Галина Муратова
Человек из Оркестра
Вселенная Беж
Нет ничего интереснее для нее, как знакомство со жгуче-бежевой кофейной пенкой. Она варила этот любимый напиток с таким вниманием и любовью, что присутствующие, если таковые были, тихо завидовали.
Пена шептала что-то, глядела на рисунок, который сотворила она, перемешивая, когда уже выключен газ. Пузырьки таяли, лопались, опять вздувались, создавая полную иллюзию бежевой какой-то вселенной. Которая родилась от ее руки и зажила тайной своей, непостижимой жизнью.
Такой ритуал Лена исполняла каждое утро, вне зависимости – просыпалась она одна, или с кем-то.
Впрочем, последнее случалось крайне редко с ней.
Когда-то её маленькая дочка, прочитав «Золушку», сделала странный вывод:
– Это о том, что главное – вовремя уйти. Тогда – будет везение. Вовремя сбежать, чтобы тебя искали и страдали об этом.
Лена выводы дочери услышала и, с удивлением, согласилась с таким выводом.
Да, вовремя сбежать. Остаться тайной, и пусть бегают и ищут.
Лена неоднократно сбегала в самый странный момент. Уж совсем неподходящий, казалось бы. Таинственно исчезала, но почему-то ее никто не искал. Не скучал по ней, не расспрашивал у знакомых. И забывали о ней тут же, на любой стадии грядущих отношений.
Золушки из нее не получилось, но она не сильно горевала об этом. Недосуг. Она имела свой дом, которым занималась всегда.
Дом был стильным, здесь было строго все функционально, но все гости замечали легкий флёр богемности, который исходил от самой хозяйки. И, накрывая, сближал, охмурял всех находящихся в нем.
И в гости к Лене стремилось много народа, а она не спешила ограничить этот шквал охотников посидеть, поговорить, выпить чего-нибудь из настоящих, с какими-то гербами и вензелями, вин.
Дочка Лены давно выросла, жила с каким-то селадоном, но он ее берег, любя пестовал. Она родила ему славных двух мальчиков. Но жениться не спешил, и Лене давно хотелось расколотить один из его фирменных глиняных горшков о его, седую уже, голову.
Но дочку все устраивало, так что горшки остались целы. Обошлось без скандала.
И они иногда появлялись у нее, как говорил этот старый сожитель её дочери: «на бокал кофе».
«Подавиться бы тебе», – вспомнила с нелюбовью несостоявшегося зятя.
Кофе сегодня получился на редкость, с каким-то оптимистическим уклоном.
Лена рассматривала картинку на пенке, как вдруг позвонили в дверь. С большим сожалением она отошла от турки, чтобы открыть дверь.
За дверью стояла дочь с двумя своими ребятишками и огромным чемоданом и такой же объемной сумкой. Дочь молча прошла, поставила чемодан, бросила на пол сумку.
– Мы сбежали, – и весь комментарий, который она услышала от дочери.
Лена сняла с ребятишек легкие курточки и пустила в самую большую комнату.
– Можно всё, – разрешила она пацанам, а сама пошла на кухню. Там сидела, и уже рыдала, дочь.
Поцеловав дочь в теплую макушку, Лена успокоила.
– Давно пора. Что ты в нем нашла? Что он тебе такого дал в жизни?
– Пацанов, – утирая слезы, ответила дочь. – И он их любит, я надеюсь…
Она опять заплакала.
Лена глянула на свой кофе, который она не успела прочитать. Пенки уже не было, погасли пузырьки. Это была обыкновенная черная жидкость без аромата и того самого духа, за который Лена любила пить его свеже-горячим.
Она повернулась, мельком глянула на дочь, на уставший её чуть растрепанный вид.
И Лена вдруг вспомнила:
– Золушкой значит сбежала.
Дочка не поняла, о чем это она.
И Лена рассказала ей концепцию сказки, которую вывела дочка, будучи совсем малышкой.
– Вовремя сбежать.
Дочка рассмеялась воспоминаниям матери.
– И потерять туфельку, которой у меня, увы.
– Молодец, главное сбежать. – уверенно говорила мать.
Так они просидели на кухне за остывшим кофе с сухариками.
Зазвонил телефон, Лена подошла и долго слушала, а потом совсем неинтеллигентно рыкнула:
– Приезжай, и захвати с собой туфельку, хрустальную – это твой последний шанс.
И она отключила трубку.
Дочка с сыновьями жили у Лены уже вторую неделю, селадон не появлялся и не звонил.
Лена уже перестала беспокоиться за семью дочери, все равно поступила она правильно, не дав дочери шанса быть когда-нибудь оставленной.
Всякое бывает, они не понаслышке знали.
Но в воскресенье вдруг в дверь позвонили.
За ней оказался несколько испуганный селадон. Он стоял с цветами, коробкой. Шагнул неуверенно в дом.
Пацаны бросились к нему, сильно обрадовавшись.
Он отдал Лене цветы и как-то совсем неуверенно произнес:
– Вы про туфельки какие-то говорили… Вот… Достал, из Милана. Хрустальные почти.
Он протянул дочери коробку.
– И еще, Елена Степановна, я прошу руки вашей дочери, – сообщил он вдруг как-то без паузы.
Лена согласно улыбнулась, но про себя подумала: «Надо же, как правильно поняла её девочка смысл сказки». Расшифровала и применила. Работает.
Туфельки оказались совсем не по размеру. Но кого это теперь интересовало?
Лена пошла на кухню варить кофе, чтобы приблизить к себе, рассмотреть и понять эту бежевую вселенную. И Лене казалось, что она со всем этим справляется… И кофе никогда не сбежит от нее, она следит, и немного хотелось ей, чтобы и за ней так же присматривали.
Чтобы не сбежала.
Синяя тетрадь,
24 ноября 2020
Оазис
Люди в последнее время потеряли свою сюжетность. Судьбы их и интересы сплелись на просторах интернета. А там – не до изысков и сюжетов. Главное – свое пространство организовать и сразу почувствовать уникальность своего бытия.
Влад скучал по нормальному общению человеческому и поэтому, по утрам, а то и вечером, выходил на свою охоту за сюжетами.
Даже сегодня, в постылый холод, вышел.
Он внимательно вглядывался в лица прохожих, желая, через их отстраненность, поймать любопытный взгляд в его сторону или хотя бы на пролетевшую мимо ворону.
Все шли, держась, как за спасательный круг, за плоские смартфоны, будто подключены были к общей электрической сети. Впрочем, так оно и было.
Влад перешел улицу с одной стороны на другую и двинулся по второму кругу.
Влад уже понимал, что и сегодня он придет с пустотой, как вдруг, проходя по мосту широкому, каменному, он увидел на поверхности канала имитацию зеленого газона на деревянном помосте.
На нем уже устроились рыбаки, веселые мужики были ничуть не удивлены деревянному настилу с травой на половину реки. Они просто радовались ему и обживались.
Влад с мостика вслушивался в их приглушенный разговор и понял, что это снимали какое-то кино и вот – оставили декорацию. И Влад понял, что они не против были, если бы данная декорация осталась навсегда. Им было удобно. И правда, у них сильно клевало, они таскали рыбешку не переставая.
Понаблюдав немного за этой идиллией, Влад отправился дальше своим путем. Но что-то мешало ему, он сменил свою обыкновенно решительную походку на мямлинский какой-то шаг и вернулся опять на мостик.
Один из мужиков, будто поняв о нем что-то, позвал прихватывающим жестом руки.
Сам от себя такого не ожидая, Влад спустился по гранитным ступенькам к ним. Он поздоровался с ними и стал наблюдать за их ловкими движениями. На лице его отплясывала зависть к этим рыбакам, которые, среди этой колючей зимы, нашли зеленый оазис и радовались этому, не придумывая себе лишних проблем.
На искусственном газоне отдыхали местные утки, которые не могли поверить в это недоразумение, что – привычная зеленая трава, но не съедобная. Подплывали новые и тут же начинали щипать искусственную зелень. После чего, рассерженные, уплывали, подальше от непонятного.
Влад долго стоял и смотрел на этот неожиданный оазис. Он даже подержал удочку, пока ее хозяин согревался чаем из термоса.
Вечер наступил быстро и разом.
Мужчины стали собираться домой. Счастливые лица выражали полноценный сюжет – надо находить радость повсюду, даже среди этих странных забытых декораций.
Влад очень тепло попрощался с рыбаками. И вдруг один из них сказал, пожав ему руку выше локтя:
– Не хандри. Это вредно. Приходи завтра сюда. Я тебе спиннинг прихвачу, поучаствуешь.
И они разошлись. Мужики пошли по узким улочкам центра к себе домой, а Влад спустился опять на газон, присел там на кнехт и вдруг понял, что ему сейчас предложили сюжет, достойный неуловимого смысла жизни.
И Влад уже скучал по рыбалке. И ушел в состоянии ожидания завтрашней рыбалки.
У ног Влада спали, утки, засунув для безопасности голову под крыло. Они никого и ничего не боялись. И похоже, этот зеленый помост тоже был им подарком.
И Влад подумал, что бы такое ему надеть. Чтобы не замерзнуть завтра, какую куртку, какие сапоги. И, размышляя о приятном, он благополучно дошел домой.
Утром, с поздним рассветом, Влад утеплился и пошел к мостику.
Но там уже ничего не было. Ни помоста, ни травы. Одни утки плавали на освободившемся пространстве.
Рыбаки не пришли.
Наверное, они уже знали, что ночью позорные остатки съемок убрали. Руководство города гневалось, экологи уже выставили протестующий пикет.
Влад постоял немного на мостике. Он понял, что мгновение радости, случившееся с ним вчера, уплыло вместе с помостом с искусственной травой. И это сильно его огорчило. Он смотрел на уток внизу и надеялся, что они разделяют с ним эту горечь утраченного.
Ему очень хотелось в это верить.
И еще он вспомнил вчерашних рыбаков, общение с ними, простое и недвусмысленное, которого ему, Владу, так не хватало.
И казалось нормальным, что эти чужие люди прочитали о нем всё и, не осудив, пригласили на встречу. Которая, вроде, и не случилась, но это уже было не по их вине.
Синяя тетрадь,
25 ноября 2020
Знаки препинания
Она жила без знаков препинания. И использовала в своей этой странной жизни восторженный восклицательный знак. И поступки, и речь ее были скоростными до лихачества, речь – быстрой, схожей с лепетанием, порой мало осмысленным. Но, несмотря на эти внешние недостатки и отсутствие степенности, она была очень человеком надежным. И окружающие люди относились к ее метеорному состоянию, постоянного спеха, надрыва от этого спеха, все же с большим доверием.
Потому что ясная в ней доброта была притягательной. А на всегдашнее мелькание ее, появления и исчезновения, и шумное ликование при этом, восторжение, не оставляли в стороне. Человек, увидев ее однажды, был обречен на дальнейшие плохие и хорошие изменения в своей жизни. Не все хотели этого или стремились к общению с ней. Но её это интересовало мало, она втягивала людей в свой водоворот существования, и они, попадая туда, пропадали, или их выносило на другую широту и долготу низменных своих координат.
Она с утра до ночи носилась на своем спортивном «Порше» по городу, и собирала от людей «спасибо», как грибы. И с полным лукошком таких благодарностей, она, бывало, засыпала прямо в машине.
Крепко и спокойно спала в неудобной позе, не придавая этому, ну никакого значения. Едва открыв глаза, она выпивала минеральной воды прямо из бутылки и ехала по своим делам нового наступившего дня, ненавидя при скорой своей езде каждый светофор лично, если он вдруг делался красной помехой в делах нового дня. Успешного, иначе и быть не могло.
Но сегодня, проснувшись как всегда – на заднем сиденье своей машины, она не сразу поняла, где она находится. А находилась она на штрафстоянке, куда её благополучно в ночи доставили эвакуатором. Накануне был какой-то вязкий день, и она, сильно устав, остановила машину где-то на окраине незнакомого ей места и уснула, накрывшись старой дубленкой, которая всегда валялась на заднем сиденье. И часто служила ей теплым одеялом.
Поскольку своего дома у нее еще не было, она снимала квартиру в центре, но как-то там не прижилось, и поэтому часто ночевала в чужих домах или в машине. Машины у нее было аж две. «Порше» – для удобства и джип – для поездок за город. Обе машины были похожи на авоськи.
В их салоны были напиханы все ее вещи. Здесь легко можно было переодеться, умыть лицо из бутыли воды и поесть сухариков или печенок, которые всегда находились тут же, в пакете, который удобно висел на крюке.
Но, однако, Ося, так звали ее, от слова «оса», наверное, и за ее постоянное жужжание и желание передвигаться.
Итак, Ося проснулась на штрафстоянке.
Она резко встала и стремительно вышла из машины. И, не менее стремительно, налетела на охрану – как они посмели!
Надо сказать, что охранники испугались внезапному появлению этой пигалицы, которая размахивала перед ними своими мелкими кулачками.
Но, поскольку Осе стало быстро очень скучно, ей пора было ехать в свою жизнь, где её ждали люди, она безоговорочно оплатила все штрафы и, окрыленная свободой, пошла к своей машине.
А там уже стояли кругом местные автолюбители. Машина очень им приглянулась. Ося зарделась горделивостью и подошла.
– Нравится! – утвердила она настроение сборища. – Красавица.
И она, нырнув за руль, приветливо попрощалась нетерпеливым взмахом руки и укатила подальше от этих завистливых взглядов.
Но что-то было не так. Ося не могла никак сообразить, что такое случилось с нею, что в голове у нее вертелся неожиданно откуда родившийся вопрос – как это могло случиться с нею? Случившееся накрыло ее тревогой, к которой она не была привычной. Ося была смущена таким пустяком, что её не заметили в машине. Конечно, в машине было темно, и она с головой была укрыта уютной дубленкой. Но что-то теребило и беспокоило Осю в случившемся в эту ночь.
Как можно было не заметить человека? Погрузить его, как мешок с картошкой. И увезти в незнакомом направлении. Сгрузить его почти в чистом поле, взять за это большие деньги. Еще не извиниться и наорать. И Ося вдруг расплакалась. Слёзно и громко. Она ударила по тормозам, остановила «Порше» и оглянулась.
То, что увиделось, вызвало еще больший поток слез. Она стала плакать навзрыд. Будто впервые увидела салон своей машины в потертостях и грязи. На полу валялись замызганные пакеты и шкурка от банана. Заднее сиденье было в обертках от конфет, пол был засыпан очистками от арахиса. Орешки, которые она обожала грызть при езде.
В этой несуразности и сиротской заброшенности своей машины, она, как в зеркало, увидела себя. Она вдруг осознала, что, застряв там, на платной стоянке без денег, она бы осталась там навсегда. Никто бы не стал выкупать её. Все считали, что она богатейшая особа. Может, оно так и было, но Ося хорошо запомнила те несколько минут страха перед охранниками стоянки. Что было бы с ней, если бы она не нашла свой бумажник, который выпал из ее кармана, когда грузили подло на эвакуатор. Ося с ужасом шарила по полу машины, пока нащупала кошелек под сиденьем.
Да, эта находка стерла страх перед охраной, но Ося хорошо запомнила это противное состояние бездомной кошки.
Ося вздохнула, утерла слезы. И решила сегодня никуда и ни к кому визитов не наносить.
– Домой! – приказала она «Порше».
Ося нажала на газ и объяснила машине:
– Да, знаю, знаю! Дома нет. Своего. Будет! Сегодня же займусь! Куплю. Я тебе слово даю!
И опять через все эти прокриканные ею восклицательные знаки, Ося поняла, что это правильное решение, может первое и единственное, родил в ней страх. Страх перед возможной неожиданной эвакуацией.
Нужен был уже дом, где никто не посмеет сдернуть тебя с теплого места и вывезти тебя в чисто поле неодушевленным грузом.
Очень этого Осе не хотелось, и она сделала первый взрослый вывод из этого странного случая.
– Как это могло случиться со мной?
И это был первый в ее беспечной жизни знак препинания. Знак Вопроса.
Синяя тетрадь,
22 декабря 2020
Подкидыш
Женька никак не могла понять, откуда в ней гвоздем сидит эта досада. Все вроде бы прошло превосходно, всех она одарила своей щедростью, бодростью, радостью.
Она давно, очень давно, намечала эту поездку на первую свою родину, где много лет остались и живут семьями ее двоюродные и троюродные, к которым она почему-то хотела приехать победительницей, и получить реабилитацию, за свою странную, с их стороны, непутевую жизнь.
Перед отъездом она составила длинный список людей, которым была должна визит и подарок.
Ночь она ехала в пустом вагоне, не спала, но и пообщаться было не с кем. А так хотелось.
Под утро начали мелькать на маленьких станциях знакомые названия. Она удивилась тому, как на рассвете поезд долго ехал меж перелесками и полями, промелькнуло красивое светлое озеро, все в камышах. Вода в нем была чуть розовой от рассвета. И на эти десятки километров не увиделось ею ни одного жилья, ни одного человека.
Полный простор и дивный, не оскорбленный присутствием людей, пейзаж.
Ее встречали как знаменитость. Все родственники стояли на платформе и с горячим любопытством ждали ее схода со ступенек.
И она сразу почувствовала, как одинаково, блиц-скоростно, были увидены и её морщины, и ее длинное итальянское пальто.
Ей почему-то сразу захотелось вернуться в вагон. Но было некуда отступать.
Братья подхватили ее под руку, нырнули в вагон за ее многочисленными чемоданами и сумками.
Ее шумно окружили, целовали в щеки и повели к машине. Она села с кузеном и его женой, и они поехали.
Потом случилось невероятное. Неделю её катали из дома в дом, усаживали за стол и все спрашивали о чем-то, не слушая при этом ответов.
Она сидела за одинаково накрытыми столами и жевала салатные листы. Чем огорчила всех. Никто не знал о её вегетарианстве.
А еще главной причиной ее визита в этот город был только что вышедший сборник ее рассказов. Он выглядел очень скромно и, подписывая его очередному родственнику, Женька ясно понимала, что ждут от нее совсем не этого, и что не будут прочитаны ее рассказики никогда.
Кузен, даже чуть бравируя, сказал, что отвык читать бумажные книги, но обещал сделать усилие.
– А почему ты не сделала в электронном виде? – посожалел он.
Но тут же забыл о книге и задал главный для всех вопрос.
– Тебя он содержит все еще? Ну, молодец.
Это он восхищался бывшим мужем, крутым и богатым, с которым она только что развелась. Сделала такую глупость – все судили именно так ее непристойное поведение.
Она всем этим людям была интересна и привлекательна только своим очередным срывом в жизни. Такого мужчину не удержала. Горемыка. Была неумеха, нелепая такая, такой и осталась.
Но она нравилась им теперь больше, потому что не вызывала зависти, которой терзались они, пока она там, в столице, жила почему-то в роскошном доме, вращалась на верхотурном элитном уровне.
А теперь, вот книжицу кому-то привезла. Лучше бы мужа своего знаменитого. Он бы написал им заветный автограф на обоях в каждой гостиной.
Женька, когда ехала сюда, думалось ей, что погостит месяц-другой. Она скучала по этим людям, с которыми вместе прожила первую половину жизни. А случилось неожиданное – Женька резко встала из-за стола с красивыми салатами, вышла в прихожую.
И уже через минуту она садилась в такси.
– На вокзал, – приказала.
Глядя на знакомый и совсем неродной город, она вдруг поняла чем так оскорблена, и щека ее, почему-то одна, горела как от пощечины.
Еще сидя за столом, Женька увидела, как только что подписанная ею книжка была брошена женой брата на компьютерный стол, но не задержалась на полированной его поверхности, а упала с него на пол.
– Потом достану, сейчас все за стол, – увела ее от этого зрелища жена брата.
Женька скромно тогда, как бы не заметила этого, но щека ее правая вспыхнула именно тогда.
Пришлось сесть за стол. Её сильно зажали охочие повидаться какие-то люди. Она никого почти не узнавала. А может, и не хотела никого узнавать.
И вот она ехала на такси на вокзал. Она уедет домой ближайшим поездом. Хорошо главную свою сумку она всегда носила с собой. И уедет со счастьем.
Вот только одно ее огорчало, она все слушала этот звук шлепка упавший за стол ее книжки.
Женьке вдруг стало невыносимо жаль эту книжицу. Лежит там под чужим столом. Как подкидыш. Подкидыш и есть. И когда о ней вспомнят, и обнаружат разве при генеральной уборке. А найдут, все равно читать не станут. И Женька поняла, что реабилитация себя, за которой она ездила в свою прошлую жизнь, не случилась.
И не случится уже никогда.
Женька, выйдя из такси и направляясь к кассе за билетом, вдруг подумала, что не зря произвела этот вояж, теперь она хорошо знает, что скучать и виниться не перед кем и не за что. Еще она подумала, надо было бы позвонить брату и сказать, что она уезжает.
Но звонить Женька не стала. Она вдруг почувствовала себя той книжкой, которую так небрежно бросили на стол. Под стол. И когда о ней вспомнят – не знамо.
И Женька не стала звонить. Никому.
А за столом родные не сразу обнаружили ее уход. А заметив, испугались чуть, но кто-то объяснил охотно и понятно:
– Устала с дороги, отдохнуть надо.
– А ключи, у нее есть ключи?
– Есть у нее ключи. Не потеряется. Позвонит.
И шумное застолье продолжалось.
А местный знакомый песик дожевывал под столом книжицу. Жевал спокойно, будто понимал, что не будет за это наказан.
Синяя тетрадь,
25 декабря 2020
