Когда София Ивановна упрекнула однажды Кармалину за ее поступок с младшим братом, та оправдывалась тем, что решилась на заем у Василия Ивановича только тогда, когда узнала от него самого, что он через доктора Тихомирова получил новую работу – составление каталога одной частной библиотеки, за что ему назначено вознаграждение более ста рублей, к тому же она непременно отдаст ему свой долг. Но, конечно, она никогда не сделала этого; деньги же за составление каталога были получены лишь через несколько месяцев, так как на эту работу Василий Иванович мог урывать час-другой далеко не ежедневно.
Когда кто-нибудь из близких замечал Василию Ивановичу, как гибельно может отозваться на его здоровье его напряженный труд без отдыха даже летом, он указывал, что ежедневно гуляет по часу, а иногда и больше, сменяет одно занятие другим, что мешает умственному переутомлению, наконец, обстоятельства всей его жизни сложились так, что меньше работать он не может. Каждый умственно развитой человек, объяснил он, обязан всю жизнь, постоянно, если возможно ежедневно, увеличивать и расширять запас своих знаний. И действительно, Василий Иванович следовал этому правилу твердо и неуклонно до самой кончины. Каждый предмет, слушателем которого он был в среднем учебном заведении, в медицинской академии, а затем и в университете, он считал необходимым пополнять чтением наиболее известных сочинений. К своим урокам он точно так же относился необыкновенно добросовестно. Он считал необходимым готовиться к каждому из них, был ли он учителем в пансионе или в частном доме. Ему однажды пришлось обучать семилетнюю девочку, начиная с азбуки. Василий Иванович счел своею обязанностью прежде, чем приступить к этим занятиям, познакомиться с наиболее известными тогда трудами по новейшей системе первоначального обучения.
Если у него выпадал свободный часок, он бросался на чтение лучших критических очерков и наиболее значительных беллетристических произведений, – и в такие минуты он просто блаженствовал, находил, что такое чтение служит наилучшим отдыхом, обновляющим силы. Иногда, однако, проходило несколько месяцев, а он не имел возможности почитать что бы то ни было для своего удовольствия. Как-то он выразил сожаление, что у него часто не хватает времени следить за журналами и литературой вообще. Ему возражали, что журналы и беллетристика не должны иметь особенного значения для него, специалиста-историка. Его всегда удивляло такое мнение, особенно если его высказывал человек умственно развитой. «Как может мало-мальски культурный человек не интересоваться литературой вообще, тем более родной? Как может специалист не бояться закиснуть в своей специальности, сделаться однобоким, узким ученым?» Невозможность быть всегда au courant[2] всего, что появлялось наилучшего во всех областях литературы, заставляла его нередко жаловаться на свой организм. Хотя он, по его словам, не страдает никакими недугами, но уже давным-давно не мог и не может заниматься по ночам: если он недоспит час-другой, он совершенно теряет возможность работать на следующий день. Между тем многие, когда это крайне необходимо, просиживают за занятиями целые ночи. «Потому что они не так, как вы, переутомляют свою голову круглый год», – заметил ему однажды знакомый доктор. Но Василий Иванович продолжал настаивать на том, что в его организме есть какая-то особенность. «Например, я не могу безнаказанно выпить несколько глотков самого легкого вина, у меня делается отчаянное головокружение». – «Это только говорит о том, что вы крайне нервный человек», было ему ответом.
Любовь к литературе помешала ему, если можно так выразиться, утонуть в архивных источниках, над которыми ему приходилось постоянно работать, заставила его жить одною общею жизнью с лучшими представителями общественности, активно проводить в жизнь высоконравственные идеалы и общественные стремления прогрессивных людей, согрела от природы его добрую душу горячею любовью к трудящемуся люду, вдохнула в него глубокое сочувствие к горю ближнего, дала ему, наконец, возможность с исчерпывающею полнотою указывать в своих трудах на отношение того или другого писателя к крепостному праву, на распространение в обществе прогрессивных и социальных идей, ссылаться на то или другое художественное произведение, если оно в ярких красках изображало положение народа.
В 1866 году Василий Иванович кончил курс классической гимназии с золотою медалью. Когда Михаил Иванович узнал об этом, он с величайшим восторгом приехал поздравить брата: в одной руке у него была корзина с вином (которого Василий Иванович никогда не пил), в другой – целый ворох разных сластей и закусок. На этот раз не было конца его объятиям, поцелуям, даже слезам, в искренности которых Василий Иванович никогда не сомневался. Но умиление и восторг Михаила Ивановича продолжались лишь несколько минут. Как только он спросил брата, подал ли он заявление о вступлении на историко-филологический факультет, Василий Иванович отвечал, что он поступит в университет лишь через два года, а теперь решил изучать естественные науки в медико-хирургической академии, Михаил Иванович долго не верил своим ушам, думал, что брат просто шутит, но, когда Василий Иванович наивно стал убеждать его в том, в чем были убеждены тогда его современники, то есть что изучение естественных наук должно быть необходимым фундаментом всех знаний без исключения, Михаил Иванович пришел в совершенное бешенство. Он с остервенением кричал на брата, забывая, что тот давно не зависит от него, упрекал его за то, что в таком серьезном деле он подчиняется моде, кричал на него до тех пор, пока Василий Иванович не обратил его внимания на то, что ему пора уходить на урок. Однако этим дело не кончилось: Михаил Иванович обошел чуть не всех своих знакомых с просьбою убедить брата поступить прямо в университет. Но со стороны одних он встретил порицание за нравственное насилие над своим младшим братом, со стороны других удивление, что он, Михаил Иванович, писатель, и вдруг не понимает громадного значения естествознания. Искреннее желание отговорить Василия Ивановича от принятого им решения только лишний раз подтверждало, что Михаил Иванович не понимал характера своего брата, который отличался сильною волей, и раз он на что-нибудь решался, он уже непоколебимо шел к его осуществлению.