Елена Романова
Железный город
Юг сняла чайник с огня – вода, словно всхлипывая, опала – и вылила отвар в поцарапанную железную кружку.
– Нора! – послышалось из-за двери вместе с пугающим стуком. – Ты что, заболела? Открой!
Сердце Юг перестало стучать, она замерла, чайник повис в безвольной руке, так что брызнувшая на пол вода ужалила кожу.
Юг сжала губы, чтобы сдержать стон.
– Нора, ты там? – не унимались за дверью.
Тишина. Звуки шагов. Стихли на лестницах и зазвучали на улице.
Юг побоялась подойти к окну, чтобы рассмотреть: кто же это был?
7
Вскоре голос из-за двери зазвучал внутри. Вместе с ним пришли верх, ключник и еще один немот. Дом Норы был осквернен.
Когда нужная отмычка вошла в замок и механизм повернулся один раз, Юг уже закрывала изнутри дверцу шкафа возле кровати.
Грохот собственной крови оглушил Юг, она боялась дышать, ей пришлось терпеть боль в ноге, неудачно подвернувшейся в спешке.
Голос из-за двери никак не мог понять: «Что это за запах? Откуда запах?» Он кружил по комнате, и суетные каблуки отстукивали смертный приговор, будто на печатной машинке. Верх молчал. Ключник баюкал в руке связку звенящих отмычек, с его обуви осыпалась и скрежетала под подошвами песчаная крошка. Немот был тих и грустен, он сочувственно оглядывал книги Норы, касаясь пальцами то одной, то другой, и потянул было красный корешок, но под ледяное «Ничего не трогать!» замер.
Книга осталась стоять на полке.
– Сколько дней, говоришь, ее нет на фабрике? – наконец поинтересовался верх. Вопрос задали немоту, и Юг не смогла разобрать – сколько. Нога страшно затекла и как будто исчезла. Больше всего она боялась, что вот-вот все услышат, как разрывается ее сердце.
– Ну, как видно, она не больна, и дома ее нет. Но чайник теплый.
Шкаф отворился – звук одновременно сдвинутых вешалок вырвал из груди сердце. Дверь захлопнулась – и этот новый звук вернул сердце, но не на место, а в горло, где оно забилось с утроенной скоростью. Чья-то рука заставила петь пружины, металлические пластины плаща верха коснулись тумбочки возле кровати. Голова Юг кружилась до тошноты, она словно раздулась и стала всей комнатой, считывая каждый звук оголенным нутром. Голос стрелял прямо в нее, ей даже казалось, будто она видит суровое лицо верха сквозь тонкую железную дверцу укрытия.
– Не пищи, немот! Спустим птиц, они отыщут ее. Никто не уходит из Города. Никто!
– А если она во Тьме… – голос ключника оказался таким же сыпучим, как его обувь.
– Во Тьме? Никто не может уйти во Тьму, никто! Посмеешь еще раз высказаться так опрометчиво, – звук упавших на пол ключей, чудовищный упругий скрип ткани и натянувшейся кожи, звон пластин…
