…и замер как вкопанный.
«Уинд-Ап» изменился до неузнаваемости. Под потолком ярко сияли лампы. Вместо старого официанта Макса по залу деловито сновали юные официантки в опрятных белых форменных платьицах. За столиками, потягивая коктейли и оживленно болтая, сидело множество элегантно одетых дамочек. Угол, где играл джаз, занял оркестр из музыкантов, ряженных под цыган, во главе с каким-то длинноволосым увальнем в невыносимо фальшивом цыганском костюме, нещадно терзающим скрипку.
Эллисон оглянулась.
– Идем же! – раздраженно прорычала она. – В дверях ты привлекаешь слишком много внимания!
Долгое время Ларри ошеломленно глядел на псевдоцыганский оркестр, на деловитых официанток, на болтающих за столами дамочек, на неоновые лампы, хитро спрятанные в потолок. Наконец он, охваченный прежней апатией, уныло поник.
– В чем дело? – сварливо шепнула Эллисон, стиснув его плечо. – Что на тебя нашло?
– Что… что здесь стряслось? – пролепетал Ларри, указав вокруг вялым взмахом руки. – Пожар?
– Ах это. Да, совсем забыла тебе рассказать. Вчера, как раз перед нашим знакомством, я имела беседу насчет всего этого с мистером О’Маллери.
– С мистером О’Маллери?
– Да. С владельцем этого здания, моим старым другом. Указала ему, насколько грязным, отталкивающим становится его заведение, и объяснила, к чему приведет парочка новшеств.
Выйдя наружу, на тротуар, Ларри растоптал каблуком сигарету и сунул руки в карманы.
Эллисон выбежала за ним. Щеки ее раскраснелись, запылали от возмущения.
– Ларри! Куда ты?
– Счастливо оставаться.
– «Счастливо оставаться»? – в изумлении переспросила Эллисон. – Что это значит?
– Я пошел.
– Пошел? Куда?
– Отсюда. Домой. Или в парк. Куда судьба заведет.
Обогнав его, Эллисон в гневе заступила ему дорогу.
– Ты в своем уме? Сам понимаешь, что говоришь?
– Еще бы. Я ухожу от тебя. Мы расстаемся. Все было здорово. Может, еще увидимся.
Красные пятна на щеках Эллисон вспыхнули, точно пара тлеющих углей.
– Минутку, мистер Брюстер. Кажется, вы кое о чем позабыли, – резко, раздраженно сказала она.
– Позабыл? О чем бы это?
– О том, что уйти… дать мне отставку… не можете. Не можете!
Ларри приподнял бровь.
– Не могу?
– По-моему, вам лучше подумать как следует. Подумать и опомниться, пока не поздно.
– Нет, не врубаюсь я в твои намеки, – зевнув, сказал он. – Пойду-ка я лучше домой, к себе, в квартирку из трех комнаток, и спать завалюсь. Устал – сил нет.
– Быть может, вы вправду забыли? – прорычала Эллисон. – Забыли, что не вполне реальны и существуете только как часть моего мира?
– О господи! Снова та же волынка…
– Уж лучше подумайте об этом, прежде чем взять и уйти. Вы, мистер Брюстер, существуете только ради моего блага. Не забывайте: этот мир мой! Возможно, в мире, принадлежащем вам, дела обстоят по-другому, но этот принадлежит мне, и здесь все происходит, как я захочу!
– Ну, все. Бывай, – только и сказал Ларри Брюстер.
– Вы… вы все же уходите?
Ларри Брюстер, на секунду задумавшись, неторопливо покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Нет, пожалуй, я передумал. От тебя как-то слишком уж много расстройства. Я остаюсь. Уходишь ты.
В тот же миг над Эллисон Холмс беззвучно сомкнулся, окутал ее величавой сияющей аурой невесть откуда взявшийся шар – сфера из ясного, лучистого света. Еще миг – и шар, с легкостью оторвав мисс Холмс от земли, устремился вверх, поднялся выше крыш и понес ее в вечернее небо.
Нисколько не удивившись, Ларри Брюстер безмятежно смотрел ей вслед. Постепенно светящийся шар с мисс Холмс внутри померк, помутнел и вскоре исчез, превратившись в крохотную, неяркую искорку на темном фоне небес. Вместе с ним исчезла, сгинула и Эллисон Холмс.
Долгое время Ларри Брюстер, машинально почесывая подбородок, в глубоких раздумьях стоял посреди улицы. Ясное дело, по Эллисон он будет скучать. В каком-то смысле она ему нравилась, а первое время с ней было даже забавно. Что ж, теперь ее унесло, а почему? Да потому что в этом мире Эллисон Холмс существовала только отчасти. Та, с кем Ларри познакомился накануне, та, кого он принимал за Эллисон Холмс, оказалась лишь видимостью, фантомом, образом, далеким от полноты.
Но тут вспомнилось еще кое-что: в тот миг, когда сияющий шар понес Эллисон ввысь, он успел мельком разглядеть за ее плечом другой мир – мир, очевидно принадлежащий одной только ей и устроенный полностью на ее вкус. Здания там уж точно казались неприятно знакомыми: пожалуй, этот жуткий особняк Ларри не забудет до конца дней…
Выходит, Эллисон все-таки была настоящей, реальной, действительно существовала в мире Ларри, пока ей не пришло время отправиться в собственный? Интересно, отыщет ли она там другого Ларри Брюстера, со всех сторон ей подходящего?
При этой мысли он невольно вздрогнул. Честно говоря, пережитое несколько выбило его из колеи.
– И ведь с чего бы? – негромко пробормотал Ларри.
Из глубин памяти сами собой всплыли другие малоприятные происшествия, которые неизменно со временем оборачивались новыми радостями: ведь не случись их, как оценить в полной мере другие, приятные, впечатления?
– А, ладно, – вздохнув, рассудил Ларри. – Что ни делается, все к лучшему.
Сунув руки в карманы, он неторопливо побрел домой, нет-нет да поднимая взгляд к небу, будто затем, чтоб окончательно, бесповоротно убедиться…
Оставив третий ярус, Харл как раз успел вовремя перехватить вагонетку, идущую на север. Она на полной скорости помчалась через одну из огромных стыковочных сфер, ко спуску на пятый ярус. Снаружи, за окном, замелькали восхитительные картины – толпы прохожих, витрины магазинов, затейливая смесь деловой жизни середины периода с праздной суетой.
Но вот стыковочная сфера осталась позади. Вылетев из туннеля, вагонетка стремительно понеслась по просторам пятого, индустриального, яруса, который раскинулся под всеми остальными словно гигантский, покрытый коростой сажи осьминог, брошенный гуляками посреди мостовой по завершении буйств и проказ карнавальной ночи.
Сверкающая вагонетка вытолкнула пассажира и помчалась дальше, исчезая в тоннеле. Ловко приземлившись на приемную полосу, Харл пробежал вдоль нее, погасил инерцию – и не споткнулся, даже не присел, только слегка качнулся вперед.
Спустя еще пару минут он подошел к месту службы отца и поднял ладонь вверх. Кодовая дверь послушно скользнула вбок. С бешено бьющимся от волнения сердцем Харл переступил порог. Время пришло. Решающий момент близок.
Сообщение о приходе сына застало Эдварда Бойнтона в технологическом отделе, за изучением проекта нового робота – автоматической самоходной буровой установки.
– Я скоро вернусь, – сказал Бойнтон проектировщикам и, миновав стройный ряд рабочих столов, направился к пандусу, ведущему в собственный кабинет.
– Хелло, пап! – расправив плечи, воскликнул Харл.
Отец с сыном хлопнули ладонью о ладонь, и Харл неторопливо сел.
– Как дела, пап? – спросил он. – Похоже, ты ждал меня.
Эдвард Бойнтон также уселся за стол.
– Что тебе здесь нужно? – строго спросил он. – Ты ведь знаешь: я крайне занят.
Харл слегка напряженно улыбнулся отцу. Рослый, широкоплечий, голубоглазый, с густыми светлыми волосами, облаченный в коричневый мундир индустриального проектировщика, Эдвард Бойнтон возвышался над ним, словно крепостная башня. Подавшись вперед, он холодно, жестко взглянул на мальчишку, но тот не дрогнул, не отвел взгляд.
– Мне в руки чисто случайно попала кое-какая информация, – заговорил он, но тут же встревоженно оглядел комнату. – Твой кабинет не прослушивается?
– Разумеется, нет, – заверил его Бойнтон-старший.
Харл несколько успокоился.
– Ни трансляции, ни лишних ушей? – уточнил он и нетерпеливо подался к отцу. – Хорошо. Мне стало известно, что ты и еще несколько сотрудников твоего отдела вскоре собираетесь подняться на поверхность. Устроить вылазку. Охоту на сапов.
Эд Бойнтон помрачнел.
– От кого ты об этом услышал? – спросил он, смерив сына пристальным взглядом. – Неужели кто-то из моего отдела…
– Нет, – поспешно перебил его Харл. – Никто из ваших не проболтался. Информацию я получил сам, в ходе решения учебных задач.
Вот теперь Эду Бойнтону все сделалось ясно.
– Понимаю. Вы экспериментировали с врезкой в каналы связи и слушали конфиденциальные линии. Этому вас, связистов, обучают тоже.
– Совершенно верно. И мне посчастливилось наткнуться на твой разговор с Робином Тернером. Касательно вылазки.
Атмосфера в кабинете разом сделалась куда как непринужденнее. Успокоенный, Эд Бойнтон с облегчением откинулся на спинку кресла.
– Дальше, – велел он.
– Чистая случайность. Я прослушал десяток, а то и дюжину линий, задерживаясь на каждой не больше секунды. При помощи оборудования Лиги Юношества. Твой голос узнал сразу, а потому дослушал разговор до конца.
– Значит, ты слышал бо2льшую его часть.
Харл кивнул.
– Пап, а когда именно вы отправляетесь? Точная дата уже назначена?
Эд Бойнтон нахмурил брови.
– Нет, – ответил он, – не назначена. Отправимся где-нибудь на этой неделе. У нас почти все готово.
– В каком составе? – спросил Харл.
– Одна десантная матка и около трех десятков яиц. Все, что имеются в распоряжении отдела.
– Три десятка яиц? Выходит, человек шестьдесят-семьдесят.
– Верно, – подтвердил Эд Бойнтон, испытующе глядя на сына. – То есть вылазка не из масштабных. Никакого сравнения с некоторыми рейдами Директората за последние несколько лет.
– Но для одного отдела довольно масштабная.
Взгляд Эда Бойнтона дрогнул, вильнул в сторону.
– Будь осторожен, Харл. Неосмотрительная болтовня при посторонних может…
– Знаю. Потому и запись вырубил сразу же, как только понял, о чем речь. Я же понимаю, чем кончится, если в Директорате узнают, что один из отделов затевает вылазку на поверхность без их одобрения… для собственных фабрик.
– Вот как? Действительно понимаешь?
– Один десантный корабль и тридцать яиц! – воскликнул Харл, пропустив отцовское замечание мимо ушей. – Значит, на поверхности вы проведете около сорока часов?
– Примерно. Смотря насколько нам повезет.
– Сколько сапов рассчитываете добыть?
– Нам требуется по меньшей мере две дюжины, – ответил Бойнтон-старший.
– Мужчин?
– В основном. Несколько женщин не помешают тоже, но главная задача – мужчины.
– Полагаю, для предприятий тяжелой промышленности, – рассудил Харл, расправив плечи и смерив пристальным взглядом отца. – Хорошо. С вылазкой разобрались, и теперь я могу перейти к делу.
Бойнтон, разом утратив все благодушие, вскинулся, настороженно сощурил глаза.
– К делу? К какому именно?
Подавшись к нему, Харл склонился над столом и заговорил резко, настойчиво:
– К тому самому, с которым я пришел сюда. Я иду на поверхность с тобой. С вами. Мне очень нужно добыть двух-трех сапов. Для себя.
Изумленный, Эд Бойнтон ненадолго утратил дар речи, но тут же расхохотался от всей души.
– Да что ты говоришь? И многое ли тебе известно о сапах?
Дверь в заднюю комнату бесшумно скользнула вбок. Быстрым шагом войдя в кабинет, Робин Тернер сел за стол рядом с Бойнтоном.
– Наверх его брать нельзя, – бесстрастно сказал Тернер. – Его присутствие десятикратно повысит риск.
Харл перевел взгляд на отца.
– Выходит, нас все-таки слушали.
– Разумеется. Тернер всегда начеку, – кивнул Эд Бойнтон, задумчиво глядя на сына. – Итак, зачем тебе с нами?
Харл поджал губы.
– Это уж мое дело.
– Эмоциональная инфантильность, – проскрежетал Тернер. – Субрациональное подростковое влечение к остроте ощущений. К приключениям. Такие, как он, неспособные полностью отторгнуть рудименты прежней психологии, пусть редко, однако еще встречаются. Казалось бы, за две сотни лет можно и…
– Это правда? – строго спросил Бойнтон. – Тобой действительно движет инфантильное стремление взглянуть на поверхность?
– Возможно, – признался Харл, слегка покраснев.
– Нет, тебе с нами нельзя, – категорически подытожил Эд Бойнтон. – Наверху слишком опасно, и мы идем туда вовсе не ради увлекательных приключений. Рейд – это работа. Грязная, тяжкая и хлопотная. Сапы раз от раза становятся бдительнее, и привезти домой полный груз все труднее и труднее. Жертвовать местом в яйце ради романтических глупостей мы не…
– Знаю, ловить сапов становится тяжелее, – перебил его Харл. – Мне ни к чему объяснять, что набрать полный груз стало практически невозможно. А еще я…
Осекшись, он вызывающе взглянул на отца с Тернером и, тщательно подбирая каждое слово, продолжил:
– А еще я знаю, что именно по этой причине Директорат считает самовольные вылазки тяжким преступлением против основ государственности.
В кабинете воцарилась мертвая тишина.
Наконец Эд Бойнтон вздохнул и вновь – неторопливо, с невольным восхищением – смерил взглядом сына.
– О’кей, Харл. Ты победил, – сказал он.
Тернер молчал. Лицо его отвердело как камень.
Харл вскочил с кресла.
– Значит, договорились. Я возвращаюсь к себе, собираться. Как только будете готовы к отправке, сразу же известите меня, и я встречусь с вами на стартовой платформе первого яруса.
Бойнтон-старший отрицательно покачал головой.
– Стартуем не с первого яруса. Это слишком рискованно, – глухо сказал он. – Там все вокруг кишит патрульными из охранной службы Директората. Корабль у нас здесь, на пятом ярусе, в одном из складов.
– Где же вас тогда искать?
Эд Бойнтон неторопливо поднялся на ноги.
– Мы оповестим тебя, Харл. Обещаю, ждать придется недолго. Самое большее пару периодов. Будь у себя, в общежитии.
– А поверхность точно остыла полностью? – спросил он. – Радиоактивных участков там не осталось?
– Поверхность остыла полностью еще пятьдесят лет назад, – заверил его отец.
– Тогда насчет антирадиационного щита можно не беспокоиться, – рассудил Харл. – И еще одно, пап. На каком языке с ними разговаривать? Наш обычный подойдет или?..
В ответ Эд Бойнтон покачал головой:
– Нет. Какой-либо из рациональных семантических систем сапы так и не овладели. Придется возвращаться к древним, традиционным формам.
Харл приуныл.
– Но я же не знаю ни одной из традиционных форм языка. Их больше не преподают.
– Это не помешает, – пожав плечами, ответил Эд Бойнтон.
– А что у них с обороной? Какого рода оружие брать? Экрана и лучевой винтовки достаточно?
– Действительно необходим только экран, – пояснил Бойнтон-старший. – Увидев нас, сапы обычно разбегаются врассыпную. Один взгляд – и улепетывают со всех ног.
– Прекрасно, – подытожил Харл и двинулся к выходу. – Значит, экран проверю от и до. Все. Возвращаюсь на третий ярус и жду сигнала. Снаряжение подготовлю немедленно.
– До встречи, – откликнулся Эд Бойнтон, вместе с Тернером провожая мальчишку взглядом.
– Ну и парень растет, – проворчал Тернер, как только за Харлом затворилась дверь.
– Да, это точно, – негромко поддержал его Эд Бойнтон, задумчиво почесывая подбородок. – Вырастет – далеко пойдет. Вот только как он поведет себя на поверхности, во время вылазки?
С командиром своей группы Харл встретился на третьем ярусе, спустя час после того, как вышел из отцовского кабинета.
– Значит, все решено? – спросил Фасхолд, оторвавшись от катушек с отчетами.
– Все решено. Как только корабль будет готов к отправке, мне дадут знать.
– Кстати, – заметил Фасхолд, отложив катушки и отодвинув в сторону считыватель, – я тут выяснил кое-что насчет сапов. Мне, как одному из командования Лиги Юношества, предоставлен доступ к архивам Директората. Так вот, того, что я там откопал, не знает, по сути дела, больше никто.
– Что же ты там нашел? – заинтересовался Харл.
– А вот что. Оказывается, сапы с нами в родстве. Вид, конечно, другой, однако к нашему очень близок.
– Это как??? – изумился Харл.
– Когда-то на свете существовал только один вид – сапы. «Гомо сапиенс», если полностью. А мы произошли, отпочковались от них. Мы – биогенетические мутанты. Начало переменам было положено во время Третьей мировой войны, два с половиной столетия тому назад. До тех пор нас, техно, не существовало. Ни одного.
– «Техно»?
Фасхолд улыбнулся.
– Так называли нас в самом начале. Считали попросту новым срезом общества, новым классом, а не обособленной расой. Техно… такое нам дали прозвище. Так нас величали повсюду.
– Но почему, Фасхолд? Откуда такое странное прозвище? Почему «техно»?
– Потому что первые мутанты появились среди выходцев из технократических кругов, а затем вообще во всех образованных слоях общества. Среди математиков, лингвистов, геологов, педагогов – любых научных работников.
– И сапы не поняли…
– Сапы, как я уже говорил, считали нас всего лишь новым классом. Новым сословием. Так продолжалось во время Третьей мировой и после. Окончательно сформировались, стали явственно, кардинально иными мы только с началом Последней войны. Тут уже всем сделалось очевидно: нет, мы – не просто одна из множества боковых ветвей гомо сапиенс. Не просто социальная прослойка, состоящая из людей, образованных лучше прочих, обладающих много большим интеллектуальным потенциалом…
Сделав паузу, Фасхолд устремил взгляд вдаль.
– Во время Последней войны мы вышли на первый план, проявили себя в полной мере как высший биологический вид, призванный заменить, вытеснить гомо сапиенс, в свое время точно таким же образом вытеснивших неандертальцев.
Харл призадумался над услышанным.
– Мне даже в голову не приходило, что мы с ними в таком близком родстве… и появились совсем недавно.
Фасхолд кивнул.
– Да, существуем мы всего-то два века, со времен величайшей войны, опустошившей поверхность планеты. Большинство наших работали в огромных подземных лабораториях, на заводах и фабриках, скрытых в недрах самых разных горных систем – Урала, Альп, Скалистых гор, защищенных целыми милями камня, земли и глины. Тем временем гомо сапиенс выясняли между собой отношения на поверхности, при помощи изобретенного и изготовленного нами оружия.
– Кажется, понимаю. Мы сконструировали им оружие для ведения войн. И гомо сапиенс пустили наше оружие в ход, не сознавая, что…
– Именно. Мы дали им оружие, а сапы с его помощью уничтожили сами себя, – подтвердил Фасхолд. – Природа не знает жалости: отжившие свое виды сгорают в ее горниле, уступая место новым. Вот и сапы, получив от нас оружие, попросту истребили друг друга почти без остатка. Последняя война выжгла поверхность планеты дотла. К ее концу наверху не осталось ничего, кроме пепла, шлака, спекшегося в гидрогласс, да туч радиоактивной пыли. Отряды разведчиков, отправленные на поверхность из подземных лабораторий, всюду встречала безмолвная, безжизненная пустыня. На том дело и завершилось. Погубившие сами себя, сапы исчезли, а на смену им пришли мы.
– Но ведь война истребила не всех, – заметил Харл. – На поверхности их еще вон как много.
– Действительно, – признал Фасхолд, – некоторым удалось уцелеть. Но это лишь разрозненные остатки. Со временем, как только поверхность остыла, сапы снова начали собираться вместе, строить хижины, небольшие селения, и – да, даже расчищать землю, сажать деревья, возделывать поля. Однако при всем этом они – не более чем остатки отжившей свое, практически вымершей расы. Судьбы неандертальцев им не избежать.
– Выходит, от сапов остались только кучки разобщенных мужчин и женщин без крыши над головой?
– Там, где им удалось расчистить поверхность, имеются немногочисленные поселения. Однако сапы скатились в абсолютную дикость: живут будто животные, одеваются в звериные шкуры, охотятся при помощи камней и копий. Уподобившиеся зверям, они не способны оказать организованного сопротивления нашим отрядам, когда мы устраиваем облавы в их поселениях, восполняя нехватку рабочих на фабриках.
– Значит, мы…
Негромкий звон. Мгновенно осекшись, Харл развернулся и в нетерпении щелкнул клавишей видеофона.
На экране возникло суровое, напряженное лицо отца.
– О’кей, Харл, – сказал Эд Бойнтон, – у нас все готово.
– Как, уже?! Но ведь…
– Время подъема решили перенести, не затягивать. Спускайся. Жду у себя в кабинете.
Изображение померкло, и экран вновь потемнел.
Харл замер от изумления.
– Забеспокоились, – с усмешкой пояснил Фасхолд. – Наверное, опасаются, как бы ты не сообщил куда следует.
– Ну вот я и готов, – объявил Харл, подхватив со стола лучевую винтовку. – Как выгляжу?
В серебристом, с иголочки, мундире службы связи, в перчатках и тяжелых армейских башмаках, с винтовкой в руке выглядел он очень и очень внушительно. Талию мальчишки перехватывал пояс защитного экрана.
– А это что? – спросил Фасхолд, стоило Харлу сдвинуть со лба на глаза темные очки-«консервы».
– Это? А-а, это от солнца.
– Ну да, конечно… от солнца. Я и забыл.
Харл взвесил в руках винтовку, ловко перекинул ремень через плечо.
– На солнце ослепнуть недолго. Очки защищают глаза. При оружии, с экраном и в этих очках мне наверху никакие опасности не страшны.
– Надеюсь! – Осклабившись, Фасхолд от души хлопнул направляющегося к выходу Харла по плечу. – Удачи! Налови там сапов побольше, покажи себя… и девчонку хоть одну прихватить не забудь!
Округлая, пухлая черная капля десантного корабля, медленно выдвинувшись из складских ворот, остановилась на площадке подъемника. Люки бортовых шлюзов скользнули в сторону, к проемам потянулись ленты конвейеров, и в чрево корабля непрерывным потоком хлынули грузы – припасы и снаряжение.
– Еще немного, и отбываем, – сказал Тернер, нервно кусая губы, наблюдавший за погрузкой сквозь смотровые иллюминаторы. – Надеюсь, все пройдет гладко. Если в Директорате пронюхают…
– Отставить волнения! – распорядился Эд Бойнтон. – Не время сейчас идти на поводу у таламических импульсов.
– Виноват.
Стиснув зубы, Тернер отошел от иллюминаторов. Вскоре платформу подъемника приготовили к отправке наверх.
– Поехали, – велел Бойнтон. – Наши люди по всем ярусам распределены?
– Поблизости от подъемников, кроме сотрудников отдела, не окажется никого, – заверил его Тернер.
– Где основная часть команды? – спросил Бойнтон.
– На первом ярусе. Отправлена туда еще днем.
– Прекрасно.
Бойнтон подал сигнал, и площадка подъемника под днищем корабля медленно, плавно двинулась наверх, унося их к следующему ярусу.
Приникнув к смотровому иллюминатору, Харл во все глаза глядел, как пятый ярус уходит вниз, а наверху, впереди, появляются из темноты огни четвертого яруса, необъятного коммерческого центра подземного города.
– Надолго подъем не затянется, – сказал Эд Бойнтон, как только четвертый ярус тоже остался внизу. – Пока все нормально.
– А где мы в итоге окажемся? – спросил Харл.
– На поздних стадиях войны наши подземные сооружения были соединены туннелями и с поверхностью, и между собой. Их сеть послужила основой современной подземной системы. Мы направляемся к одному из тех, изначальных, входов, а находится он в границах горного массива под названием «Альпы».
– Альпы, – негромко пробормотал Харл.
– Да. То есть наружу мы выйдем в Европе. У нас есть карты поверхности, где обозначены поселения сапов в данном регионе. Целая группа их поселений расположена к северу и северо-востоку от входа, на территориях бывших Германии и Дании. Рейдов туда мы до сих пор не устраивали. В этом районе сапы ухитрились расчистить от шлака несколько тысяч акров земли и постепенно осваивают, возвращают себе бо2льшую часть Европы.
– Но чего ради, пап? – спросил Харл.
Эд Бойнтон пожал плечами:
– Не знаю. Похоже, они не ставят перед собой каких-то определенных, далеко идущих целей. Мало этого, они вообще не проявляют никаких признаков выхода из дикого состояния. Все их традиции – книги и документы, изобретения и технологии – утрачены навсегда. На мой взгляд…
Но тут он осекся на полуслове.
– Так, вот и третий ярус. Мы почти у цели.
Громада десантной матки, рокоча двигателями, неторопливо скользила над поверхностью разоренной планеты. Харл замер у иллюминатора, в благоговейном страхе глядя наружу, вниз.
Всю землю, насколько хватало глаз, покрывала корка спекшегося шлака, бескрайний панцирь из почерневшего в пламени камня. Над панцирем гидрогласса не возвышалось ничего, кроме отдельных островерхих, сплошь устланных пеплом холмов с редкими кустиками, проросшими у самых вершин. В небе лениво, затмевая солнце, клубились огромные тучи пепла, но на земле… на земле – ни движения. Минувшая война превратила поверхность планеты в мертвую, бесплодную пустыню без единого признака жизни.
– Здесь, наверху, везде так? – спросил Харл.
Эд Бойнтон покачал головой:
– Нет, не везде. Кое-что сапы все же расчистили.
Схватив сына за плечо, он указал вдаль:
– Видишь, вон там? Изрядный участок без шлака.
– И как они с ним только справляются? – спросил Харл, недоуменно покачав головой.
– Да, дело нелегкое, – подтвердил отец. – От взрывов водородных бомб шлак спекся, будто вулканическое стекло, потому мы и называем его «гидрогласс». Сапы удаляют его по кусочкам, год за годом, год за годом… причем вручную – где камнями, где топорами из того же гидрогласса.
– А отчего они не изобретут инструмент получше?
Эд Бойнтон криво, невесело усмехнулся.
– Ответ ты знаешь сам. Бо2льшую часть инструментов, оружия и прочих изобретений делали для них мы. Не одну сотню лет.
– Ну вот, – сказал Тернер. – Снижаемся.
Корабль, опустившись вниз, мягко лег на поверхность шлака. Почерневший камень зарокотал, дрогнул под его тяжестью, и вокруг вновь сделалось тихо.
– Сели, – констатировал Тернер.
Эд Бойнтон принялся изучать карту поверхности. Заправленная в считыватель карта задергалась, двигаясь из стороны в сторону.
– Для начала отправим десяток яиц на разведку. Не посчастливится здесь, сместимся дальше к северу, но я думаю, в этом надобности не возникнет. Здесь облав не устраивали еще никогда.
– Яйца как разошлем? – спросил Тернер.
– Отправим вперед, веером, и каждому будет отведен свой район. Сами возьмем курс вон туда, вправо. В случае хоть какого-нибудь успеха сразу вернемся к кораблю, а иначе будем вести поиск до сумерек.
– До сумерек? – переспросил Харл.
– То есть до темноты, – улыбнувшись, пояснил Эд Бойнтон. – До тех пор, пока планета не повернется к солнцу другой стороной.
– Начнем поскорее, – с нетерпением буркнул Тернер.
Бортовые люки отворились, и первые яйца покатили наружу, глубоко впиваясь гусеницами в стеклянистую, скользкую корку спекшегося шлака. Одно за другим появлялись они из черного брюха десантной матки – крохотные, округлые, с плавно переходящей в реактивные сопла кормой и притупленной нашлепкой водительской башенки на носу. Взревев двигателями, яйца срывались с места и исчезали из виду.
– Следующее – наше, – предупредил Эд Бойнтон.
Харл кивнул, крепче стиснул лучевую винтовку и сдвинул на глаза защитные очки. Тернер с Бойнтоном сделали то же. Один за другим все трое залезли в яйцо, и Бойнтон сел за пульт управления.
Не прошло и минуты, как яйцо стремительно вынесло их на ровную, гладкую поверхность планеты.
Выглянув наружу, Харл не обнаружил вокруг ничего, кроме тянущегося во все стороны шлака. Спекшийся шлак, клубящиеся тучи пепла…
– Мрачно здесь как, – пробормотал он. – И солнце глаза жжет даже сквозь очки.
– Тогда не смотри на него, – посоветовал Эд Бойнтон. – Смотри в сторону.
– Я понимаю, только поделать с собой ничего не могу. Так… странно, так непривычно все.
Эд Бойнтон, досадливо крякнув, прибавил ходу. Вскоре на горизонте, вдали, замаячило нечто новое, и он направил яйцо туда.
– Что там? – заволновался Тернер.
– Деревья, – ободряюще ответил Бойнтон-старший. – Деревья, растущие группой. Граница области шлака. За ней начнутся россыпи пепла и, наконец, поля, разбитые сапами.
Подъехав к краю шлаковой корки, он остановил яйцо у самых деревьев, выключил реактивные двигатели и заблокировал гусеницы. С опаской, держа наготове оружие, все трое – он, Тернер и Харл – выбрались из яйца.
Снаружи их встретила мертвая тишина. Ни звука, ни движения – только бескрайняя корка шлака до самого горизонта. Сквозь прорехи среди густых пепельных туч виднелось бледное, белесо-голубое небо и пара облаков атмосферной влаги, плывущих вдаль вслед за клубами пепла. Пахло вокруг приятно, свежо, солнце ласково, дружелюбно грело спину и плечи.
– Включите экраны, – напомнил Эд Бойнтон.
С этими словами он щелкнул тумблером на поясе. Экран Бойнтона негромко загудел, засверкал, окутав его с головы до ног. Тело Бойнтона-старшего тут же утратило четкость, подернулось рябью, поблекло и вовсе исчезло.
Его примеру незамедлительно последовал Тернер.
– О’кей, – прозвучал его голос из мерцающего овала по правую руку от Харла, – теперь ты.
Харл тоже включил экран. На миг его словно бы окатило странным ледяным огнем, окутало облаком искр, а в следующую секунду его тело также подернулось рябью, потускнело и сделалось невидимым. Экраны работали безупречно.
В ушах зазвучали негромкие, мерные щелчки – сигналы, предупреждающие, что рядом находятся еще двое.
– Мне вас слышно, – сказал Харл. – Наушники ловят сигнал ваших экранов.
– Не отходи далеко, – предостерег его Эд Бойнтон. – Слушай сигналы и держись возле нас. Разделяться здесь, наверху, крайне опасно.
Харл с осторожностью двинулся вперед. Отец с Тернером шли в нескольких ярдах правее. За деревьями началось поле, сплошь заросшее какими-то желтыми, высохшими растениями. Высокие сухие стебли ломались, похрустывали под ногами. За спиной Харла тянулся след, полоска вытоптанной растительности. Еще два точно таких же явственно различимых следа оставляли идущие рядом Тернер с отцом.
Однако сейчас от них нужно было ускользнуть. Вот впереди показалось селение сапов – очертания хижин, сооруженных из какого-то растительного волокна, наваленного грудами поверх деревянных остовов. Вскоре Харл смог разглядеть и смутные силуэты животных, привязанных возле хижин. Селение окружали со всех сторон деревья и прочие растения, среди хижин мелькали фигуры людей, ветерок нес к полю их голоса.
Люди… сапы!
Сердце в груди забилось быстрей. Если повезет, Харл сумеет изловить и привезти с собой, для Лиги Юношества, троих, а может, и четверых! При виде их поселения он сразу же воспрял духом и забыл обо всех своих страхах. Похоже, трудностей ждать не стоило. Засеянные поля, животные на привязи, покосившиеся хижины, готовые рухнуть от любого толчка…
Вблизи вонь навоза, разогретого жарким предвечерним солнцем, сделалась практически невыносимой. Крики и прочий шум, сопровождающий кипучую деятельность, становились все громче и громче. Сухую, ровную землю впереди покрывали ковром всевозможные травы. Миновав желтое поле, Харл вышел к узкой тропинке, густо заваленной пищевыми отбросами и пометом животных.
Сразу же за тропинкой начиналось селение.
По пути через поле щелчки в наушниках неуклонно стихали, а теперь исчезли совсем. Весьма довольный собой, Харл усмехнулся. Отсутствие сигнала означало, что он успешно ускользнул от Тернера с Бойнтоном, и те представления не имеют, где его искать.