. – Василий Ильич встал со своего места. – Во-первых, через сорок минут вы все выезжаете на аэродром, откуда военным самолетом вас доставят к генералу Быстрицкому на базу отдыха. Это приказ, обжалованию не подлежит. Там вы будете в полной безопасности, а мы тут пока концы зачистим. Уезжают все, кроме Матвея Матвеевича с супругой. Они полетят в другую сторону. У них сегодня родилось пополнение, немного раньше срока. Ура!!!
