Галина Сергеевна Вязовцева
У кота четыре лапы
Он в глубине души надеялся, что это не Кульков издевался и убил его дочь. Может, он просто хотел так думать? От безысходности, от того, что так и не нашли преступника. А он, получается, нашёл? И это, в самом деле, оказался его сосед. Полицейский Кульков. Разве это правильно?
Мигунов оглядел гараж. Как там по протоколу- место совершения преступления? Да, получается, что так. Разложенный диван…и рядом…сердце сдавила невидимая рука. На полу, рядом с диваном валялся тот самый предмет, длиной не меньше сорока сантиметров…Он повернулся к Кулькову.
Тот стоял, опустив безвольно руки. Сейчас его убьют. Но за что? Он больше ничего плохого никому не сделает. Он же слово сам себе дал. И если сосед хочет, он и ему пообещает, что больше никогда…он станет хорошим человеком, будет делать только добрые дела… Лицо Мигунова наливалось гневом.
Он сжал кулаки.
–За что? Зачем?
Кульков пожал плечами.
–Не знаю.
Игорь растерялся. Если бы Кульков стал просить прощения и оправдываться или как-то по-иному себя вести, Мигунов бы…А что он хотел с ним сделать? Убить? Растерзать? Точно. Он обещал Миле, что именно так и поступит с убийцей их дочери. Он оглянулся по сторонам. В углу какая-то железка.
Он сделал шаг вперёд.
–Ну, урод…я сейчас тебя…
Кульков встрепенулся. Почему он не убегает? Его сейчас убить хотят, а он молча стоит и ждёт! Спасать себя надо! Тем более, что он собирается начать новую жизнь. А этот…кто он такой, чтобы убивать Кулькова! Тем более, что он полицейский! Мигунов что, не знает, что ему потом будет за убийство полицейского? Так, надо бежать. Но, как? Дверь гаража закрыта. Нужно что-то придумать. Отвлечь этого…и бежать.
Глаза у Кулькова забегали.
–Послушай, сосед. Давай, поговорим…
Мигунов оглянулся и встал так, чтобы перекрыть собой вход в гараж.
–Давай, поговорим. Что ты мне расскажешь? Как ты над моей дочерью издевался? Ты вообще, понимаешь, что ты натворил?
Кульков мелко затряс головой.
–Прости…я не хотел…
Его глаза обрадованно блеснули, кажется, он знает, что сказать!
–Это…
Шумно выдохнул.
–А давай…давай, чтобы не было обидно, ты мою дочку…
Мигунов взвыл.
–Сука!
И кинулся на Кулькова. Первый удар пришёлся извергу по голове. Тот обхватил голову руками и пытался увернуться. Игорь колотил упавшего Кулькова, не разбирая, потом начал пинать. Ярость, охватившая его, была неуёмной. Он убьёт гада! Убьёт! Превратит его в месиво, в мешок с костями и дерьмом!
А потом…потом…Дверь гаража распахнулась. Игорь обернулся. Никто не может ему помешать. Никто! Полиция? Что они здесь делают? Раньше надо было искать преступника! А Мигунов сам его нашёл. И сам покарает, потому что правоохранительным органам он больше не верит. И почему их так много? Саня? Он что здесь делает?
Зельдин сделал шаг вперёд.
–Игорь…прекрати. Не бери грех на душу. Я тебе не как прокурор говорю. Как друга прошу. Не ломай себе жизнь. Ты убить его хотел?
Он плюнул в сторону лежавшего Кулькова.
–Не сомневайся. Он своё получит. Обязательно получит. В камере, куда его сегодня определят. Я тебе обещаю.
Кульков тупо смотрел на вошедших. Его спасли? Точно, его спасли от соседа, который…у которого он дочку…В голове шумело, по лицу текло что-то липкое. Он отнял руку от лица. Кровь. Это его кровь? Кулькова усадили на диван и начали задавать вопросы. Тот послушно отвечал. Игорь слушал откровения своего соседа и его стошнило. Кто-то схватил его за руку и вывел из гаража.
Мигунов вышел. На улице глубоко вдохнул свежий воздух. Огляделся по сторонам и присел на сложенные колёса. Качнулся. Или это голова у него кружится? Что сейчас было? Глянул на руки. Дрожат. Почему? Поднял голову вверх и отключился. Очнулся в больнице. С трудом открыл глаза. Пытался встать. Не получилось. Сильно шумело в голове. И почему-то немели ноги.
С трудом разлепил губы.
–По-мо-гите…
Кто-то в белом, поправил ему подушку.
–Лежите.
Мигунов послушно смежил глаза. Ладно. Он полежит, но потом…Через два дня Игорю разрешили встать. Он пересел в кресло, ноги отказывались идти, а так хотелось в туалет. Но врач сказал, что рано ему по таким заведениям ходить. Мигунов усмехнулся. Туалет-заведение? Смешно. Сознание прояснялось, медленно, но верно. Значит, так.
Он привёз Кулькова в гараж. Там бил его. Потом приехал Саня. Не один, с полицией. Гляди-ка, он соображает! А где сейчас Кульков? Его посадить должны. Ну да. Он отсидит, и снова жить будет. А Тишки больше нет. Это несправедливо. Саня что-то говорил про камеру. Мигунов повёл плечами. Камера…камера… Кулькова допрашивали недолго.
Он ошалело вращал глазами на окружающих и втягивал голову в плечи. Болела голова. Конечно. Этот…сосед…Мигунов бил его по голове чем-то железным. И теперь у Кулькова, наверняка, имеются телесные повреждения, и он может запросто написать на соседа заявление. Потом напрягся. Стоп! Это на него напишут заявление!
И его должны, скорее всего, привлечь к уголовной ответственности. В голове лениво начали выстраиваться в ряд цифры, сто тридцать один, сто пять…что они означают? Так, это точно статьи уголовного кодекса. Кое- что Кульков знает и помнит. И что, эти цифры к нему относятся? Тогда, ему конец. Может, под дурака закосить? А что?
Пусть его лучше в психушку определят. Может, у него отклонения в психическом развитии имеются? Тогда его точно от уголовной ответственности освободят. Это всё лучше, чем в камеру… Потом он подписывал какие-то бумаги и всё оглядывался с надеждой на Риту, следователя, которая вела дело по факту смерти Мигуновой Кристины.
Рита брезгливо смотрела на Кулькова, а потом вызвала конвой. Кульков опустил голову. Из камеры он живым не выйдет. И это неотвратимо. Но самое страшное, с ним в камере сделают то, что он сделал с невинной девочкой. Зачем он это сделал? Чего ему не хватало?
Он поднял голову на Риту.
– Ты меня в камеру…
Сглотнул комок в горле.
–к уголовникам определишь?
Рита отвела взгляд. Кульков поднялся.
–Наверное, это правильно. Каждый должен нести ответственность за свои поступки. Только знаешь…
Он тяжело вздохнул.
–Лучше бы я сам на себя руки наложил. Но думаю, что у меня рука не поднимется это сделать. Трус я. И подлец.
Рита усмехнулась.
–Разжалобить меня хочешь? Не получится.
В дверях появился конвойный. Рита кивнула.
–Уведи его.
Потом она долго сидела, уставившись в одну точку. Она не любила таких уголовных дел. Изнасилование, убийство…тем более такое страшное. Бедная девочка! И этот…Кульков…и правда, чего ему не хватало? Жена, дочка. А он похитил пятнадцатилетнюю девочку, изнасиловал, издевался над ней, убил.
Она отложила в сторону уголовное дело. Завтра она его закроет. Вздохнула. Да, закроет. В связи со смертью обвиняемого. Наверное, это неправильно, определять в камеру к уголовникам работника правоохранительных органов. С другой стороны, преступление, которое тот совершил, не имеет оправдания. И Кульков сам это осознал.
Или не осознал? Тогда он на своей шкуре испытает… Рита встала и подошла к окну. Долго смотрела вниз. Под окном носилась большая овчарка. Рита качнула головой, опять пёс не на привязи. Хотя, куда этот пёс сбежит. Двор огорожен, днём туда выпускают арестованных на прогулку. Она снова подумала, что Кулькову прогулка больше не грозит.
Нехорошо заныло сердце. Она знает, что сегодня… Она знает…и смерть Кулькова будет на её совести. Она распахнула дверь и кинулась вниз по лестнице. Нужно успеть, пока Кулькова не определили в камеру. Да, он совершил тяжкое преступление, но пусть он отвечает перед законом. Самосуд-это неправильно.
Пусть Кульков сегодняшнюю ночь проведёт в отдельной камере. Один на один со своими мыслями. Возможно, осознает, что он натворил. Хотя, легче никому от этого не станет. Девочку не вернуть. С другой стороны…Приговор по делу будет очень строгим. Похищение ребёнка, изнасилование, убийство…
Всё равно Кулькову не жить. Он даже до колонии не доедет. Она тряхнула головой. Никак она не может привыкнуть, что существует кроме ответственности за преступление по закону, ещё и ответственность по совести. Хотя, тем же уголовникам, вряд ли подходит такое определение, как совесть.
Но этот неписаный закон, который позволяет с насильниками поступать точно так же, как и тот, кто совершил это насилие… Рита остановилась. Что она хочет поменять? Ну, сегодня она отведёт от Кулькова беду, а завтра? Следователь махнула рукой. Пусть будет, как будет. Выживет Кульков, значит, судьба у него такая.
Не выживет, туда ему и дорога. Во всяком случае, она ни в чём не виновата. Пусть этот урод отвечает за то, что натворил. Кульков медленно передвигал ноги и думал только об одном- пусть его убьют быстро. Потому что издевательства над собой он не выдержит. А расплата неминуема. Подумал о том, что всем от его смерти станет только лучше.
Конвойный ткнул его в спину.
–Лицом к стене!
Кульков послушно повернулся. Равнодушно слушал, как гремит в двери ключ, потом с лязгом открылась дверь в камеру. Он зажмурил глаза и шагнул вперёд. Что он сейчас должен сказать на входе? Кажется -вечер в хату? А потом? Потом… Утром Кулькова вынесли, завёрнутым в одеяло.
Рита вынесла постановление о прекращении уголовного дела в связи со смертью обвиняемого. Отложила дело в сторону. Потом она подпишет постановление, и дело сдаст в архив. Странно, но совесть её больше не мучила. Она позвонила Зельдину, тот выслушал Риту, сказал, что Мигунову расскажет всё сам.
Можно того больше не беспокоить, потому что Игорь Мигунов всё ещё в больнице. Игорь на поправку шёл медленно. Наверное, от того, что не хотел выздоравливать. Он лениво принимал лекарство, с неохотой ел и даже сообщение о смерти Кулькова принял равнодушно. Возможно, знал, что именно так всё и будет.
В голове прочно поселилась мысль, что ему самому хочется умереть. Он мысленно представлял себя лежащим в гробу, вокруг много цветов и ему хорошо и спокойно. Не надо думать о Кристине и плакать о ней. Потому что он с ней встретится и никогда больше не расстанется. Никогда и ни за что.
Теперь он часами долго и нудно, сам с собой, определял и раскладывал по полочкам, как ему распорядиться всеми делами. Нужно непременно привести всё в порядок, чтобы Мила после его смерти сильно не заморачивалась. Потому что принятие наследства -дело хлопотное. Можно сказать, суетное и затратное.
Он даже пару раз брал в руки карандаш и на бумаге расписывал, что именно нужно сделать в первую очередь. И ещё, нужно решить, как он умрёт. Как-то, очень давно, ему говорили, что жизнь кончать самоубийством большой грех. И вроде бы, самоубийц не хоронят рядом с теми, кто умер своей смертью.
Мигунов покрылся липким потом. Как так! Он что, не рядом с дочкой лежать будет? А вдруг, там, на небе, он с ней не встретится? Получится, что он всё это затеял зря? Может, с Милой посоветоваться? Или не стоит её расстраивать? С другой стороны, Мила, наверное, очень расстроится, если он умрёт.
Она останется одна…нет, не одна…ещё Артёмка…Игорь вскочил. Сын! Он совсем о нём забыл! А кто его воспитывать будет? Нет, умирать подождём. Он глянул на часы. Мила обещала прийти. Она что-то говорила про пельмени. Мигунов сглотнул. Он хочет есть! Он давно не ощущал чувства голода. Принесут поесть, он ест. А так…чтобы чего-то хотеть…
Открылась дверь. Мила. Мигунов посмотрел на жену. Круги под глазами, лицо осунулось. У Игоря сжалось сердце. Милая моя! Как тебе тяжело! Сам себя укорил. Надо же! Лежит он, страдает. Умереть хочет. А о своей любимой ни разу не подумал. Нет, он думал! Только совсем неправильно думал. Жить нужно. Потому что…потому что нужно жить.
Улыбнулся.
–Привет.
Мила улыбнулась в ответ.
–Привет. Я пельмени принесла. Будешь?
Мигунов кивнул.
–Буду.
Поднял глаза на жену.
–Что-то случилось?
Мила покраснела.
–Что-то не так?
–Как-то ты выглядишь…
Он покрутил пальцами.
–Что-то в тебе не так…
Мила покраснела ещё больше.
–Я…не знаю, как тебе сказать…
Она вздохнула.
–Игорь, я беременна…
У Мигунова внутри что-то лопнуло и горячо заполнило каждую клеточку его тела. Он сел. Что Мила сказала? Она беременна? И у них будет дочка? Артёмка будет читать ей свои стихи про кота, у которого четыре лапы…
