Елена Серебрякова
Летопись дел времён Иоанна Грозного
Глава пятая
В середине XVI века англичане начали изыскивать новые торговые пути. Большинство склонялось к поиску прохода через северную часть света в Тихий океан, а потом в Китай и Индию. В созданную торговую компанию вошло более двухсот членов, в основном купцы. Купили три корабля и отправили их в северные моря под командованием Гюга Уилльоуби и Ричарда Ченслера. Первую встречу кораблей назначили в Норвегии. Ченслер пришел первым и начал ждать другие корабли. Через семь дней ожидания, еще не зная, что другие корабли погибли во время шторма, он двинулся дальше и достиг большого залива. У рыбаков, промышлявших тут на своих лодчонках, он выяснил, что прибыл к русским берегам в Московию. Ченслер был представлен местному начальству Холмогор, а те отписали царю о прибытии английского корабля. Они испрашивали государя, что им с этими гостями делать. Последовало приглашение от Иоанна Васильевича посетить Москву. Местное начальство, страшась за жизнь англичанина из-за длинного пути по диким необжитым местам, искали повод не пускать его в дорогу. Но Ченслер проявил решительность и в конце августа отбыл в Москву. Иоанн Васильевич отвел англичанину отдельный особняк на территории Кремля и обеспечил охраной. Несколько дней гостей угощали и всячески привечали. На исходе тринадцатого дня царь призвал к себе Еремея, сообщил тому, что намерен принять у себя англичанина и поручил обеспечить возвращение того к своему кораблю.
– Путь у вас будет длинный, постарайся в общении с этим иноземцем по-хитрому выяснить истинные цели его появления. Ежели за всем этим стоит только торговая выгода, как он сообщает, это хорошо. Ежели дела другие привели его к нам, то сам понимаешь. Еще выясни отношение английского короля к нашим соседям: Польше, Швеции, Ливонии. Задача опять у тебя сложная, но легких я перед тобой никогда и не ставил, – и царь как-то не по- доброму рассмеялся.
Со времени взятия Казани Еремей так и не расстался с татарином Яруло. Он оказался незаменимым помощником. Такие трудолюбивые, честные и добросовестные молодые ребята встречались редко. Ко всему татарин усердно учил русский язык и уже мог свободно общаться. Еремей отвел ему отдельную комнату в своем доме и поручил вести хозяйство. Очередным поручением хозяина стал поиск для длинного путешествия переводчика английского языка. Слуга побежал на улицу, где проживали толмачи, и нашел такого человека по имени Анисим. Привел его к Еремею и там обговорили все окончательно.
Судя по настроению Ченслера, прием у русского царя прошел на самом высоком уровне. Англичанин не стеснялся своих эмоций и долго восхищался богатством убранства царевых палат. Знакомство с Еремеем он начал с признания в любви царю, его слугам и всем русским. В Холмогоры ехали на пяти повозках. Стрельцы – верхом. Еремей, находясь рядом с Ченслером, через переводчика неоднократно заводил разговоры на разные темы. Но того разговорить оказалось невозможно. После восхищения приемом в Москве он с удовольствием касался только вопросов мореходства. Главное, всем своим видом англичанин подчеркивал превосходство над сопровождающими. Одно дело русский царь, а другое его слуги. Видать он и не собирался пускаться в разговоры с челядью.
Если лихие люди в глухих местах имели воровские намерения, то стрельцы своим видом отбивали любую охоту. Даже непроходимый лес, пустыри, редкие малочисленные селения нисколько не внушали страх и боязнь.
На других повозках ютились два матроса и прислуга с английского корабля, Яруло и парочка кашеваров. Отдельно везли царевы подарки английскому королю.
Сначала ехали молча, но на подъезде к Троицкой обители путники оживились, тыкали пальцами в сторону куполов, задавали вопросы на своем языке. Один из англичан попытался заговорить с Яруло.
– Ты ведь татарин? – спросил он и продолжал внимательно рассматривать Яруло.
– Тут ты отгадал, но откуда знаешь по-нашему?
– Я тоже татарин. Только был им давно. Так давно, что родной язык почти забыл. Родился в Бахчисарае, что в Крыму. Когда мне исполнилось двенадцать лет, хозяин продал меня купцу из Персии. Этот купец поехал в Англию по торговым делам, там я понравился Ченслеру, и купец меня ему подарил. Я стал моряком. Быстрее всех в команде забираюсь на мачты, знаю звезды, направление ветра и многое другое. Мне это нравится. А ты как оказался на службе у русских? – спросил новый знакомый.
– Сначала скажи, как тебя зовут? – спокойно спросил Яруло.
– Забыл себя назвать, растерялся, ведь за столь много лет я встретил первого татарина. Дома меня звали Раиф, но англичане окрестили в свою веру и дали новое имя. Теперь меня зовут Кристофер. Но это трудно запомнить и все меня называют Крис.
– Я родился и жил в Казани. Когда русские осадили крепость, попал к ним в плен, – начал рассказывать о себе Яруло.
– Воевал с русскими? – перебил его Крис.
– Был слугой у одного мирзы. Тот меня назвал вором и велел казнить. Умереть не дали русские. Я принял православную веру и тоже получил новое имя Юрий. Но ты меня зови Яруло, мне так больше нравится.
– Ты по родине скучаешь? Я вот скучаю. Хотя хороших воспоминаний о жизни в Бахчасарае у меня нет. Но все одно побывал бы в родных местах, посмотрел бы на друзей, поговорил бы с ними.
– А мне становится страшно, когда вспоминаю службу у мирзы. Англичане тебя кормят сытно?
– Голодным не хожу. Но деньгами особо не жалуют. Если подумать, то деньги особо-то и не нужны. Часто ходим по морям, а там как Бог даст. Тут попали в шторм, и я уже простился с жизнью. Вся команда оказалась на грани гибели. Начали молиться, и Господь пожалел всех. Даже наш капитан Ченслер сказал, что сам первый раз в жизни попал в такой шторм, а он моряк опытный.
Крис еще долго рассказывал о своих приключениях, но Яруло понял, что его новый знакомый очень словоохотливый и даже может приврать. Он перестал вникать в россказни и только ради приличия иногда кивал головой.
Для ночлега выбрали поляну возле леска. Стрельцы развернули шатры и перед этим забили оленя. Кашевары развели костер, приготовили куски мяса. После еды Крис продолжал что-то рассказывать и благо, что татарскую речь никто не понимал. Он замолчал только к самой ночи, когда сон окончательно им овладел. Утром Яруло озадачился поиском убедительной причины, чтобы перейти в другую повозку. Но так ничего и не придумав, понял, что его земляк – тот крест, который он должен нести до конца дороги.
В следующий вечер все повторилось снова. Стрельцы развернули шатры, кашевары на костре готовили еду. Остальные путешественники разошлись по своей нужде. Крис неотступно следовал за Яруло, правда теперь в его речах были большие паузы. В полной тишине сделали десяток шагов и тут Яруло понял, что его знакомый куда-то исчез. Он позвал его и тот откликнулся. Яруло пошел на ответный крик. Когда он увидел спину Криса, тот уже приготовился сделать следующий шаг. Шаг, который мог оказаться последним в жизни Криса. Яруло заорал, приказывая замереть на месте. Перед моряком находилась замаскированная ветками яма – ловушка на крупного зверя. Когда разобрали маскировку, увидели на дне вбитые острые колья. Если бы Крис упал, то изуродовался бы с призрачной надеждой на спасение.
– По нашим обычаям, кто спас тебе жизнь, тот становится твоим хозяином! – полушутя отметил Яруло.
Утром Крис подошел к нему и сказал, что не любит быть должником и прямо тут готов рассчитаться со своим другом.
– Хочешь предложить мне денег? Так я их не возьму, они тебе нужнее.
– Существуют вещи, которые важнее денег. Хочу открыть тебе главную тайну. Мой хозяин Ченслер не простой человек. Однажды я подслушал его разговор со знаменитым мореплавателем Себастьяном Каботой. Тот сообщил Ченслеру, что в северные моря впадает русская река Обь. Она берет начало в Китае. Дальше они обсуждали возможность прохода кораблей из северных морей по Оби в Китай. Когда Ченслер засомневался в правдивости информации, то Кабото рассказал ему про нашего тайного посланца в Польше, которому предоставлена возможность опрашивать русских беженцев. Он собирает через них нужные сведения и пересылает их в Англию. А среди беженцев полно осведомленных о том, что доступно узкому кругу, в том числе царю.
Яруло поблагодарил Криса, но рассказывать об услышанном Еремею не торопился. Боялся, что Ченслер что-то заподозрит и начнет допрашивать своего слугу.
Невиданное доселе у русских берегов чудо, громадный корабль «Edward Boneventure», отчалил от берега и начал движение навстречу морской стихии. Когда корабль превратился в силуэт, Яруло дал волю своим чувствам. Он совершил несколько прыжков вокруг хозяина, потом что-то прокричал на татарском языке и потянулся к уху Еремея. Произнесенная скороговоркой фраза, заставила Еремея отпрянуть от слуги, схватить его за рукав и потащить подальше от человеческих взглядов. Было понятно, что полученная слугой информация представляет собой ответ на вопросы государя.
Еремей считал версты и не чаял скорее добраться до Москвы. Он доложил о своем прибытии, но целую седмицу ждал, чтобы предстать пред ясны очи государя. В последнее время в поведении Иоанна Васильевича произошли изменения. Близкие не могли предугадать его настроение и поступки. Услышав доклад своего верного слуги, царь, оставаясь равнодушным, задал несколько вопросов. Ранее подобные новости приводили его в восторг, он искренне радовался, в глазах появлялся азарт. Теперь прозвучал неожиданный вердикт:
– Отправляйся в Польшу, найди этого англичанина, войди в доверие и доставь его ко мне.
Еремей прекрасно знал, что Иоанну Васильевичу лучше не перечить, но тут он не сдержался и заявил, что есть задачи, которые не имеют решения, что неизвестно имя англичанина, место его нахождения.
– Тогда найдешь и убьешь его! – не слушая Еремея, почти выкрикнул государь и велел ему собираться в дорогу.
Еремей редко впадал в уныние. По своей натуре он никогда не сидел без дела, считал занятость основным источником радости. Но новое задание поколебало его уверенность в собственных силах. Чтобы уйти от путаницы в мыслях, отвлечься от смятения чувств, Еремей решил посетить церковь, прихожанином которой был уже несколько лет. Двигаясь пешком, он невольно залюбовался красотой резьбы по дереву на домах, фигурной кладкой кирпичей на каменных зданиях. Внимание привлекло развернутое строительство, точнее кладка фундамента сложной конфигурации. Отгадать назначение будущего здания оказалось затруднительно. Он остановился и начал прикидывать, что именно тут хотят построить. К Еремею подошел монах, не дожидаясь вопросов, с видом человека, который догадался о мыслях прохожего, сообщил, что по указанию самого царя строят печатный двор.
Разговор с этим монахом вышел сам собой. Еремей узнал то, над чем раньше не задумывался. Все книги на Руси и духовные, и «четьи», то есть для торговли на торжищах, были рукописными. Но в них оказывалось много пропусков, ошибок, искажений. И еще любой «доброписец» мог добавить свои мысли. В Западной Европе уже сотню лет делали печатные книги в специальных мастерских, именуемых типографиями. Иоанн Васильевич по этому образцу велел строить особый дом для печатанья книг. Царь считал, что кроме очевидной пользы, он поставит преграду для распространения ереси и «западному умствованию».
– Дом мы построим, но вот мастеров печатного дела на Руси крайне мало. Я знаю только одного – Ивана Федорова. Он умеет набирать страницы, еще отливать буквы, кои именуют литеры. Ты-то грамоте обучен? – монах прищурил левый глаз, и Еремею показалось будто у него такой прием отличать правду от вранья.
– Как к тебе могу обращаться? – прозвучало вместо ответа.
– Зови меня Сергий.
– Так вот, Сергий, я состою при дворе Иоанна Васильевича. А безграмотных царь на дух не переносит. Тебе нужны другие доказательства?
– Будто состоишь при государе, но по тебе не скажешь. Одет просто и дешево.
– Я иду в храм, а перед Богом неважно в каком ты одеянии.
– В какой храм путь держишь?
– Всех Святых на Кулишках.
– Место известное. Дмитрий Иванович Донской и жена его Преподобная Евдокия заложили. Только к сегодняшнему дню обветшала церковь. Надо новую ставить каменную. А ты кем при дворе государя служишь?
– По должности считаюсь окольничим. На самом деле выполняю особенные поручения государя. Только вот в последнее время работы не предвидится. А без дела сидеть надоело. Думаю, пуститься в путешествие. Семьи у меня нет, деньги водятся. Надобно мир посмотреть. Только без пользы мотаться по белу свету не в моих правилах, другой я человек. Если бы кто дал полезное задание, я бы мир поглядел и людям помог.
Теперь уже Еремей испытующе смотрел на Сергия.
– Ловкий ты парень, вмиг сообразил о чем разговор надобно вести. Но попал вовремя и к месту. Скажу про потребность – для книгопечатанья нужны буквы литеры. Один брат Иван Федоров не поспевает, да и мощей у нас маловато. Кабы ты обернулся в Европу, ну там в Италию, или куда еще и добыл бы литера кириллицы.
– Похоже мы с тобой сговоримся. И мне будет в удовольствие помочь в государевом деле. Сказывай, что искать, кого и о чем спрашивать в Европах.
Разговор с монахом продолжался еще долго. В церковь Еремей попал уже поздним вечером. На следующий день двинул в Посольский приказ. Вопрос у него был несложный и некрученый. Хотел он справиться о том, как часто англичане приезжают на Московию и в качестве кого – купцов ли, учителей, «разномыслов», дипломатов. Но в Посольском приказе знали только один случай появления на Москве англичан – это визит Ричарда Ченслера. Подьячий заметил, что Еремей эту ситуацию знает лучше, чем он. Один служка заметил, что иноземцы иногда скрывают свою национальность, называются другим народом. Были случаи, когда литовцы и поляки выдавали себя за немцев.
Еремей двигался в сторону ярмарки. Ему требовался уже знакомый купец. Перс однажды его выручил, и Еремей надеялся на его помощь.
– Помню тебя. Ты у меня брал женский костюм на один день за хорошую плату. Вернул все вовремя, только тогда я не знал об истинных твоих потребностях. Потом, когда стали описывать вид принцессы, я все понял. До сих пор не могу найти ответа на вопрос для чего потребовалось у Кремлевской стены организовывать хоровод.
– Снова к тебе разговор, причем весьма серьезный.
– Пока ты мне не скажешь про себя все, ни на какие темы говорить с тобой не стану.
– По должности состою при дворе Иоанна Васильевича, выполняю его поручения.
– Не думаю, что царь поручил тебе устроить сборище у стен Кремля.
– Нет, мне он такого поручения не давал, но твоя помощь содействовала хороводу и все вместе позволило задержать двух воров. Более подробно сказать тебе не могу.
– Ладно, мне и этого достаточно, если конечно не врешь. Что нужно теперь? Одеть целый гарем?
– Хочу узнать, как часто тебя посещают земляки – купцы, которые следуют через Москву в другие страны.
– Часто или не часто, но раз в три – четыре месяца получаю письма из дома от родных. Иногда их передают те купцы, которые следуют дальше Смоленска и Пскова. Зачем интересуешься?
– Мне надобно уехать из Московии. Только отъезд сделать по-тихому. Вроде был человек и нету его. Искать меня особо никто не станет.
– Все мои земляки очень дорожат своим именем или, как говорят на Востоке «сохраняют лицо». В сомнительное действие их вовлечь не получится. Ты ведь бежишь отсюда, стало быть натворил беды.
– Ошибаешься. Хотя скорее всего дело в страхе. Ты не уверен в своих земляках, боишься, что деньги возьмут и оставят меня без содействия. А тебе здесь еще торговать и торговать. Или хуже того, повезут в другие страны, отъедут за границы Москвы, ограбят и убьют. Денежки поделят.
По мере того, как Еремей нагнетал страсти, придумывал все новые и новые крамолы, лицо перса становилось суровее и злее. Наконец он не выдержал и заорал, что никому не позволит думать плохо о персах и Персии.
– Тогда помоги мне, – уже настойчиво заявил Еремей.
– Помочь могу только советом. Но дай слово, что никому передавать не будешь.
– Клянусь ни одна живая душа не узнает. Говори! – сказал Еремей.
– Сделаешь две казенных бумаги. Одну в виде именного приглашения от барона или князя, лучше всего немецкого, на их языке. У немцев государство состоит из кусков. Там каждый князь сам себе император и дума, и вече. Подпись должна быть с печатью. Второе письмо на русском от дьяка или боярина, где тебе разрешают ехать к иноземцам.
– Московского господина я сумею уговорить, а вот как немецкого добуду?
– Ты так ничего и не понял!
Купец достал снизу ларец, открыл его и показал свиток. Письмо имело внушительный вид. Гладкая будто шелковая бумага, плетеная перевязочная лента. Латинскими буквами в готическом изображении был выведен текст. Снизу стояла длинная кучерявая подпись и печать с изображением морды зверя.
– Теперь понял? – спросил купец.
Еремей отрицательно покачал головой.
– Нет никакого барона Рейнхарда. Нет никакого княжества Брандентурбурга. Теперь понял? Кто будет проверять? Тем более, если при твоем досмотре найдут с десяток золотых монет. Еще не забудь в письмо барона вложить перевод, поляки не всегда могут по-немецки, а русский понимают почти все.
Еремей задумался, а купец спрятал свиток в ларец и снова положил куда-то под прилавок.
– Но самое главное, – продолжил он свои поучения, – провезти деньги. Поляки очень жадные до них. Посему подели средства на три части. Одну часть назовем «дорожными» деньгами. Их положи в доступные места, в карманы, кошель. Вторую назовем «тайниковой». Зашей их в порты, кафтан. Многие прячут в сапогах, даже в специально сделанных каблуках. Надо чтобы поляк их нашел сам и возрадовался бы своей победе. Иногда даже маленькие суммы, но спрятанные в тайниках спасали положение. Третью часть можно назвать «основной». Если удается эти средства сохранить, значит решишь все для чего ехал. Но тут советов дать не могу. Каждый придумывает сам, чтобы потом советчик не оказался виноватым.
Глава шестая
После встречи с польско-литовской порубежной стражей Еремей остался без лошади, кафтана, сапог и части денег. Так называемые «дорожные» средства у него выгребли при досмотре карманов. Во втором действии стражники искали потайные места. Прощупали кафтан, порты, рубаху. Ничего не найдя, сообщили командиру. Еремей не знал польского языка, но по выражению лица старшого понял, что доклад привел его в негодование. Командир слез с лошади, вплотную подошел к Еремею и долго сверлил его взглядом. В конце концов приказал снять сапоги. На его лице заиграло нечто похожее на улыбку, обнажились кривые зубы и высунулся синий язык. Потом улыбка исчезла. К оскалу добавилось звериное рычание. Командир вынул кинжал и стал резать голенища. Убедившись в очередном промахе, оторвал каблуки. Все увидели тайник со спрятанными монетами. Успокоился он не сразу, сначала ссыпал деньги в приготовленный мешочек, завязал тесемки и взвесил в ладонях. После взвешивания на его лице просияло довольство. Потом он приказал своим стражам проверить котомку русского. Из мешка на траву вывалилось чистое исподнее белье, холщовые порты, битая молью овчинная безрукавка, старые татарские ичиги, гребень и зеркальце. Командир пренебрежительно глянул на образовавшуюся кучу и махнул рукой, типа, искать более нечего. Еремею с той же оригинальной улыбкой-оскалом он сказал по-русски:
– Хочешь, иди домой, хочешь – в Германию. Мы к тебе претензию не имеем.
Отряд ускакал. У ног Еремея валялись брошенные патрулем документы. По ним Степан Перегуда – человек боярина Белоусова Сидора Севастьяновича, отпускался на обучение в Германию. По другой бумаге, написанной на немецком языке, барон Юрген фон дер Беренгольд выражал готовность принять московитянина на обучение книгопечатанью в своем княжестве Тотброкенхоф.
Собрав оставшиеся пожитки обратно в котомку, Еремей для самоуспокоения прощупал лямки. Настроение улучшилось. Золотые монеты, вшитые искусным портняжкой в лямку, были на месте. Именно они составляла основную часть его финансовых средств.
В ближайшем лесочке он примерил на себя остатки одежды. Обулся в ичиги, надел грубые холщовые порты и овчинную безрукавку. Получился настоящий побирушка, коих на дорогах всех стран ходит немало. По любому это выглядело лучше, чем босой и в исподнем. Выйдя из лесочка, увидел громадное поле, на горизонте силуэт костела. Ориентир привел Еремея к человеческому жилью. На улице с двух сторон стояли деревянные дома с соломенной крышей и в конце один кирпичный дом с черепичной кровлей.
Когда он шел по улице, она будто вымерла. Не видно ни одной живой души. Кошки перебегали дорогу, а в середине пути поднялся собачий лай. У ворот богатого дома стоял добротно одетый мужик. Еремей поздоровался первый, а мужик кивком головы ответил. Из-за языкового расхождения мужик не добился выяснения личности, Еремей не сумел донести своих потребностей. В конце концов хозяин жестами пригласил гостя в стоявший неподалеку сарай, и там, что-то тараторя, показал рукой на сваленную в углу солому и замахал рукой возле рта. В положении Еремея это был подарок судьбы. Даже сморщенный соленый огурец и корка ржаного хлеба оказались весьма кстати.
Среди ночи два здоровенных мужика вытолкали его из сарая, связали руки, бросили в лицо котомку, усадили на телегу и куда-то повезли. Ехали долго, наконец добрались до двухэтажного особняка. Толчками впихнули в узкую дверь и усадили на табурет.
На пороге появился вальяжный барин в дорогом одеянии с металлической тростью в руках. На удивление, он разговаривал по-русски.
– Я пан Пугачевский. Если не слышал обо мне у себя на Московии, то здесь меня каждая собака знает. Не только знает, еще и боится. Без моего ведома ветер не дует, снег не идет, трава не растет и птицы не поют. Ты зачем оказался на моей земле?
– Служу у боярина Белоусова на Московии. Он по указке царя нашего Иоанна Васильевича участвует в строительстве печатного двора. Меня послали в Германию учиться печатному делу. Руки мне развяжите.
Еремей раскрыл котомку и достал два документа. Пан по-немецки читал тоже.
– Знавал я барона фон дер Беренгольда. Знатный охотник. В моих угодьях двух зубров завалил. Передашь ему привет от пана Пугачевского. Ты пошто в нищего нарядился?
– Безбедное житие обеспечил вашему отряду порубежной стражи. Забрали даже атласные порты. Уже не говорю про лошадь.
– Что и заступиться некому?
– Я же на вашей стороне никого не знаю.
– Тогда поживешь у меня пару дней, мне кое-что обдумать надобно.
Еремей испугался проверки, которую мог учинить поляк. Надо же такому случиться, что придуманное с потолка немецкое имя совпадет с реальным человеком, который оказался еще знакомцем пана.
Два дня Еремея держали взаперти, две ночи он не спал. В коротких страшных снах ему виделся пан Пугачевский, который бил его металлической тростью и приговаривал он «княжества такого в Германии не существует». Еду ему приносили один раз в день и по утрам выводили во двор. На третий день повели наверх, на второй этаж. Пугачевский ждал в своей деловой избе. Прямоугольный струганый стол, две скамейки и комод. На столе лежали документы Еремея.
– Ну вот, что, русский! Хочу предложить тебе некоторые условия. Мне надобно спалить амбар одному подлецу. Если сделаешь как надо, отпущу на все четыре стороны, еще и денег дам. Если нет, убью как собаку и спрячу так, что никто не сыщет. Да кто тебя искать-то станет? Похоже выбора у тебя нет.
Еремей опустил голову, но долго молчать себе дороже.
– Правильно говоришь, пан Пугачевский, выбора у меня, действительно, нет. Искать меня тоже некому.
– Тогда так, твои документы пока побудут у меня. Иди в свою коморку и жди, скоро поедем.
Как только стемнело, дверь в коморку отворилась и уже знакомый слуга жестами приказал идти за ним. Вышли на улицу. В бричке сидел пан Пугачевский. В руках держал вожжи, из чего следовало, что в путь они отправятся вдвоем. Ехали около часа. На разветвлении дороги на две стороны поляк показал направо и произнес:
– Дойдешь до сторожевой башни, она давно заброшена, оставишь башню по левую руку и поднимешься на холм. С него видны строения. Тебя интересует самое крайнее. Оно имеет двустворчатые ворота и рядом коновязь. Убедись где сторож. Он иногда делает обход вокруг амбаров, погребов, сараев, конюшен. Тебе надо подобраться к оконцу, они сделаны для проветривания, поджечь факел и бросить его во внутрь амбара. Уходи как можно скорее. Пока разгорится огонь, пока люди осознают, что случился пожар, ты уже будешь далеко. К утру жду тебя у себя. Даю тебе две ночи, включая сегодняшнюю.
Пан достал из ящика под сиденьем узелок:
– Тут факел и поджиг к нему, кинжал, мало ли чего и еда.
Бричка уехала, Еремей отошел от места прощания и присел на траву. Надо было выработать план дальнейших действий. Исполнять прихоть поляка он не собирался. Прежде всего поразила еда. Такое в Москве нищим не подают. Заплесневелый хлеб и кусок сыра, на который даже мухи не позарятся. Кинжал можно было отнести к дорогому оружию. Рукоять сделана из сплетений металлических прутьев. На основании лезвия видно изображение – витязь с обнаженным мечом, вокруг которого вьется лента. Посередине наверху латинская буква «z». Герб знатного рода. У Пугачевского подобное висело перед входом в приказную избу. Два скрещенных меча, волчья пасть и внизу цифра 12. Поджиг и факел были завернуты в отдельную тряпицу. Все это Еремей убрал в свою котомку. Надо что-то решать, но как убежать от всего этого в голову не приходило. Двинулся к брошенной сторожевой башне. Обошел строение вокруг, убедился в отсутствии человеческих следов. Скорее всего тут проходила граница княжества, но неизвестно какого. Всплыли слова Пугачевского о том, что искать Еремея некому. Звучало это не как предупреждение, а как уже вынесенный приговор. Не связывалась патологическая жадность поляка и дорогой кинжал, принадлежащий человеку из знатного рода. Получалось, что амбар тут не при чем. От его уничтожения убытков на 3 копейки. Кинжал стоит дороже. Скорее всего в этом оружии все дело. Положим, пан Пугачевский задержал поджигателя, у которого нашли дорогой кинжал. Злодей, во-первых пришлый, во-вторых русский, в-третьих его задержал Пугачевский. Истина была где-то рядом. Еремей это чувствовал, но времени не было. У него в запасе один день и одна ночь.
Быстрым шагом он удалялся от сторожевой башни. Решение подсказала река, узкая, но с хорошим течением. Она петляла среди берегов с густой растительностью. Пробираясь сквозь ивовый кустарник, Еремей увидел в воде заросли тростника. Не раздумывая, нарезал четыре громадных снопа. Связал их прутьями и соединил вместе, получился плот. Легкий шест он срубил из молодой березки.
Течение несло его быстро, иногда прибивая плот то к левому, то к правому берегу. Еремей отталкивался шестом и плыл дальше. К вечеру плесневелый хлеб и вонючий сыр уже не казались подачкой нищему. Он с удовольствием употребил все в пищу и съел бы еще, но не осталось ни крошки. Ночью холод иногда пробирал до костей. Мокрая одежда противно прилипала к телу и вызывала озноб. Тогда он приставал к берегу и начинал бегать. Как только удавалось немного согреться, двигался дальше. К утру река начала расширяться и взгляду предстало место впадения его речушки в большую реку. Пристав к берегу, увидел вдали ряд построек. По Московским меркам это был город. Еремей бросил котомку за спину и быстро зашагал по дороге. Солнце еще не разогрело и вокруг стелился туман. Чем ближе он подходил к городу, тем больше телег и повозок попадались по обеим сторонам дороги. Картина одинаковая для всех стран и народов. Некоторые торговцы приезжали вечером и ожидали открытие ярмарки в походных условиях. На ночлег приспосабливались по-разному. Лежали под телегами, строили на обочине шалаши, ютились в крытых кибитках. Еремей видел торчащие из попоны ноги. Часть из них сидели или полулежали у догорающих костров.
Еремей не походил ни на продавца, ни на покупателя. Не было в нем и той забитости, коею отличает нищих и побирушек от людей занятых. А воры? Те стараются стать невидимками, не хотят, чтобы их примечали и уж тем более запоминали. Еремей шел гордо пружинистой походкой. Во всем его виде царило полное безразличие.
Окликнул Еремея дядька годов сорока с резной тростью в руках. Волосы с проседью, такая же пепельного оттенка бородка, глаза смеющиеся, брови густые ярко выраженного черного цвета. Смотришь на такого человека и понимаешь, что перед тобой природное исключение из правил. Незнакомец попытался отгадать национальность Еремея. Не сразу, но отгадав в нем русского, начал искать понятные обоим слова. Наконец сочетание слов собралось в конкретные вопросы. Себя он назвал именем Иржи. Уяснил, что русский следует на обучение в Германию. Его вопросы сыпались один за другим.
– Почему нищий? – переспросил Еремей, пытаясь своим видом продемонстрировать удивление, – для того и пришел на ярмарку, что у меня имеется резной гребень из рыбьего зуба, зеркальце в таком же обрамлении. Продам и куплю себе одежду.
– Сдается тебя сильно потрепали польские порубежники? Остался ты голым без средств и не знаешь, что делать дальше. А резной гребень из моржового клыка и такое же обрамление к зеркальцу, позволят лишь утолить голод. Ведь два дня, а может быть три ты и куска хлеба не видел?
– Хочешь дать работу?
– Хочу кое-что предложить. Я держу группу шпилеров, еще нас называют артисты. Выступаем на ярмарках, зовут в богатые дома.
– Не понимаю, чем я похож на скомороха. Кругом полно побирушек и бродяг.
– Побирушки, бродяги и воры мне не нужны. Остальные заняты своими делами. А скоморох живет в любом человеке. Только одни его прячут, а другие держат на поверхности. Для нас с тобой главное – соприкосновение интересов. Тебе надо в Германию, а мы не сидим на месте. Соберем зрителей в одном городе, а второй раз уже никто платить не хочет. Вот мы и ездим из города в город. К зиме доберемся до Германии. Так что без меня деваться тебе некуда.
– Находясь впервые в Польше второй раз слышу одну и ту же фразу, про деваться некуда. Ладно, согласен, но предупреждаю – на людях я очень стеснительный.
Иржи привел Еремея на задворки полуразрушенного сарая. За ним стояли две кибитки, не вдалеке паслась пара лошадей. Хозяин захлопал в ладоши и что-то крикнул. Из сарая стали выходить люди. Два молодых парня, совсем еще юноша, молодая и старая женщины. Хозяин дождался, когда все пятеро обступили его вокруг, и начал свою речь. Команда производила странное впечатление. Мальчик в это время смотрел в небо, старая подобно преданному псу уперлась взглядом в Иржи, молодая смотрела на всех по очереди и улыбалась. Протараторив на польском, Иржи обратился к Еремею:
