***
23 ноября 1941 г.
«В течение этого дня наши войска вели бои с противником на всех фронтах».
«Вестей от ушедшей группы пока не было».
Берестов доложил Тихоходову о результатах операции. Ответом был приказ «Заканчивать».
– Товарищ Хо́мич, вас к себе зовёт майор Тишков, – бегом подбежал и доложил всё тот же молодой партизан, что вызывал Алексея к Руденко.
– Спасибо, сейчас буду.
В накуренной и жаркой от печки землянке уже собрались командир отряда, Николай и ещё несколько человек. Среди них находился незнакомый старшему лейтенанту старик.
– Вот, Алексей Николаевич, – начал без предисловия майор Тишков, как только Берестов зашёл и присел к общему столу, – представляю тебе нашего связного Петра Евсеевича.
Старик внимательно и оценивающе посмотрел на Алексея. Видимо, остался доволен, поскольку сосредоточенный взгляд сменился на расслабленный и спокойный.
– Алексей Николаевич, просьба у меня к тебе есть, партизанская. Мы уже давно пытаемся поймать одного начальника местной полиции. Он нами приговорён к смерти. Хитёр и осторожен очень. Не раз уходил от нас. Сейчас, видимо, временные неудачи нашей армии настолько вскружили ему голову, что он стал пренебрегать своей личной безопасностью. Засел со своей бандой в деревне Петра Евсеевича, пьёт, девушек требует для развлечения. Стрелять может начать, а то и того хуже. Бойцов у меня сейчас мало, сам знаешь. Возьми с собой Николая и ещё троих, доставь сюда эту гниду.
– Хорошо, Степан Иванович. Я так понял, мы сейчас выдвигаемся.
– Да, как можно скорее.
Все встали и стали выходить. Берестов задержался у входа.
– Мне надо с вами поговорить, Степан Иванович.
– Садись, только постарайся коротко, – попросил Тишков.
– В отряде есть сообщник Чепца. Я предполагал такое с самого начала, теперь этому есть доказательства. Прошу вас обратить внимание на фельдшера и охрану, что сопровождала Чепца.
– Резонно, – сказал майор, – приму к сведению твою информацию. Доставь полицая, Алексей Николаевич, столько крови народной про́лил!
– Постараюсь!
С этими словами Берестов вышел, где его уже ждали. Сборы не о́тняли много времени. И вот уже небольшой отряд двигался по ноябрьскому лесу. Накануне шёл небольшой снег. Но целостного белого покрова ещё не было. Природа только приступала к своему зимнему творчеству, делая штрихи и наброски на лике земли. Но уже отчётливее проглядывался её монументальный подход. В сонной дремоте всё вокруг окутывалось дыханием наступавшей холодной поры. Было тихо. Алексей шёл легко, наслаждаясь морозным воздухом.
– Далеко идти? – поинтересовался старший лейтенант у Николая.
– Петр Евсеевич проведёт короткой тропой. Только он про неё и знает. Часа через три с небольшим будем на месте.
– Недалеко.
– Это как посмотреть. Если не знать тропы, то крюк будет в несколько десятков вёрст. Деревня дальняя в районе. В неё даже немцы не заходили. Полицаи и те только наскоками. Так что там более-менее спокойно было.
– А мы не напрасно идём?
– Понимаю о чём ты. Раз Пётр Евсеевич пришёл, значит, знает, задержатся. У него глаз намётанный. Его Пётр Аверьянович к нам привёл. Ещё по своей работе знавал старика. Он кремень.
Дальше шли молча, лишь изредка переговариваясь по необходимости. Старик впереди, за ним цепочкой все остальные. Часа через три вышли к деревне, довольно большой. Из домовых труб шёл дым. Кое-где лаяли собаки. Если не знать, что сейчас война, ни дать, ни взять мирное селение, пребывающее в сумерках короткого ноябрьского дня.
– Вон в той хате гуляют, где свет в окнах яркий, – указал старик.
– Понятно, – Николай уже собирался выйти из-под деревьев.
– Подожди, – остановил его Берестов, – не торопись.
– Что такое? – удивился Чертак и посмотрел на старшего лейтенанта.
– Смущает меня что-то, не могу пока сказать что. Но есть какое-то несоответствие в обстановке.
Алексей оглядывал деревню, благо старик вывел их на возвышенность, с которой она хорошо просматривалась. Его цепкий взгляд обследовал дом за домом, потом принялся за лес, что стоял стеной со всех сторон.
– Вот что, Николай, отправь двух бойцов к дому, где гуляют. Сам оставайся с дедом здесь, прикроешь если что, третьего расположи чуть позади себя, но так, чтобы он хорошо видел деревню.
– А ты?
– А я на разведку. Услышишь вдруг выстрелы, действуй по обстоятельствам.
– Да что такое-то?
– Не знаю, не нравится мне.
Берестов шагнул в деревья и буквально растворился. «Вот же чертяка!» – восторженно подумал Николай. Потом поставил третьего партизана так, как ему советовал Алексей и принялся внимательно следить за перемещениями своих бойцов. Он видел, как те осторожно, крадучись, подходят к нужному дому и начинают его осмотр. По-прежнему было тихо.
В это время старший лейтенант крайне осторожно стал обходить деревню по́ лесу. В руках пистолет, автомат за спиной, ни одного звука не раздавалось во время его движения. Ступал осмотрительно, чтобы ни одна ветка не выдала его. Алексей обошёл уже треть деревни, как его слух уловил впереди неясный шум, что-то глухо стукнуло.
«Что это может быть?» – мысль пронеслась быстро. Берестов точно кошка, почуявшая добычу, «на мягких лапах» подкрался поближе. Всмотревшись, он увидел двух притаившихся немцев в белых маскировочных халатах.
«Засада!» Недолго думая, Алексей достал нож из-за голенища сапога и незаметно подкрался к своей цели на расстояние одного броска. Убрал он их тихо, первого быстро, а со вторым пришлось немного повозиться, здоровым оказался. В любом случае на помощь к ним никто не пришёл. «Хорошо вооружены! – оглядывал трофеи Берестов, – очень сейчас пригодятся».
Как только старший лейтенант закончил осмотр, послышалась стрельба. Она развернулась сразу и уже слышалась везде. Берестов снова по́ лесу продолжил движение, идя на выстрелы. Ему удалось незамеченным выйти в тыл немцам, которые вели огонь по партизанам. Где-то близко застрочил пулемёт. Послышались взрывы гранат.
Наметив цели, Алексей, открыл огонь. Сразу замолчал пулемёт. Потом старший лейтенант начал быстро перемещаться за спинами немцев, разя их так стремительно, что те не успевали ничего понять. Его шквальный и прицельный огонь настолько обескуражил противника, что в первые мгновения лишил его возможности сопротивляться. Берестов переставал стрелять и сразу бросал гранату, потом снова стрелял.
В конце концов, немцы пришли в себя, перегруппировались, но Алексей успел отойти назад. Он спешил на помощь остальным. Было слышно, кто-то ещё стрелял. Быстро бежал Берестов среди деревьев. Уже на подходе к тому месту, где шёл бой, старший лейтенант увидел – Николай с трудом отстреливался, будучи окружённый немцами. Видимо, они хотели взять партизана живым, постепенно сжимая кольцо вокруг него. Алексей осмотрелся, быстро вник в обстановку и понял, из группы Чертак остался один.
Старший лейтенант, заняв удобную позицию, выбрал мишени и открыл огонь. Неожиданность его появления и урон, который сразу понёс противник, позволили Чертаку отступить и присоединиться к товарищу. Вместе они попытались уйти вглубь леса. Немцы сначала было бросились за ними вдогонку, но, получив отпор, немного отстали. А затем и вовсе отказались от идеи дальнейшего преследования. Видимо, побоялись или получили приказ отстать.
Берестов и Чертак глубоко дышали, ноги были уже ватные, плохо слушались, но они продолжали бежать, постоянно оглядываясь назад.
– Вроде отстали, – предположил Берестов и остановился, чтобы прислушаться, есть ли погоня. В висках бешено колотило, мешая сосредоточиться, пот заливал лицо. Хотелось присесть.
Чертак стоял рядом, обняв дерево. Он был совсем без сил. Затем сел, облокотившись спиной о ствол.
– Не слышу ничего, – с трудом проговорил Алексей, пытаясь смотреть в темноту, и, убедившись в отсутствии погони, сказал, – теперь можно и передохнуть. Ты как, Николай, не ранен?
– Зацепило меня, – и уточнил, – в руку.
– Дай, осмотрю.
Берестов встал, подошёл к товарищу. Достал фонарик, включил. Под лучом света он оказал Чертаку помощь, перевязал раненую руку.
– Бинт-то у тебя откуда? – удивился Николай, – с собой что ли имеешь?
– У немцев одолжил.
– Запасливый ты, Алексей, – и Чертак замолчал, закрыл глаза.
Товарищи сидели, опираясь спинами на одно дерево, только с разных сторон.
Молчание длилось недолго.
– Троих потеряли и Пётр Евсеевич убит, – Николай был подавлен, говоря о потерях, – ничего не понимаю, что произошло?
– Засада это была, Коля, ждали нас.
– Как же так, а откуда они знали, что мы придём?
– Пока не знаю, но одно скажу точно, западня была подготовлена толково.
– А ты-то как понял?
– Не спрашивай, не знаю, чутьё сработало.
Снова воцарилась тишина. Берестов просто отдыхал, думать сил не было. Немного погодя он зашевелился и достал из вещмешка плитку шоколада, развернул её и надломил пополам.
– На, Николай, подкрепись, – Алексей передал товарищу половину шоколадки, – нам предстоит дорога дальняя, как цыгане говорят.
– Тоже трофейное? – Чертак попытался улыбнуться, – всё-то у тебя есть, на все случаи жизни.
– А зачем добру пропадать.
И оба принялись за съестной трофей.
***
24 ноября 1941.
«В течение этого дня наши войска вели бои с противников на всех фронтах. Особенно упорные бои происходили на Волоколамском, Сталиногорском и Ростовском (Ростов-на-Дону) участках фронта».
«Ушедшие в поход партизаны вернулись в лагерь».
Алексей и Николай, наконец, добрались до лагеря. Там царило оживление, вернулись с задания партизаны. Появление же двух товарищей вызвало сначала недоумение, оба выглядели уставшими, серыми, у Чертака ко всему прочему была ещё перевязана рука. Потом им бросились навстречу и помогли дойти до фельдшера.
Там их нашёл Тишков. Алексей сидел возле двери в землянку, приспособленную под госпиталь, и курил. Вообще-то он не был заядлым курильщиком, но иногда в особые минуты позволял себе несколько затяжек.
– Ты цел? – спросил майор, цепко оглядывая Берестова.
– Я в порядке, Степан Иванович.
– А Николай?
– Зацепило, но рана не очень опасная. Сейчас над ним колдуют.
– Ты можешь объяснить, что произошло?
– В общих чертах…
– Тогда так, дождись Николая и ко мне.
– Хорошо. Пётр Аверьянович вернулся?
– Вернулся комиссар, живой и невредимый.
У старшего лейтенанта отлегло от сердца. Тишков повернулся и своим размашистым шагом направился к себе.
Вскоре вышел Николай. Лицо его было бледное.
– Ну как рука?
– Заживёт.
– Тогда к майору.
– Идём…
В командирской землянке, куда пришли Николай с Алексеем, было душно, накурено, хоть топор вешай. Руденко сидел осунувшийся, с уставшими глазами. Для человека его возраста такой поход стоил ему многих душевных и физических сил. Однако, несмотря на замученный вид, вся его фигура выражала удовлетворение. Им удалось разбить немцев при Дугино и марш-броском до Бражино помочь Мишину обратить в бегство карателей. Руденко поднялся навстречу Берестову и Чертаку, пожал им руки.
– Ну, присаживайтесь, – пригласил Тишков, – рассказывайте всё.
Оба товарища сели, Чертак несильно поморщился, беспокоила раненая рука.
– А что тут рассказывать, – начал первым Николай, – подошли к деревне. Смотрим, вроде спокойно всё. Только Алексей засомневался, он пошёл своё проверить. Мишу с Толиком я направил к дому, на который указал Пётр Евсеевич. Сам вместе со стариком и Семёном прикрывали ребят с небольшой высотки. Тут, вижу, Миша начал стрелять, а потом и Толик. Я не сразу понял почему. Никого не видел. А затем со всех сторон по ним и по мне огонь открыли. Краем глаза заметил, Семён рухнул как подкошенный. Миша с Толиком тоже недолго продержались. Они, вообще, как на ладони были. Пётр Евсеевич пополз от меня в сторону Семёна, взял винтовку и стал тоже стрелять. Окружать нас стали, я еле успеваю отбиваться. Петра Евсеевича быстро убили. Думаю, хана и мне. Вдруг на другом конце деревни такая канонада началась. Соображаю, никак Алексей там шум наводит? Воспользовался замешательством фрицев и сменил позицию, а так бы точно накрыли. А затем вовремя Алексей появился, патроны на исходе, один себе оставил. А то смотрю, живым меня, гады, хотят взять. Так что, если бы не Алексей, лежал бы и я вместе с ребятами там.
Николай замолчал. Руденко передал ему зажжённую самокрутку. Чертак с благодарностью её принял и стал жадно курить.
– А ты что скажешь, Алексей Николаевич? – Тишков смотрел в упор на Берестова.
– В деревне была организована засада, – неторопливо, подбирая каждое слово, начал говорить старший лейтенант, – по науке я бы сказал. Как крысу заманивают в клетку, а потом закрывают вход, так и с нами хотели поступить. Приманкой послужили полицаи. У них бы всё вышло, если бы не одно «но» – слишком мирно у них получилось, перестраховались, чересчур сильным было желание взять нас живыми.
– Да нет, Алексей Николаевич, – заговорил Руденко, – им просто не повезло. Они и предположить не могли, что на таких славных охотников, каковыми они себя считали, найдётся другой охотник, похитрее их.
– Вот с этим я согласен, – присоединился Николай, – спасибо тебе, Алексей.
– Да уж, – Тишков встал из-за стола немного размяться, – засада!
– Засада, – повторил и продолжил Берестов, – вооружены они очень хорошо, обмундирование добротное, паёк большой и качественный, там у них и консервированное мясо, чай, хлеб, табак. Это не простые солдаты, думаю, группа особого назначения по наши партизанские души.
И Алексей выложил из вещмешка на стол трофейный сухой паек.
– Поздравляю тебя, Алексей Николаевич, – усмехнулся майор, – настоящим партизаном стал!
Все посмотрели на Берестова.
– На войне кем только не станешь! – промолвил старший лейтенант, – но я продолжу дальше. В группу входят человек двадцать, может, двадцать пять, действуют слаженно. Преследовать не стали, видимо, не входит в их задачи.
– Серьёзные ребята, – подытожил майор.
– Очень, а потому необходимо провести инструктаж всем нашим. На нас вышли охотиться. Но не это самое главное, – тут Берестов сделал паузу, – оставшийся в отряде сообщник Чепца очень хорошо информирован.
Старший лейтенант дал время, чтобы все присутствующие осознали всю значимость слов.
– Объясни, – попросил Тишков.
– Вижу так: агент точно знает, что в деревне Гладково Пётр Евсеевич связан с отрядом. Немцам нужна более крупная дичь, поэтому старика пока не трогали, к тому же он мог и не заговорить. Далее, они направляют в деревню приговорённого партизанами к смерти полицая с дружками в качестве приманки. Пётр Евсеевич, естественно, идёт в отряд и приводит подмогу, чтобы схватить ненавистного полицая. Немцы понимают, что за предателем придут опытные бойцы, поэтому они продумывают все детали, и им остаётся только дожидаться гостей. Дальше вы знаете.
– То есть ты уверен, что это не случайная засада? – Тишков подался немного вперёд.
– Да, – ответил Алексей, – они именно ждали нашего прихода вместе с Петром Евсеевичем.
– Что ты собираешься предпринять? – майор понимал, что в таком свете активные действия отряда снова откладываются на неопределённое время. Он был раздосадован, особенно это было сильной пощёчиной на фоне успешного рейда вернувшихся партизан.
– Искать агента, надо ещё раз всё проанализировать.
– Алексей Николаевич, найди его, сделай это как можно скорее.
– И начальство от меня того же требует. Всё, что смогу, сделаю.
После непродолжительной паузы как гром среди ясного неба прозвучала речь Берестова.
– Я возвращаюсь в деревню, незавершённое дело следует закончить.
Все трое присутствующих посмотрели в большом недоумении на старшего лейтенанта.
– Как это прикажешь понимать? – спросил Тишков, – тебе одного раза не хватило?
– Подожди-подожди, Степан Иванович, – заступился Руденко, – Алексей Николаевич верное говорит. Ведь они нас больше не ждут.
– Вот именно, не ждут, – старший лейтенант продолжил спокойно излагать свою идею, – фрицы, если не ушли сейчас, то скоро уйдут. А вот полицаи, думаю, останутся. После вчерашнего они, наверняка, захотят продолжения банкета. А мы, незваные гости, будем украшением этого торжества.
– А ведь ты прав! – после некоторого раздумья согласился майор, – кого возьмёшь с собой?
– Я пойду! – вызвался Николай.
– Ну куда ты-то собрался? – Тишков возмутился, – ещё навоюешься. Сначала руку подлечи и не обижайся на меня. Не пущу. И глазами не сверли. Всё сказал!
– Не смотри на меня, – Руденко обратился к Николаю, – в этом вопросе полностью поддерживаю Степана Ивановича.
Николай поник головой.
– Так кого с собой берёшь? – повторил свой вопрос майор.
– Возьму всю свою типографию. Ребята проверенные.
– Это точно, – утвердительно согласился командир отряда.
– Как выглядит полицай, Николая-то со мной не будет?
– О, это просто, – Тишков встал и отошёл в сторону, затем вернулся с фотографией в руках, – на, держи. Вот он, прихвостень немецкий. Мы довоенное изображение с ним достали. Зовут Фома Лукич Костюк.
Берестов взял фотографию. На него смотрел жилистый мужчина, обычный крестьянин. Только глаза исподлобья, а в целом, приметных черт не имел. Старший лейтенант зафиксировал в голове образ и вернул фотокарточку.
– Всё, немного на сборы и выступаем, – Алексей встал.
– Удачи тебе, Алексей Николаевич, – пожелал Руденко, – возвращайся целым и невредимым.
– И ребят сохрани, – вставил майор.
Из землянки Берестов и Чертак вышли вместе.
– Николай, ведь правы они, что ты упираешься?
– Да понимаю, но, знаешь, как хотелось самому его взять. Ведь у меня с ним личные счёты. Тишков знает, потому и отправил в первый раз.
– Мне про гибель твоего отца известно.
– Это ещё не всё, – махнул здоровой рукой Чертак, – сестру и всю её семью расстрелял. Будь он проклят!
Оба дальше шли молча. Затем возле типографии расстались, Николай на прощание обнял Алексея и попросил вернуться живым.
Берестов зашёл в землянку. Там сидели и ели трое его помощников.
– Здорово, ребята. Дело у меня к вам, – обратился к ним старший лейтенант, – знаю, что устали, но прошу вас помочь мне. Снова предстоит опасное дело.
Те подняли головы в его сторону.
– Нам надо в деревне Гладково полицая взять и доставить сюда желательно целым и невредимым. С майором Тишковым всё согласовано.
– Там же засада вроде была? – удивлённо спросил Михаил Тувимцев.
– Верно, Миша, была. И мы в неё попали. Теперь её там нет. Через час надо выдвигаться. Будете готовы? – спросил Алексей.
– Понятно, через час будем готовы, – за всех ответил Демьян.
– В первой половине ночи мы должны быть в деревне, – пояснил старший лейтенант.
Через оговоренное время все собрались. Алексей проверил готовность и маленький отряд двинулся в поход.
Старший лейтенант шёл впереди, периодически посматривая на часы. Изредка останавливался и начинал «слушать» лес. В такие моменты у Берестова обострялись чувства, он сливался с природой и таким образом мог «видеть» далеко.
«Всё спокойно», – говорил Алексей и движение возобновлялось. Лишь единожды он резко поднял руку и потребовал остановиться. Достал пистолет из кобуры и стал смотреть усиленно в пространство впереди себя. Остальные, спрятавшись за деревьями, заняли боевые положения. Прямо перед ними появился огромный лось с большими рогами. Он посмотрел на людей, отвернулся, затем снова сосредоточил своё внимание на них. Недолго постоял и неторопливо побрёл дальше.
– Ух ты, какой здоровый! – восхитился Андрей Мохов, – впервые так близко лося увидел.
– Теперь тебе будет, что рассказать своим детям, – пошутил Тувимцев.
– А то! Сколько в лесу, а ни разу ничего подобного не видел, – Мохов отряхнулся и повесил винтовку на плечо.
Демьян улыбался, смотря на двоих приятелей. Алексей же по-прежнему оставался собранным. В любом случае маленький инцидент зарядил группу какой-то новой энергией и идти стало веселее.
Вскоре они замедлили шаг, а затем и вовсе остановились. Берестов попросил их быть начеку, а сам ушёл вперед. Вернулся через полчаса.
– Скоро деревня, всё спокойно, – проинформировал своих спутников Алексей, – будем заходить так, я и Миша первые, а вы чуть поодаль. И смотреть в оба.
– Понятно, не впервой, – ответил Андрей.
Наблюдая за своими товарищами, Алексей всё больше и больше проникался к ним симпатией. Особенно ему нравился Демьян. Его собранность, спокойствие, и в тоже время с ярким огнём внутри.
А чистота, непосредственность, внутренняя сила молодых партизан обязывали старшего лейтенанта оберегать их. Возникшее в связи с этим чувство ответственности, стало диктовать свои требования, игнорировать которые Алексей не мог. При том, что сам он был ненамного старше них. Однако для Андрея и Михаила он был авторитетом.
Как было решено, они вошли в деревню. Везде были видны следы недавнего боя. Посечённые пулями дома, выбитые стекла, воронки от разрыва гранат. Алексей не хотел показывать своим спутникам то, что сделали фашисты с телами погибших партизан. Но те увидели сами. Нет слов, чтобы описать их состояние. Руки только крепче сжали винтовки.
Как и предполагал старший лейтенант, полицаи действительно заночевали здесь, не ожидая нападения. Из одного дома, в окнах которого горел свет, доносилась громкая музыка. Сначала в избу, где раздавался сильный храп, вошли Берестов и Михаил, затем к ним присоединился Демьян, Андрей остался снаружи. Их глазам предстала картина обычной безудержной попойки. Пятеро пьяных полицаев крепко спали кто за столом, кто на кровати.
– Вот бестии, – процедил сквозь зубы Лобов, оглядывая место безудержного увеселения. Везде валялись пустые бутылки, на столе стояла одна большая недопитая бутыль с мутноватой жидкостью, возле неё закуски, яйца, надкусанная немецкая колбаса, варёный картофель, солёные огурцы.
– Жируют за чужой счёт, – с неприязнью в голосе сказал Михаил, – допировались черти.
Алексей же принялся осматривать дом, предварительно задёрнув занавески. Потом принялся обыскивать полицаев. Те даже не реагировали, когда Алексей грубо толкал их, они лишь бормотали что-то бессвязное и продолжали спать. Нужную личность Берестов нашёл без труда. Как настоящий начальник Костюк расположился на единственном диване. «Да, зажиточный дом» – подумал Алексей.
– Всё, ребят, вяжем их, – скомандовал старший лейтенант.
– С большим удовольствием, – и Демьян принялся связывать руки. К ним присоединился Михаил. После того, как засунули кляпы им в рот, стали их будить, расталкивая и поливая лица холодной водой. Долго не удавалось привести их в чувство.
– Это же надо так нажраться! – удивлялся Тувимцев и от бессилия сильно ударил одного полицая, от чего тот, наконец, пришёл в себя, еле-еле принял горизонтальное положение и стал медленно соображать. По мере того, как возвращалось сознание, страх в глазах прибывал как вода в реке во время наводнения. Вскоре он уже сидел и буквально дрожал, лоб покрылся испариной. Полицай озирался по сторонам с выпученными глазами. Смотрел, как медленно его собутыльников возвращают «к жизни».
Наконец, все полицаи пришли в себя. Начал дёргаться Костюк. Алексей молча подошёл к нему и ударил в живот, не очень сильно, но этого хватило для полного вразумления. Фома Лукич застонал и больше никаких действий не предпринимал.
– Надо сделать так, будто они сами отсюда ушли, – предупредил Алексей и осмотрел комнату, – чтобы мирное население не пострадало. Хотя эти нелюди…
Старший лейтенант недоговорил и выключил патефон.
– Всё, выводим по одному, – скомандовал Берестов.
– Пошли, морда, – Михаил, толкая в спину стал выгонять на улицу сначала первого, а потом и остальных, а на улице их принимали Андрей с Демьяном.
Где-то вдруг гавкнула собака, ей начала вторить другая, потом третья. И потом всё разом резко стихло, словно по команде.
– Наши псы, – с гордостью констатировал Мишка, – партизанские.
Когда всех полицаев вывели на улицу, двинулись в сторону леса. В окнах домов было темно, везде тихо, никто не выглядывал, не интересовался кто ходит по ночам.
Без приключений покинули Гладково и пошли обратно в отряд. Примерно через полчаса опять стал ерепениться Костюк. Алексей приблизился к нему и вынул кляп изо рта.
– Ну? – угрожающе спросил старший лейтенант.
– Ты можешь, щенок, меня прямо здесь пристрелить. Я с места не сдвинусь. И яростно посмотрел в глаза Берестова.
Никто даже не успел понять, что произошло. Тело Фомы Лукича неожиданно отлетело назад и упало в снег. Костюк не шевелился.
– Вот что, – обратился Алексей к первому ближайшему полицаю, полному и с уже довольно большим брюшком человеку с одутловатым лицом, – сначала ты его понесёшь на себе, потом тебя сменят. Если не выполнишь требование или попытаешься бежать, буду стрелять по ногам. Стреляю я хорошо, проверять не советую. Всем слышно?
Получив ответ в виде кивка, он подошёл к трясущемуся полицаю и развязал его.
– Марш! – скомандовал старший лейтенант, когда тот взгромоздил бессознательного Костюка себе на спину.
Холодный, даже ледяной тон Алексея произвёл сильное впечатление на всех. В одних он вызвал животный страх, поскольку поняли, что этот человек не блефует, а в партизанах удивление, смешанное с восхищением. Друзья, Миша и Андрей, переглянулись между собой, а Демьян внимательно посмотрел на Алексея.
Двигались они теперь медленнее, но старший лейтенант не торопил. По-прежнему шёл впереди, оставаясь неизменно начеку, оглядываясь по сторонам и назад, чтобы проверить, как несут Костюка.
Сейчас он желал просто погулять по родным местам в Якутии, вместе с дядей Семёном попить чай перед костром где-нибудь на стоянке и послушать его рассказы и живые поучения. Ещё будучи мальчишкой, охотник поведал ему одну легенду. «Когда-то в очень давние времена жил один шаман. Дом его был на горе. А под горой текла река Чаара, мель означает. Однажды шаман сильно рассердился и в гневе изменил русло реки. Под горой образовалась красивая долина с живописными лугами. Увидел шаман, что получилось и подумал: «Хотел сделать хуже, а получилось лучше». Так духи до человека стараются достучаться. Если вдруг рассердишься, Алёша, и сделаешь что-нибудь в сердцах, а выйдет хорошо, то знай, это духи твою слепоту и непонятливость исправляли».
Иногда Алексею сильно не хватало присутствия старого охотника. Берестов дал себе зарок. Вот закончится война, и когда появится хоть малейшая возможность поехать в Якутию, он непременно навестит своего учителя и старшего друга. Лишь бы тот был ещё жив.
До лагеря оставалось недалеко. Старший лейтенант в последний раз сменил носильщика и пошёл уже свободнее. На данный момент опасность позади. А самое главное, все живы и здоровы.
Тишков встретил их с радостью, обнял каждого. Полицаев поместили в том же сарае, что и некогда Чепца. Охранять пленных Алексей оставил своих типографских товарищей, пока не найдёт им замены.
– Степан Иванович, – попросил Алексей, – подбери сам охрану, но не ту, что сторожила Никиту. Только тех, кому доверяешь как себе.
– Понял-понял, не переживай. Пойдём, представлю тебе их.
Они пришли в командирскую землянку, там Руденко что-то записывал в свою тетрадку. Он тоже очень тепло поприветствовал Алексея. Тишков распорядился вызвать к себе несколько человек.
Через двадцать минут они явились. Берестов внимательно их осмотрел, проинструктировал и отпустил.
После небольшого разговора с командирами Алексей условился, что они вместе приступят к допросу полицаев, когда он немного отдохнёт.
Ему действительно требовалось время, чтобы восстановиться.
Берестов знал, что на войне время решает очень многое и всё надо делать в свой срок, поэтому он попросил Николая разбудить себя ровно через пять часов. И заснул крепким сном.
Николай выполнил просьбу старшего лейтенанта, а когда тот встал, оправился, предложил товарищу подкрепиться. Алексей не отказался.
– Что там у тебя? – поинтересовался проголодавшийся Берестов, потирая руки.
– Царский ужин – пшённая каша и чай. По случаю удачного завершения начатого дела.
– Ого, поистине царский. Спасибо, Николай.
Алексей принялся за еду.
– Знаешь, Алексей, у многих здесь настроение поднялось, когда узнали, что вы схватили этого упыря. Я хотел ему в глаза посмотреть, да не пустили к нему, как не упрашивал.
– Чтобы ты его там придушил. Нет, братец, он нам ещё живой нужен. И Тишков рисковал, отправляя тебя за ним в первый раз.
– Признаюсь, руки чесались. Может, и правильно, что не пустили. Хотя слово дал, но мог не удержаться, – и Чертак мечтательно продолжил, – я бы его одной здоровой рукой взял бы за глотку и держал до тех пор, пока эта мразь дышать бы не перестала. А уж там пусть меня судят.
– Ты, Николай, не горячись, – предостерегающе проговорил Алексей, – таких много сейчас расплодилось. Судить их надо народным судом. Поверь, народный приговор куда страшнее для преступника, чем личный. Тебе ли не знать силу народную, её гнев и любовь.
– Откуда ты такой умный?
– Война научила. Расскажу тебе одну историю. В июле это было. В Белоруссии. Командировали меня туда в помощь особистам N-ской армии. По служебным делам оказался я на вокзале одного узлового города. Немцы наступают, наши еле оборону держат, эвакуация только в самом разгаре. Нервы на пределе, сутками не спали. А тут вижу, какой-то пиджак важный ходит, кричит, руками размахивает, какие-то бумажки, мандаты людям в лицо тычет и приказывает в вагоны что-то грузить. А кругом толпа: женщины, дети, старики со своим скарбом в узелках. Я бы и не вмешался, но слышу «вот же индюк несколько вагонов себе забрал, своё барахло спасает», «а то́, своё ближе, что ему горести наши» и ещё в том же духе. Зло меня разобрало. Подхожу и говорю: «Ваши документы». Он мне что-то суёт. Я бегло ознакомился и продолжаю: «Что грузите?». Он опять мне что-то суёт, какие-то музейные большие ценности мол. Я ему: «Распаковывай, проверять буду». О, что тогда началось! Крик, шум, пугать меня каким-то высоким начальством стал. Мне всё равно. Подозвал солдат, вскрыли один ящик, а там и вправду ценные вещи, только домашние, без инвентарных номеров. Ну я и приказал вагоны этого деятеля под беженцев передать. И пошёл. Так он меня догнал и за плечо развернул, слюной мне в лицо брызжет. Ну я не выдержал и врезал ему по физиономии. Думаешь так дело и кончилось? Ан нет. Накатал на меня бумагу, чуть меня врагом народа не сделал. Я в ответ свой раппорт написал. Пошло разбирательство. В итоге оказалось, что этот прохиндей аферы крутил в особо крупных размерах, да не один. Страна воюет, напрягается, а эти на народном горе наживались. Судили их и приговорили к высшей мере наказания. Пристрели я его тогда, воровство бы продолжилось. Понимаешь о чём я?
– Что же тут непонятного. Потрясти его хочешь?
– Вот именно! А уж потом будем судить. Спасибо, Коля, за еду. Да, кстати, можешь понаблюдать за командирской землянкой, посмотреть, кто крутиться будет, когда допрашивать будем?