Наутро мы с Куцым наслаждались утренним солнышком, лениво развалившись на беленом заборе сада с желтыми георгинами. Внезапно к нам подошел Мурлыка, невероятно ласковый кот, который обожал тереться о ноги прохожих. Он мог ни с того ни с сего подойти к незнакомому человеку и, путаясь у него под ногами, выпрашивать ласки.
– Я тут нашел потрясающий трехзвездочный мусорный бак! – сообщил нам этот неженка, сияя от радости.
Если кто не знает, мы, бездомные коты, делим мусорные баки на категории по их содержимому. Баки, в которых можно найти кучу всевозможных лакомств, относятся к пятизвездочным. Баки, в которых съедобного очень мало и все оно подпорченное, тянут самое большее на две звезды. Что же до мусорных баков, в которых нет ничего, кроме опилок, ореховой скорлупы и туалетной бумаги (тьфу!), они получают минус пять звезд.
Встречаются, хоть и редко, такие чудесные мусорные баки, как тот, что стоит за домом главного судьи. Мы прозвали его баком изобилия. Каждый вечер мы опустошали его, а наутро он вновь был полон аппетитных объедков. Но постепенно об этом пронюхали все кошки острова. И ухватить кусочек теперь удавалось, только придя совсем рано, еще затемно. В конце концов это надоело судье, и он поставил двух пожарных охранять соблазнительное место и поливать из шланга кошек, которые осмеливались к нему приблизиться.
По дороге нам с Куцым и Мурлыкой попался маленький котенок, просто комочек какой-то.
– Я потерял свою маму, Маврилену, – пропищал он. – Вы ее не видели?
– Нет, но ты не расстраивайся. Ты ее обязательно найдешь. Она наверняка где-то неподалеку, – принялись мы его утешать.
– Она пошла поискать мне еды и пропала. Ее нет уже три дня…
– Ну ладно, пойдем с нами, перехватишь чего-нибудь вкусненького, – предложил Куцый, которому стало жаль котенка.
У трехзвездочного мусорного бака на задворках молочной лавки мы узнали от сотрапезников, которые пришли туда раньше нас, что за последние дни бесследно исчезли еще семь кошек. И все они были черными. Одна из них – бродяжка Смолка, моя давняя подружка. Это была невероятно умная кошка с косыми глазами, приводившими в ужас мышей: они никак не могли понять, в какую сторону она смотрит, и неминуемо попадались ей в лапы.
– Что ж это за напасть! Всё новые и новые, – сказал Куцый, высунув морду из баночки с йогуртом.
– Ума не приложу – что могло случиться со всеми этими кошками? – задумчиво протянул Мурлыка.
Я отослал прогуляться увязавшегося за нами котенка и описал Мурлыке кошмарную сцену, свидетелем которой стал накануне.
– Ой-ой-ой! – воскликнул Мурлыка, слизывая с морды остатки йогурта. – Братцы, надо что-то делать!
С этим согласились все.
– Но что именно? – спросил Шишка.
У этого кота на голове вечно было полно шишек: в него постоянно швыряли чем-то из окон, когда он затягивал серенаду для очередной кошечки-красотки.
– Надо подумать. – Куцый копался в мусоре передней лапой в надежде отыскать еще баночку йогурта.
– Знаешь что, Мурлыка, если ты случайно наткнешься на коротышку в кепке, который пахнет йодом и мятой, сдержись, – посоветовал я. – Не бросайся тереться о его ноги, иначе тебе не поздоровится. Ты меня понял?
– Не беспокойся, если я где-нибудь и встречу этого коротышку в кепке, то ни за что не стану к нему ласкаться. Сдержусь. Я лучше незаметно буду следить за ним, – заверил Мурлыка.
Ну а меня тем утром куда больше пропажи несчастных кошек волновал красавчик Расмин. Действительно ли он так неотразим? Я решил заявиться к Исмине Парлавиде и увидеть это собственными глазами. Найду его – вызову на поединок и покажу, где раки зимуют, а где сардины нерестятся!
И вот под уважительным предлогом я распрощался с Куцым, Мурлыкой, Шишкой и другими сотрапезниками и осторожно перешел дорогу, стараясь не попасть под колеса.
Пробираясь в густой траве среди ярких цветов, над которыми жужжали шмели и пчелы, я мысленно разделывался с ним: «Вот тебе, Расмин! Получай! И еще! Испробуй моих когтей! А вот эта царапина – мой тебе свадебный подарок!»
Уж я покажу этому хлыщу, чего стоят дворовые коты!
Невдалеке послышалось хлопанье крыльев. Я замер, внимательно осмотрелся – и увидел, как в камышах еле ковыляет раненый дятел со сломанным крылом.
Какое лакомство само ко мне идет! В предвкушении еды я облизнулся.
Одним скачком я перерезал птице дорогу. Дятел дернулся, но был не в силах бежать. Я наступил ему на крыло; теперь он не мог пошевелиться и смотрел на меня с паническим страхом.
– Не надо! – взмолился он сдавленным голосом.
– Что-что?
– Не трогай меня! Я… я…
– Что – ты?
– Влюблен…
Хм, и он… Я невольно почувствовал к дятлу симпатию. Мне уже не хотелось его есть.
– Тебя как зовут?
– Трифон, – еле слышно пропищал дятел.
Сам не знаю, что на меня нашло, – мне вдруг стало жалко беднягу.
– И как же ты сломал крыло, Трифон?
– В меня попали камнем. Из рогатки.
– Кто?
– Какой-то мальчишка с разбитыми коленками.
– Вот паршивец! А скажи-ка мне, где ты живешь?
– В лесу влюбленных дятлов.
– Там у тебя гнездо?
– Да, на ореховом дереве с двенадцатью сердечками.
Что на меня нашло? Приступ доброты? Обострение великодушия? Сам не знаю.
– Не бойся, – сказал я, убирая лапу с его крыла, – я тебя отведу.
И я аккуратно прихватил Трифона зубами и понес его прямо в лес влюбленных дятлов. Там, в этом лесу, повсюду цвели маленькие синие и желтые цветочки, опьяняюще пахла лаванда и щебетали неугомонные птицы. На всех деревьях были вырезаны сердечки с инициалами.
М-да, если бы мне кто-то сказал еще вчера, что я стану спасать дятла, я бы не поверил…
Я забрался на ореховое дерево со свежими зелеными листочками, на которое мне показал Трифон, и аккуратно положил его в гнездо на краю густой ветви.
– Надеюсь, я когда-нибудь смогу отблагодарить тебя за твою доброту! – сказал он мне на прощанье.
– Да уж ладно, благодари судьбу за то, что вчера я ел барабульку, а сегодня посетил трехзвездочный мусорный бак, и поэтому не особо голоден…
И я направился к дому госпожи Парлавиды, полный решимости свести счеты с Расмином.
Придя к Исмине Парлавиде, я обшарил весь цветущий сад, потом вскарабкался на черепичную крышу, прошелся по мраморным верандам с витыми колоннами, пробрался в стеклянную оранжерею, залезал в беседки и домики, увитые виноградными листьями, запрыгивал на все каменные скамейки и на все балконы, но нигде не обнаружил и следа Расмина. Тогда я еще раз обошел дом кругом – и через стеклянную дверь увидел впечатляющую картину.
Среди экзотических растений всех цветов радуги трапезничал белоснежный кот. Он лениво пробовал разнообразные лакомства с фарфорового блюда. А на блюде затейливыми буквами с росчерками было выведено его имя: Расмин. Я даже немножко позавидовал этому баловню судьбы. Никогда в жизни я не ел из такой красивой посуды. Да и вообще из посуды не ел – если, конечно, не считать посудой крышки мусорных баков.
И тут в комнату вошла рыжеволосая горничная в отутюженном платье с накрахмаленным передником. Она несла атласную подушечку изумрудного цвета. Вслед за горничной вышагивал франтоватый господин, на нем был жилет персикового цвета с перламутровыми пуговицами, брюки с идеально ровными стрелками и шейный платок из пурпурного шелка.
Расмина бережно опустили на мягкую подушечку, и франт, который оказался – о-о! – кошачьим парикмахером, стал причесывать его тремя разными щетками с золотыми ручками. При этом стоящий в углу граммофон с красной трубой наигрывал менуэты.
– Тебе нравится музыка? – раздался вдруг рядом голос.
– Предпочитаю мусаку[1], – буркнул я, обернулся – и увидел прелестную кошечку.
Ах, какая это была красавица! Блестящая черная шерстка, тонкий хвост и сияющие синие глаза. На шейке – бархатная розовая ленточка с серебряным колокольчиком, который сверкал и переливался в лучах солнца. Не будь я влюблен в Глорию, ни за что не прошел бы мимо.
– Ты его знаешь? – спросил я, кивнув на Расмина, который с важностью ста баронов принимал ухаживания парикмахера.
– О-ох! – простонала она. – Ну конечно же!
– Отчего ты стонешь? Съела несвежую рыбью голову, и разболелся живот?
– Вот балда! Я его люблю.
– Кого? Этого изнеженного бездельника?
– Расмин вовсе не изнеженный бездельник!
– А кто же он, скажи на милость?
– Обворожительный кот, красивый, как картинка! Увы, у меня нет шансов.
– Да? Почему?
– Я узнала, что хозяева собираются просватать за него одну ангорскую кошку. Какую-то Глорию.
– А-а, понятно… – немного растерялся я.
– Попадись мне на глаза эта Глория – знаешь, что бы я с ней сделала?
– Что?
– Я бы ей глаза выцарапала! – прошипела в ярости черная красотка. – Я бы ей по волоску повыдергала все ее усы!
Ха-ха, именно такие любезности я мечтал оказать Расмину, да еще опрокинуть ему на голову кастрюлю с горячей вермишелью. Однако я прекрасно понимал, что, если это сделаю, тут же сбегутся люди, навалятся на меня и выдерут волосок за волоском мои собственные усы.
– Как тебя зовут? – спросил я незнакомку, к которой испытывал все большую симпатию.
– Агата.
– А ответь-ка мне, Агата, на простой вопрос: ты где живешь?
– В двух кварталах отсюда. В доме Лоренцо Латремура.
– Кто он такой?
– Оперный тенор. Ты наверняка его слышал.
– К счастью, нет.
Агата бросила на меня осуждающий взгляд.
– При первой возможности я выскакиваю из дому и мчусь сюда, полюбоваться на этого божественного кота!
Тем временем парикмахер развязал ленточку с бантом на шее Расмина и отдал ее рыжеволосой горничной.
– Зачем он отдает ей ленточку? – спросил я Агату.
Она наверняка знала все про кота своей мечты.
– Чтобы она постирала ее в цветочной воде и выгладила. Расмин, между прочим, меняет ленточки каждый день. И все они из чистого японского шелка.
– Да что ты говоришь!
– А по воскресеньям он носит ленточку из венецианского кружева.
– С ума сойти!
Агата, казалось, не замечала моей иронии.
– Потрясающий кот! – продолжала она с восторгом. – Он ест только крокеты из омара и пюре из вареных золотых рыбок.
Мне было что на это сказать, но я сдержался.
Я бросил последний взгляд на стеклянную дверь. Парикмахер спрыснул божественного кота духами из голубого хрустального флакончика (небось дорогущими), а горничная внесла на подносе свежевыглаженную лиловую ленточку. Ладно, с меня довольно.
Я распрощался с Агатой, которая с обожанием взирала на своего кумира, и направился к выходу. Погрузившись в свои мысли, я не заметил садовника, который опрыскивал розовой водой из серебряной чашки кусты роз, и наскочил на него. От неожиданности он выронил чашку, выругался и наподдал мне тяжелым грязным сапогом. Э-эх, будь это не я, а Расмин, этот тип не то что ударить меня не посмел, но еще и раскланивался бы передо мной угодливо! Ну да что уж тут говорить…
Покинув роскошную виллу, я принялся бесцельно бродить по улицам, улочкам и переулкам. Нам с Агатой, думал я, нужно объединиться, чтобы расстроить помолвку Глории и Расмина. В голове у меня роились планы один хитрее другого, как нейтрализовать Расмина и сделать обожаемую Глорию безраздельно моей.
И вдруг… Запах! Тот самый запах! Я его сразу узнал. Не колеблясь ни секунды, я решил следовать за этим запахом, куда бы он меня ни привел и какие бы опасности ни встретились на пути.
Я глубоко вдохнул, чтобы удостовериться. Сомнений нет. Йод и мята! Мята и йод! Замедлив шаг, я спрятался в тени дверного проема.
Вот он, таинственный коротышка в кепке! Перед каким-то складом по соседству с бакалейной лавкой. Вдвоем с верзилой в растянутом свитере они затаскивали в грузовичок деревянные ящики – с дюжину, наверно. Грузовичок старый, помятый, кое-где измазанный темно-красной краской.
До моих ушей долетали из ящиков приглушенные звуки – словно кто-то скребся и сдавленно мяукал. Впрочем, может, это были мои фантазии…
Коротышка в кепке, тяжело дыша, свалил в кузов последний ящик. Достал из кармана коробочку с мятными карамельками, одну протянул человеку в растянутом свитере, а другую положил себе в рот; его короткопалые руки в ссадинах и царапинах были залеплены пластырем и перемазаны йодом. Залез на переднее сиденье и захлопнул дверцу.
Что там, в ящиках? Неужели то, что я подозреваю? Куда он их везет? Что собирается с ними делать? Нужно действовать не мешкая.
В мгновение ока я забрался на ближайший эвкалипт, примерился, прыгнул и бесшумно приземлился на решетчатую крышу грузовика. Чудом успел! – в ту же секунду он тронулся и с грохотом уехал в неизвестном направлении.