bannerbannerbanner
Ужас Данвича

Говард Филлипс Лавкрафт
Ужас Данвича

Полная версия

2

Зрелище, которое представлял собой этот необычный бледный мужчина средних лет, хотя на самом деле ему уже стукнуло все сто, наконец-то решивший отделаться от окутавшего его облака страха и ненависти, слишком зыбкого, чтобы его можно было пощупать и взять на анализ, одновременно было трогательным, драматичным и вызывавшим презрение. Однако такова власть денег и публичных жестов, что понемногу отношение к Карвену стало меняться, особенно после того, как перестали исчезать его матросы. К тому же и свои кладбищенские прогулки он теперь окружал строжайшей тайной. Потихоньку смолкли разговоры о криках на ферме. Продуктов и скота он продолжал закупать непомерно много, однако до самого последнего времени, когда Чарльз Вард изучил счета своего предка в библиотеке Шепли, никому и в голову не приходило – кроме одного любознательного юноши – сравнить огромное количество чернокожих, доставляемых им из Гвинеи вплоть до 1766 года, с непостижимо малым количеством чеков, удостоверявших их продажу работорговцам, обосновавшимся возле Великого моста, и плантаторам из Наррангассетта. Конечно же, этот ужасный человек мог гордиться своей хитростью и изобретательностью, когда обстоятельства принудили его к осторожности.

Тем не менее результат этих запоздалых усилий был ничтожно мал. Карвена все так же обходили стороной, ему не доверяли, хотя бы потому, что в старости он умудрялся выглядеть почти юношей, и он понял, что в конце концов потеряет все. Его исследования и сложные опыты, чем бы он ни занимался, требовали много денег, и если бы его вдруг лишили тех преимуществ, которые он имел в торговом деле в Провиденсе, то, даже начни он все заново в другом месте, это не возместило бы ему потерь.

Здравый смысл требовал немедленно менять отношения с гражданами Провиденса, чтобы люди не умолкали в его присутствии, чтобы не бежали от него под любыми предлогами, чтобы не смотрели на него со страхом и недоверием. Беспокоили его и служащие, так как у него остались только самые беспомощные и безденежные, которых никто больше не брал на работу, а своих капитанов и помощников капитанов ему удавалось держать при себе лишь необычайным умением обретать власть над людьми с помощью закладных, векселей или информации, способствующей их успеху. В большинстве дневников люди писали со страхом, что Карвен каким-то колдовским способом умел выведывать семейные секреты. В последние пять лет жизни он пугал сограждан такими тайнами, которые мог узнать только из непосредственного общения с давно умершими людьми.

В это время всезнающий ловкач решил предпринять последнюю отчаянную попытку завоевать себе место в обществе Провиденса. Вечный отшельник, он надумал заключить выгодный брак с девушкой из семьи с безупречной репутацией, чтобы изоляция его дома стала совершенно невозможной. Наверное, у него были и другие, более веские причины добиваться брака, но они выходили далеко за пределы известного космического пространства, так что только документы, найденные через полтора столетия после его смерти, дали ключ к разгадке, но и тогда ничего определенного установить не удалось.

Естественно, он понимал, какой ужас вызовет его ухаживание, поэтому стал искать девицу, на родителей которой мог бы оказать давление. Это оказалось делом непростым, так как у него были довольно высокие требования к красоте, воспитанию и общественному положению невесты. В конце концов поиск привел к одному из его лучших старших капитанов, вдовцу Дьюти Тиллингасту с высоким положением в обществе благодаря рождению и безупречной репутации, чья единственная дочь Элиза обладала всеми возможными достоинствами, кроме видов на наследство. Карвен полностью подчинил себе капитана Тиллингаста, и после ужасного разговора в доме с высоким куполом на Пауэрс-лейн он дал согласие на святотатственный союз.

Элизе Тиллингаст в то время было восемнадцать лет, и она получила лучшее воспитание, какое только позволили средства капитана, посещала школу Стивена Джексона, что напротив мэрии, и прилежно училась рукоделию и искусству вести хозяйство у матушки, пока та не умерла в 1757 году от оспы. Одну из вышивок девятилетней Элизы, то есть 1753 года, можно и теперь увидеть в Историческом музее штата Род-Айленд. После смерти матери Элиза сама с помощью одной лишь негритянки вела хозяйство.

Наверное, ее споры с отцом насчет предложения Карвена были весьма бурными, однако мы не располагаем о них никакими сведениями. Достоверно известно лишь о разрыве помолвки Элизы Тиллингаст и юного Эзры Уидена, второго помощника капитана на корабле «Энтерпрайз», принадлежавшем Кроуфорду, и о венчании Элизы Тиллингаст с Джозефом Карвеном седьмого марта 1763 года в баптистской церкви, состоявшемся в присутствии самого избранного общества города Провиденс и совершенном Сэмюэлем Уинсоном-младшим. «Газетт» откликнулась на это событие короткой заметкой, но она вырезана или вырвана из большинства сохранившихся экземпляров. После долгих поисков в одном из частных архивов Вард все-таки нашел нетронутый экземпляр и позабавился бессмысленной светскостью выражений:

«В понедельник вечером мистер Джозеф Карвен, живущий в Провиденсе, купец, обвенчался с мисс Элизой Тиллингаст, дочерью капитана Дьюти Тиллингаста. Юная леди, не обойденная ни одним из Достоинств, которые лишь подчеркивают Прелесть ее облика, украсит сей брачный Союз и непременно сделает его Счастливым».

Переписка Дарфи-Арнольда, незадолго до первых приступов безумия обнаруженная Чарльзом Вардом в частном собрании Мелвилла Ф. Питерса, живущего на Джордж-стрит, относится к этому и более раннему периоду и проливает свет на то возмущение, с каким общество Провиденса восприняло соединение в браке столь разных людей. Однако влияние Тиллингастов на общественное мнение свое дело сделало, и Джозефа Карвена посещали в его доме люди, которых иначе он никак не мог бы заманить. Тем не менее нельзя сказать, чтобы его приняли с открытой душой, и больше всех от этого страдала его поневоле храбрая жена. Тем не менее глухая стена, изолировавшая Карвена, была все-таки разрушена.

И его жена, и все общество были удивлены неожиданной галантностью и обходительностью не совсем обычного мужа. В новом доме на Олни-корт не было ничего пугающего, и хотя Карвен довольно много времени проводил на ферме на Потюксет-роуд, куда его жена не ездила ни разу, теперь он, несомненно, больше походил на обыкновенного человека, чем когда бы то ни было.

Только один человек продолжал открыто враждовать с ним – юный помощник капитана Эзра Уиден, чья помолвка с Элизой Тиллингаст была неожиданно разорвана. Эзра Уиден публично поклялся отомстить обидчику и, хотя до этого был человеком спокойным и мягким, теперь посвятил себя одной-единственной цели, которая не сулила ничего доброго сопернику, отнявшему у него невесту.

Седьмого мая 1765 года родилась Анна, единственная дочь Карвена, и она была крещена преподобным Джоном Грейвсом в Королевской церкви, прихожанами которой вскоре после свадьбы стали Карвены, найдя для себя такой компромисс, ибо он принадлежал к конгрегационистам, а она – к баптистам. Запись о рождении девочки, так же как запись о венчании двумя годами раньше, была вычеркнута почти из всех копий церковной книги и из книги мэрии тоже, и Чарльз Вард, приложив немало сил, отыскал ее после того, как нашел извещение о перемене фамилии вдовы, которое побудило его к дальнейшим поискам своего родственника и внушило губительное волнение, закончившееся сумасшествием. Запись о рождении была найдена совершенно случайно, благодаря переписке с наследниками верного королю доктора Грейвса, который, покидая свою паству во время Революции, сделал копию церковных книг. Вард написал им, зная, что его прапрабабушка Анна Тиллингаст Поттер принадлежала к епископальной церкви.

Вскоре после рождения дочери, которому Джозеф Карвен радовался с откровенностью, необычной для его естественной замкнутости, он решил позировать для портрета, заказанного очень талантливому шотландцу Космо Алекзэндеру, поселившемуся потом в Ньюпорте и прославившемуся в качестве первого учителя Джилберта Стюарта. Портрет сначала висел в библиотеке дома на Олни-корт, но отыскать его дальнейшие следы оказалось невозможно. В это время Джозеф Карвен как будто не замечал никого вокруг и все время проводил на ферме. Есть записи о том, что он был очень возбужден, словно ждал чего-то невероятного или находился на пороге некоего открытия. По всей видимости, его опыты были связаны с химией или алхимией, потому что он забрал на ферму почти все книги по этому предмету.

Тем не менее его интерес к городской жизни не иссяк и он не упускал возможности помочь энтузиастам Стивену Хопкинсу, Джозефу Брауну и Бенджамину Уэсту в их стремлении повысить культурный уровень города, который в то время был ниже, чем в Ньюпорте, покровительствовавшем современному искусству. Он содействовал Дэниэлю Дженксу, открывшему в 1763 году книжный магазин, и стал его завсегдатаем, а также «Газетт», выходившей каждую среду в здании, на стене которого красовалась голова Шекспира. В политике он горячо поддерживал губернатора Хопкинса против партии Варда, которая в основном работала в Ньюпорте, и его по-настоящему яркая речь в Хачерс-холле в 1765 году против отделения Северного Провиденса, который желал отдать свои голоса за избрание Варда в Генеральную ассамблею, принесла ему наконец победу над самыми предубежденными согражданами.

Один только Эзра Уиден, не спускавший с него глаз, довольно скептически относился ко всей этой шумихе и публично заявлял, что Карвен всего-навсего маскирует свои связи с черными безднами Тартара. Мстительный юноша постоянно следил за Карвеном, едва возвращался из плавания, и проводил целые ночи на причале, когда на складах Карвена горел свет, держа наготове легкую лодку и неслышно сопровождая небольшой бот, который иногда отплывал от берега, а потом возвращался обратно. Но, кроме того, он старался держаться как можно ближе к ферме и один раз был серьезно искусан собаками, спущенными на него индейцами.

 

3

В 1766 году Джозеф Карвен переменился в последний раз. Это случилось неожиданно и было замечено любопытными жителями Провиденса. Как старое пальто, он сбросил с себя нетерпеливое ожидание и с трудом подавлял рвавшийся наружу восторг. Казалось, он из последних сил удерживается, чтобы не кричать на всех углах о своем открытии, однако победила осторожность, и он никому ничего не сказал. После этого, то есть с начала июля, зловещий изыскатель принялся удивлять сограждан информацией, похороненной вместе с далекими предками.

Однако лихорадочная тайная деятельность Карвена продолжалась. Более того, он даже еще больше активизировался, и корабли один за другим отправлялись в путь под командой капитанов, которых он привязывал к себе страхом не менее крепко, чем угрозой банкротства. Карвен отказался от работорговли, заявив, что доходы от нее постоянно уменьшаются.

Каждую свободную минуту он проводил на ферме, и так как вновь пошли слухи, что его видели если не на кладбищах, то неподалеку от них, то многие задумались, действительно ли старый купец изменил своим привычкам. Эзра Уиден, хотя и не мог беспрерывно шпионить за Карвеном из-за своих отлучек, упорствовал в своей ненависти, о которой забыли занятые своими делами горожане и фермеры, и изучал дела Карвена с небывалой тщательностью.

Странные маневры кораблей, принадлежавших таинственному купцу, никого не удивляли в то беспокойное время, когда любой колонист считал своим долгом действовать вопреки Сахарному акту, который мешал оживленной торговле. В Наррангассеттской бухте приветствовалась любая контрабанда, поэтому ночная разгрузка была делом обычным. Однако Уиден, который ночь за ночью следил за лихтерами и шлюпами, тайно покидавшими склады Карвена на причалах Городской улицы, вскоре убедился, что его страшный противник старается избежать встречи не только с вооруженными кораблями его величества. До 1766 года, когда Карвен столь сильно переменился, в них большей частью перевозили закованных в цепи негров, которых высаживали на безлюдном берегу к северу от Потюксета, а потом доставляли на ферму Карвена и запирали в большом каменном доме с высокими узкими бойницами вместо окон. Потом, однако, все переменилось. В одночасье перестали прибывать рабы, и Карвен прекратил ночные прогулки по бухте.

Но примерно весной 1767 года началось кое-что новое. Опять лихтеры отчаливали от черных тихих причалов, только на сей раз они направлялись дальше в бухту, возможно, до Нанкит-Пойнта, где встречали и принимали груз у неизвестных и разнотипных, но довольно больших кораблей, после чего матросы Карвена перевозили этот груз на прежнее место на берегу, а уже потом транспортировали его на ферму и запирали в том же самом загадочном каменном доме, в котором прежде томились негры. Груз представлял собой в основном коробки и ящики, которые, как правило, были прямоугольными, тяжелыми и напоминали гробы.

Уиден упорно следил за фермой, приходя к ней каждую ночь и лишь изредка позволяя себе недельный перерыв, если землю покрывал предательский снежок. Но даже тогда он старался по возможности приблизиться к ней по наезженной дороге или по льду, сковавшему речку неподалеку, чтобы взглянуть на следы. Когда же служба вынуждала его покинуть Провиденс, он нанимал своего приятеля из таверны по имени Элеазар Смит, и они могли бы пустить в оборот не один фантастический слух. Если они этого не делали, то только потому, что разговоры могли бы насторожить Карвена и помешать им. Они решили во что бы то ни стало узнать сначала что-то определенное, а уж потом действовать.

И они в самом деле узнали нечто потрясающее, так как Чарльз Вард много раз сетовал в разговорах со своими родителями на то, что Уиден сжег записные книжки. Об их открытиях известно лишь из отрывочных дневниковых записей Элеазара Смита и из других дневников и писем, повторивших сделанные ими в конце концов заявления о том, что ферма была лишь видимым прикрытием большой и опасной бездны, размеры которой недоступны для осознания человеческим разумом.

Известно, что Уиден и Смит давно знали о бесчисленных туннелях и катакомбах под фермой, в которых обитало довольно много народу, кроме индейской четы. Фермерский дом уцелел и представляет собой постройку середины семнадцатого столетия с высокой крышей, огромной трубой и круглыми окошками. Лаборатория размещалась в северной пристройке, крыша которой доходит почти до земли. Несмотря на то что дом стоял далеко от других строений, под ним должны были быть тайные ходы, так как из него довольно часто доносились разные голоса, которые до 1766 года представляли собой невнятное бормотание, перешептывания негров, леденящие кровь крики, а также странные песнопения и заклинания. После 1766 года это была уже беспрерывная какофония человеческих голосов, в которой слышались то глухое покорное причитание, то крик ярости, то беспокойная беседа, то плач, то душный шепот, то протестующий вопль. Люди говорили на множестве языков, известных Карвену, который отвечал, упрекал, угрожал.

Иногда казалось, что в доме находится много народа – Карвен, пленники и стражники, которые их стерегли. В этих случаях Уиден и Смит не понимали, на каком языке говорят собравшиеся, хотя они побывали во многих разноязыких портах, однако их беседы были похожи на что-то вроде катехизиса, словно Карвен всеми силами добывал информацию у испуганных или непокорных узников.

Уиден записывал, что запоминал из услышанных вопросов и ответов, потому что довольно часто допросы велись если не на английском, то на французском или испанском языках, которые он знал, однако его записи не сохранились. Тем не менее он говорил, что, если не считать нескольких отвратительных бесед о преступлениях, совершенных предками уважаемых семейств Провиденса, речь шла, насколько он понимал, об истории и науках, иногда о далеких землях и временах. Один раз, например, кто-то, отвечая на вопросы, то кричал в бешенстве, то едва ли не шептал по-французски об убийстве Черного Принца в Лиможе в 1370 году, словно у него выпытывали тайну, которую он должен был знать. Карвен спрашивал узника – узника ли? – о том, что послужило причиной приказа: Знак Козла, обнаруженный на алтаре в старой римской гробнице рядом с собором, или Три Слова, произнесенные неизвестным членом Высшего Совета Вены? Не добившись ответа, мучитель прибегнул к крайним мерам, потому что после минутного молчания раздался ужасный крик, потом стон, а потом Уиден услышал, будто упало что-то тяжелое.

Ни Уидену, ни Смиту не удалось подсмотреть ни один из допросов, потому что окна всегда были наглухо закрыты. Правда, однажды, когда разговор шел на неизвестном языке, на занавеску упала тень, испугавшая Уидена до самой глубины души, ибо она напомнила ему одну из кукол, которые он видел на хитром механизированном представлении в Хачер-холле в 1764 году, даваемом неким жителем Джермантауна (Пенсильвания) и объявленном как «Взгляд на знаменитый город Иерусалим, в котором представлены Иерусалим, храм Соломона, его царский трон, прославленные башни и горы наряду со страданиями Спасителя Нашего, которые Он претерпел от Гефсиманского сада до креста на Голгофе, – искусный образец механического искусства, достойный внимания любопытствующих». Именно в тот раз Уиден подошел слишком близко к окну, чем всполошил индейцев, спустивших на него собак. Больше Уиден и Смит не могли ничего подслушать и решили, что Карвен перенес свою деятельность в подвал.

То, что подвал действительно был, совершенно очевидно по многим причинам. Крики и стоны время от времени доносились из-под земли, на которой ничего не стояло, а, кроме того, в долине Потюксет на крутом берегу реки в кустах приятели отыскали дубовую дверь в крепкой каменной раме, которая, несомненно, вела внутрь холма.

Когда и кто устроил здесь катакомбы, Уиден не знал, но он часто указывал на легкость, с какой можно было тайно доставить по реке строителей. Джозеф Карвен и в самом деле умел находить применение своим собранным со всего света матросам! Во время обильных дождей в 1769 году два приятеля глаз не сводили с крутого склона, надеясь узнать хоть что-то о тайном подземелье, и их терпение было вознаграждено видом множества человеческих костей и костей животных в тех местах, где дождевые потоки подмыли берег. Естественно, можно найти множество объяснений этой куче костей на окраине фермы да еще на месте индейских захоронений, однако Уиден и Смит держались на этот счет собственного мнения.

В январе 1770 года, когда Уиден и Смит, все еще не придя ни к какому решению, обсуждали, что им думать и делать с их непонятным преступлением, случились неприятности на корабле «Форталеза». Разозленный поджогом таможенного шлюпа «Либерти» в Ньюпорте летом 1769 года, адмирал Уоллес, командовавший всеми таможенными судами, приказал особенно тщательно проверять иностранные корабли, и Гарри Леш, капитан его королевского величества военной шхуны «Лебедь», после недолгого преследования захватил как-то утром небольшой, приписанный к Барселоне (Испания) корабль «Форталеза» под командованием капитана Мануэля Арруды, следовавший с грузом из Каира (Египет) в Провиденс. Корабль был обыскан, но вместо обычной контрабанды обнаружился фантастический груз египетских мумий, получателем которого числился «матрос А.Б.В.». Он должен был забрать его на лихтере возле Нанкит-Пойнта.

О подлинном имени получателя капитан Арруда умолчал, считая себя не вправе разглашать доверенную ему тайну. Вице-адмиралтейство в Ньюпорте, не зная, как поступить с неконтрабандным грузом, с одной стороны, но доставленным тайно, без соблюдения необходимых формальностей – с другой, решило последовать предложению контролера Робинсона и пойти на компромисс, освободив корабль, но запретив ему вход в воды Род-Айленда. Позднее ходили слухи, что корабль видели в Бостонской гавани, хотя официально он в порт как будто не вошел.

Удивительное происшествие обсуждали в Провиденсе все, кому не лень, и немногие сомневались в связи злополучных мумий с Джозефом Карвеном. О его экзотических изысканиях и странных химикатах, привозимых со всего света, знали все, а его страсть к кладбищам и вовсе была притчей во языцех, так что не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы соединить вечно вызывавшего подозрения купца с отвратительным грузом, который никому другому в городе не пришло бы в голову заказать. Словно зная, что все только о нем и говорят, Карвен позаботился как бы случайно обронить несколько замечаний о химической ценности бальзамов, которыми пользовались при мумифицировании трупов, вероятно полагая, что ему удастся представить перевозку мумий как дело довольно обычное, однако о своей причастности к грузу он помалкивал. Конечно же, Уиден и Смит не сомневались в ценности не полученных Карвеном мумий и строили самые фантастические предположения относительно его самого и его чудовищных «занятий».

Следующей весной, как год назад, выдались затяжные дожди, и добровольные сыщики не сводили глаз с берега реки за фермой Карвена. Дождевые потоки сильно подмыли склон и обнажили довольно большое количество костей, однако ничего похожего на подземные помещения не оказалось. Тем не менее странные слухи поползли из деревни Потюксет, которая располагалась в миле ниже по течению реки, где, одолев каменный порог, она текла широко и привольно. Здесь причудливые старые домишки словно карабкались по склону холма сразу за деревянным мостом, а рыбачьи лодки дремали на причале. Люди же рассказывали о том, что проплывало мимо них и на мгновение показывалось из воды на перекате. Конечно, Потюксет большая река и протекает мимо многих населенных пунктов, в которых имеются кладбища, и ничего не поделаешь, весной всегда идет большая вода, однако рыбакам на мосту не понравилось, как грозно глядело на них что-то падавшее в тихую воду и кричало еще что-то, что никак не могло кричать.

Смит, ибо Уиден как раз был в плавании, помчался на берег за фермой, рассчитывая отыскать там какие-нибудь доказательства имеющихся подземелий. Однако он ничего не нашел, хотя поток унес с собой большой кусок земли вместе с кустами. Смит даже принялся копать в этом месте, но вскоре бросил, не веря в успех – или боясь успеха. Интересно, как бы на его месте поступил упорный и не забывший о мести Уиден?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42 
Рейтинг@Mail.ru