Галина Сергеевна Вязовцева
У кота четыре лапы
Дотянулась до пакета, стала рыться в нём и причитала. А Кульков радовался, что скорую вызывать не придётся. Вон, бабка, ожила! Раз так над пакетом страдает, значит, всё видит и соображает. И не стонет, значит, телесных повреждений не имеется. Во всяком случае, тяжких телесных. А пакет…ну да.
Осталась бабка без молока. И как не крути, Кульков в этом виноват. Пусть даже, косвенно. Так, сколько молоко сейчас стоит? Надо бабке стольник дать, и пусть она чапает подальше отсюда. Некогда ему тут благотворительностью заниматься. Его служба ждёт. И напарник. Который Нечитайло.
Он склонился над старушкой.
–Встать можете сами?
Старушка подняла на Кулькова мокрые глаза.
–Молоко…а до пензии ещё три дня. И пакет…
У Кулькова перед глазами внезапно встала его мать. Он не был у неё давно. И не звонил тоже давно. Как она там живёт? В последний раз матушка жаловалась, что пенсия у неё маленькая. И когда чай ему в чашку наливала, у неё руки тряслись. А он приехал к ней с пустыми руками. Мать какие-то печенюшки сухие из шкафчика ему достала…
Кульков с ними чай пил и чуть не матерился. Печенюшки совсем сухие были. Чуть зубы Кульков не сломал. А мать ему по руку- ты, сынок, в чайку их размочи, если чё…И только сейчас он понял, что съел тогда у матери печенье, может быть, последнее. Он порылся в кармане, достал пятьсот рублей.
Протянул бабке.
–Бабуля, на…и это…прости меня…купи себе молока. Давай, я тебе подняться помогу. До магазина сами-то дойдёте?
Лицо старушки осветила счастливая улыбка.
–Ой, спасибо тебе, милок! Дай Бог тебе здоровьичка. Не серчай на меня, еслив чё. Старая я, наверное, сама, кочерёжка этакая, виновата.
Бабка с трудом поднялась, подхватила пакет и, прихрамывая, отошла в сторону. Оглядывала себя со стороны, отряхивала подол длинной юбки что-то бормотала себе под нос. Кульков сел в машину. Пусть старая сама разбирается. Денег он ей дал. Хватит и на молоко, и на хлеб. А ему на службу надо. И так, сколько времени зря потерял. И ещё пятьсот рублей. Нечитайло уже приплясывал, ожидая Кулькова.
Прыгнул в машину.
–Ты чего…припиз…
Споткнулся на полуслове.
–Припозднился…
Кульков криво усмехнулся. То-то же! А то раньше как скажет по привычке на своей родной, украинской мове- звиняйте, я трошки запизнился. Так и хочется сказать- ты не запизнился. Ты охренел! Он ему в первый раз так и сказал, только грубее. Так этот Нечитайло ещё и обиделся.
По городу сегодня катались молча и неохотно. Кульков крутил руль и посматривал по сторонам. Ничего интересного в городе не происходит! Никто не хочет правопорядок нарушать и покомиссарить полицейским не удаётся. А так хочется кому-нибудь под дых! Ладно! Как говорится, ещё не вечер.
Глянул на часы.
–Ну, шо, Нэчитайло? По хатам?
Напарник пожал плечами.
–Можно. А не рано?
–Не рано. В самый раз. Поедим и по злачным местам. Сегодня суббота, молодняк по клубам ломанётся. А мы их…
Нечитайло согласно кивнул.
–Добре. Ты меня на углу кинь. А потим созвонимся.
Кульков высадил напарника и не торопливо двинулся в сторону дома. Краем глаза заметил въезжавший во двор мигуновский Форд. Стиснул зубы. И чего ты, гад, мне всегда поперёк дороги встаёшь? Вот, ни раньше, ни позже! Как откуда на лыжах. Не будем уточнять, откуда. Притормозил. Пусть эта тварюга домой сначала зайдёт, а то ещё здороваться с ним придётся.
Нет, ну точно сегодня день какой-то неудачный. Бабка на дороге…сосед во дворе…жалко тогда он его машину только чуть-чуть задел. Кульков сначала обрадовался. Ну, думает, даст он ему сейчас вокруг ж…понюхать! Стряс бы с него десятку не меньше! Повезло тогда несказанно этому гаду. А вот Кулькову не очень.
Пришлось мирно расходиться и никакого удовлетворения. Ни морального, ни материального. Поднялся к себе, долго разувался. Стелька в ботинке завернулась и норовила выскочить оттуда вместе с ногой. Понятно, почему сегодня ботинок ногу натирал. Кульков пнул ботинок со злостью, тот отлетел в сторону. Поморщился. Надо носки переодеть. Воняют.
Из кухни выглянула Лида.
–Привет. А у меня всё готово.
Улыбнулась.
–Всё, как ты любишь.
Кульков передёрнулся.
–Чего щеришься? Пятак нашла?
Тут же вспомнил про пятьсот рублей, что отдал бабке. Непредвиденный расход. И эта…сучка, лыбится. Давно звездюлей не получала. Погоди, сучка, не радуйся, найду повод, так фасад отмакияжу!
Вымыл руки.
–Накладывай.
Лида всплеснула руками.
–Паша! Ты потом переоденься. Глянь, брюки…чем ты их так залил?
Кульков опустил глаза. Блин! Он пока бабкиным пакетом тряс, видать, её молоком весь угваздался и не заметил. А если бы выходить из машины пришлось? И пятна-то какие! На форменных брюках и такое безобразие! Откуда-то изнутри попёрла злость. Нет, не так. Пёрла не злость, а злоба. Кульков сжал кулаки. Только бы Лидка сейчас хавальник не разинула, а то он точно не сдержится. И не дай бог, мелкая дома окажется.
Лицо Лиды покраснело.
–Паша…ты это…не обращай на меня внимания. Что-то я ляпнула не то.
Кульков сел за стол.
–Ладно. Подавай, я жрать хочу. Суп сначала.
Лида подхватила тарелку с супом .
–Я сейчас…
Она мужа всегда боялась. И вот…Руки дрогнули.
–Ой…
Суп выплеснулся на стол и шустрой струйкой стёк на колени Кулькову. Тот взвыл.
–Су-у-у-ка!
Злоба вулканом выплеснулась наружу. В Лиду полетела тарелка. Она даже уворачиваться не стала, опустила руки и ждала. Потому что звериный оскал мужа ничего хорошего не сулил. Прикрыла глаза и тут же спохватилась.
Наклонилась.
–Я сейчас…Паша, одну минуту. Я сейчас. Только вытру пол и налью тебе…
Договорить не успела, потому что вскочивший муж с размаху пнул её ногой. Кухня была небольшой и развернуться тут в полную силу негде. Кульков схватил жену за волосы и потащил в комнату. Ну, тварина…ты мне за всё и за всех сейчас ответишь! Он таскал громко стонавшую и плакавшую жену по комнате.
Смачно, с остервенением пинал, и думал только об одном, что зря ботинки так рано снял. Лида ничком валялась на полу, Кульков сел на неё сверху и, схватив жену за волосы бил её головой об пол. Бил долго и со вкусом, вымещая всё зло, что накопилось в нём за день. Когда выдохся, встал.
Хрустко повёл плечами.
–Иди, корми мужа. И место своё знай.
Прошёл в ванную, долго мыл руки, смотрел на стекавшую в слив розоватую воду и думал, от чего она такого цвета. Вернулся в комнату, склонился над женой. Та по-прежнему лежала неподвижно. Пнул её ногой. Да, видно, придётся самому себя обслуживать. Ел долго и со смаком. Кинул тарелки в мойку.
Лидка очухается, вымоет. Прошел в спальню, достал чистую одежду, переоделся. Поменял носки. Грязную одежду оставил тут же. Лидка приберёт, это её работа. Притопнул ногой, глядя на себя в зеркало. КрасавЕц! В прихожей причесался. Поправил стельку в ботинке, аккуратно сунул туда ногу, поелозил.
Хорошо вошла, значит, ботинок тереть не будет. Снова глянул на себя в зеркало. Благостное выражение лица…весь из себя…Настоящий полицейский. Поправил погоны, вскинул гордо голову. Пора на службу. Подхватил на углу, как и договаривались, Нечитайло, и неторопливо поехали по городу.
К ночному клубу они попозже подтянутся, желательно, после полуночи, когда молодёжь уже совсем расслабится. И тогда…бери их, голубчиков, тёпленькими. И у каждого в кармане, наверняка, что-то интересное для сотрудников охраны правопорядка найдётся. Только мы протоколы составлять не будем.
Не-ет, не будем. Мы вас хорошенько пошмонаем и, как говорится, неплохая прибавка к зарплате. Только бы Нечитайло не возмутился, как в прошлый раз. Никак напарники не найдут общего языка в своей нелёгкой работе. Кульков как-то жирного пацанчика сгрёб…не в смысле, толстого, а с кошельком приличным.
А при нём пакетик с травкой тоже увесистый оказался, а этот…блин…напарник, в отделение, говорит, его надо! Ага! Щ-щаз! Кое-как с напарником тогда к консенсусу пришли. Пацанчика всё же отпустили, предварительно сделав нравоучение, а кошелёк Кульков незаметно себе в карман переложил.
Потом напарнику сказал, что ему отлить надо и в кусты. Там выпотрошил кошелёк, порадовался за себя. С Нечитайло решил не делиться. Обойдётся. Не заслужил хохол денежного вознаграждения. А Кулькову те денежки в радость. Всё в дом. Всё в семью. Мелкая, вон, задолбала своим нытьём, телефон она, видите ли, новый хочет!
Перебьётся! Со старым походит неплохо. Не заслужила! Настроение неожиданно стало резко опускаться вниз. Как ртуть в градуснике, медленно, но верно. Почему-то тянуло домой и думалось, что там его непременно будут по возвращении ожидать неприятности. Дочери, видать, вечером дома не было.
А то бы она точно на шум из своей комнаты нарисовалась. И кажись, с Лидкой он сегодня погорячился. А что, если она не придуривалась, и правда, без сознания была? Тогда, точно, попадалово. И не дай господь, скорую дочка с Лидкой вызовут. Кульков сковзь зубы выругался. Опять скорая! Сначала с бабкой, потом…
Две на сегодня не перебор? В груди царапало и копошилось. Блин, Кульков! Уже не хотелось, ни молодняк потрошить, ни по городу кататься. Ему бы домой…и не дай бог, там не всё в порядке. А он нутром чует, что именно так всё и будет. Нет, надо, надо домой.
Он обернулся к напарнику.
–Слышь, что-то мне хреново сегодня.
Нечитайло откликнулся.
–Я заметил. Хотел спросить, но не решился.
Кульков стиснул зубы.
–Голова…виски ломит…не знаю, что такое.
Напарник пожал плечами.
–Если хочешь, я один…
Глянул на часы.
–Всё равно скоро смену сдавать.
Кульков согласно закивал головой.
–Спасибо. И это… на разводе меня прикрой. Скажи, что мне совсем плохо.
–Добре.
Напарники поменялись местами, и Нечитайло отвёз Кулькова к его дому. Тот у подъезда поднял голову. В окнах их квартиры горел свет. Он облегчённо вздохнул. Значит, всё в порядке порядке. Лидка уже очухалась, и порядок дома наводит. Мелкая, как всегда, в своей комнате. Ну, вот, сейчас ваш папка домой придёт и всё семейство в сборе.
Дружное и вполне приличное семейство. Жена красавица и хозяюшка, дочка умница, и папа полицейский. Хоть картину пиши. Кульков звонить в дверь не стал. Своим ключом открыл дверь. Тишина. Даже телевизор не работал. Но свет горел во всех комнатах. В коридоре на полу бурые пятна. Кровь?
Похоже, что её замывали, но сделано это неаккуратно. Прошёл в комнату. Лида лежала на диване. Глаза прикрыты. Кульков досадно поморщился. Да, перестарался он сегодня. Лицо жены – сплошной кровоподтёк, по подушке расплылось большое пятно. Наверное, из носа текла кровь.Ч-чёрт! Непруха, это точно!
Он подошёл ближе.
–Лида…
Жена слабо шевельнулась. У Кулькова по спине пробежал холодок. Никогда такого не было, чтобы жена не отзывалась. Не в первый раз он её бьёт, но она всегда откликалась на его зов. А он Лидку потом жалел. На том и мирились. Он протянул руку и тут же отдёрнул. Кто его знает, что из этого получится.
Вдруг, Лидка крик поднимет. Дочка из комнаты выскочит, вопить начнёт, соседи услышат. И так, в прошлый раз, кажись, с шумом переборщили. Соседка с нижнего этажа потом сквозь зубы с Кульковым поздоровалась и отвернулась. Он в нерешительности топтался рядом с диваном и не знал, что предпринять.
С одной стороны, надо бы помочь. С другой, а вдруг придётся скорую помощь вызывать? Хрен потом отмоешься. Начнутся расспросы. И потом, при телесных повреждениях непременно врачи со скорой помощи должны сообщить о происшествии в полицию.
Он склонился над женой.
–Лида…
Жена попыталась открыть глаза. Не получилось. Потому что самих глаз видно не было, они заплыли. Из горла вырвался страшный хрип. Кульков оглянулся, подтянул стул и сел рядом с диваном. В голове лихорадочно митинговали варианты дальнейших действий. Почему-то ни один вариант не подходил.
Но делать что-то надо. А если Лидка окочурится? И причиной смерти окажутся его побои? Сука, вот влип! Сто пятой только ему не хватало! По той статье только сидеть! Позору не оберёшься! И служба в органах накроется. А он больше ничего не умеет! Дверь в дочкиной комнате скрипнула.
Кульков повернул голову.
–Настя?
Тенью в проёме показалась дочка.
–Это ты?
–Я, дочка. А что с мамой?
Задал дочке вопрос и прикусил язык. Нашёл, что спросить! Как будто Настька сама не догадалась, что это папа постарался. Так, думай, Кульков, думай. Надо ситуацию взять под свой контроль.
Кашлянул.
–Я уходил, мама нормальная была.
Настя взвизгнула.
–Не ври! Я сразу после тебя пришла домой, а мама на полу, вся в крови.
–И что она тебе сказала?
–А ничего не надо говорить. Ясно, что это опять ты её бил.
–Да я…я так…пару раз.
–Ага. Пару раз! Она не шевелилась. Я кровь помыла, на диван ей помогла лечь. А теперь думаю, что надо её в больницу.
Кульков напрягся. Больница…это точно не вариант. Шумно выдохнул.
–Может, обойдёмся?
–А если она умрёт? Я тогда всем расскажу, как ты над нами издеваешься. Тётя Шура, что под нами живёт, у меня спрашивала, бьёшь ты нас или нет.
–И что ты ей сказала?
–Ничего.
–Молодец. Не надо сор из дома выносить. Мы сами разберёмся. Погоди, я сейчас что-нибудь придумаю. Принеси воды.
Настя принесла стакан с водой.
–На.
Кульков брызнул жене в лицо.
–Лида…
Та вздрогнула.
–Не…надо…не бей…
Кульков склонился над Лидой.
–Плохо тебе?
Ответ чуть слышно прошелестел полётом бабочки.
–Очень.
Кульков потёр лоб.
–Значит, так. Я сейчас вызову скорую помощь, а ты врачам скажешь, что ходила в магазин и на тебя кто-то напал. Поняла?
Лида чуть слышно ответила.
–Да.
–Вот! Ты домой кое-как пришла, следом дочка пришла и ты ей всё рассказала, а потом я приехал. Договорились?
Обернулся к дочери.
–Поняла? А то я…
Махнул рукой.
–Короче, вызывай скорую. Я найду, что им сказать.
Снова склонился над женой.
–И не вздумай там чего лишнего сказать. Сама знаешь, что потом будет.
Скорая помощь приехала быстро. Настя открыла дверь.
–Проходите.
Фельдшер со скорой помощи подозрительно глянул на Кулькова.
–Это Вы так жену?
Тот вскинул голову.
–Вы что говорите! Я- полицейский.
Фельдшер усмехнулся.
–А что, у полицейских рук нет?
Оглянулся на Настю.
–Ну, не дочка же её так отметелила.
Кульков завёл руки за спину и сжал кулаки.
–Нет, конечно. Не я. Я сам только что пришёл с работы и жена с дочкой мне рассказали, что Лида…
Он подошёл ближе.
–Лида пошла в магазин, а на неё напали, отобрали кошелёк, она домой кое-как добралась. Хорошо, что дочка дома была.
Врач кивнул.
–Понятно. Но в милицию я обязан сообщить. Пусть они разбираются.
Лиду увезли в больницу, Кульков пытался тоже поехать вместе с ней, но его с собой не взяли. Полицейский уже пожалел, что отдал машину Нечитайло. Сейчас он бы следом за скорой поехал. Хотя, что он в больнице делать будет? Ладно. Будем надеяться, что всё и в этот раз обойдётся. Не в первый раз.
В глубине души шевельнулся червячок сомнения. Нет, такое, точно было в первый раз. Он даже готов был сам себе поклясться, что больше ни за что и никогда…Только бы Лидка, не дай бог, не окочурилась, дальше будет видно. Станет, как шёлковая и у Кулькова не будет причины её бить. И потом, что в этом такого?
Многие мужья своих жён бьют. И ничего! Значит, есть за что. Знай своё место. Не выводи мужика из себя, не схлопочешь. Вон, Кулькова мать в детстве тоже ремнём охаживала. И пока отец живой был, он тоже, нет-нет, да и наподдаст матери. Правда, та тоже в ответ могла отцу чем-нибудь по голове зарядить.
Зато потом наступало примирение и в доме тишина и покой. Правда, только на время. Целую неделю Кульков был на взводе. Трясся при каждом стуке, всё боялся, что придут его коллеги и наручники на него наденут. Позор-то какой! А самое главное, что могут и из органов попереть!
Лида упорно не хотела мужа сдавать, кое-как ворочала языком и повторяла одно и тоже- на неё напали на улице. Соседи перестали с Кульковым здороваться, а если кто и приветствовал его, то исключительно сквозь зубы. Через две недели Лида начала вставать. Повреждения у жены после побоев оказались нешуточными.
Перелом носа, сотрясение головного мозга средней тяжести и почему-то сломанное ребро справа. И это всё, не считая ссадин и кровоподтёков. Кульков навещал жену в больнице и боялся смотреть ей в лицо. Он отводил взгляд и обещал, что сделает всё, чтобы она поскорее выздоровела.
Как только синяки на лице Лиды начали менять свою окраску и спала опухоль, Кульков насмелился поглядеть на результаты своего рукоприкладства. Картина не радовала. Он покачал головой. Перестарался ты, Кульков. Лида смотрела на него волком и не хотела разговаривать, ссылаясь на то, что ей тяжело разговаривать.
Кульков поверил. Оказалось, что Лида от боли прикусила язык и у неё качались верхние зубы. Мысленно прикидывая, во что обойдётся всё это приключение, Кульков про себя матерился. Зубы Лидке придётся теперь вставлять, и перелом носа…могут бесплатно операцию и не сделать. Прошёл месяц, а Лида всё находилась в больнице.
У Кулькова начинало лопаться терпение. Во-первых, уже закончились чистые рубашки и бельё. Во-вторых, надоело жрать что попало. Настя готовить не умела, могла только яйца жарить и варить пельмени. А в третьих…Кульков не мог долго обходиться без женщины, в самом полном смысле этого слова.
А если выразиться некультурно, то он хотел секса! Причём, так, как он любил, без отказа и с фантазией. Наконец, Лиду выписали из больницы. По квартире она передвигалась медленно, но быт наладился. Собственно, большого подвига она не совершала. Бельё стирала машинка-автомат, ну, если только жена погладила рубашки и штаны…
Так, это её работа. К себе Лида Кулькова не подпускала, и он бесился, но трогать жену боялся. Она его предупредила. Когда он сунулся к жене с предложением покувыркаться, та повернулась к нему, и столько ненависти было в её взгляде, что Кульков отступил. Буркнул себе под нос, что-то вроде- не больно надо и ушёл.
И даже Лидку не ударил. Побоялся. Потому что эта… никогда не сказавшая ни одного слова ему поперёк, вдруг выдала, что если он её ещё раз тронет, она его с потрохами сдаст. И тут Кульков ей верил. Потом жену вызвали к следователю и Кульков снова испугался. Потому что дело передали следователю Мокрушину.
А капитан Мокрушин все дела на раз расследовал и до суда доводил. За это его и ценили. И как-то Кульков не выдержал. Он пошёл к Мокрушину, чтобы узнать, как продвигается расследование. Сходил и потом ругал сам себя последними словами, потому что разговора с капитаном у него не получилось.
Точнее, разговор как раз очень даже получился. Только Кульков выглядел не самым лучшим образом в том разговоре. Он с утра бегал по этажам, словно пёс, ищущий след, прислушивался около двери Мокрушина и, наконец, насмелился.
Стукнул в дверь. Приоткрыл.
–Товарищ капитан, можно?
Мокрушин сузил глаза.
–Входи.
–Может, я не вовремя?
–Входи, я как раз с тобой поговорить хотел.
Кульков сел напротив.
–Как продвигается расследование?
Капитан усмехнулся.
–Продвигается. Только жена твоя никак тебя, Кульков, сдавать не хочет. Говорит, что её на улице избили.
Кульков покраснел.
–Так и есть. На улице её избили.
–Не свисти. Вот…
Мокрушин перегнулся через стол.
–У меня заключение судебно-медицинской экспертизы на руках…
–И что?
–А ничего. Не сходятся обстоятельства. Получается, что не на улице её избили. А в квартире. Головой об пол.
– С чего ты такой вывод сделал? И почему?
–А потому. Опыт у меня определённый имеется. Я такие повреждения сразу определяю. И вот что я тебе скажу…
Капитан скривил в усмешке рот.
–Если бы её на земле били, в ранах была бы грязь.
Кульков машинально вытер проступивший внезапно на лбу пот.
–Значит, на асфальте.
–Нет, от асфальта у потерпевшей остались бы на лице характерные ссадины. А её попросту били головой об пол. Держали за волосы и били. Долго били. И сделать это мог только её муж. То есть, ты. И вот здесь…
Мокрушин ткнул пальцем в папку уголовного дела.
–По статье тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой длительное, не кратковременное, заметь, а длительное расстройство здоровья, подозреваемым, а потом обвиняемым, должен быть ты, Кульков. Только ты. А не какое-то не установленное следствием лицо. Но жена твоя- крепкий орешек. Боится она тебя или жалеет, мне непонятно. Только зря она это делает. Потому что в следующий раз ты её добьёшь. И тогда уже точно сядешь. По статье 105 УК. А? Как тебе такая перспектива?
Кульков вскочил.
–Да пошёл ты!
–Это ты пошёл. Отсюда пошёл и чтобы я больше тебя тут не видел. А то…
Кульков чуял нутром, что вся им налаженная и упорядоченная жизнь, рукотворным каналом изменила своё течение. Не туда его несёт жизненный поток. Не туда. И он, главное, ничего поменять уже не может. Не весть откуда взявшаяся бригада строителей, не спрашивая его желания, перестраивала жизнь Кулькова.
А он, сука, не заказывал никакие перестройки! Не заказывал! Хотелось выть и крушить всё вокруг. Но нельзя. Нельзя себя выдавать. И вести нужно себя, как примерный семьянин, жутко страдающий за жену. И как честный полицейский, выполняющий свои служебные обязанности добросовестно и с полной ответственностью.
И как-то пережить поскорее все эти неприятности. Попытаться вылезть. Нужно только представить, что он попал в болото. Но он точно знает, что болото не топкое, а если поднапрячься, то вылезти можно. Кочка за кочкой…кочка за кочкой…и вот он, спасительный берег, на котором сухо, птички-цветочки…
Но руки-то чешутся, и вмазать бы кому-нибудь со всей дури, глядишь, полегчает. Но нельзя. Нельзя-я-я-я-я! А со всех сторон осуждающие взгляды, даже этот грёбаный хохол сходил к полковнику и попросил, чтобы его от Кулькова убрали. Не хочет он с ним в напарниках ходить. Вот, гад! А сам ему алиби, можно сказать, обеспечил.
Его Мокрушин тоже к себе вызывал. Не для допроса, а для доверительной беседы, потому как дело заведено по факту нанесения тяжких телесных повреждений в отношении неустановленных следствием лиц. Пока что -неустановленных. Но капитан Мокрушин землю будет рыть, но установит эти лица.
Потому как у капитана Мокрушина висяков ни разу не было. И вопрос времени, когда он их установит. Но Нечитайло оказался молодцом. Он чётко и обстоятельно капитану сообщил, что его напарник Кульков после ужина вернулся на службу в нормальном расположении духа и в чистой одежде. Никаких пятен крови на нём не было.
Кульков даже руку хотел хохлу пожать в знак благодарности, но тот руки не принял и отвернулся. Ну! И кто скажет, что хохлы- нормальные люди? Кульков точно скажет, что это не так. По своему напарнику знает. И никто его в этом не переубедит! Потому как имеется у Кулькова на этот счёт своё собственное, внутреннее убеждение.
Утром, в субботу, после суточного дежурства Кульков возвращался домой совсем не в настроении. И было от чего! Ночью они с Нечитайло, того пока ещё не перевели от Кулькова, задержали преступника. Настоящего, который был в розыске. А майор на утреннем разводе даже слова об этом не сказал. Не похвалил!
Не поставил в пример остальным! Кульков так ждал этого волнующего момента! Чтобы сделать шаг вперёд, козырнуть и громко доложить, что он служит России. И по сторонам посмотреть- как я вас, а? Дома его ждал сюрприз. Не жена с дочкой его ждали, а записка на кухонном столе. Лида с Настей уехали к тёще.
Кульков забегал по комнате. Твари! Они что, сговорились все, что ли? Бросать Кулькова в тяжёлую для него минуту. С трудом перевёл дух. Злость не проходила. И тогда Кульков дал волю своим чувствам. Он бегал по комнатам и рычал, кулаками остервенело бил в стену. Бил до тех пор, пока в неё не постучали соседи справа.
Потом снизу, соседка тётя Шура долбила чем-то по батарее. Долго и громко. По башке бы себе постучала! И псина бабкина тут же зашлась истошным лаем. Придушил бы эту мерзкую собачонку! Кульков перевёл дух. Шумно выдохнул. Кажись, полегчало. Надо успокоиться, а то соседи невесть что подумают. Глянул на кулаки.
