bannerbannerbanner
Тайна короля

Ева Арк
Тайна короля

Полная версия

Я хороша, а жизнь моя уныла,

Мне муж не мил, его любовь постыла.

Не слишком ли судьба ко мне сурова?

Я хороша, а жизнь моя уныла:

Мне муж не мил, его любовь постыла.

Свою мечту я вам открыть готова:

Я хороша, а жизнь моя уныла:

Мне муж не мил, его любовь постыла.

Хочу любить я друга молодого!

Я так бы с ним резвилась и шутила!

Я хороша, а жизнь моя уныла:

Мне муж не мил, его любовь постыла.

В то время как статс-дама королевы многозначительно переглядывалась со своей подругой герцогиней Неверской, фрейлины слушали с удовольствием. Едва Луиза успела допеть до конца, как дежурный паж доложил:

– Монсеньор герцог де Валуа!

– Пусть войдёт! – кивнула Мария Тюдор.

С появлением Франциска, которого вместо Бонниве сопровождал его старший брат, а также Монморанси и Флеранж, сразу стало шумно и весело. Подав для поцелуя принцу свою ослепительно белую ручку, англичанка с улыбкой произнесла:

– Вы так редко навещаете меня, дорогой зять. Я Вас не видела уже две недели. Где Вы были?

– На охоте, мадам. В Амбуазе этой осенью развелось множество кабанов.

– С кем же Вы охотились?

– С герцогом Суффолком.

– А где он? – не выдержала королева.

– Дело в том, мадам, что после охоты мы устроили великолепный пир, во время которого я представил послу своего приятеля, сеньора де Серне, и его супругу. И они пригласили герцога погостить несколько дней в их доме. А так как меня, в отличие от посла, ничто не удерживало в Амбуазе, то я поспешил вернуться в Париж.

По-видимому, Марии Тюдор было известно, что стареющий Жак Дизоме, сеньор де Серне, смотрел сквозь пальцы на легкомысленное поведение своей жены, любовницы Ангулема, потому что королева вдруг побледнела. Тем не менее, она быстро справилась с собой и после паузы сказала:

– Мадемуазель де Монбар до Вашего прихода развлекала нас своим пением. Но, говорят, у Вас тоже хороший голос, дорогой зять, и Вы знаете множество любовных песен. Не желаете спеть для меня?

Окинув взглядом её юную, но уже хорошо развитую фигуру, Ангулем кивнул:

– Какую песню Вам угодно послушать, мадам?

– На Ваш выбор, дорогой зять.

– Тогда, с Вашего согласия, мадам, я исполню песню, сочинённую герцогом Орлеанским, отцом нашего короля.

– Да, мне известно, что он был знаменитым поэтом.

Усевшись на подушку возле ног англичанки, Франциск запел:

 Ваш рот речёт: «Целуй меня!» –

 И в смуту сердца вносит ясность.

 Но, недреманна, ждёт опасность,

 И наготове западня.

 Единый поцелуй, звеня,

 Пускай вместит желанья страстность.

 Ваш рот речёт: «Целуй меня!» –

 И в смуту сердца вносит ясность.

 Без страха не живу ни дня,

 Мою любовь пугает гласность

 И тайных взглядов ежечасность.

 Как вырвать душу из огня?

 Ваш рот речёт: «Целуй меня!»

Пылкость исполнения искупала средний голос певца и за первой песней последовали другие. Пока герцог развлекал королеву, его приятели, воспользовавшись тем, что баронесса д’Омон куда-то вышла, занимали фрейлин. Гриньо, как ни в чём не бывало, угощал сластями Анну Грей и Мэри Болейн. В то время как Элизабет Грей беседовала возле окна с Монморанси, который, по слухам, состоял с ней в любовной связи. Что же касается Флеранжа, то ему пришлось делить своё внимание между Луизой и Наннетой Дакр. Старшей дочери барона де Монбара нравилась эта спокойная девушка, и она сдружилась с ней больше, чем с другими фрейлинами. К тому же, как заметила Луиза, её брат тоже не остался равнодушным к прелестям дочери английского лорда.

– Вас можно поздравить, мадемуазель де Монбар? – с такими словами обратился к Луизе приятель Ангулема.

– С чем, сеньор де Флеранж?

– Вы ведь, кажется, собираетесь замуж за своего кузена?

– К сожалению, король пока запретил ему жениться.

– Надеюсь, Ваша охота в Амбуазе была удачной? – в свой черёд, поинтересовалась девушка.

– Да, Суффолк там особенно отличился…

– Сэр Чарльз – настоящий храбрец! – с гордостью подтвердила Наннета. – У нас в Англии все дамы без ума от него!

Сын герцога Бульонского усмехнулся:

– Наши француженки – тоже.

– Я имею в виду госпожу де Серне, – пояснил он затем. – Правда, англичанин держался довольно стойко из уважения к Франсуа, но монсеньор не стал препятствовать их страсти…

– Однако герцог Суффолк может вернуться, – после паузы ответила подруга Луизы.

– Ну, это вряд ли. Бонниве тоже остался в Амбуазе и если бы посол пожелал вернуться, то он сообщил бы об этом.

– Хотя лично я уверен, что Суффолк не вернётся, – добавил Флеранж.

Посмотрев, в свою очередь, на Марию Тюдор, мило воркующую с Ангулемом, Луиза подумала, что английскому послу и впрямь вряд ли следует возвращаться. В этот момент Элизабет Грей, оставив своего любовника, приблизилась к Наннете. Отойдя в сторону, они стали о чём-то шептаться. Причём Элизабет едва сдерживала слёзы. До Луизы же донеслись лишь отдельные английские слова: «богатая невеста» и «обручение».

– О чём Вы задумались, мадемуазель де Монбар? – неожиданно поинтересовался Флеранж

– О том, как быстротечна любовь…

– Увы! Признаться, я тоже через три месяца после венчания оставил жену и уехал на войну в Ломбардию.

– Кузен рассказывал мне о Ваших подвигах.

Собеседник Луизы покраснел от удовольствия:

– Однако король не возвёл меня за них в звание рыцаря, как де Оре.

– Правда, он спас жизнь Людовику, заслонив его собой в битве под Равенной, – добавил Флеранж.

– Мой дядя тоже когда-то спас жизнь королю, – с гордостью сообщила Луиза.

– Поэтому, видимо, Людовик и не слишком строго наказал Вашего кузена. За Бонниве же попросил Франсуа.

– Я уверена, что Вас скоро тоже посвятят в рыцари, господин де Флеранж, – помолчав, утешающим тоном произнесла девушка.

– В таком случае, если Вы выйдете к тому времени замуж, то пообещайте мне, что станете моей дамой!

– Обещаю Вам это.

В это время Франциск, поднявшись, громко сказал:

– Завтра моя сестра устраивает стихотворный турнир в нашем отеле. Надеюсь, Вы окажите нам честь своим посещением, мадам!

После его ухода Мария Тюдор заявила, что устала и у неё болит голова. Поэтому после ужина она сразу легла в постель. Так как Луиза в тот день была дежурной, то заняла вторую кровать в её спальне. Девушка уже готова была задремать, как вдруг до неё донеслись звуки, похожие на приглушенные рыдания. Невольно ощутив жалость к англичанке, оказавшейся без поддержки в чужой стране, она встала и нерешительно приблизилась к ложу королевы.

– Кто там? – тотчас раздался из-за занавесок испуганный голос Марии Тюдор.

– Простите, это я, мадам, – ответила Луиза.

– Почему Вы встали?

– Мне показалось, что Вам нужна помощь, мадам.

Занавески раздвинулись, и оттуда выглянуло заплаканное личико англичанки. Поймав сочувственный взгляд Луизы, она, помедлив, кивнула:

– Пожалуй, я всё равно сегодня не усну. Поэтому возьмите на столе книгу и почитайте мне.

При свете зажжённой свечи девушка разглядела название книги: «Смерть короля Артура».

– -Начните оттуда, где загнута страница, – приказала королева, устроившись поудобнее на подушке.

Стоя возле стола, Луиза начала читать вслух о том, как Ланселот, высадившись в Дувре и ещё ничего не зная о судьбе короля Артура, попросил приюта в большом женском монастыре и опознал в одной из монахинь королеву Гвиневру, которая рассказала о том, как она горевала и укоряла себя.

– «Ведь это через нашу любовь погиб господин мой король Артур и с ним благороднейшие рыцари мира. И наша земля Британия беззащитна теперь перед язычниками саксами, и нет больше священного королевства логров. И потому я пришла сюда и дала обет прожить здесь монахиней все оставшиеся дни, моля Бога простить мой тяжкий грех», – голос Луизы дрогнул от волнения.

Вероятно, Мария Тюдор почувствовала нечто подобное, потому что поспешно сказала:

– Довольно.

– Вы хорошо читаете на моём родном языке, – продолжала затем англичанка. – Наверно, у Вас была строгая гувернантка?

– Нет, мадам. Сесиль была очень добра ко мне.

– Моя милая Гилфорд – тоже, хотя она, бывало, и шлёпала меня. К несчастью, Людовик выслал её и остальных моих друзей. А некоторые покинули меня сами…

Вздохнув, королева задумалась, а потом вдруг спросила:

– У Вас есть жених, мадемуазель де Монбар?

– Мой кузен, шевалье де Оре, хотел жениться на мне. Но его отлучили от двора.

– Чем же он провинился?

– Тем, что заступился за меня, обнажив шпагу во дворце.

– Ах, да, помню эту историю. Там ещё был замешан Бонниве, друг моего зятя. Кажется, они подрались из-за фрейлины. Так это были Вы?

– Да, мадам.

– По крайней мере, Ваш кузен покинул Вас не по своей воле, – отвернувшись, Мария Тюдор утёрла набежавшие на глаза слёзы.

Тогда Луиза нерешительно произнесла:

– Но, может, это и к лучшему, мадам, что герцог Суффолк уехал…

Глаза англичанки внезапно потемнели:

– Так Вы знаете?

– Да, мадам.

Неожиданно королева с вызовом вздёрнула свой ровный носик:

– Это правда! Я всегда, с самого детства любила Брэндона и хотела выйти за него замуж! Однако никто никогда не считался с моими чувствами, даже мой брат! Сначала он обручил меня с Карлом Австрийским, затем решил выдать за Людовика. Я сопротивлялась, как могла, но они с Вулси взялись за Чарльза, и мне пришлось уступить.

Немного успокоившись, англичанка поинтересовалась:

– А как бы Вы поступили на месте королевы Гвиневры?

– Так же, как и она, мадам.

– Но, разве, пережив столько испытаний, они с Ланселотом не заслужили счастья?

Затем, не дожидаясь ответа Луизы, Мария Тюдор добавила:

– Обещаю, что попрошу короля вернуть Вашего кузена ко двору.

 

– Я буду Вам вечно благодарна за это, мадам!

– Хорошо, а теперь возвращайтесь в свою кровать.

Когда девушка потушила свечу, королева произнесла как бы про себя:

– Но кто вернёт мне моего Ланселота?

Глава 8

Долги Шарля

С того дня Ангулем стал каждый день навещать королеву, а она – посещать его отель. Они вместе пели, играли и предавались утончённым беседам. Мария Тюдор ласково называла Франциска «мой дорогой зять» и к его приходу старалась нарядиться как можно обольстительнее. О Суффолке она словно забыла. Луиза же, сгорая от ревности, одновременно всё больше ощущала тоску по дому. Но валивший за окном снег не оставлял ей почти никаких надежд навестить родных на Рождество. Хотя слуги каждое утро расчищали дорожки в садах Турнеля, деревья, павильоны и клумбы были словно укутаны белым покрывалом. В один такой ненастный декабрьский день девушка получила записку от банкира де Нери, в которой тот сообщал, что хочет видеть её по одному очень важному делу. Так как мессир Бенедетто прислал за ней слуг с носилками, Луиза поспешила выполнить его просьбу. С собой она взяла Мартину.

В кабинете банкира ничего не изменилось, только на апельсиновом деревце в кадке появились круглые оранжевые плоды. Предложив девушке сесть, Нери вынул из большой серебряной шкатулки какие-то бумаги и протянул их Луизе.

– Что это, мессир Бенедетто?

– Долговые расписки Вашего брата, мадемуазель.

Пробежав глазами расписки, Луиза поняла, что общий долг Шарля банкиру составил почти тысячу ливров. Растерянно взглянув на Нери, она спросила:

– Но как мой брат за такое короткое время мог задолжать Вам такую большую сумму?

В ответ мессир Бенедетто пожал плечами:

– Мне он сказал, что проигрался в кости.

После чего добавил:

– Господин де Монбар просил меня ничего не говорить Вам о его долгах. Однако несколько дней назад меня навестил мой сосед, сеньор Сильвестро Сольяни. Сам он ювелир, родом из Милана, и поставляет драгоценности королевскому двору. Так вот, сеньор Сильвестро предложил мне купить у него жемчужное ожерелье. То самое, что я подарил Камилле. Естественно, он не знал об этом и на мой вопрос сообщил, что сам перекупил его у какого-то ростовщика. Сначала я подумал, что ошибся и это не то ожерелье. Но на одной жемчужине есть небольшой дефект, по которому я узнал его. Поговорив с женой и выяснив, что ожерелье пропало, я отправился к ростовщику. Оказалось, его заложила Агнес. И она мне призналась, что вырученную сумму одолжила Вашему брату.

В то время, как Луиза подавленно молчала, банкир закончил:

– Агнес ещё молода и неопытна, в то время как Ваш брат уже мужчина и должен отвечать за свои поступки. Поэтому я отправил ему записку с просьбой явиться ко мне для объяснений. Но он так и не пришёл. Тогда я послал за Вами, мадемуазель, чтобы попросить Вас поговорить с Вашим братом.

Девушка, наконец, разомкнула уста:

– Я обязательно поговорю с ним, мессир Бенедетто, и обещаю, что он заплатит все свои долги.

– Мне бы очень хотелось на это надеяться, – вежливо ответил её собеседник. – Потому что за те годы, что мы были компаньонами с донной Марией, между нами никогда не возникало никаких недоразумений.

Выйдя из кабинета банкира, Луиза решила ещё сама поговорить с Агнес, так как у неё не укладывалось в голове, каким образом Шарлю удалось склонить падчерицу Нери к неблаговидному поступку. Однако, дойдя до нужного этажа, Луиза внезапно услышала отчаянный собачий визг. Он доносился сверху, где были комнаты старших сыновей банкира, которых в связи с рождественскими праздниками отпустили из пансиона домой. Не раздумывая, девушка поднялась туда и застала в коридоре следующую картину: десятилетний Бернардо, средний сын хозяина, пытался надеть на шею Принцессы серебряный колокольчик, а та отчаянно сопротивлялась. Рядом с братом на полу сидел Анджело и внимательно наблюдал за его действиями.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась Луиза.

Бернардо тотчас выпустил собачку из рук и та, позвякивая колокольчиком, забилась в угол. Поднявшись и потирая царапины на руках, мальчик оправдывающимся тоном сказал:

– Я только хотел помочь сестрице: она всегда долго ищет Принцессу по всему дому.

В этот момент из комнаты выглянул старший сын банкира, тринадцатилетний Франческо, которого почему-то в доме Нери называли Чеккино. Смуглолицый подросток с тонким серьёзным лицом, он был мало похож на своих родителей. «Чеккино внешностью и характером удался в моего покойного отца», – заметил как-то по этому поводу банкир. Зато подвижный, как юла, Бернардо с каштановыми волосами до плеч выглядел точной копией самого мессира Бенедетто.

– Сестрица Агнес очень сердится, когда вы играете с Принцессой, – с неодобрением произнёс Чеккино.

Луиза же, улыбнувшись, заметила:

– Тебе нужно промыть чистой водой царапины, Бернардо.

– И так заживут, – пробормотал тот.

Анджело же вдруг поднялся с пола и приблизился к девушке:

– Ты похожа на принцессу из сказки, которую рассказывала кормилица.

– Почему?

– Потому что такая же добрая, как она.

– Когда я стану большим и сильным, как отец, то тоже женюсь на принцессе, – добавил он.

– Сыновья банкиров не женятся на принцессах, – осадил его Чеккино.

После слов старшего брата глаза малыша вдруг наполнились слезами.

– Не плачь, Анджело, ты обязательно встретишь свою принцессу, которая полюбит тебя, – попыталась утешить его Луиза.

Мальчик сразу притих, а девушка продолжала:

– И вы будете вместе до самой смерти, пока Творец не соединит вас вновь уже навечно…

– …как мессира Данте с сеньорой Беатриче, – подсказал Чеккино.

– Ты любишь Данте? – повернулась к нему Луиза.

– Да, я знаю наизусть множество отрывков из его «Комедии».

– Тогда прочти что-нибудь.

И подросток начал декламировать:

 Река, где плавал я под солнцем мая,

 Тверда, как берег, и доколе злоба

 Зимы не минет, будет стыть на дне.

 Земля окаменела в долгом сне.

 Кристаллом стали влажные глубины,

 И холод оковал волны движенье,

 Но я в моём сраженье

 Не отступаю ни на шаг единый

 И чувствую в моём мученье сладость,

 Предпочитая только смерти сладость.

В этот момент, вероятно, услышав лай своей любимицы, пришла Агнес. Принцесса тотчас засеменила к хозяйке. При виде колокольчика на её шее падчерица Нери покраснела от гнева:

– Вы снова мучили мою собачку!

– Бернардо хотел как лучше, сестрица, – попробовал вступиться за брата Анджело.

Но Агнес не слушала его:

– Я пожалуюсь Вашему отцу, и он прикажет выпороть Вас розгами!

– Мне кажется, Бернардо уже раскаялся в своём поступке, – решила вмешаться Луиза.

– Клянусь святым Иоанном, сестрица, что больше не притронусь к Принцессе! – поспешно подтвердил средний сын банкира.

Забрав собачку, Агнес удалилась вместе с Луизой в свою комнату, где принялась расчёсывать специальной щёточкой шёрстку Принцессы. Понаблюдав некоторое время за ней, дочь барона спросила:

– Это правда, Агнес, что ты заложила ожерелье донны Камиллы ростовщику, чтобы достать денег для моего брата?

К щекам падчерицы банкира стала медленно приливать краска:

– Да, мадемуазель.

– Это Шарль тебя надоумил?

– Нет, я сама. Господин де Монбар попросил в долг, а денег у меня не было.

– Но почему ты пошла на это?

– Из уважения к Вам, мадемуазель.

Луиза поняла, что ничего не добьётся от Агнес.

– В следующий раз, если мой брат попросит у тебя денег, откажи ему.

– Хорошо, мадемуазель.

Падчерица Нери снова занялась своей собачкой, а Луиза задумалась о долгах Шарля. Хотя она и обещала банкиру, что её брат вернёт деньги, сама девушка не была уверена в этом. Ведь Шарль до сих пор не возвратил даже те сто ливров, которые занял у неё.

– Скажи, Агнес, а ты можешь проводить меня к вашему соседу, ювелиру? Мне нужно поговорить с ним.

– Вам угодно сделать заказ или покупку? – такими словами встретил девушек один из помощников ювелира.

– Нет, я хотела бы видеть вашего хозяина, – ответила Луиза.

По-видимому, тот узнал её спутницу, потому что безропотно проводил их в кабинет своего хозяина. Сольяни был старше Нери. Об этом свидетельствовала седина в его волосах и глубокие морщины на смуглом лице. Перед приходом посетительниц он рассматривал в лупу рубин, который держал в руке. На столе перед ним лежала ещё горстка таких же камней.

При виде падчерицы банкира лицо ломбардца расплылось в улыбке:

– Рад видеть Вас, синьорина Агнес! Как здоровье мессира Бенедетто и Вашей матушки?

– Благодарю Вас, хорошо.

– Вы, наверно, ко мне за покупкой?

– Нет, я сопровождаю мадемуазель де Монбар. У неё к Вам дело.

Ювелир перевёл взгляд на Луизу.

– Я – внучка графини де Сольё, которая является совладелицей конторы Нери, – сочла нужным пояснить девушка.

Любезная улыбка ювелира сделалась ещё шире:

– Как же! Как же! Я давно знаю донну Марию. Помню, впервые увидел её в доме Льва, когда был жив ещё покойный мессир Бернардо. Ах, какая же она была красавица!

– Мне нужно оценить перстень, – сказала Луиза.

Сразу сделавшись серьёзным, ювелир принялся изучать алмаз с помощью всё той же лупы. После чего внимательно посмотрел на девушку:

– Извините моё любопытство, но этот перстень, вероятно, достался Вам от Вашей бабушки?

– Нет, от моей матушки, баронессы де Монбар.

– Дело в том, – поспешил объяснить собеседник Луизы, – что во Франции не умеют так гранить камни. И мне кажется, я узнаю руку знаменитого Карадоссо, моего земляка, переехавшего в Рим. А это самый большой мастер, которого дала итальянская земля.

– Моя матушка в молодости была в Италии. Возможно, тогда она и приобрела перстень.

– Сам по себе камень, даже без оправы, достоин королевы.

– Так сколько он стоит?

– Вы хотите продать его?

– Да.

– Для такого перстня трудно сразу найти покупателя. Поэтому шесть тысяч ливров – это моя максимальная цена. Да и то только потому, что Вы – внучка донны Марии.

– Хорошо, я согласна, – не стала торговаться дочь барона.

Вернувшись назад в дом Льва, она положила мешочек с золотом на стол перед удивлённым банкиром

– Здесь вся сумма с учётом стоимости ожерелья и долгов моего брата, мессир Бенедетто. Теперь я могу забрать расписки Шарля?

– Конечно, мадемуазель.

Так как на улице рано темнело, Луиза сразу после этого отправилась в Турнель. Вместе с Мартиной она прошла по галерее, пересекавшей улицу Святого Антуана, и, прежде чем свернуть к покоям королевы, остановилась, чтобы вытряхнуть снег из башмачков. Внезапно из бокового коридора донеслись чьи-то голоса. Девушке не понадобилось много времени, чтобы понять: одним из говоривших был Гриньо. Явно горячась и волнуясь, что было весьма не похоже на флегматичного брата Бонниве, он выговаривал своему собеседнику:

– Что же это, чёрт побери, Вы собираетесь сделать, монсеньор? Разве не видите, что эта хитрая и лукавая женщина только хочет забеременеть от Вас? А если у неё будет сын, Вы навсегда останетесь просто герцогом Валуа и не станете королём Франции, как на это надеетесь. Король, муж её, стар, ребёнка от него у неё никогда не будет. Если Вы сблизитесь с ней, такой же молодой и горячей, как и Вы, то она пристанет к Вам, как клей, у неё наверняка появится ребёнок, и для Вас всё будет кончено. После этого Вам останется только сказать: «Прощай, моё право на Французское королевство!»

– Вы преувеличиваете, Гриньо, – смущённым голосом ответил после паузы Франциск.

– Вот уже нет, монсеньор! Неужели Вы не видите, что королева действует согласно пословице: «Никогда ловкая женщина не останется без наследника»? И ей всё равно, от кого он будет: от Вас или от Суффолка.

– Вы ошибаетесь, мой друг! Королева любит меня!

– Это она Вам так сказала? Вот, видите, Вы молчите, монсеньор! Если бы я не написал Вашей матушке, и графиня Ангулемская не предприняла бы решительных мер, этот англичанин до сих пор бы увивался вокруг королевы. Ваше счастье, если она не успела забеременеть от него!

– Хорошо, я подумаю об этом.

– Подумайте, монсеньор! Простите за мою откровенность, но перед Богом я должен был это сделать. За Людовиком ХII должен последовать Франциск I!

Не дожидаясь, пока Гриньо с Ангулемом выйдут на галерею, Луиза поспешила свернуть в ближайший коридор.

За несколько дней до Рождества король окончательно слёг. Последние недели декабря 1514 года были поистине ужасны. Дни и ночи над Иль-де-Франс бушевали снежные бури, вырывавшие с корнем деревья, срывавшие крыши с домов, валившие колокольни. Стаи голодных волков выли под стенами Парижа. В просторных же залах Турнеля, несмотря на разложенные везде камины, холод пробирал до костей.

 

В Сочельник, дрожа от сквозняка в холодной часовни, Луиза вместе с другими фрейлинами повторяла слова молитвы:

– Боже, помилуй короля… Спаси жизнь короля… Сохрани нам нашего доброго господина…

Изредка до девушки доносился шёпот придворных:

– Наш добрый король умирает от того, что слишком жарко обнимал королеву…

– Он слишком увлёкся… Хотел показать себя перед женой сильным мужчиной. А ему это оказалось не под силу…

– Вспомните, какую он вёл безумную жизнь в последнее время… И это в его возрасте! Королева заставляла его обедать в полдень, а не утром, ужинать в одиннадцать и ложиться спать почти в полночь. Хотя он привык засыпать в шесть часов. Это она загнала его в могилу!

Во время рождественской мессы из глаз Марии Тюдор лились слёзы. Вернувшись в свои покои, она, как будто, успокоилась, переоделась и села за стол. Тем не менее, англичанка попробовала лишь святочную кашу, не прикоснувшись к остальным кушаньям. После чего устроилась возле камина с ярко пылавшим огнём. Наннета Дакр накинула на её плечи подбитую соболем накидку, чтобы не мёрзла спина, а Мэри Болейн подала собачку. Что же касается сестёр Грей, то старшая из-за недомогания осталась в комнате фрейлин, а младшая ухаживала за ней. Больше, кроме Луизы, в комнате никого не было, так как с началом болезни короля придворные предпочитали толпиться в отеле Ангулема.

– Мне кажется, что это самое печальное Рождество в моей жизни, – глядя на огонь, пожаловалась Мария Тюдор.

– В моём замке Хогли в Сочельник было веселее, – помолчав, продолжала она. – Обязательно приходили ряженые и пели святочные гимны, дарили подарки в холле, а если какая-нибудь девушка оказывалась под омелой, то мужчины целовали её, согласно обычаю… Затем приносили святочное полено и укладывали в камин, а я, как хозяйка, поливала его элем и поджигала. После же полуночной мессы все, включая слуг, усаживались за стол.

– А как у Вас дома справляют Рождество, мадемуазель де Монбар? – неожиданно обратилась королева к Луизе.

– Обычно я встречала Рождество в замке моего деда, графа де Сольё, мадам. Весь день до полуночи там играли рождественские гобои. А на закате все, в том числе слуги и местные крестьяне отправлялись в церковь зажечь факелы от алтарной лампады, чтобы по возвращению домой зажечь от этого священного пламени святочное полено. Потом дед и бабушка раздавали подарки…

– Кстати, у меня тоже приготовлены для вас подарки, – вспомнила вдруг Мария Тюдор. – Наннета, открой мой сундук.

Подруге Луизы достался отрез ткани на юбку, Мэри Болейн – ночная сорочка, а дочь барона де Монбара неожиданно получила роман «Ланселот».

При этом англичанка сказала:

– Я говорила с королём и он разрешил Вашему кузену вернуться.

Когда же девушка горячо поблагодарила королеву, та, скользнув взглядом по книге, вдруг добавила:

– А мне Ланселот больше не нужен…

По её тону Луиза так и не поняла, кого она имела в виду: книгу или Суффолка.

Вскоре со своей обычной свитой поздравить королеву явился Ангулем. Сбросив накидку на руки Наннете, англичанка нежно упрекнула его:

– Где Вы были, Франсуа? Мы совсем заждались Вас!

Запустив глаза в её смелое декольте, тот ухмыльнулся:

– Я был у короля, мадам, он хотел поговорить со мной.

По лицу Марии Тюдор словно пробежала тень:

– Как он?

– Всё в руках Божьих. Однако, боюсь, что нет никакой надежды, мадам.

Между тем Гриньо раздавал фрейлинам подарки: духи, ленточки и прочие безделушки. Луиза принимала поздравления Флеранжа, когда к ней подошла сияющая Мэри Болейн:

– Смотрите, что подарил мне сеньор де Буази!

Юная англичанка разжала ладонь, и Луиза увидела серебряную брошку в виде креста с круглым гранатом в центре. Затем Мэри попыталась приколоть брошь к своему корсажу. Но тут к ней приблизился Гриньо и предложил свои услуги.

Наблюдая за ними, Луиза заметила Флеранжу:

– Мне кажется, что сеньор де Буази ухаживает за дочерью посла.

– Кто? Гриньо? – её собеседник усмехнулся. – Он слишком благоразумен и осторожен, чтобы скомпрометировать себя связью с неопытной девушкой.

– Что же ему тогда понадобилось от мадемуазель Болейн?

– Возможно, он делает это по просьбе Франсуа, чтобы разузнать через её отца о планах англичан. Вы ведь слышали, что они недавно сорвали экспедицию герцога Олбани?

– Сомневаюсь, чтобы господин Болейн посвящал дочь в свои планы.

– Кто знает, – Флеранж пожал плечами. – Сразу видно, что малютка любит подарки и могла бы за них кое-что сделать…

В это время Мария Тюдор пожаловалась Франциску:

– Здесь очень холодно.

– Я привёл музыкантов. Давайте устроим танцы, чтобы согреться, – предложил герцог.

– Но ведь король болен.

– А мы закроем все двери!

Из прихожей явились музыканты. Чтобы было веселее, позвали также пажей и камеристок. Во время танца Франциск всё теснее прижимал к себе королеву. Рука же англичанки дрожала в его ладони, а её глаза был полузакрыты. Монморанси шептал что-то на ухо смущённой Наннете, а Гриньо кружил в танце сияющую Мэри. Только Луиза и Флеранж не танцевали.

Внезапно раздался громкий стук в дверь.

– Кто это мог бы быть? – вынужденная остановиться посреди танца, королева недовольно нахмурилась.

Когда двери снова распахнулись, в комнату вошли несколько женщин. Первой следовала пожилая дама с королевской осанкой и гордым лицом. Это была Анна де Валуа, вдова герцога Бурбона, которая правила Францией во время малолетства своего брата Карла VIII. Баронесса де Оре рассказывала Луизе, что бывшая регентша в молодости была влюблена в нынешнего короля, но того женили на её младшей сестре. После своего третьего брака Людовик ХII вызвал вдовствующую герцогиню Бурбонскую из Мулена, дабы та охраняла честь его молодой жены.

– Что привело Вас ко мне, герцогиня? – после неловкой паузы осведомилась у неё Мария Тюдор.

– Я пришла, чтобы поздравить Вас с наступившим Рождеством, мадам, и думала застать Вас в печали, так как король при смерти. Но теперь вижу, что ошиблась… Поэтому разрешите мне удалиться.

Англичанка машинально кивнула и Анна Французская, небрежно поклонившись, вышла. За вдовствующей герцогиней Бурбонской последовали её дочь, Сюзанна, и герцогиня де Лонгвиль. Среди тех же, что остались, были жена и сестра Франциска. Однако смущённая королева обратилась не к ним, а к незнакомой Луизе даме:

– Я думала, что Вас нет в Париже, дорогая графиня.

Невзирая на то, что незнакомке было под сорок, она выглядела ещё довольно аппетитно. Чёрное бархатное платье выгодно подчёркивало округлые формы её фигуры и высокую грудь. А красивое лицо с серыми миндалевидными глазами и ртом в форме сердечка не портил даже великоватый нос.

Бросив хитрый взгляд на Марию Тюдор, та ответила:

– Как только до меня дошли слухи о болезни короля, мадам, я подумала, что Вы, наверно, очень одиноки и решила помочь. Поэтому, покинув Роморантен, поспешила сюда. Но так как сама не могу надолго составить Вам компанию из-за того, что вынуждена заниматься отделкой моего замка, то осмелюсь порекомендовать Вам в качестве компаньонки мою невестку.

Затем, обращаясь уже к Франциску, поражённо смотревшему на неё, Луиза Савойская добавила:

– Надеюсь, сын мой, Вы не будете возражать, если Ваша супруга некоторое время поживёт во дворце?

Повинуясь её взгляду, тот оставил англичанку и подошёл к жене:

– Я сожалею, мадам, что нам некоторое время придётся пожить врозь. Но наша матушка права. Конечно же, нужно позаботиться о королеве.

Произнеся эти слова, он взял руку Клод, с обожанием смотревшей на него, и задержал её в своих ладонях.

– Господь вознаградит Вас за Вашу доброту, монсеньор! И, надеюсь, очень скоро. Ведь я в положении, – дочь короля бросила торжествующий взгляд на соперницу.

Когда Франциск удалился под первым же благовидным предлогом со своими приятелями, матерью и сестрой, Клод предложила своё мачехе помолиться за здоровье короля. Англичанка приказала Луизе снова закрыть входные двери. Неожиданно девушка заметила в приёмной Монморанси.

– Мне необходимо поговорить с Вами, мадемуазель де Монбар, – тихо произнёс молодой человек.

Видя нерешительность Луизы, он добавил:

– Это важно не столько для меня, сколько для Вас.

Прикрыв за собой дверь, девушка сказала:

– Прошу Вас, говорите быстрее!

– Я хочу сделать Вам одно предложение, – начал официальным тоном молодой человек, – но не от своего имени, а по поручению вдовствующей графини Ангулемской.

Девушка бросила на него удивлённый взгляд. Хотя лично Луизе Монморанси не сделал ничего плохого, Наннета намекнула ей, что болезнь Элизабет Грей была вызвана последствиями связи фрейлины с приятелем Ангулема. Впрочем, ту можно было понять. Сын королевского казначея был недурён собой, если только не брать во внимание вздёрнутый нос, из-за которого его прозвали «курносый Монморанси».

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru