bannerbannerbanner
Война миров. В дни кометы

Герберт Джордж Уэллс
Война миров. В дни кометы

Полная версия

© ООО «Издательство «Вече», 2017

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

Война миров

Моему брату Фрэнку Уэллсу посвящается это воплощение его идеи


Книга первая. Прибытие марсиан

Глава I. Накануне войны

Никто не поверил бы в последние годы девятнадцатого столетия, что за жизнью человечества зорко и внимательно следили существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как и он; что в то время, как люди занимались делами, их исследовали и изучали, может быть, так же внимательно, как человек изучает тварей, кишащих и размножающихся в капле воды. С бесконечным самодовольством сновали люди по земле, занятые своими делишками, уверенные в своей власти над материей. Возможно, что инфузория под микроскопом делает то же самое. Никому не приходило в голову, что более старые миры, пространства – источник опасности для человеческого рода; сама мысль о какой-либо жизни на них казалась невозможной и невероятной. Забавно вспомнить некоторые общепринятые тогдашние взгляды. Самое большое допускалось, что на Марсе могут жить другие люди, может быть, низшие, чем мы, но готовые нас дружески встретить. А между тем через бездну пространства на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа, превосходившие нас высоко развитым холодным бесчувственным интеллектом настолько, насколько мы превосходим вымерших животных, и медленно, но верно осуществляли свои враждебные нам планы. На заре двадцатого века эта иллюзия была разрушена.

Планета Марс – мне едва ли нужно напоминать об этом читателю – вращается вокруг Солнца в среднем на расстоянии 140 000 000 миль, получает от него вдвое меньше тепла и света, чем наш мир. Марс должен быть, если верна гипотеза о туманностях, старше нашей Земли, жизнь на поверхности Марса началась задолго до окончательного формирования Земли. Тот факт, что масса Марса в семь раз меньше земной, должен был ускорить процессы его охлаждения до температуры, при которой могла начаться жизнь. На Марсе есть воздух, вода и все необходимое для поддержания органической жизни.

Но человек так тщеславен и так ослеплен своим тщеславием, что никто из писателей до самого конца девятнадцатого века не писал о том, что разумная жизнь там, возможно, намного опередила земную. Также не принимали во внимание, что раз Марс старше Земли и своей поверхностью, равной четвертой части земной, дальше отстоит от Солнца, то, следовательно, и жизнь на нем не только дальше от своего начала, но и ближе к своему концу.

Вековое охлаждение, которое когда-нибудь должно остудить и нашу планету, у нашего соседа, без сомнения, зашло гораздо дальше. Хотя во многом еще условия жизни на Марсе остаются для нас тайной, но мы уже знаем, что даже в экваториальном его поясе средняя дневная температура такая же, как и у нас в самую холодную зиму. Его атмосфера гораздо более разрежена, чем земная. Его усыхающие океаны покрывают только треть всей его поверхности; вследствие медленного круговорота времен года около каждого из его полюсов собираются огромные снежные массы и, тая, периодически затопляют его умеренные пояса. Последняя стадия истощения планеты, для нас еще бесконечно далекая, сделалась проблемой настоящего для обитателей Марса. Под давлением неотложной необходимости их интеллект стал работать более усиленно, воля закалялась, могущество росло. И, глядя в мировое пространство, вооруженные такими инструментами и знаниями, о которых мы только можем мечтать, они видели невдалеке от себя, всего за 35 000 000 миль по направлению к Солнцу, утреннюю звезду надежды, нашу более теплую планету, зеленоватую от растительности, серую от водяных пространств, с туманной атмосферой, красноречиво свидетельствующей о плодородии, с поблескивающими сквозь облачную завесу широкими кусками населенных материков и узкими, кишащими судами морями.

Мы, люди, существа, населяющие Землю, должны были казаться им такими же чуждыми и неразвитыми, как нам – обезьяны и лемуры. Мы знаем, что жизнь – это непрерывная борьба за существование, и на Марсе, очевидно, думают то же самое. Их мир начал уже охлаждаться, а на Земле все еще кишит жизнь каких-то низших тварей. Завоевать новый мир – в этом их единственное спасение от неуклонно надвигающейся гибели.

Прежде чем судить их слишком строго, мы должны припомнить, как беспощадно уничтожали сами люди не только животных, таких как исчезнувшие бизон и додо, но и себе подобных представителей низших рас. Жители Тасмании, например, были совершенно уничтожены в течение пятидесяти лет в истребительной войне, затеянной европейскими эмигрантами. Разве мы сами такие апостолы милосердия, что может возмущаться марсианами, действовавшими в том же духе?

Марсиане, по-видимому, рассчитали свой спуск с удивительное точностью – их математические познания, очевидно, превосходят наши – и выполнили свои приготовления очень согласованно. Если бы наши инструменты были более совершенны, то мы могли бы заметить надвигавшуюся грозу задолго до конца девятнадцатого столетия. Ученые вроде Скиапарелли наблюдали красную планету – странно, между прочим, что в течение многих веков Марс считался звездой войны, – но им не удавалось разъяснить те явления, которые они умели так хорошо заносить на карты.

В течение всего этого времени марсиане, очевидно, делали свои приготовления.

Во время противостояния в 1894 году на освещенной части диска был виден сильный свет, замеченный сначала обсерваторией в Ликке, затем Перротеном в Ницце и другими наблюдателями. Английские читатели впервые узнали об этом из журнала «Nаture»{ «Природа» (англ.).} от 2 августа. Я склонен думать, что это явление было выстрелом из громадной пушки, поставленной в глубине шахты на Марсе, откуда обстреливали Землю.

Подобное странное явление, до сих пор, впрочем, необъяснимое, наблюдалось вблизи места этого взрыва в течение двух следующих противостояний.

Гроза разразилась над нами шесть лет назад. Когда Марс приблизился к противостоянию, Ловелль с Явы передал по телеграфу астрономам удивительное сообщение о громадном взрыве раскаленного газа на планете. Это случилось около полуночи 12-го; спектроскоп, к помощи которого он тут же прибегнул, обнаружил массу горящих газов, главным образом водорода, двигавшуюся к Земле с ужасающей быстротой. Этот поток огня перестал быть видимым около четверти первого. Ловелль сравнил его с колоссальной вспышкой пламени, вырвавшегося внезапно из планеты, «как взрыв из орудия».

Сравнения было удачное. Однако в газетах на следующий день не было никаких сообщений об этом, если не считать небольшой заметки в «Дейли телеграф», и мир ничего не узнал об этой самой серьезной из всех опасностей, когда-либо угрожавших человечеству. Я тоже, вероятно, ничего не узнал бы об извержении, если бы не встретился с Огилви, известным астрономом, в Оттершоу. Он был очень заинтересован этим сообщением и в большом волнении пригласил меня принять участие в его наблюдениях за Красной планетой.

Несмотря на все последующие события, я очень ясно помню наше ночное бдение: черная молчаливая обсерватория, прикрытый фонарь в углу, бросающий слабый свет на пол, тиканье часов в телескопе, небольшое отверстие в потолке – бездна, испещренная пылью звезд. Почти невидимый Огилви бесшумно двигался около телескопа. В телескопе виден был темно-голубой круг с маленькой плававшей в нем круглой планетой. Она казалась такой ничтожной, блестящей и с едва заметными поперечными полосами, со слегка неправильной окружностью. Она была так мала, так серебристо-тепла, эта светлая булавочная головка. Она как бы слегка колебалась, но на самом деле это вибрировал телескоп под действием часового механизма, держащего планету в поле зрения.

Во время наблюдения звездочка то уменьшалась, то увеличивалась, то приближалась, то удалялась, но это происходило просто от усталости глаз. Она находилась от нас за сорок миллионов… больше чем за сорок миллионов миль пустого пространства. Немногие могут представить себе всю необъятность пустоты, в которой плавают пылинки материальной вселенной.

Вблизи планеты, я помню, находились три маленьких светящихся точки, три телескопических звезды, бесконечно удаленных, а вокруг – неизмеримый мрак пустого пространства. Вы знаете, как выглядит эта бездна в морозную звездную ночь. В телескоп она кажется гораздо глубже. И невидимо для меня, вследствие удаленности и малой величины, неизменно и быстро стремясь ко мне через все это невероятное пространство, приближаясь на многие тысячи миль с каждой минутой, неслось то, что они послали к нам, то, что должно было принести столько борьбы, гибели и смертей на Землю. Я совсем не думал об этом, наблюдая планету; никто на Земле и не помышлял о последствиях, к которым может привести этот меткий метательный снаряд.

В эту ночь снова наблюдался взрыв на Марсе. Я сам видел его. Он имел красноватый блеск и чуть заметный выступ по краю и появился как раз тогда, когда хронометр показывал полночь. Я сообщил об этом Огилви, и он занял мое место. Ночь была теплая, и мне захотелось пить. Я ощупью, неловко ступая в темноте, двинулся к столику, где стоял сифон, как вдруг Огилви вскрикнул при виде несшегося к Земле огненного газа.

В эту ночь новый невидимый снаряд был выпущен с Марса к Земле ровно через сутки, с точностью до одной секунды после первого. Помню, как я сидел за столом в темноте, с красными и зелеными пятнами перед глазами. Я искал огня, чтобы закурить. Я совсем не придавал значения этой мгновенной вспышке и всему тому, что она должна была принести с собой. Огилви делал наблюдения до часу; в час он окончил, мы зажгли фонарь и отправились к нему. Внизу в темноте лежали Оттершоу и Чертси с сотнями мирно спавших жителей.

Огилви в эту ночь высказывал разные предположения относительно условий жизни на Марсе и высмеивал вульгарную мысль о том, что обитатели Марса подают нам сигналы. Он полагал, что на планету упал целый град метеоритов или что там происходит громадное вулканическое извержение. Он доказывал мне, как мало вероятности, чтобы органическая эволюция развивалась одинаково на двух близких планетах.

 

– Один шанс против миллиона за то, что Марс обитаем, – сказал он.

Сотни наблюдателей видели пламя в полночь в эту и последующие десять ночей. Почему выстрелы прекратились после десятой ночи – этого никто не мог объяснить. Может быть, газ от выстрелов причинял какие-нибудь неудобства марсианам. Густые клубы дыма или пыли, замеченные в самый сильный телескоп Земли, в виде маленьких серых, волнообразных пятен растягивались в чистой атмосфере планеты и затемняли ее очертания.

Наконец все газеты заговорили об этих пертурбациях, стали появляться популярные заметки относительно вулканов на Марсе. Юмористический журнал «Рunсh» очень остроумно воспользовался этим для политической карикатуры. А между тем эти незримые снаряды Марса летели к Земле через пустую бездну пространства со скоростью нескольких миль в секунду, приближаясь с каждым часом, с каждым днем. Мне кажется теперь странным, как это люди могли заниматься своими мелкими заботами, когда над нами уже нависла гибель. Я помню, как радовался Маркхем, получив новый фотографический снимок с планеты для иллюстрированного журнала, который он тогда издавал. Люди нынешнего, более позднего времени с трудом представляют себе изобилие и предприимчивость журналов девятнадцатого века. Что касается меня самого, то я с большим рвением учился ездить на велосипеде и читал массу журналов, обсуждавших возможное развитие нравственности в связи с прогрессом цивилизации.

Однажды ночью (первый летательный снаряд мог быть в это время за 10 000 000 миль от нас) я вышел прогуляться вместе с женой. Небо было звездное, и я объяснял ей знаки Зодиака и указал на Марс – на яркую точку света около зенита, куда было направлено столько телескопов. Ночь была теплая. Толпа гуляющих из Чертси и Эйлворта, возвращаясь домой, прошла мимо нас с пением и музыкой. В верхних окнах домов светились огни, и люди ложились спать. С железнодорожной станции издалека доносился, смягченный расстоянием и звучавший почти как мелодия, грохот маневровых паровозов. Жена показывала мне на красные, зеленые, желтые сигнальные огни, горевшие как в раме на фоне неба. Все казалось таким спокойным и безмятежным.

Глава II. Падающая звезда

Затем наступила ночь первой падающей звезды. Ее видели на рассвете; она неслась над Винчестером к востоку, очень высоко в виде огненной полосы. Сотни людей видели ее и приняли за обыкновенный метеорит. По описанию Альбина, она оставляла за собой зеленоватую полосу, которая блестела несколько секунд. Деннинг, наш величайший авторитет в вопросе о метеоритах, утверждал, что она стала заметной уже на расстоянии девяноста или ста миль. Ему показалось, что она упала на Землю приблизительно за сто миль к востоку от него.

Я в этот час был дома и писал в своем кабинете; но, хотя мои французские окна выходили на Оттершоу и штора была поднята (я любил наблюдать ночное небо), я ничего не заметил. Однако этот метеорит, самый необычайный из всех когда-либо падавших на Землю из мирового пространства, должен был упасть, когда я сидел там, и я мог бы увидеть его, если бы взглянул на небо. Некоторые, видевшие полет, говорят, что он летел со свистом, но сам я этого не слышал. Многие жители Беркшира, Суррея, Мидлсекса видели его падение и подумали, что упал новый метеорит. В эту ночь никто, кажется, не поинтересовался взглянуть на упавшую массу.

Бедный Огилви, наблюдавший метеорит и убежденный, что он упал где-нибудь на выгоне между Хорзеллом, Оттершоу и Уокингом, поднялся рано утром и отправился его разыскивать. Он нашел метеорит вскоре после рассвета неподалеку от песчаного карьера. Громадная воронка была вырыта упавшим телом, песок и гравий были разбросаны по сторонам среди вереска и кустарника кучами, заметными за полторы мили. Вереск загорелся и тлел тонким голубым дымком на фоне рассвета. Упавшее тело зарылось в песок и лежало среди разбросанных осколков сосны, разбитой в щепки. Наружная часть имела вид громадного обгоревшего цилиндра; его очертания была скрыты толстым чешуйчатым слоем темного нагара. В диаметре цилиндр имел около тридцати ярдов. Огилви приблизился к этой массе, пораженный ее объемом и формой, так как обычно метеориты бывают шарообразны. Цилиндр был так раскален после полета сквозь атмосферу, что к нему нельзя было близко подойти. Сильный шум, слышавшийся изнутри цилиндра, Огилви приписывал неодинаковому охлаждению его поверхности. В то время ему не приходило в голову, что цилиндр может быть полым.

Огилви стоял у края образовавшейся ямы, пораженный необычной формой и цветом цилиндра, и начинал смутно догадываться о его назначении. Раннее утро было тихо, солнце, только осветившее сосновый лес около Уэйбриджа, слегка пригревало. Огилви не помнит, чтобы он слышал пение птиц в это утро, и только изнутри покрытого нагаром цилиндра раздавались какие-то звуки. На лугу никого не было.

Вдруг он с изумлением заметил, что слой нагара, покрывавшего метеорит, стал отваливаться с верхнего края цилиндра. Он падал в песок, точно хлопья снега или капли дождя. С шумом, напугавшим Огилви, отвалился и упал большой кусок.

Ничего не понимая в первую минуту, Огилви спустился в яму и, несмотря на сильный жар, подошел вплотную к цилиндру, чтобы лучше разглядеть его вблизи. Он подумал, что это следствие охлаждения тела, но этому противоречил тот факт, что нагар спадал только с одного конца цилиндра.

И вдруг Огилви заметил, что круглая вершина цилиндра начинает вращаться. Вращение было такое медленное, что Огилви заметил его только потому, что черная метка, бывшая около него пять минут тому назад, находилась теперь на другой стороне окружности. Все же он не вполне понимал, что все это значит, пока не услыхал глухого, но резкого звука и не увидел, что его черная метка продвинулась вперед почти на дюйм. Тогда он наконец догадался, в чем дело. Цилиндр был искусственный, полый внутри, с отвинчивающейся крышкой! Что-то внутри цилиндра отвинчивало крышку!

– Боже мой, – воскликнул Огилви, – там внутри человек! Люди, зажаренные почти до смерти. Они пытаются выбраться оттуда…

Мгновенно он сопоставил это со взрывом на Марсе.

Мысль о заключенном в цилиндре существе казалась ему такой ужасной, что он позабыл про жар и подошел к цилиндру еще ближе, чтобы помочь отвернуть винт. Но, к счастью, пышущий жар вовремя его удержал, и он не успел обжечься о раскаленный металл. Он постоял с минуту в нерешительности, потом вылез из ямы и побежал к Уокингу. Было около шести часов. Он встретил извозчика и попытался объяснить ему, что случилось, но его слова и вид были так дики – шляпу он потерял в яме, – что возчик просто проехал мимо. Так же неудачно обратился он к какому-то пьянчуге, который только что отворил дверь трактира у Хорзелл-Бриджа. Малый подумал, что это сумасшедший, и сделал безуспешную попытку затащить его в трактир. Это немного отрезвило Огилви и, увидев Хендерсона, лондонского журналиста, в своем садике, он обратился к нему через палисадник, стараясь говорить возможно толковее.

– Хендерсон, – начал он, – прошлую ночь вы видели упавшую звезду?

– Ну?

– Она теперь на Хорзеллской пустоши.

– Боже мой! – воскликнул Хендерсон. – Упавший метеорит? Это интересно.

– Но это кое-что побольше, чем метеорит. Это цилиндр, искусственный цилиндр. И внутри цилиндра что-то есть.

Хендерсон выпрямился с лопатой в руке.

– Что такое? – переспросил он (он был глух на одно ухо).

Огилви рассказал все, что видел. Хендерсон с минуту соображал. Потом бросил лопату, схватил пиджак и вышел на дорогу. Оба поспешно отправились к метеору. Цилиндр лежал в том же положении. Звуки изнутри прекратились, и между крышкой и телом цилиндра блестела тонкая металлическая нарезка. Воздух или вырывался наружу, или входил внутрь.

Они прислушались, постучали палкой по нагару и, не получив ответа, решили, что человек или люди, заключенные внутри, потеряли сознание или умерли.

Конечно, они двое не могли ничего сделать. Они крикнули несколько слов ободрения, пообещали вернуться и пошли в город за помощью. Оба в песке, возбужденные и растрепанные, они бежали по узкой улице утром, в то время когда лавчонки отворяют свои ставни, а люди раскрывают окна своих спален. Хендерсон прежде всего отправился па железнодорожную станцию, чтобы сообщить новость по телеграфу в Лондон. Газетные статьи подготовили уже всех к самому невероятному.

К восьми часам толпа мальчишек и зевак отправилась на пустошь посмотреть на «мертвых людей с Марса». Такова была первая версия этого события. Я впервые услышал об этом от своего газетчика около четверти девятого, когда вышел купить номер «Дейли кроникл». Конечно, я был поражен и немедленно отправился через мост Оттершоу к песочным ямам.

Глава III. На Хорзеллской пустоши

Я нашел уже человек двадцать около огромной воронки, где лежал цилиндр. Я уже описывал вид этого колоссального снаряда, зарывшегося в землю. Дерн и гравий вокруг него, казалось, обуглились, точно от внезапного взрыва. Очевидно, удар вызвал пламя. Хендерсона и Огилви там не было. Вероятно, они решили, что пока ничего нельзя сделать и ушли завтракать к Хендерсону.

На краю ямы сидели четверо или пятеро мальчишек, болтая ногами; они забавлялась, пока я не остановил их бросание камешков в гигантскую массу. Потом, после моих слов, начали играть в пятнашки, вертясь вокруг взрослых.

Среди собравшихся были два велосипедиста, садовник-поденщик, которого я иногда нанимал, девушка с ребенком на руках, мясник Грегг со своим мальчиком, несколько гуляющих, обычно снующих около станции. Говорили мало. Многие из простонародья в Англии в то время имели очень смутное представление об астрономии. Большинство из них спокойно смотрели на плоскую крышку цилиндра, которая находилась в том же положении, в каком ее оставили Огилви и Хендерсон. Я думаю, что все были разочарованы, найдя вместо обуглившихся тел неподвижный цилиндр. Пока я там стоял, некоторые ушли домой, а вместо них подошли другие. Я спустился в яму, и мне показалось, что я слышу слабое колебание под ногами. Крышка перестала вращаться.

Только подойдя совсем близко к цилиндру, я обратил внимание на его странный вид. На первый взгляд он походил на опрокинувшийся экипаж или дерево, упавшее на дорогу. Впрочем, это сравнение не совсем точно. Он походил скорее на ржавый газометр, погруженный в землю. Необходим был некоторый запас научных сведений, чтобы заметить, что серый нагар на цилиндре был не простой окисью, что желтовато-белый металл, поблескивавший под крышкой, был странного цвета. Слово «экстраземной» не имело значения для большинства зрителей.

Я уже не сомневался, что цилиндр упал с Марса, но считал невероятным, чтобы в нем находилось какое-нибудь живое существо. Я допускал, что развинчивание могло быть автоматическим. Несмотря на слова Огилви, я все еще продолжал верить, что на Марсе живут люди. Моя фантазия разыгралась. Возможно, что внутри цилиндра запрятан какой-нибудь манускрипт… Сумеем ли мы его перевести, найдем ли мы там монеты и модели, и так далее? Впрочем, цилиндр был, пожалуй, слишком велик для этого. Меня разбирало нетерпение увидеть его открытым. Около одиннадцати, видя, что ничего особенного не происходит, я вернулся домой в Мэйбюри. Но я не мог приняться за свои абстрактные исследования.

После полудня вид пустоши сильно изменился. Ранний выпуск вечерних газет вызвал в Лондоне переполох огромными заголовками:

СООБЩЕНИЕ С МАРСА!
Небывалое событие в Уокинге!!! —

и так далее. Кроме того, телеграмма Огилви Астрономическому обществу всполошила все британские обсерватории.

На дороге у песочных ям стояло более полдюжины кабриолетов со станции Уокинг, фаэтон из Чобхема и чья-то карета. Приехало много велосипедистов, много публики пришло пешком из Уокинга и Чертси, несмотря на жаркий день, так что у песочной ямы собралась довольно порядочная толпа, между прочим, несколько нарядных дам.

Было очень жарко. На небе ни облачка, ни малейшего ветра, и клочок тени можно было найти только под редкими соснами. Вереск уже не горел, но равнина до самого Оттершоу почернела и дымилась. Предприимчивый торговец из бакалейной лавочки на Чобхемской дороге прислал своего сына с ручной тележкой, нагруженной зелеными яблоками и имбирным пивом.

Подойдя к краю ямы, я увидел в ней с полдюжины людей – Хендерсона, Огилви и высокого волосатого джентльмена – это был Стэнт, королевский астроном, как я узнал после, с несколькими рабочими, вооруженными лопатами и кирками. Стэнт давал указания чистым, резким голосом. Он стоял на цилиндре, который, очевидно, остыл. Его лицо было красно, пот катился с него ручьями, и он был чем-то раздражен.

 

Большая часть цилиндра была откопана, хотя нижний конец все еще находился в земле. Огилви увидел меня среди толпы на краю ямы, позвал меня вниз и попросил пойти к лорду Хилтону, владельцу этого участка.

Все увеличивавшаяся толпа, говорил он, особенно мальчишки, мешают раскопкам. Они хотели загородиться от публики забором. Он сообщил мне, что изнутри цилиндра слышался слабый шум, но рабочим не удалось отвинтить крышку, так как не за что ухватиться. Стенки цилиндра, по-видимому, очень толстые, и возможно, что слабый звук, который мы слышали, на самом деле отдается внутри грохотом.

Я был очень рад исполнить его просьбу и таким образом попасть в число привилегированных зрителей при предстоящем раскрытии цилиндра. Я не застал лорда Хилтона дома, но узнал, что его ожидали из Лондона с шестичасовым поездом со станции Ватерлоо; так как было только четверть шестого, то я зашел домой выпить чаю и снова пошел на станцию, чтобы перехватить Хилтона на дороге.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru