Франк Тилье
Фантомная память
9
Люси потерла глаза. Отопление в ее стареньком «форде» не справлялось с паром, осевшим на ветровом стекле. В прошлом месяце какие-то кретины отломали радиоантенну, и в довершение всего теперь через образовавшееся в крыше отверстие в салон сочилась вода. Люси полагала, что на свою лейтенантскую зарплату и премиальные она могла бы иметь что-нибудь попросторнее, чем ее домик в Мало-ле-Бэн. Но Лилль дорогой город, а цены на жилье и вовсе зашкаливают. И это еще если не считать расходы на няню, съедающие треть ее доходов. Так что о новой машине оставалось только мечтать…
Люси уже полчаса ехала в сторону Валансьена. Дождь не утихал. Наконец вдалеке она разглядела огни периметра безопасности. Уже близко. Пожарные и жандармы, насквозь промокшие, как смотрители маяка. Позади них два смятых автомобиля, груда резины и искореженного металла.
Люси припарковалась на обочине, позади другой машины, застегнула куртку до самого подбородка, прихватила фонарик и, накрывшись с головой водонепроницаемой накидкой, побежала к пожарному.
– Люси Энебель! Судебная полиция Лилля!
Тот указал вытянутой рукой в сторону леса.
– Туда! – прокричал он. – Прямиком, метров триста! Там ваш коллега!
– А авария? Что произошло?
– Ветка на дороге! Лобовое столкновение! Мы еще их не достали из машины!
– Погибшие есть?
– Двое! Я пошел! Такой погодки мы отродясь не видали! Со вчерашнего дня работы невпроворот!
Люси надела накидку. Вокруг столкнувшихся автомобилей суетилось с дюжину людей, другие, в нескольких метрах от них, наблюдали. Темные силуэты во тьме. Они всегда оказывались на месте аварии, эти пришедшие неизвестно откуда любители страшилок.
Светя фонариком, Люси шагнула на топкую дорожку между деревьями. Что она делает здесь, вдалеке от своих девочек? Все произошло так быстро.
Она подумала о муках, которые должна была перенести Манон, растерянная, неспособная сориентироваться, с этой единственной фразой, запечатленной на ее ладони: «Пр вернулся». Может, она сама изувечила себя. Чтобы принудить себя к бегству. И понять причину этого бегства.
Когда Люси добралась до хижины, ее ботинки и джинсы были облеплены черной грязью. Стоя под козырьком крыльца, Грё разговаривал с двумя жандармами в форме. Она поздоровалась, сняла накидку и, тряхнув волосами, попыталась хоть немного обсушиться.
– Будьте осторожны, смотрите, куда ступаете, – предупредил ее один из жандармов, когда она толкнула дверь.
Едва войдя, она тотчас заметила внутри нечто вроде колышущегося моря, отливающего желтым и красным. Люси замерла.
– Спички, – пояснил идущий следом за ней с мощным аккумуляторным фонарем в руке Грё. – Думаю, за всю свою жизнь курильщика я столько не использовал.
Три четверти поверхности пола были усеяны мелкими деревянными палочками. Сколько их? Тысячи?
В углу Люси заметила веревки. Она подняла голову. На левой стене пламенела написанная чем-то красным, напоминающим кровь, фраза: «Принеси ключ. Возвращайся позлить Других. И отыщи среди спичек то, что мы собой являем. До 4:00».
Рядом Люси разглядела следы грязи.
– Это они натоптали? – прошептала она.
– Ну да, – подтвердил майор. – Они отбыли незадолго до нашего появления, но ничего, они совершили промах – не сильно напачкали на месте. Здесь все нетронуто.
– А ты? Ты что, приехал один?
– Разве вы не видели на шоссе Адамкевича? Он остался возле разбитых машин. Там два трупа, он пытается понять, нет ли связи со всем этим чертовым бардаком… пусть даже это маловероятно… Ну да вы же его знаете, вечно сует повсюду свой нос…
Грё высморкался и спросил:
– Вы можете наконец объяснить мне, что происходит? Кто такая эта Манон Муане, твердо уверенная, что ее мать жива, хотя та померла сто лет назад?
Молодая женщина кратко изложила коллеге ситуацию. Скитания Манон. Неотложка. Амнезия.
– Да… поганая история, – заключил Грё, поглаживая усы.
Люси, крепко сжав губы, вертела в руках мобильник. Мокрые джинсы прилипли к телу. На редкость противное ощущение.
– Ладно… надо зафиксировать место происшествия. Я позвоню в дежурку научной лаборатории, пусть пришлют к нам группу для отбора первых образцов, пока не рассвело.
– Вы уверены? Судмедэксперты не любят, когда их беспокоят по ночам. У нас нет тела.
– Незаконное лишение свободы наказывается по меньшей мере двадцатилетним сроком заключения, так что, уж ты мне поверь, мы сейчас побеспокоим этих господ. А ты видел это гнусное послание? У тебя фотоаппарат есть? А полипропиленовые ленты? Латексные перчатки? Мне бы хотелось взглянуть поближе.
– Да нет, я как-то не привык разгуливать в костюме Белого Кролика[9].
– А в багажнике?
– Ну, кое-что найдется…
– Тебе улыбается сгонять туда-сюда в эту грозу?
– Позвоним Адамкевичу? Он тут недалеко!
– Нет, пусть лучше продолжает заниматься своим делом. Ведь не хочешь же ты, в самом деле, чтобы туда пошла я? Где твоя галантность?
Грё что-то пробурчал, застегнул пальто с капюшоном и растворился в потоках воды.
Люси обследовала замóк и взглянула на покуривающих под навесом крыльца жандармов. Один из них щелчком отбросил обгоревшую спичку.
– Постарайтесь здесь не мусорить! – проворчала она. – Необходимо сохранить место происшествия в первоначальном виде. Или вам это неизвестно?
– Лилльская судебная полиция в действии! – обернувшись, бросил толстопузый. – Вы что, видели хотя бы тень трупа, а? Вот тоже, юношеские бредни по любому поводу! Или вот еще взять экологов, они тоже на это способны! В последнее время у них нервы на пределе! Они да еще охотники, знаете… – Он пожал плечами и продолжил: – Извините за выражение, но я никак не въезжаю, что именно визитеры из Лилля забыли в наших краях, ведь не ради надписей на стенах и спичек они притащились в эту жалкую лачугу! Не дают нам заниматься делом, а у нас тут авария. Вдобавок в такую погоду, может быть, не единственная!
Люси не ответила. Она решила перейти на более примирительный тон:
– Этот охотничий приют открыт всегда?
– Да. В любом случае красть здесь нечего, ломать тоже. Всего лишь обычное укрытие. Крыша, пол, четыре стены.
– А ключ? От этой двери? Где он?
– Ха-ха-ха! Так вы уже ломаете голову над этой надписью? «Принеси ключ»? Да, вы времени даром не теряете! Откуда мне знать? Может, надо было бы сходить в мэрию. Но только не раньше девяти утра. Иначе там будет закрыто.
Его коллега изобразил улыбку и снова затянулся сигаретой.
Люси поняла, что настаивать бесполезно. Она тщательно осмотрела землю перед хижиной. Грязь, вода, сплошное месиво. С такой погодой никакого шанса обнаружить хоть слабый отпечаток.
Она обвела взглядом окружающие деревья. Похититель. Уединенный пустой приют. Непонятное предупреждение. Хитроумная загадка. Предвестники страшной неразберихи.
Профессор… Дело контролируется Парижем, она о нем знает не больше, чем сообщают в средствах массовой информации: убийца чрезвычайно изощренного ума. Непредсказуемый. Его ни разу не удавалось задержать.
Почти четыре года… Как человек, совершивший шесть убийств, мог прекратить убивать и так надолго затаиться? За редчайшим исключением, серийные убийцы никогда не действуют таким образом. Им мешают неосознанные стремления, их дикие фантазии. Им необходимо постоянно убивать, снова и снова совершать свои преступления. Люси горько пожалела, что у нее нет доступа к более подробной информации об этом убийце.
Когда вернулся запыхавшийся Грё, Люси сняла обувь и носки и, под изумленными взглядами жандармов, сунула ноги в полиэтиленовые мешки, а на руки натянула резиновые перчатки. Затем она снова вошла в хижину, куда за ней последовал ее коллега, и принялась безостановочно щелкать фотоаппаратом. Закончив фотофиксацию, она стала изучать валяющиеся на полу обрывки веревки, стараясь не нарушать расположение спичек на полу.
– Следы крови… У Манон была искромсана рука… Судя по длине веревок, похититель должен был связать ее с ног до головы. Кончики обожжены, чтобы нейлон не распустился, значит они не были разрезаны.
– Тогда как же она развязалась?
– Узлов не видно… От них на нейлоне непременно остаются следы. Скрученный нейлон сохраняет форму, верно?
– Может быть. Я не специалист по играм садомазо.
– Другая странность заключается в том, что все веревки собраны в одном месте. Почти аккуратно сложены… Надо будет посмотреть снаружи, но априори кляпа я не вижу.
– Да ну… Можно было не опасаться, что ее кто-нибудь услышит. Не скажешь, что здесь бродят толпы народу. К тому же дождь лил как из ведра.
– Да… Или же она была без сознания…
Люси с хирургической тщательностью обследовала стены.
– Этот тип, должно быть, заранее присмотрел место, чтобы убедиться, что его не потревожат, когда он будет разыгрывать свой «спектакль».
– Думаете, это кто-то из местных?
– Не обязательно.
Люси размышляла вслух:
– Он привозит ее сюда связанную и без сознания. Укладывает в угол и развязывает узлы. Пишет на стене свое предупреждение и, прежде чем исчезнуть, раскидывает по полу килограммы спичек. Очнувшись, Манон, в состоянии амнезии, решает сбежать.
– Чертовски логично… Похитить жертву, чтобы потом дать ей возможность сбежать…
Не отвечая, Люси склонилась над спичками:
– Может быть, он просто воспользовался ею, чтобы направить нас сюда? Чтобы мы прочли его послание? Человек не сможет вспомнить его лица. Это подразумевает, что он так или иначе с ней знаком… Или же имел доступ к ее истории болезни. Затем эти странные шрамы… Может быть…
«Ну вот, началось…» – подумал Грё и вздохнул.
– Но к чему столько усилий? – прервала свои размышления Люси. – Почему бы попросту не сделать анонимный звонок, которой привел бы нас прямо сюда?
– Ради красоты действа, разумеется, – сыронизировал майор. – Телефонный звонок? Слишком убого.
Люси вздернула подбородок:
– Издеваешься?
– Нет, но… Обычно мы не имеем дела со светочами мысли…
Опершись ладонями о колени, Люси выпрямилась:
– Запиши-ка… Запиши, что надо проверить, не была ли подпилена ветка, спровоцировавшая аварию. Наш похититель вполне может оказаться способным на такой бредовый поступок.
Не открывая блокнот, Грё грыз колпачок ручки.
– Ну, знаете, все же не стоит заблуждаться… Такие психи существуют только в кино и в вашем воображении.
Люси испепелила его взглядом. Внезапно осознав свою оплошность, Грё покраснел. Все в бригаде знали гнусную историю девочки-диабетички. «Комнату мертвых», где реальность сильно превзошла вымысел.
Наконец Энебель сосредоточилась на странных надписях.
– Краска… – заключила она.
– К счастью. Лучше так, чем… Ну, теперь вы понимаете…
– Да, я понимаю. «Принеси ключ. Возвращайся позлить Других. И отыщи среди спичек то, что мы собой являем. До 4:00». Что за тарабарщина! Меня это пугает! Какой еще ключ?
– А как насчет спичек? Что вы об этом думаете?
Люси покачала головой:
– «И отыщи среди спичек то, что мы собой являем». Может, надо просто сосчитать их… Но это отнимет у нас массу времени. К тому же не стоит забывать, что мы почти наверняка ошибемся. Их здесь столько…
– И все же? Допустим, мы получим число пять, десять или пятнадцать тысяч. Или даже десять тысяч пятьсот сорок один или пятнадцать тысяч пятьсот шестьдесят девять. И что? Это как-то поможет нам продвинуться?
Люси обвела комнату взглядом:
– У нас нет ключа. Кто такие «Другие»? Отметь, что это слово он написал с большой буквы.
Грё торопливо перечитал фразу на стене.
– Ух ты, я и не видел!
– Нет, это невозможно! А сейчас, майор, начинаем работать, о’кей? – Люси нервно посмотрела на часы…
– У нас остается всего три часа… Надо считать, я уверена, что надо считать…
– Честно говоря, мне неохота. У меня и так уже глаза от усталости лопаются.
Она снова присела на корточки и провела пальцами по тонким деревянным палочкам:
– «И отыщи среди спичек то, что мы собой являем». У Манон здесь своя роль, он воспользовался ею, чтобы привлечь наше внимание, привести нас сюда в тот самый срок, который сам же и назначил…
Люси резко поднялась. Она вдруг поняла, почему похититель освободил свою жертву.
Это же так очевидно!
Манон и есть ключ. Ключ к пониманию послания.
Люси вышла на крыльцо. Вокруг по-прежнему враждебно шумел лес. Жандармы одновременно бросили окурки на землю.
– Вы прикасались к спичкам? – спросила их лейтенант Энебель. – Брали их?
Тот, что с пузом, – снова он – с удивлением посмотрел на нее:
– Ну да, две-три. Нам показалось… прикольным прикурить от них. Надо же было как-то скоротать время до вашего приезда.
– Так сколько? Две? Три?
– Да вы что? Откуда я знаю? Две, три, восемь, двенадцать! Какая разница? Там их еще тысячи! Не станете же вы плакать из-за нескольких спичек? На свете есть дела поважнее, верно?
Люси достала мобильник:
– Придется будить командира бригады, пусть разберется с прокуратурой Валансьена, чтобы дать нам подмогу и начать юридическую процедуру.
– Вы совсем, что ли, или как? Зачем вызывать подкрепление?
Жандарм глянул на своего коллегу:
– Да и вообще, мы тут ни при чем, это ваше дело. Это у вас под ногами земля горит, а не у нас…
Люси не отреагировала.
– Господа, я взываю к вашей доброй воле и прошу вашего сотрудничества. Как только наши коллеги-криминалисты возьмут образцы, надо будет сосчитать спички, учитывая и те, что брошены в грязь. И без ошибок.
– Вы нас разыгрываете?
Люси рассердилась. Теперь она значительно повысила голос:
– Разве это похоже на розыгрыш? Я делаю свою работу, только и всего! Перед нами преступник, который похитил женщину, а нам ставит ультиматум! Вы что хотите? Торчать здесь и ждать?
Жандармы молчали. Люси повернулась к двери:
– Грё, с этого момента следи, чтобы никто ни к чему не прикасался! Я возвращаюсь в больницу! Манон – это наш ключ!
Майор, которого она вытащила из постели, поначалу довольно резко ответил на ее звонок. Однако, почувствовав ее настойчивость, очень скоро понял, что дело серьезное. Он знал, что в любом расследовании первые часы – самые важные. Следовало действовать быстро. Через полчаса здесь будут криминалисты.
Закончив разговор, Люси бегом бросилась в лес.
Ей надо было поскорее добраться до больницы, чтобы увидеть Манон.
Какое чудовищное количество спичек… Сосчитать… действительно ли это решение? Или пустая трата времени? Может, это ловушка, чтобы впустую отвлечь внимание, монополизировать силы полиции?
А главное, что должно произойти в 4:00?
10
Взвизгнув тормозами, автомобиль Фредерика Муане припарковался на стоянке клиники имени Роже Салангро. Он хлопнул дверцей «БМВ» последней модели и исчез за дверью отделения неотложной помощи. После проверки документов ему сообщили номер палаты, в которой находилась его сестра. Он побежал по коридору, за его спиной шурша развевался длинный серый плащ.
Фредерик вошел в слабо освещенную ночником палату. Мужчина, сидящий под прикрепленным к стене телевизором, поспешно поднялся, чтобы представиться. Доктор Ванденбюш.
– Спасибо, что позвонили, – произнес Фредерик, пожимая неврологу руку. – Но почему вы ничего не захотели сказать мне по телефону? Что случилось? Как она себя чувствует?
От волнения Фредерик вспотел. Этот человек держался только силой воли. Иссиня-черные, зачесанные назад волосы еще больше подчеркивали его сходство со стремительным болидом, выпущенным со скоростью сто километров в час.
– Не беспокойтесь, она хорошо себя чувствует, – с легким бельгийским акцентом подбодрил его доктор. – Она спит, ей дали транквилизатор.
Фредерик достал из внутреннего кармана куртки чехольчик кремового цвета:
– Нашел… он лежал возле компьютера у нее в квартире.
Врач с заметным облегчением прислонился к стене.
– Слава богу…
Фредерик вытащил «N-Tech» из кожаного футляра и положил на прикроватную тумбочку. Собеседник увлек его вглубь комнаты. Врач был растрепан и совсем не походил на того безукоризненного Ванденбюша, которого привык видеть Фредерик.
– Послушайте, господин Муане… Вашу сестру обнаружила полиция. Она бродила по улицам Лилля. Насквозь вымокшая, в спортивном костюме, абсолютно потерянная.
Медленно выдохнув, Фредерик закрыл лицо руками. Потом сощурился:
– Как? Но… Она не может заблудиться в Лилле! Это город ее детства, она знает в нем каждый уголок!
– Она не то чтобы потерялась… Она выбилась из сил…
Ванденбюш откашлялся. Казалось, он смущен.
– Я пока мало что знаю, но она… похоже, ее похитили и насильно удерживали. На запястьях и лодыжках мы обнаружили характерные следы. Следы веревок.
Фредерик мгновенно напрягся:
– Насильно удерживали! Надеюсь, вы шутите? Я видел ее еще сегодня утром.
Он подошел к сестре и нежно погладил ее по голове. А потом вновь обратился к доктору:
– И вы по-прежнему будете говорить мне, что эта проклятая рекламная кампания не представляет никакого риска?
У Ванденбюша был подготовлен ответ. Фредерик Муане всегда яростно противился тому, чтобы его сестра стала лицом «N-Tech».
– Если бы мы предполагали, что экспонирование ее портрета поставит Манон под угрозу, то не поступили бы так. И вам это известно.
– Тогда о чем мы говорим? О совпадении? Мою сестру похитили сразу после начала кампании случайно? В этом нет никакой случайности, господин Ванденбюш!
Врач схватил его за локоть, чтобы не дать подойти к кровати, и спокойно ответил:
– Ограбление произошло больше трех лет назад, причем в Кане! Как вам могло хоть на мгновение прийти в голову, что тот же преступник нападет на ту же жертву просто потому, что увидел ее фотографию на рекламном плакате? В этом нет никакого смысла!
Он посмотрел Фредерику в глаза и продолжил:
– Вот уже два года, как я занимаюсь Манон! Я знаю, и вам тоже это известно, что лечение необходимо продолжать! «MemoryNode» – программа, принципиально важная для нее. Для ее равновесия.
– Главное, она важна для вашей карьеры! Моя сестра не марионетка!
Невролог вздохнул:
– Давайте не будем опять возвращаться к этому спору. Не здесь… Тот факт, что Манон не помнит о большей части своих поступков, вовсе не значит, что она невменяема. Она сохранила все свои интеллектуальные способности, каждый день она делает успехи и справляется лучше, чем кто-либо другой. И она пришла к такому решению самостоятельно. Она приняла предложение «N-Tech». И деньги. Так что хватит об этом.
Фредерик с досадой покачал головой:
– Мне пришлось продать наше семейное предприятие, чтобы переехать сюда, чтобы… обезопасить ее от обидчика. Я увез ее из Кана, города, где была убита наша сестра, города, где Манон спустя полгода потеряла память! Я живу вместе с ней, в одном доме, я помогаю ей бороться с недугом, забыть… Профессора… И вот теперь…
– Я вас прекрасно понимаю. Но Манон является моей пациенткой, и сейчас она находилась в самой лучшей форме. «MemoryNode» приносит ей огромную пользу. Программа буквально преобразила ее. Вы не можете этого отрицать.
Фредерик промолчал. Ванденбюш потер переносицу, стараясь скрыть внезапное замешательство.
– Фредерик, вы должны мне кое-что объяснить. Один интригующий факт, который… не дает мне покоя.
– О чем вы?
Врач подошел к Манон и осторожно приподнял простыню, а затем зеленую сорочку:
– Эти шрамы…
Фредерик напрягся.
– Так я и думал, – продолжал невролог. – Вы в курсе… Вот эта надпись: «Отправляйся к Глупцам, неподалеку от Монахов» – сделана левшой. – Он указал на часы на правой руке Фредерика. – А вы левша.
– Да, так же как и вы…
– Шрамы имеют память. Если рассматривать эти надрезы с близкого расстояния, по направлению кожных краев можно догадаться, в какую сторону были прорезаны буквы. Это очень сложно, особенно в данном случае, когда текст написан зеркально. Однако это можно заметить по округлым элементам. В частности, по букве «о». Да, я сам левша или, точнее, амбидекстр, поэтому такие детали от меня не ускользают… О чем это говорит?
Фредерик взорвался:
– Вы не должны были это видеть! Кто дал вам право вторгаться подобным образом в личную жизнь моей сестры? Если была нарушена врачебная тайна, я…
– Доктор Флавиан ни в коей мере не нарушил врачебную тайну. Он был уверен, что я в курсе. А я должен был бы быть в курсе!
– Это еще почему? Я помог ей сделать эти надрезы, потому что она буквально умоляла меня, вот и все!
– Она вас об этом умоляла?
– Записать эту бессмыслицу на своем теле стало ее навязчивой идеей. Она непрестанно твердила, что это единственное решение, единственный способ полностью сохранить достоверную информацию. Что на ее теле никто не сможет уничтожить или подделать эту запись.
Взгляд Фредерика сделался отсутствующим, он словно заново переживал то тяжкое испытание.
– У меня не было выбора, она буквально впала в истерику. Вы прекрасно знаете, как она ведет себя, когда вобьет что-то себе в голову. Фиксирует свои мысли, делает аудиозаписи, постоянно, без остановки повторяет одно и то же. И тогда я сделал это, чтобы… чтобы помочь ей. И потому, что… у нее не хватало смелости решиться на это самой, как она, кстати, поступила в первый раз.
– Выходит, Манон уже подвергала себя такому самокалечению? Она никогда мне не рассказывала.
– С какой стати?
– Потому что это является частью терапии! Видите ли, более трети моих пациентов калечат себя! Они используют свое тело как блокнот для записей. И знаете, чем это все заканчивается? Психиатрической клиникой! Что означает эта фраза: «Отправляйся к Глупцам, неподалеку от Монахов»? А что за история с могилой? Как вы можете объяснить, что надпись так резко обрывается?
– Это довольно сложно. И у меня сейчас нет желания объяснять вам что-либо. Не время и не место.
– Опять какая-то связь с Профессором, я прав?
Фредерик не ответил. Он осторожно поправил на Манон рубашку и накрыл ее простыней. Ванденбюш не настаивал. Однако повторил:
– Да… Вам следовало бы сказать мне об этом…
Фредерик повернулся к нему и, сжав кулаки, закричал:
– Надо найти того гада, который ее похитил!
Губы Манон едва заметно шевельнулись. Фредерик присел на край кровати:
– Я здесь, сестренка. Не волнуйся…
Он взял Манон за руку и нащупал корку запекшейся крови. Заинтригованный, он повернул ее ладонь наружу.
Послание подействовало на него, как удар ножом.
«Пр вернулся».
Фредерик почувствовал, что ноги не слушаются его.
Прошлое снова всплыло. То прошлое, которое Манон с диким ожесточением, день за днем, гнала прочь, доводя себя до болезни.
Профессор…
Фредерик схватил лежащий на тумбочке бинт и принялся перевязывать покалеченную руку сестры. Скрыть правду.
Стоящий за его спиной Ванденбюш не двинулся с места. Все его внимание сосредоточилось на органайзере. Он произнес:
– С некоторых пор меня не покидает одна мысль… Вы сказали, что обнаружили «N-Tech» в квартире Манон?
– Да, рядом с компьютером.
– А… А входная дверь была…
– Открыта, – перебил его Фредерик, заканчивая бинтовать.
– Вы, как и я, знаете, что Манон никогда не расстается со своим органайзером. Стоит ей хоть на минуту выйти на улицу, она берет его с собой. Фредерик… Я полагаю, что Манон похитили из дому… От вас… Из вашего собственного дома.
Муане мертвенно побледнел:
– Я сейчас вернусь. Мне нужно выпить кофе…
Он бросился к выходу. В вестибюле он столкнулся с бегущей женщиной. Взгляд у нее был весьма решительный.
Какая-то кудрявая блондинка в старых солдатских ботинках, сплошь покрытых грязью.
