Елизавета Водовозова
Василий Алексеевич Слепцов
– Однако, какие вам прощают преступления! – сказала я, указывая ему на изящные вещи.
– Уверяю вас, мне это необходимо… Вижу, вы смеетесь… Что же делать, если моя природа столь несовершенна! Вероятно, более всего виною мои истрепанные нервы. Если бы я оголял свою жизнь так, как этого требует современный катехизис, у меня бы пропало самое элементарное соображение.
В это время баба, с которою я только что познакомилась, начала накрывать на стол.
– Рекомендую – Петровна, женщина с большим характером и настойчивостью. Как только крепостные освободились, она приехала сюда с мужем, выхлопотала ему подходящее место, долго пробивалась поденного работою, но в то же время подучивалась стряпне, и теперь специалистка по биткам, которыми сейчас вас угощу. С этой осени она наняла квартиру и отдает внаймы комнаты таким бездомным бродягам, как ваш покорный слуга. Так вот Прошу любить да жаловать, это моя хозяюшка, очень славная женщина, только большая ворчунья… Она у меня кухарка и горничная, она же и «dame de compagnie»[1].
– Хотя я не все твои словечки пойму, да знаю, что не обидишь. Не таковский…
– Кто же зря обижает?
– Из вашего брата много озорников: норовят без причины облаять да обсмеять.
– Вот нашего брата она не одобряет, а великую приверженность имеет к своему супругу, только и слышишь: «Мой старик да мой старик!»
– Что ж, когда мы с ним одни на свете. Только нас и есть – он да я. Горести с ним делили, вместе страду крепостную отбывали, вместе детей хоронили… Всем-то мы никчемные, только друг для дружки… Вот и выходит «мой старик».
– А за что, Петровна, ты на Василия Алексеевича ворчишь, чем ты им недовольна?
– Да как же на его не ворчать, сама рассуди, барынька милая. К ему, почитай, кажинный день молодки придут, а уж не то три, не то четыре промеж их такие пригожие, такие раскрасотки, ни в сказке сказать, ни пером написать. На него-то глядючи, они совсем извелись… Как он с бабами да барынями на стороне – знать не знаю, ведать не ведаю; сказываю только про тех, что сюда к ему бегают. Ведь крючок-то двери своей он на запоре не держит: новая барышня пришла, опять сюда же к ему веду, подать ли что время пришло, звонок ли даст, – войду, и не постучусь. И что ж ты думаешь, наш-то Алексеич, скажу тебе как перед истинным, что пень с ними.
