Говард Филлипс Лавкрафт
Ужас Данвича
6
Ни один человек, участвовавший в ночной экспедиции, ни разу не проронил о ней ни слова, и все нам известное исходит от людей, не имевших отношения к последнему сражению. Есть что-то пугающее в том, с какой тщательностью рейдеры уничтожали память о том событии.
Восемь матросов были убиты, и семьям, которым не были возвращены тела, пришлось довольствоваться рассказом о столкновении с таможенниками. Той же причиной объяснили бесчисленные ранения, тщательно забинтованные и пролеченные доктором Джейбзом Боуэном, сопровождавшим рейдеров. Труднее было объяснить запах, исходивший от одежды, и об этом в городе шушукались несколько недель подряд.
Из городских столпов больше других досталось капитану Уипплу и Мозесу Брауну, и письма их жен подтверждают, с какой страстью раненые отказывались от их помощи, когда дело касалось перевязок. Все рейдеры без исключения как-то сразу постарели и помрачнели после той ночи. Счастье еще, что все они привыкли встречаться лицом к лицу с опасностью и были людьми попросту и искренне верующими, потому что, имей они привычку копаться в своих переживаниях или сомневаться в непререкаемых истинах, им бы пришлось куда хуже.
В этом смысле более других пострадал ректор Мэннинг, но и ему с помощью молитв удалось заглушить воспоминания. Каждый из руководителей экспедиции в последующие годы активно участвовал в каких-нибудь событиях, и, наверное, так было для них лучше. Чуть больше чем через год капитан Уиппл повел за собой толпу, которая сожгла таможенный корабль «Гаспи», и этот его храбрый поступок, вероятно, был одним из шагов к избавлению от ужасных воспоминаний.
Вдова Джозефа Карвена получила запечатанный свинцовый гроб очень странного вида, несомненно, вовремя найденный на ферме, в котором, как ей сказали, лежало тело ее мужа. Его будто бы убили во время стычки с таможенниками, о чем, принимая во внимание политику, лучше не распространяться. Больше никто ни единым словом не обмолвился о кончине Джозефа Карвена, и Чарльз Вард имел в своем распоряжении лишь один малопонятный намек, на котором выстроил целую теорию.
Ниточка, за которую он уцепился, была отчеркнутым дрожащей рукой пассажем из утаенного от Карвена письма Иедедии Орна, частично переписанного Эзрой Уиденом. Его копия обнаружилась у потомков Смита, и нам остается только гадать, то ли сам Уиден в качестве ключа к имевшей место дьявольщине в конце концов отдал ее приятелю, то ли, что гораздо правдоподобнее, она еще раньше оказалась у Смита, и это он подчеркнул строчки, выудив из Уидена все, что только было возможно. Вот этот отрывок:
«Снова и снова я повторяю вам, не вызывайте Того, кого вы не в состоянии укротить, потому что Он может сделать что-нибудь такое, против чего вся ваша Власть будет бесполезной. Довольствуйтесь Малым, если великий не пожелает Отвечать, ведь тогда в его власти можете оказаться не только вы».
Перечитывая эти строчки и размышляя о том, каких неупоминаемых союзников побежденный колдун мог призвать к себе в минуту непосредственной опасности, Чарльз Вард имел основания усомниться в том, что жители Провиденса убили Джозефа Карвена.
Руководители экспедиции приложили немало усилий, чтобы уничтожить всякую память о погибшем в умах жителей и в документах города Провиденс. Вначале они были настроены менее решительно и позволили вдове, ее дочери и ее отцу оставаться в неведении относительно истинного положения дел, однако капитан Тиллингаст был человеком проницательным и вскоре, сопоставив слухи, в ужасе велел дочери и внучке поменять фамилию, сжечь библиотеку и все бумаги, а также стереть надпись с надгробия Джозефа Карвена. Он дружил с капитаном Уипплом и, вполне вероятно, выудил из храброго моряка больше сведений, чем кто-либо другой, о гибели проклятого колдуна.
С этого времени началось постепенное уничтожение памяти о Карвене, которое привело к изъятию его имени из городских документов и из всех номеров «Газетт». Сравнить это по духу можно разве что с запретом на имя Оскара Уайльда в течение десяти лет после его позора, а по всеохватности – с судьбой провинившегося короля Рунагура из рассказа лорда Дансейни, которого боги решили не только извести, но и предать полному забвению.
Миссис Тиллингаст, как вдова стала называть себя после 1772 года, продала дом на Олни-корт и жила вместе с отцом на Пауэр-лейн до своей смерти в 1817 году. Ферма на Потюксет-роуд, на которую не заглядывала ни одна живая душа, вскоре пришла в запустение, а потом начала с невиданной быстротой разваливаться. В 1780 году кирпичные и каменные строения еще были в целости и сохранности, а в 1880 году от них остались лишь бесформенные груды кирпичей и камней. Никто не смел даже приближаться к кустам на берегу реки, за которыми могла скрываться дубовая дверь, и никто даже не пытался восстановить обстоятельства, при которых Джозеф Карвен покинул им же порожденный кошмар.
Лишь старый капитан Уиппл, бывало, бормотал при свидетелях:
– Чума ему в бок… нечего было смеяться, коли кричишь, так кричи. Похоже, проклятый… уж не припрятал ли он чего? Моя бы воля, я бы сжег его… дом.
III. Сбор сведений и вызов духов
1
Известно, что Чарльз Вард узнал о своем предке Джозефе Карвене в 1918 году. И не стоит удивляться, что он немедленно и очень живо заинтересовался его тайнами. С той поры любой слух о Карвене стал жизненно важным для юноши, в котором текла кровь колдуна. Все историки и все исследователи генеалогий, наделенные талантом и воображением, повели бы себя в этой ситуации точно так же и непременно принялись бы за систематический поиск сведений о Карвене.
Что касается первых находок Чарльза Варда, то ему и в голову не приходило делать из них тайну, так что даже доктор Лиман колебался в диагнозе до конца 1919 года. Вард откровенно и обо всем говорил с родителями, хотя его матери не очень нравилось иметь в предках Карвена, и со служителями разных музеев и библиотек, в которых он работал. Обращаясь за содействием к владельцам семейных архивов, он не скрывал цели своих изысканий и разделял с ними насмешливый скептицизм в отношении авторов давних дневников и писем. Но при этом выказывал явное любопытство к тому, что произошло полтораста лет назад на ферме в Потюксете, следы которой он напрасно пытался отыскать, и кем на самом деле был Джозеф Карвен.
Когда ему в руки попались дневники Смита, а также кое-какие архивы и переписанное письмо Иедедии Орна, он решил поехать в Салем и поискать там следы деятельности и жизни Карвена, что и сделал во время пасхальных каникул 1919 года. Его весьма благожелательно встретили в институте Эссекса, который был ему хорошо знаком по прежним визитам в очаровательный старинный городок с разрушающимися фронтонами и двускатными крышами на домах пуритан, и он обнаружил там довольно много материалов о Карвене.
Теперь ему было известно, что его предок родился в деревне Салем, теперешнем Данверсе, расположенной в семи милях от города, восемнадцатого февраля (по старому стилю) то ли 1662, то ли 1663 года и в возрасте пятнадцати лет сбежал за море, явившись обратно через девять лет в платье, с манерами и выговором настоящего англичанина, чтобы опять поселиться в Салеме. Он почти не поддерживал связей со своей семьей, зато большую часть времени проводил, читая привезенные из Европы странные книги и ставя опыты с веществами, доставляемыми ему из Англии, Франции и Голландии. Его прогулки по окрестностям вызывали немалое любопытство местных жителей, которые шепотом пересказывали слухи о таинственных ночных кострах в горах.
Близкими друзьями Карвена стали Эдвард Хатчинсон из деревни Салем и Саймон Орн из самого Салема. Его часто видели беседующим с ними об их Общих Делах, и они нередко хаживали друг к другу в гости. У Хатчинсона имелся дом возле самого леса, к которому чувствительные салемцы относились с предубеждением из-за криков, доносившихся оттуда по ночам. Поговаривали, будто он принимал странных визитеров и свет в его окнах не всегда был одного цвета. Подозрительным было и то, что он довольно много знал – и не скрывал этого – о давно умерших людях и давно забытых событиях, а когда началась ведьминская паника, он исчез и больше о нем в Салеме не слышали.
В это же время исчез и Джозеф Карвен, однако в Салеме скоро стало известно, что он поселился в Провиденсе. Саймон Орн оставался в Салеме до 1720 года, пока его моложавость не начала вызывать пристальное внимание окружавших его людей. Тогда он тоже уехал, но через тридцать лет явился его сын, похожий на него как две капли воды, и предъявил права на наследство, которое он получил, так как невозможно было оспорить документы, написанные рукой Саймона Орна, и Иедедия Орн прожил в Салеме до 1771 года, пока письма из Провиденса, адресованные преподобному Томасу Барнарду и другим почтенным жителям Салема, не побудили их без лишнего шума выпроводить его подальше от этих мест.
Некоторые документы о том времени вообще и о странных событиях того времени были предоставлены Варду институтом Эссекса, судебным архивом и архивом мэрии, и они включали в себя как безобидные списки местных названий и договоров о продаже, так и весьма интересные сведения: например, четыре или пять непосредственных откликов на суды над колдунами. Так, например, некая Хепзиба Лоусон свидетельствовала десятого июля 1692 года в суде под председательством судьи Хеторна о том, что «сорок Ведьм и один Черный Мужчина сходились на шабаши в Лесу за домом мистера Хатчинсона», а некая Эмити Хау заявила восьмого августа судье Гедни, что «мистер Д.Б. (Джордж Берроуз) в одну из ночей наложил Дьявольский Знак на Бриджет С., Джонатана А., Саймона О., Деливеранс У., Джозефа К., Сьюзан П., Митабл К. и Дебору Б.». Здесь же отыскался каталог непотребных книг из библиотеки Хатчинсона, которую он бросил из-за спешного бегства, и незаконченный трактат, написанный его рукой и зашифрованный так, что прочесть его никому не удалось.
Вард заказал фотокопию трактата и, получив ее, сразу же засел за расшифровку. После августа его работа приобрела лихорадочный характер, и есть основания думать, судя по его тогдашним речам и поведению, что в октябре или ноябре он нашел ключ к шифру. Однако сам он ни разу не признался в этом.
Необыкновенный интерес представляли материалы Орна. Варду не потребовалось много времени, чтобы по почерку сохранившихся документов и письма, адресованного Карвену, доказать, что Саймон Орн и его так называемый сын – один и тот же человек. Ведь и сам Орн сообщал своему адресату о трудностях, возникших в связи с его долголетием, из-за которых он вынужден был на тридцать лет покинуть Салем и вернуться обратно в качестве собственного сына. Орн предусмотрительно уничтожил большую часть своей корреспонденции, однако граждане Салема, занявшиеся им в 1771 году, нашли и сохранили несколько писем и документов, которые привлекли их особое внимание, ибо состояли из загадочных формул и диаграмм, написанных его и не его почерками. Вард или сам тщательно скопировал их, или заказал фотокопии, а в почерке одного особенно таинственного письма, которое изыскатель сличил с книгой актов в архиве мэрии, он безоговорочно узнал руку Джозефа Карвена.
Это письмо Карвена с необозначенным годом не могло быть тем, на которое прислал известный конфискованный ответ Орн, но по его содержанию Вард установил, что оно было написано если не в 1750 году, то ненамного позже. Имеет смысл привести это письмо целиком как образчик стиля того, чья жизнь была столь ужасна. Адресовано оно «Саймону», однако имя зачеркнуто (неизвестно, то ли Карвеном, то ли Орном).
«1 мая, Провиденс.
Брат! Приветствую тебя, мой Старый добрый друг в Поклонении и истинном Служении Тому, Кто наделит нас беспредельной Властью. Мне только что стало известно нечто интересное и для тебя относительно Последних Событий и того, как теперь должно поступать. Я не расположен следовать твоему примеру и бежать Прочь из-за моих лет, ибо в Провиденсе, в отличие от других мест, не гоняются за необычными Людьми и не тащат их в Суд. Меня привязывают к месту Корабли и Товары, и я не могу поступить, как ты, еще и из-за моей фермы в Потюксете, под которой есть То, что не будет тридцать лет ждать моего Возвращения под Другим именем.
Однако и я готов к тяжелым временам, как я уже писал тебе, поэтому постоянно думал о том, как возвратиться к Начатому, если придется все Бросить. Вчера Ночью я узнал наконец Слова, которыми теперь могу призвать ЙОГ-СОТОТА, и в первый Раз лицезрел того, о ком писал Ибн Шакабак в…
Он сказал, что в третьем псалме Проклятой Книги содержится Ключ. Когда Солнце перейдет в пятый Дом и Сатурн будет в Триаде, начерти пентаграмму Огня и трижды повтори девятый стих. Этот же Стих повторяй каждую Страстную пятницу и в канун Дня Всех Святых, и нечто появится во Внешних Сферах.
Из Старого Семени родится Тот, кто поглядит Назад, хотя и не будет знать, что он ищет.
Но не будет Ничего, если не будет Наследника и если Соли или Способ приготовления Солей не будет Прочитан для Него. А в этом, признаюсь, я не предпринимал почти никаких Шагов и не преуспел. Дело это трудное и движется медленно, а также требует большого количества Опытов, для которых мне Не хватает материала, несмотря на матросов из Вест-Индии. Да и Люди начинают любопытствовать, хотя мне до сих пор удавалось держать их на расстоянии. Купечество хуже Простонародья, ибо более Дотошно и пользуется доверием. Парсон и мистер Мерритт, боюсь, уже ведут разговоры за моей спиной, но пока я не предвижу Опасность. Химические вещества доставать легче, ибо в городе есть две хорошие аптеки, которые принадлежат доктору Боуэну и Сэму Кэрью. Я следую за Бореллием и много полезного нахожу у Абдулы Алхазреда в седьмой книге. Все, что станет мне известно, будет известно и тебе. А пока не пренебреги Словами, которые я пишу тебе отдельно, ибо они Правильные, если пожелаешь увидеть ЕГО. Скажи нужные Стихи в Святую пятницу и в День Всех Святых, и если Род не прервется, через много лет придет тот, кто оглянется назад и использует те Соли или те Вещества для Солей, которые ты оставишь ему. Смотри Книгу Иова XIV, 14.
У меня есть отличная лошадь, и я подумываю купить коляску, так как в Провиденсе одна уже есть (у мистера Мерритта), хотя дороги у нас плохие. Если ты расположен отправиться в путь, то заверни ко мне. В Бостоне садись в почтовый дилижанс и езжай через Дедхам, Рентам и Аттлборо, где есть отличные таверны. Остановись у мистера Болкома в Рентаме, ибо у него постели лучше, чем у мистера Хэтча, но обедать ходи к мистеру Хэтчу, ибо у него повар лучше. Поверни в Провиденс возле Потюксетского переката и поезжай мимо таверны мистера Сейлса. Мой дом стоит против таверны мистера Эпенетуса Олни рядом с Городской улицей, первый дом на Олни-корт. От Бостона до Провиденса прим. XLIV мили.
Остаюсь твоим преданным другом и слугой во имя Алмонсин-Метратона
Джозефус К.
Мистеру Саймону Орну,
Уильям-лейн, Салем».
Как ни странно, именно из этого письма Вард узнал о точном местоположении дома Карвена в Провиденсе, ибо никакие архивы не сохранили эти сведения. Находка оказалась вдвойне ценной, так как указывала на место, где Карвен поставил свой новый дом в 1761 году и где он стоит до сих пор. Вард отлично знал его еще из своих скитаний по Стэмперс-Хилл. Кстати, он находился совсем недалеко от его собственного дома, построенного чуть выше на холме, и принадлежал негритянской семье, занимавшейся стиркой, уборкой и чисткой дымоходов.
Вард был под большим впечатлением от находки, сделанной в далеком Салеме, которая дала ему доказательство того, чем это семейное гнездо было в истории его собственной семьи, и он решил немедленно по приезде обследовать его. Более загадочные куски письма он счел символическими и не обратил на них внимания, хотя и отметил с изумлением, что отлично помнит стих четырнадцатый в четырнадцатой главе Книги Иова: «Когда умрет человек, то будет ли он опять жить? Во все дни определенного мне времени я ожидал бы, пока придет мне смена».
2
Юный Вард возвратился домой в состоянии приятного возбуждения и всю субботу посвятил осмотру дома на Олни-корт. Этот дом, обветшавший со временем, никогда не был роскошным – обыкновенное деревянное строение городского типа в два с половиной этажа в стиле колониального Провиденса, с остроугольной крышей, широкой трубой посередине, великолепной резной дверью, над которой было окошко веером, с треугольным фронтоном и стройными дорическими колоннами. Он почти не подвергся переделкам, и Вард чувствовал, что подобрался совсем близко к страшной цели своих изысканий.
С негритянской семьей он был знаком, и Аза с толстой женой Ханной почтительно проводили его внутрь. Здесь перемен оказалось больше, чем можно было предположить, глядя на дом снаружи, и Вард посетовал, что уже нет доброй половины каминных украшений и резных шкафов, а великолепные деревянные панели и лепнина поломаны, замазаны, расцарапаны или заклеены дешевыми бумажными обоями. В целом он узнал гораздо меньше, чем ожидал, однако он удовольствовался волнением, которое испытал, стоя в стенах дома, принадлежавшего такому страшному человеку, как Джозеф Карвен. Его затрясло, когда он заметил, как тщательно стерта монограмма владельца со старинного медного дверного молотка.
С этого времени и до самого окончания школы Вард все время проводил за расшифровкой рукописи Хатчинсона и сбором сведений о Карвене. С расшифровкой у него ничего не получалось, но сведений у него вскоре скопилось довольно много, и много документов оказалось в частных архивах Нового Лондона и Нью-Йорка, так что он собрался в путь. Поездка оказалась очень продуктивной, ибо подарила ему письма Феннера с рассказом об экспедиции на ферму Карвена и переписку Найтингейла-Талбота, из которой он узнал о портрете на деревянной панели в библиотеке Карвена. Его особенно заинтересовал портрет, потому что ему очень хотелось знать, как выглядел Джозеф Карвен, и он решил еще раз осмотреть дом на Олни-корт в надежде найти изображение своего предка под слоем старой краски или под обоями.
В начале августа Вард начал поиски, внимательно осматривая все стены во всех комнатах, которые могли служить библиотекой их первому и зловещему хозяину. Особое внимание Вард уделил большим панелям над каминами и уже через час испытал ни с чем не сравнимое волнение, когда соскреб немного краски с широкой панели над камином на первом этаже и убедился, что она темнее остальных. Сделав острым ножом еще несколько аккуратных соскобов, он уже твердо знал, где находится писанный маслом портрет.
Проявив, как настоящий ученый, недюжинную выдержку, мальчик не стал рисковать портретом, хотя ему очень хотелось немедленно его увидеть, и удалился за профессиональной подмогой. Через три дня он возвратился с известным художником, мистером Уолтером Дуайтом, чья мастерская располагалась недалеко от Колледж-Хилл. Опытный реставратор немедленно принялся за работу, действуя профессионально и применяя правильные химикаты. Старый Аза и его жена, несколько встревоженные поведением странных визитеров, были щедро вознаграждены за причиненное неудобство.
День за днем, пока художник делал свое дело, Чарльз Вард с возрастающим любопытством следил за появлением новых линий и теней, извлекаемых из забвения. Дуайт начал с нижней части панели, а так как портрет был сделан в три четверти натуральной величины, то лицо появилось далеко не сразу. Сначала Вард убедился, что перед ним худощавый стройный мужчина в темно-синем камзоле, вышитом жилете, коротких штанах из черного атласа и белых шелковых чулках, сидевший в резном деревянном кресле на фоне окна, в котором видны были причал и корабли.
Когда Дуайт расчищал голову, то первым делом он взялся за аккуратный парик, а потом за тонкое, спокойное, ничем не примечательное лицо, показавшееся знакомым и Варду, и художнику. Лишь в самом конце, когда бледное лицо было расчищено полностью, у художника и его заказчика от изумления перехватило дыхание. Они поняли, какую зловещую шутку сыграла непредсказуемая наследственность. Только когда художник в последний раз прикоснулся к портрету и на свет явилось то, что столетиями было скрыто от людских глаз, пораженный Чарльз Декстер Вард, вечно устремленный в прошлое, увидел самого себя в облике своего ужасного прапрапрадедушки.
Вард привел родителей, чтобы они тоже посмотрели на его открытие, и его отец немедленно решил купить портрет, хотя он был выполнен на деревянной стенной панели. Сходство с сыном, несмотря на облачение восемнадцатого века, было поразительным. Природа ровно через полтора столетия создала двойника Джозефа Карвена. Зато миссис Вард совсем не походила на своего предка, хотя она вспомнила кое-кого из своих родственников, которые были похожи и на ее сына, и на давно умершего Джозефа Карвена.
Ей открытие пришлось не по душе, и она сказала мужу, что портрет лучше сжечь, чем тащить в дом. Она уверяла, что не видит в нем ничего хорошего, наоборот, он противен ей своим сходством с Чарльзом. Однако мистер Вард был человеком действия, властным дельцом, который заправлял большими делами, имея многочисленные ткацкие фабрики в Риверсайде и долине Потюксет, поэтому не имел обыкновения прислушиваться к женской болтовне. Портрет произвел на него неизгладимое впечатление сходством с его сыном, и он не сомневался, что мальчик заслужил такой подарок. Нечего и говорить, что тот немедленно встал на сторону отца, и через несколько дней мистер Вард, пригласив владельца дома и нотариуса, маленького человечка с крысиным лицом и глуховатым голосом, стал владельцем камина и панели с портретом, сразу назвав сумму, которая исключила возможность торговли и почти неизбежных сетований на трудную жизнь.
Оставалось только перенести панель в дом Вардов, где для нее уже было приготовлено место над электрическим камином в кабинете Чарльза на третьем этаже. На Чарльза была возложена обязанность проследить за перемещением портрета, и двадцать восьмого августа он сопровождал двух опытных рабочих из фирмы Крукера в дом на Олни-корт, где камин и панель над камином были с большой осторожностью вынуты из стены и перенесены в машину.
Глазам присутствовавших открылась кирпичная кладка дымохода, и там-то юный Вард обнаружил углубление шириной в фут, по-видимому, на уровне нарисованной головы. Сгорая от любопытства, он заглянул внутрь и нашел кроме пыли пожелтевшие бумаги и толстую тетрадь в переплете, а еще несколько кусочков истлевшей ткани, в которую они, видимо, были когда-то завернуты. Сдув пыль и обтерев грязь, Вард взглянул на надпись и сразу же узнал почерк, который в первый раз увидел в институте Эссекса: «Журнал и заметки Джоз. Карвена, джентльмена, родом из Салема и проживающего в городе Провиденс».
Безмерно взволнованный своей находкой, Вард показал тетрадь рабочим, которые были с ним. Они клятвенно подтвердили подлинность найденных бумаг, и доктор Виллетт опирается на их свидетельство, выстраивая свою теорию, говорящую о том, что юноша не был сумасшедшим, когда проявились первые странности в его поведении. Все бумаги были исписаны рукой Карвена, и на одной из них, вероятно самой важной, Вард прочитал: «Тому, кто придет потом; как ему одолеть время и пространство». Другая оказалась шифрованной, однако Вард не стал расстраиваться, предположив, что шифр тот же, что в рукописи Хатчинсона, который до тех пор ему не поддавался. Зато на третьем листе он нашел ключ к шифру. Четвертый и пятый лист были адресованы «Эдв. Хатчинсону, эсквайру, и Иедедии Орну, эсквайру, либо их наследнику или наследникам, либо лицам, их представляющим». Шестой – последний – лист был озаглавлен: «Джозеф Карвен, его жизнь и путешествия между годами 1678 и 1687, где он бывал, кого видел и что узнал».
