Франк Тилье
Фантомная память
5
На станции «Шатле» Ромэн Ардэр отдался мерному покачиванию движущейся ленты, несущей его к четвертой линии парижского метро, в сторону вокзала Монпарнас. Легкий сквознячок овевал его лицо, и от этого ему стало лучше. Он вдохнул полной грудью. Директор «Тысячи и одной звезды» ценил тишину переходов в эти предвечерние часы.
Он не присел с пяти часов утра. И теперь возвращался после важной встречи с несколькими поставщиками пиротехнического оборудования, своим страховщиком, главным пиротехником, а главное, с заместительницей мэра Сен-Дени.
Итог дня? Его маленькая компания вошла в шорт-лист устроителей фейерверка по случаю 14 Июля в Сен-Дени. Конечно, это пока не Эйфелева башня, но к ней мы потихоньку приближаемся через этот городок с почти сотней тысяч жителей. Название проекта – «Небесная империя».
На победу у Ардэра имелся один шанс из пяти, однако отныне он обладал весомым преимуществом перед своими конкурентами: «звездное печенье» – настоящая бомба его собственного изобретения, хранившаяся в тайне смесь нитрата бария, оксида стронция, хлорида меди и сложного реактива, который выделял частицы света в форме разноцветных ромбов. Геометрическая точность в сочетании с очарованием нереального. Невиданно.
Моложавый и, очевидно, востребованный человек в безупречном костюме заранее радовался. Подобный контракт позволил бы его предприятию выйти за границы своего департамента Марна-и-Луара и достичь новых горизонтов. Начав с нуля, он вскоре мог бы охватить своими феерическими шоу всю Францию.
Ардэр шагнул на эскалатор. Выйдя на платформу, он поставил свой чемоданчик между ногами и принялся наблюдать за подростками на платформе напротив, которые играли в футбол банкой из-под колы.
Интеллект против шушеры. Он в их возрасте уже строил свой собственный мир. Они же привыкли жрать за чужой счет. Он презирал их.
Из темного тоннеля появился состав. Ардэр устроился на откидном сиденье, ослабил узел галстука, вытащил из кармана металлические антистрессовые шарики с логотипом своей фирмы и стал перекатывать их в пальцах. Они приятно щелкали, этот звук помогал снять напряжение. Красный шарик, синий шарик. Инь и ян.
Он медленно перевел взгляд вправо. Граффити в виде круга на двери вагона напомнили ему о его секретной комнате, украшенной цирковыми атрибутами, надувными шарами, булавами и особенно – огромной мишенью, которой когда-то пользовался знаменитый метатель ножей. Именно в этом потайном месте Ромэн Ардэр изготавливал свои сверкающие и оглушительные смеси. Его секретный сад. Смысл его жизни.
На следующей станции поезд остановился, в боковом стекле Ардэр увидел свое отражение, его взгляд бесцельно блуждал вдоль выложенных плиткой стен, следил за бесконечной сменой пассажиров и задержался на рекламных щитах, большая часть которых расхваливала достоинства последнего романа Стивена Кинга.
Вдруг его словно что-то ударило в грудь.
Он поспешно вскочил и едва успел протиснуться в закрывающиеся двери.
Прямо перед ним, на высоте трех метров, висел плакат.
Прекраснейшая женщина с ослепительно-голубыми глазами.
Это была она. Несомненно.
Ардэр поставил чемоданчик и промокнул лицо носовым платком. В голове шумело. Усталость. И шок от этого портрета.
Он быстро взял себя в руки. Все давно прошло и быльем поросло. Случай забавно подмигнул ему, а он даже сумел улыбнуться в ответ.
Но никакой случайности тут не было.
Он сел в следующий поезд, чувствуя, что ему не удается отделаться от слогана, который он прочел внизу афиши: «Делай, как я, с „N-Tech“ ты никогда не забудешь своих воспоминаний».
Ардэр стиснул зубы.
Эта дрянь Манон Муане вернулась.
6
Лейтенант полиции и врач «скорой помощи» вышли из лифта и направились к Центру памяти в отделении неврологии. На пробковой доске возле сестринского поста кнопками были приколоты листовки про болезнь Альцгеймера, эпилепсию, деменцию с тельцами Леви. Ничего утешительного.
– Лицо этой пациентки показалось мне знакомым, – объяснял Флавиан. – А потом вдруг, когда она открыла глаза, меня осенило. Радужка поразительной голубизны. Такой взгляд не забыть… Во всяком случае, мне! Я вспомнил, что уже видел эту женщину, и именно здесь, ровно два часа назад, перед самым началом моего дежурства.
– Два часа назад? Мне представляется, это было бы довольно сложно. В это время она еще бродила по улицам Лилля где-то в районе Бетюнских ворот. Думаю, вы ошибаетесь.
– Вы еще будете мне говорить…
Флавиан открыл дверь ординаторской.
К стене был прикреплен постер. Люси ухватилась за дверной косяк. Она не верила своим глазам.
– Черт возьми, это еще что за цирк?
Прямо перед ней на глянцевой бумаге – Манон.
В руке она держит электронный органайзер. Подпись под рекламой гласит: «Делай, как я, с „N-Tech“ ты никогда не забудешь своих воспоминаний».
– Доктор, что это значит?
Флавиан озадаченно пожал плечами:
– Побудьте здесь, я схожу за профессором Рюффо или другим дежурным врачом… Мне необходимо вернуться в отделение неотложной помощи и заняться вашей звездой. Держите меня в курсе, эта история меня сильно заинтриговала.
Люси, одновременно покорная и растерянная, кивнула, не в силах отвести взгляд от плаката. Манон в бежевом костюме, с сияющей улыбкой и едва заметным макияжем блистала красотой.
Лейтенант подошла к фотографии. Кто же эта пострадавшая в спортивном костюме, лежащая в процедурной?
Почувствовав, что кто-то стоит у нее за спиной, Люси обернулась.
– Я доктор Хардиф, – представился рослый мужчина средиземноморского типа. – Мой коллега попросил меня поговорить с вами, но я почти не располагаю временем. Так что постарайтесь покороче. В чем дело?
Люси представилась и кратко описала ситуацию. Несколько кокетливым движением невролог, сотрудник службы неврологии и нервно-сосудистой патологии, пригладил необыкновенно тщательно постриженную бородку.
– То есть Манон Муане стала жертвой похищения?
– Вы ее знаете?
– Не совсем, нет. Но с недавних пор она стала лицом клиники Свингедоу.
– Простите, если я выгляжу так, будто с луны свалилась, но… что такое эта клиника Свин…
– Свингедоу, другое здание, чуть подальше, метрах в ста от нас… Здесь, в клинике имени Роже Салангро, мы диагностируем и лечим, среди прочего, патологии мозга. Наша работа сосредоточена на нейрорентгенологии, функциональном исследовании галлюцинаций, нарушений памяти. А вот клиника Свингедоу специализируется на реабилитации и адаптации пациентов с серьезными когнитивными нарушениями и расстройствами памяти. Черепно-мозговых травмах и – как следствие – ретроградных и антероградных амнезиях.
– Все это мне не слишком понятно.
Хардиф устроился в кожаном кресле за письменным столом и положил руки перед собой.
– Для простоты скажем так: задача клиники Свингедоу – исключить ситуацию, когда, покинув больничную койку, пациенты с мозговыми поражениями окажутся неизвестно где, не зная ни кто они, ни куда направляются.
– И Манон – одна из их пациенток?
– Более того. Благодаря ей между клиникой и фирмой, выпускающей электронные органайзеры «N-Tech», установились партнерские отношения. «Нейронная технология», может, слышали?
– Да, кажется.
– Вместе они разработали программу под названием «MemoryNode»[6]. Большое дело для «N-Tech», но особенно – для Свингедоу. Только что производитель органайзеров запустил масштабную рекламную кампанию, делающую особый упор на универсальность нового прибора, позволяющего даже страдающим амнезией, глухонемым или слепым пользоваться им и вести менее… менее трудную жизнь. Вы увидите фотографии Муане, развешенные по всей Франции.
Доставая из кармана блокнотик, который она всегда носила с собой, Люси перехватила удивленный взгляд, брошенный неврологом на ее грубые ботинки и обтягивающие джинсы.
– Должна признаться, что мне трудно понять, – заметила она, смущенная своим нелепым видом. – Если Манон – одна из их пациенток, то чем именно она страдает?
Врач предупредительно протянул ей авторучку, торчавшую из кармана его халата.
– Я никогда лично не занимался Муане и не имел доступа к ее медицинской карте. Вам следовало бы побеседовать с ее неврологом. Я же могу дать вам только теоретическое описание ее заболевания. Общее представление, которое не обязательно совпадает со случаем Муане.
– Я вас слушаю.
Он глубоко вздохнул:
– С точки зрения патологии Манон Муане страдает гиппокампальной амнезией, более упрощенно называемой антероградной…
– Гениально. Не могли бы вы перевести?
Даже не улыбнувшись, он продолжал:
– Эта амнезия характеризуется неспособностью больного фиксировать новые воспоминания. Чтобы не вдаваться в сложные объяснения, скажу, что страдающие ею пациенты могут выгуливать свою собаку по двадцать раз в день, не осознавая этого. Если они недостаточно организованны, им не удается вести нормальную жизнь. Они начинают совершать нелепые поступки. Например, принимать пищу два раза подряд, потому что забывают, что уже поели. Если вы сейчас вернетесь к Манон Муане, она вас не узнает.
Люси записывала ключевые слова разговора. Теперь поведение Манон, страх, который та испытывала в общежитии «Сен-Мишель», казались ей более обоснованными. Она спросила у специалиста:
– Что-то вроде болезни Альцгеймера?
Хардиф отрицательно покачал головой, то ли поцокав языком, то ли причмокнув:
– Этот ярлык навешивают на любые патологии, связанные с памятью… Нет, нет и нет… Болезнь Альцгеймера – это нейродегенеративная патология. Со временем личность деградирует вплоть до деменции. Что ни в коей мере не имеет отношения к Манон Муане. Она сохранила целостность своих умственных способностей, характер, энергию. А уж вы мне поверьте: чтобы убедить такую компанию, как «N-Tech», вложить деньги в клинику, эти достоинства были необходимы! На самом деле, своей относительной стабильностью она, безусловно, обязана тому факту, что другие ее памяти сохранились, потому что расположены в зонах, менее чувствительных к недостатку кислорода или глюкозы.
– Другие памяти?
Хардиф поднялся из кресла:
– В течение всего двадцатого века медицина никогда не делала различий между воспоминанием о том, что было приготовлено на ужин, и тем, как он был приготовлен. Однако эти два воспоминания стимулируют разные памяти, расположенные в различных зонах головного мозга. Но мне потребовалась бы целая жизнь, чтобы объяснить вам тайны, которые скрывает наш мозг… а у меня, увы, неотложные дела. Знайте только, что пациенты, страдающие подобными нарушениями, прекрасно помнят свое прошлое, по-прежнему умеют водить машину или играть на рояле и способны великолепно учиться. Но не могут ни запоминать лица, фразы, песни, ни заучивать жесты или приобретать автоматические навыки. Застегивать ремень безопасности, гасить свет, просыпаться и вставать, когда звонит будильник…
– Что-то вроде закрепления условного рефлекса?
– Совершенно верно, этот термин мы как раз и используем. Огромная проблема заключается в том, что этим людям вообще неведомо, что разрушены башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке или что папа Иоанн Павел II умер. Они живут в ускользающем настоящем, с постепенно исчезающим прошлым и будущим, которое является всего лишь иллюзией. Мне довелось видеть пораженного энцефалитом в результате вируса herpes simplex[7] больного, который был убежден, что живет в 1964 году, и не понимал, что его окружающие стареют. Он постоянно твердил одно и то же, не мог записать текст длиной в тридцать строк, не позабыв его начала, вел личный дневник, где отмечал все время одно и то же событие одной и той же фразой: «Я только что проснулся». Информация больше не сохранялась в его долговременной памяти, той, что отвечает за воспоминания, позволяет читать роман или смотреть фильм, не потеряв сюжетной нити.
– Вы хотите сказать, что… Манон может не знать, что ее собственная мать скончалась? Что она могла не запомнить глубоко затрагивающего ее события?
– Если это случилось после ее мозгового расстройства, то да. Как я уже попытался вам объяснить, в принтерах, печатающих воспоминания и называющихся гиппокампами, закончились чернила. Вы полицейский. Чтобы это понять, представьте, что она находится под постоянным воздействием бензодиазепинов, или ГОМК, наркотика, используемого насильниками. Выпейте два бокала шампанского, примите снотворное, и вы получите представление о том, что она испытывает ежесекундно. Все это чистая химия, то есть электричество: если перерезать кабель, ток перестает идти.
Люси мучительно силилась усвоить информацию, но этот феномен мозговой деятельности противоречил всякой логике. Что происходило, когда Манон пыталась связаться с матерью? Неужели она каждый раз заново узнавала о ее кончине? Заливалась ли она тогда слезами, пока не забывала о причине своей печали?
Как ей вообще удается жить? Выходить из дому, есть, делать покупки, снимать деньги в банкомате, знать, куда она направляется?
Столько вопросов, и все без ответов. Люси пребывала в растерянности. Ее мысли прервал невролог:
– Не могли бы вы вернуть мне мою авторучку? Спасибо, это «Фабер-Кастелл», я им очень дорожу.
И тонкими, как у кружевницы, пальцами он убрал ее в карман точно на то же место.
– Мне пора. Повторяю вам, я не знаком с историей болезни этой пациентки, она никогда не лечилась в нашем центре. Однако я могу дать вам фамилию моего коллеги, который занимается программой «MemoryNode». Он невролог и постоянно работает с нейропсихологами, в свою очередь наблюдающими Манон Муане…
– Я вас слушаю.
– Шарль Ванденбюш. Но не пытайтесь связаться с ним ночью. Свингедоу – дневная клиника, и врачи ненавидят ночные звонки домой. Они достаточно тяжело работают в течение дня…
– К несчастью, жертвы не могут ждать.
Не обратив внимания на ее замечание, Хардиф продолжал:
– Вы только что проникли в одну из самых таинственных и интересных зон в истории медицины, милейшая мадемуазель инспектор… Память. Гибкий лабиринт, состоящий из миллиардов разных путей.
– Лейтенант, а не мадемуазель инспектор.
– Простите, что?
– Я лейтенант, а не мадемуазель инспектор. И признаюсь, меня это интересует только наполовину, потому что я имею дело с женщиной, которая, возможно, окажется неспособна узнать своего обидчика… И последнее. В чем именно заключается программа «MemoryNode»?
– Это шанс для страдающих амнезией. Способ вернуть им подобие памяти, благодаря аппарату «N-Tech», приспособленному под специальные функции. Фотографии, аудиозаписи, кнопки «кто», «что», «где», «как»… Нечто вроде протеза памяти… Повидайтесь с Ванденбюшем. Он наверняка найдет время растолковать вам все это.
Телефон невролога зазвонил.
Хардиф ответил. Нажав «отбой» и направившись к дверям, он сказал:
– Это доктор Флавиан. Он срочно хочет вас видеть.
7
Следом за Флавианом Люси вошла в палату. Казалось, Манон спокойно спит, зарывшись головой в подушку.
– Кроме отметин на запястьях и щиколотках, я не обнаружил никаких следов насилия, – сообщил врач.
– Она не была изнасилована? – прошептала Люси.
– Нет… Вы можете говорить нормальным голосом, она не проснется. Поскольку она была сильно возбуждена, мы вкололи ей легкое седативное средство. Ее кровь и волосы отправлены на токсикологический анализ. Она не обезвожена и не страдает от дефицита питания. К тому же состояние ногтей исключает предположение о длительном заточении. Сильно опухшие ноги указывают на то, что она, должно быть, прошла значительное расстояние. Никаких следов ударов, никаких ран, кроме той, что находится на ладони левой руки…
Люси перебила его:
– Есть ли у вас какие-нибудь соображения относительно этой надписи: «Пр вернулся»?
– Надрезы сделаны очень острым предметом.
– Тоже мне, новость…
Флавиан взял руку Манон и повернул ее:
– Судя по глубине проникновения, автор этой дикости действовал с крайней жестокостью… Но это еще не все…
Флавиан осторожно приподнял простыню.
Люси стиснула зубы:
– Черт…
Живот Манон пересекали два широких разреза. Два беловатых, ровных, уродливых шрама. Они как будто складывались в буквы, слова, фразы, разобрать которые было невозможно. Разве что…
Люси склонилась над спящей:
– Что это…
Она отступила к изножью кровати.
– Да… Эти разрезы сделаны таким образом, чтобы они читались в зеркале, – объяснил Флавиан. – Странно, если присмотреться, они отличаются один от другого. Как будто два разных почерка.
– Думаете, над этим произведением трудились двое?
– Да, мне так кажется. И чтобы вот так зарубцеваться, они должны были быть сделаны не меньше месяца назад.
Люси попыталась расшифровать надписи. Под грудью она различила слова: «Отправляйся к Глупцам, неподалеку от Монахов». И прямо под ними: «Найти могилу…» Последняя буква заканчивалась длинной линией, которая тянулась влево. Очевидно, «гравировка» была внезапно прервана, лезвие прошло почти на десять сантиметров вглубь.
– Черт… Как это понимать?
– Не знаю. В любом случае совершенно ясно, что она должна была видеть эти фразы каждый день, когда, одеваясь, смотрелась в зеркало. У нее нет никакой возможности не замечать их. Что-то вроде…
– Стигмата. Или клейма.
– Да. Или наказания.
Люси взглянула на правое плечо Манон с татуировкой в виде раковины, потом некоторое время, словно загипнотизированная, бездумно взирала на экран работающего слева электрокардиографа. И вдруг попросила Флавиана:
– Доктор, вы не могли бы разбудить Манон? Мне… Мне необходимо допросить ее!
– Не сейчас! Да и вообще, что вы надеетесь услышать? Вполне возможно, она не помнит, что означают эти надрезы!
– Вспомнит, непременно. Эти насечки причинили ей страдания, она… Она не могла забыть. Сколько времени? Через сколько времени я смогу поговорить с ней?
– Через час или два. Но после пробуждения она будет нуждаться в полном покое. У меня сложилось впечатление, что вы не совсем ясно понимаете ситуацию.
Ухватив Люси за локоть, доктор увлек ее в другой конец палаты.
– Очнувшись, она никого не узнает. Она не будет знать, почему находится здесь, а также – что она делала в последние годы. Она узница настоящего, вы обязаны понять это! Некоторые люди, страдающие амнезией, забывают даже, что потеряли память: они, подобно золотым рыбкам, плавают в своем аквариуме! Рубцы на животе – это, возможно, единственные ее ориентиры. Или, наоборот, мýка, которую она ежедневно терпит. В любом случае давайте поосторожней, ладно?
Слегка скривившись, Люси кивнула. У нее начинала побаливать голень. Многовато пробежек за последние дни…
– Скажите, – начала она. – Доктор Хардиф назвал мне имя ее психолога, некоего Ванденбюша…
– Скорей ее невролога…
Казалось, Флавиан колеблется.
– Хорошо, попробую переговорить с ним… Мне бы самому хотелось получше разобраться в этой безумной истории.
Люси почувствовала, что у нее в кармане завибрировал телефон.
– Лейтенант? Это Грё!
Майор буквально орал в трубку, пытаясь перекричать рев дождя, обрушивавшегося на полицейский автомобиль.
– Мы сделали, как вы сказали, не стали вас дожидаться! Вот только что приехали в окрестности Рема, на место, которое указал парень, подобравший Манон Муане! Правда, наши коллеги из жандармерии были уже там, они приехали на ДТП, случившееся из-за этой проклятой рухнувшей ветки!
– У вас что-нибудь есть? – спросила Люси.
– А то! Будете довольны! Или нет, вот уж не знаю! Когда мы рассказали жандармам, что именно на этом месте была обнаружена девушка, они не стали тянуть резину и сразу прочесали лес! Там поблизости ничего нет, кроме охотничьей хижины, метрах в ста от шоссе, в подлеске! Так вот, знаете что? Бинго!
Он прокашлялся.
– Я как раз только что вернулся из этой хижины! Думаю, дело серьезное! Похоже, придется поднимать людей!
– Что там? Труп?
Грё завопил еще громче:
– Да не совсем! Вас надо сюда привезти, это что-то необъяснимое, никогда в жизни такого не видел! Нам… Нам поставили ультиматум! Если верить следам на стенах, если мы не поторопимся, труп не замедлит появиться!
8
Энтони с довольным видом закрыл крышку мобильника и сунул его в карман.
По последним новостям, Люси только что села в свою машину на парковке возле собственного дома и теперь направлялась в сторону Валансьена. Почему она не поднялась в квартиру хотя бы на пять минут, чтобы проверить, все ли в порядке? Странная баба.
Во всяком случае, вернется она не сразу. Как порядочная мать, она спросила, чем он занимается. Тогда он запросто рассказал ей, что сидит в кресле напротив крепко спящих малышек и решает судоку.
А теперь, уверенный, что его не потревожат, студент отправился на разведку.
Благодаря выключателям с реостатами – пожалуй, единственному имеющемуся здесь хай-тек-устройству – он убавил освещение, что дало ему возможность разгуливать по трехкомнатной квартирке, не боясь разбудить девчонок.
Во-первых, компьютер. Он включил монитор. Ну-ка, ну-ка, на экране высветился сайт знакомств «Meet4love». Страница полицейской дамочки: «Тридцать лет, энергичная, вечером сова, по утрам – жаворонок. Характер, свойственный уроженкам Дюнкерка. Железная воля и нежная душа. Привлекает тайна и магия взгляда. В будущих отношениях предполагается значительное место для двух моих дочек». Усмехнувшись, Энтони позаботился выключить монитор и решил обследовать мебель в углу гостиной. Когда он только пришел, лейтенант в спешке засовывала туда какие-то документы и книги. Ей, должно быть, невдомек, что нет человека, любопытней его.
В верхнем ящике обнаружилось сочинение по практике вуду с вырванными страницами. Внутри – рисунки близнецов. Фотографии жестоких ритуалов, сделанные автором книги. Просто невероятно. Под книжонкой – ксерокопии. Подробные описания, истории болезней, очевидно засекреченные, касающиеся американских серийных убийц, с жутко кровавыми фотографиями, как и положено.
Слегка озадаченный Энтони принялся размышлять. Кто же такая эта Люси Энебель, образованная и хорошо воспитанная барышня, которую он изредка видел по утрам и вечерам, молодая женщина, никогда не приводившая к себе ни баб, ни мужиков, не устраивавшая шума и вечеринок? Какого черта мать двух малышек занимается такими гнусностями? Ему, интересующемуся в основном только робототехникой и «кустарным» производством декодеров шифрованных программ для родственников, все это казалось очень далеким от его мира.
Что, однако, не помешало ему открыть спрятанный под грудой бумажного хлама старинный трактат о препарировании, озаглавленный «Anatomia magistri Nicolai Phisici»[8]. Это явно был оригинал, страницы от времени пожелтели и покрылись рыжими крапинками. Тщательно сделанные рисунки изображали различные мышцы человеческого тела в разрезе. На некоторых был представлен распятый на кресте человек, которого кромсали ножами пышнобородые ученые, оставляя на его теле разверстые багровые раны. Настоящий гимн страданию.
Наткнувшись на листки бумаги с пятнами крови – реально настоящей крови, он бы дал руку на отсечение, – Энтони захлопнул обложку и торопливо снова засунул фолиант поглубже в ящик.
«Хорош дрейфить! Тебе не пятнадцать лет!»
Вид спящих малышек успокоил его, он взял себя в руки. Энтони мог не бояться, что Энебель его застукает, поэтому решил изучить ее спальню – просто чтобы слегка развеяться. Он сидит с близняшками и не делает ничего дурного… Но ведь надо же чем-то себя занять. Ну и сфотографировать на мобильник трусики инспекторши, впрочем аккуратно сложенные… Забавный охотничий трофей…
Он повернул ручку двери и снял кроссовки «Reebok», чтобы наверняка не оставить следов на ковровом покрытии. Он, конечно, не полицейский, но и не полный кретин.
Спальня опрятная и скромная, как и вся квартира. Никаких ненужных безделушек. Только щетка для волос на кровати, фотографии близняшек и книжка. Еще одна мерзость, последний роман Гранже, история о свихнувшемся убийце…
Нет, ну правда, о чем думает эта тетка? Этим служащим из судебной полиции мало их работы, чтобы по вечерам еще глотать такие кровавые книжонки?
Его взгляд привлек голубоватый блеск пистолета, лежащего на крышке высокого соснового сундука. Энтони кончиками пальцев прикоснулся к кожаной кобуре.
Рядом он заметил сумочку с застежкой-кнопкой. Внутри крошечный ключик, которым наверняка открывается сейф или личный ящик в комиссариате. Студент положил ее на место и вытащил из чехла девятимиллиметровый «зиг-зауэр». Оружие ловко легло в ладонь. В свои двадцать два года Энтони никогда не держал в руках ничего подобного и сейчас испытал ощущение силы. Он повертел самозарядное оружие, прикинул его вес и осознал, что, прикрыв один глаз, целится в светильник над изголовьем кровати.
С его губ сорвалось: «Бабах!» Крутой револьвер! Нет, это не «револьвер», а пистолет, без барабана. Единственное, что он знал про такие пушки из сериалов, которые тупо смотрел по телику.
«Зиг-зауэр», магазин на пятнадцать патронов плюс один. Кстати, он заряжен? Интересно, эта придурочная им пользовалась? Где-нибудь в Лилль-Сюд или в горячих местечках Рубе?
Внезапно Энтони стало не по себе. Такая игрушка может убить. Он всунул пистолет в кобуру и положил точно на прежнее место. Энебель ничего не заметит.
Он уже собрался было изучить содержимое сундука, но его внимание привлек стоящий в углублении стены шкаф с тонированными стеклами. Он присел и попытался открыть дверцу. Заперта. Энтони приник к стеклу. Внутри что-то овальное… Ему не удавалось как следует рассмотреть, что это. В любом случае что-то необычное.
На верхней открытой полке валялась куча фотоснимков. Он бегло окинул их взглядом. На одном из них Энебель, девочка лет десяти, среди родных. Сразу видно, единственная дочь; предки у нее, судя по шмоткам и фасаду их домишка с облупившейся штукатуркой, не слишком богатые. Наверняка дочь рабочего, может стоящего у конвейера. Теперь-то она, со своей полицейской формой, должно быть, чувствует себя во всеоружии… Энтони хихикнул и занялся другими фотографиями. Близнецы со сливочным мороженым, близнецы на море, близнецы в ванночке… Можно не сомневаться, она любит своих крошек.
Он снова заинтересовался шкафом. Что она может там прятать? Отрезанное ухо? Отрубленный палец?
Необходимо найти ключ. Может, тот, что лежит в кожаной сумочке? Это ключ, которым она, судя по всему, часто пользуется, потому что хранит в надежном месте, в поле зрения. Ей явно не хотелось бы, чтобы он потерялся или валялся неизвестно где.
Разве что сегодня вечером…
Энтони положил сумочку на кровать и достал заветный кусочек металла. Сжав его в руке, он на мгновение заколебался. Имеет ли он право так глубоко вторгаться в личную жизнь этой женщины? Подумаешь! Он никому не скажет про небольшое отклонение в своем поведении. Тот, кто изготавливает пиратские декодеры, умеет хранить тайну.
Ключик идеально подошел к замочку.
В Энтони поднималась волна тревоги, но он медленно открыл стеклянную дверцу и схватил большой ламинированный лист.
Рентгеновский снимок. Точнее, фотография УЗИ.
Энтони встал под потолочный светильник и принялся внимательно разглядывать свою находку. Ему удалось различить прозрачное пятно и угадать форму фасолинки. Точнее, двух.
Близнецы.
Он пожал плечами. Страшное разочарование. И что же, это все? Просто фотка двух девочек до их рождения?
Он снова подошел к шкафу и обнаружил еще один снимок, но не успел его рассмотреть. Потому что увидел за ним еще что-то.
Что-то невообразимое.
Его лицо исказила жуткая гримаса.
