Григорий Сковорода
Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов
Песнь 24-я
Римского пророка Горация[29], претолкована малороссийским диалектом в 1765 году. Она начинается так: Otiam diuos rogat in patenti…[30] и пр. Содержит же благое наставление к спокойной жизни.
О покой наш небесный! Где ты скрылся с наших глаз?
Ты нам обще всем любезный, в разный путь разбил ты нас.
За тобою-то ветрила простирают в кораблях,
Чтоб могли тебя те крылья во чужих сыскать странах.
За тобою маршируют, разоряют города,
Целый век бомбардируют, но достанут ли когда?
Кажется, живут печали во великих больш домах;
Больш спокоен домик малый, если в нужных сыт вещах.
Ах ничем мы не довольны – се источник всех скорбей!
Разных ум затеев полный – вот источник мятежей!
Поудержмо дух несытый! Полно мучить краткий век!
Что ль нам даст край знаменитый? Будешь тоже человек.
Ведь печаль везде летает по земле и по воде,
Сой бес молний всех быстрее может нас сыскать везде.
Будем тем, что бог дал, рады, разобьем мы скорбь шутя,
Полно нас червям съедати, ведь есть чаша всем людям.
Славны, например, герои, но побиты на полях.
Долго кто живет в покое, страждет в старых тот летах.
Вас бог одарил грунтами, но вдруг может то пропасть,
А мой жребий с голяками, но бог мудрости дал часть.
Конец
Nihil est ab omni parte beatum[31].
Песнь 28-я
О тайном внутри и вечном веселье боголюбивых сердец. Из сих зерн: Веселье сердца – жизнь человеку, и радование мужа – долгоденствие. Кто же погубит душу свою меня ради, тот спасет ее. Что пользы человеку, если приобретает мир весь, лишится же души своей?
Возлети на небеса, хоть в версальские леса[32],
Вздень одежду золотую,
Вздень и шапку хоть царскую;
Когда ты невесел, то все ты нищ и гол;
Завоюй земной весь шар, будь народам многим царь,
Что тебе то помогает,
Если внутрь душа рыдает?
Когда ты невесел, то все ты подл и гол.
Брось, пожалуй, думать мне, сколько жителей в луне!
Брось Коперниковски сферы[33]
Глянь в сердечные пещеры!
В душе твоей глагол, вот будешь с ним весел!
Бог есть лучший астроном, он наилучший эконом.
Мать блаженная натура[34]
Не творит ничто же сдура.
Нужнейшее тебе найдешь то сам в себе.
Глянь, пожалуй, внутрь тебя: сыщешь друга внутрь себя,
Сыщешь там вторую волю,
Сыщешь в злой блаженну долю:
В тюрьме твоей там свет, в грязи твоей там цвет.
Правду Августин певал[35]: ада нет и не бывал[36],
Воля – ад, твоя проклята,
Воля наша – печь нам ада.
Зарежь ту волю, друг, то ада нет, ни мук.
Воля! О несытый ад! Все тебе ядь, всем ты яд.
День, ночь челюстьми зеваешь,
Всех без взгляда поглощаешь;
Убей ту душу, брат, так упразднишь весь ад.
Боже! О живой глагол! Кто есть без тебя весел?
Ты един всем жизнь и радость,
Ты един всем рай и сладость!
Убий злу волю в нас, да твой владеет глас!
Дай пренужный дар нам сей; славим Тя, царя царей.
Тя поет и вся Вселенна,
В сем законе сотворенна,
Что нужность не трудна, что трудность не нужна[37].
Конец
Pro memoria, или припоминание.
Самое сущее Августиново слово есть сие: Tolle voluntatem propriam et tolletur infernus – истреби волю собственную, и истребится ад.
Как в зерне мамрийский дуб, так в горчичном его слове скрылась вся высота богословской пирамиды и как бездна жерлом своим пожрала весь Иордан богомудрия. Человеческая воля и Божья суть двое ворот – адовы и небесные. Обретший среди моря своей воли Божью волю обретет кифу, сиречь гавань оную: «На сем камне утвержу всю церковь мою». «Таится сие им, как небеса» и проч. «И земля (се оная обетованная! Смотри, человек) посреди воды…» Если кто преобразил волю в волю Божию, воспевая сие: «Исчезнет сердце мое» и проч. Сему сам Бог есть сердцем. Воля, сердце, любовь, Бог, дух, рай, гавань, блаженство, вечность есть то же. Сей не обуревается, имея сердце оное: «Его же волею все управляются». Августиново слово дышит сим: «Раздерите сердца ваши». «Возьмите иго мое на себя». «Умертвите члены ваши». «Не того хотите… сие творите». «Не есть наше против крови и плоти». «Враги человеку домашние его». «На аспида и василиска наступишь». «Тот сотрет твою главу…» и проч.
Песнь 30-я
Из сего древнего стиха:
Τῆς ὥρας ἁπὸλαυε ταχύ γὰρ πάντα γηράσϰει:
῞Εν ϑέρος ἐξ ἐρίφου τραχὺν ἔϑηϰε τράγον.
Сиречь:
Наслаждайся дней твоих, все бо вмале стареет:
В одно лето из козленка стал косматых! цап.
Осень нам проходит, а весна прошла,
Мать козленка родит, как весна пришла.
Едва лето запало, а козля цапом стало,
Цап бородатый.
Ах, отвергнем печали! Ах, век наш краткий, малый!
Будь сладкая жизнь!
Кто грусть во утробе носит завсегда,
Тот лежит во гробе, не жил никогда.
Ах, утеха и радость! О сердечная сладость!
Прямая ты жизнь.
Не красна долготою, но красна добротою,
Как песнь, так и жизнь.
Жив бог милосердый, я его люблю.
Он мне камень твердый; сладко грусть терплю.
Он жив, не умирая, живет же с ним живая
Моя и душа.
А кому он не служит, пускай тот бедный тужит
Прямой сирота.
Хочешь ли жить в сласти? Не завидь нигде.
Будь сыт малой части, не убойся везде.
Плюнь на гробные прахи и на детские страхи;
Покой – смерть, не вред.
Так живал афинейский, так живал и еврейский
Епикур – Христос.
Конец
Сложена во время открытия Харьковского наместничества, когда я скитался в монастыре Сеннянском.
Григорий Варсава Сковорода.
Стихотворения
De Libertate[38]
Что то за вольность? Добро в ней какое?
Ины говорят, будто золотое.
Ах, не златое, если сравнить злато,
Против вольности еще оно блато.
О, когда бы же мне в дурни не пошитись,
Дабы вольности не мог лишитись.
Будь славен вовек, о муже избрание,
Вольности отче, герою Богдане![39]
Quid est virtus?[40]
Трудно покорить гнев и прочие страсти,
Трудно не отдать себя в плотские сласти,
Трудно от всех и туне снести укоризну,
Трудно оставить свою за Христа отчизну,
Трудно взять от земли ум на горы небесны,
Трудно не потопиться в мира сего бездне.
Кто может победить всю сию злобу древню,
Се царь – властитель крепок чрез силу душевну.
Разговор о премудрости[41]
Мудрость и человек
Человек.
Любезная сестра иль как тебя назвать?
Доброты[42] всякой ты и стройности ты мать.
Скажи мне имя ты, скажи свое сама;
Ведь всяка без тебя дурна у нас дума.
Мудрость.
У греков звалась я София[43] в древний век,
А мудростью зовет всяк русский человек,
Но римлянин меня Минервою[44] назвал,
А христианин добр Христом мне имя дал.
Человек.
Скажи, живешь ли ты и в хинских[45] сторонах?
Мудрость.
Уже мне имя там в других стоит словах.
Человек.
Так ты и в варварских ведь сторонах живешь?
Мудрость.
Куда ты мне, друг мой, нелепую поешь?
Ведь без меня, друг мой, одной черте не быть?
И как же мне, скажи, меж хинцами не жить,
Где ночь и день живет, где лето и весна,
Я правлю это все с моим отцом одна.
Человек.
Скажи ж, кто твой отец? Не гневайсь на глупца.
Мудрость.
Познай вперед меня, познаешь и отца.
Человек.
А с хинцами ты как обходишься, открой?
Мудрость.
Так точно, как и здесь: смотрю, кто мой, тот мой.
Человек.
Там только ведь одни погибшие живут?
Мудрость.
Сестра вам это лжет так точно, как и тут.
Человек.
А разве ж есть сестра твоя?
Мудрость. Да, у меня.
Сестра моя родна, точно ночь у дня.
Человек.
И лжет она всегда, хотя одной родни?
Мудрость.
Ведь одного отца, но дети не одни.
Человек.
Зовут же как?
Мудрость.
Ей сто имен. Она,
Однак, у россиян есть бестолковщина[46].
Человек.
С рогами ли она?
Мудрость.
Дурак!
Человек.
Иль с бородой? Иль в клобуке?
Мудрость.
Ты врешь! Она войдет и в твой
Состав, если хотишь. Ах ты! Исчезни прочь!
Ведь я возле тебя, как возле света ночь.
[Человек].
Исчезни лучше ты! Беги с моих прочь глаз!
Ведь глупа ты сама, если в обман далась.
Чего здесь не слыхать нигде, ты все врешь
И, подлинно сказать, нелепую поешь.
Родился здесь народ и воспитан не так,
Чтоб диких мог твоих охотно слушать врак.
Чуть разве сыщется один или другой,
Чтоб мог понравиться сей дикий замысл твой.
Басни Харьковские[47]
Любезный приятель[48]!
В седьмом десятке нынешнего века, отстав от учительской должности и уединяясь в лежащих около Харькова лесах, полях, садах, селах, деревнях и пчельниках, обучал я себя добродетели и поучался в Библии; притом, благопристойными игрушками забавляясь, написал полтора десятка басен, не имея с тобою знакомства. А сего года в селе Бабаях умножил оные до половины. Между тем, как писал прибавочные, казалось, будто ты всегда присутствуешь, одобряя мои мысли и вместе о них со мною причащаясь. Дарую ж тебе три десятка басен, тебе и подобным тебе.
Отеческое наказание заключает в горести своей сладость, а мудрая игрушка утаивает в себе силу.
Глупую важность встречают по виду, выпроваживают по смеху, а разумную шутку важный печатлеет конец. Нет смешнее, как умный вид с пустыми потрохами, и нет веселее, как смешное лицо с утаенною дельностью. Вспомните пословицу: «Красна хата не углами, но пирогами».
Я и сам не люблю превратной маски тех людей и дел, о которых можно сказать малороссийскую пословицу: «Стучит, шумит, гремит… А что там? Кобылья мертвая голова бежит». Говорят и великороссийцы: «Летала высоко, а села недалеко» – о тех, что богато и красно говорят, а нечего слушать. Не люба мне сия пустая надменность и пышная пустошь, а люблю то, что сверху ничто, но в середке чтось, снаружи ложь, но внутри истина. Такова речь, и человек назывался у эллинов σιληνóϛ, картинка, сверху смешная, но внутри благолепная[49].
Друг мой! Не презирай баснословия! Басня и притча есть то же. Не по кошельку суди сокровище, праведен суд суди. Басня тогда бывает скверная и бабья, когда в подлой и смешной своей шелухе не заключает зерно истины, похожа на орех пустой. От таких-то басен отводит Павел своего Тимофея (I к Тимофею, гл. 4, ст. 7). И Петр не просто отвергает басни, но басни ухищренные, кроме украшенной наличности, силы Христовой не имущие. Иногда во вретище дражайший кроется камень. Пожалуй, разжуй сии Павловские слова: «Не внимая иудейским басням, ни заповедям людей, отвращающих от истины». Как обряд есть без силы божьей – пустошь, так и басня, но без истины. Если ж с истиною, кто дерзнет назвать лживою? «Все ибо чистое чистым, оскверненным же и неверным ничто же чисто, но осквернися их ум и совесть» (К Титу, I). Сим больным, лишенным страха Божия, а с ним и доброго вкуса, всякая пища кажется гнусною. Не пища гнусна, но осквернился их ум и совесть.
Сей забавный и фигурный род писаний был домашний самым лучшим древним любомудрцам. Лавр и зимою зелен. Так мудрые и в игрушках умны и во лжи истинны. Истина острому их взору не издали болванела так, как подлым умам, но ясно, как в зерцале, представлялась, а они, увидев живо живой ее образ, уподобили оную различным тленным фигурам.
Ни одни краски не изъясняют розу, лилию, нарцисс столь живо, сколь благолепно у них образуется невидимая Божия истина, тень небесных и земных образов. Отсюда родились hieroglyphica, embleraata, syrabola, таинства, притчи, басни, подобия, пословицы… И не дивно, что Сократ, когда ему внутренний ангел-предводитель во всех его делах велел писать стихи[50], тогда избрал Эзоповы басни[51]. И как самая хитрейшая картина неученым очам кажется враками, так и здесь делается.
Само солнце всех планет и царица Библия их тайнообразующих фигур, притчей и подобий богозданна. Вся она вылеплена из глинки и называется у Павла буйством. Но в сию глинку вдохнен дух жизни, а в сем буйстве кроется мудрое всего смертного. Изобразить, приточить, уподобить значит то же.
Прими ж, любезный приятель, дружеским сердцем сию небезвкусную от твоего друга мыслей его воду. Не мои сии мысли и не я оные вымыслил: истина безначальна. Но люблю – тем мои, люби – и будут твои. Знаю, что твой телесный болван далеко разнится от моего чучела, но два разноличные сосуда одним да наполняются ликером, да будет едина душа и едино сердце. Сия-то есть истинная дружба, мыслей единство. Все не наше, все погибнет и сами болваны наши. Одни только мысли наши всегда с нами, одна только истина вечна, а мы в ней, как яблоня в своем зерне, скроемся.
Питаем же дружбу. Прими и кушай с Петром четвероногих зверей, гадов и птиц. Бог тебя да благословляет! С ним не вредит и самый яд языческий. Они не что суть, как образы, прикрывающие, как полотном, истину. Кушай, пока вкусишь с Богом лучшее.
Любезный приятель! Твой верный слуга, любитель священной
Библии Григорий Сковорода.
1744 г., в селе Бабаях, накануне 50-тницы.
Басня 1
Собаки
В селе у хозяина жили две собаки. Случилось мимо ворот проезжать незнакомцу. Одна из них, выскочив и полаяв, поколь он с виду ушел, воротилась на двор.
– Что тебе из сего прибыло? – спросила другая.
– По крайней мере не столь скучно, – отвечала она.
– Ведь не все ж, – сказала разумная, – проезжие таковы, чтоб их почитать за неприятелей нашего хозяина, а то бы я и сама должности своей не оставила, несмотря на то, что с прошедшей ночи нога моя волчьими зубами повреждена. Собакою быть дело не худое, но без причины лаять на всякого дурно.
Сила[52]. Разумный человек знает, что осуждать, а безумный болтает без разбору.
Басня 2
Ворона и Чиж
Неподалеку от озера, в котором видны были жабы, Чиж, сидя на ветке, пел. Ворона в близости тоже себе квакала, и, видя, что Чиж петь не перестает:
– Чего ты сюда же дмешься, жаба?
– А отчего ты меня жабою зовешь? – спросил Чиж Ворону.
– Оттого, что ты точно такой зеленый, как вон та жаба.
А Чиж сказал: – О, ежели я жаба, тогда ты точная лягушка по внутреннему твоему орудию, которым пение весьма им подобное отправляешь.
Сила. Сердце и нравы человеческие, кто он таков, свидетельствовать должны, а не внешние качества. Дерево из плодов познается.
Басня 3
Жаворонки
Еще в древние века, в самое то время, как у орлов черепахи летать учились, молодой Жаворонок сидел недалече того места, где одна из помянутых черепах, по сказке мудрого Эзопа, летанье свое благополучно на камне окончила с великим шумом и треском. Молодчик, испугавшись, пробрался с трепетом к своему отцу:
– Батюшка! Конечно, возле той горы сел орел, о котором ты мне когда-то говорил, что она птица всех страшнее и сильнее…
– А по чему ты догадываешься, сынок? – спросил старик.
– Батюшка! Как он садился, я такой быстроты, шуму и грому никогда не видывал.
– Мой любезнейший сынок! – сказал старик. – Твой молоденький умок… Знай, друг мой, и всегда себе сию песенку пой:
Не тот орел, что высоко летает,
Но тот, что легко седает…
Сила. Многие без природы изрядные дела зачинают, но худо кончат. Доброе намерение и конец всякому делу есть печать.
Басня 4
Голова и Туловище
Туловище, одетое в великолепное и обширное с дорогими уборами одеяние, величалося перед Головою и упрекало ее тем, что на нее и десятая доля не исходит в сравнении с его великолепием…
– Слушай, ты дурак! Если может поместиться ум в твоем брюхе, то рассуждай, что сие делается не по большему твоему достоинству, но потому, что нельзя тебе столь малым обойтись, как мне, – сказала Голова.
Фабулка сия для тех, которые честь свою на одном великолепии основали.
Басня 5
Чиж и Щегол
Чиж, вылетев на волю, слетелся с давним своим товарищем Щеглом, который его спросил:
– Как ты, друг мой, освободился?.. Расскажи мне!
– Чудным случаем, – отвечал пленник. – Богатый турок приехал с посланником в наш город и, прохаживаясь из любопытства по рынку, зашел в наш птичий ряд, в котором нас около четырехсот у одного хозяина висело в клетках. Турок долго на нас, как мы один перед другим пели, смотрел с сожалением, наконец:
– А сколько просишь денег за всех? – спросил нашего хозяина.
– 25 рублей, – отвечал он.
Турок, не говоря ни слова, выкинул деньги и велел себе подавать по одной клетке, из которых, каждого из нас на волю выпуская, утешался, смотря в разные стороны, куда мы разлетались.
– А что же тебя, – спросил товарищ, – заманило в неволю?
– Сладкая пища да красная клетка, – отвечал счастливец. – А теперь, пока умру, буду благодарить Бога следующею песенкою:
Лучше мне сухарь с водою,
Нежели сахар с бедою.
Сила. Кто не любит хлопот, должен научиться просто и убого жить.
Басня 6
Колеса часов
Колесо часовой машины спросило у Другого:
– Скажи мне, для чего ты качаешься не по нашей склонности, но в противную сторону?
– Меня, – отвечало Другое, – так сделал мой мастер, я сим вам не только не мешаю, но еще вспомоществую тому, дабы наши часы ходили по рассуждению солнечного круга.
Сила. По разным природным склонностям и путь жития разный. Однако всем один конец – честность, мир и любовь.
Басня 7
Орел и Сорока
Сорока Орлу говорила:
– Скажи мне, как тебе не наскучит непрестанно вихрем крутиться на пространных высотах небесных и то в гору, то вниз, будто по винтовой лестнице шататься?..
– Я бы никогда на землю не опустился, – отвечал Орел, – если б телесная нужда к тому меня не приводила.
– А я никогда бы не отлетывала от города, – сказала Сорока, – если бы Орлом была.
– И я то же бы делал, – говорил Орел, – если бы был Сорокою.
Сила. Кто родился для того, чтоб вечностью забавляться, тому приятнее жить в полях, рощах и садах, нежели в городах.
Басня 8
Голова и Туловище
– Чем бы ты жива была, – спросило Туловище Голову, – если бы от меня жизненных соков по частям в себя не вытягивала?
– Сие есть самая правда, – отвечала Голова, – но в награждение того мое око тебе светом, а я вспомоществую советом.
Сила. Народ должен обладателям своим служить и кормить.
Басня 9
Муравей и Свинья
Свинья с Муравьем спорили, кто из них двоих богаче. А Вол был свидетелем правости и побочным судьею.
– А много ли у тебя хлебного зерна? – спросила с гордою улыбкою Свинья. – Прошу объявить, почтенный господин…
– У меня полнехонька горсть самого чистого зерна.
Сказал как только Муравей, вдруг захохотали Свинья и Вол со всей мочи.
– Так вот же нам будет судьею господин Вол, – говорила Свинья. – Он 20 лет с лишком отправлял с великою славою судейскую должность, и можно сказать, что он между всею своею братиею искуснейший юрист и самый острый арифметик и алгебрик. Его благородие может нам спор легко решить. Да он же и в латынских диспутах весьма, кажется, зол.
Вол после сих слов, мудрым зверьком сказанных, тотчас скинул на счеты и при помощи арифметического умножения следующее сделал определение:
– Понеже бедный Муравей только одну горсть зерна имеет, как сам признался в том добровольно, да и, кроме зерна, ничего больше не употребляет, а, напротив того, у госпожи Свиньи имеется целая кадь, содержащая горстей 300 с третью, того ради по всем правам здравого рассуждения…
– Не то вы считали, господин Вол, – прервал его речь Муравей. – Наденьте очки да расход против приходу скиньте на счеты…
Дело зашло в спор и перенесено в высший суд.
Сила. Не малое то, что в обиходе довольное, а довольство и богатство есть то же.
Басня 10
Две Курицы
Случилось Дикой курице залететь к Домашней.
– Как ты, сестрица, в лесах живешь? – спросила Домовая.
– Так слово в слово, как и прочие птицы лесные, – отвечала Дикая. – Тот же Бог и меня питает, который диких кормит голубей стадо…
– Так они же и летать могут хорошо, – промолвила хозяйка.
– Это правда, – сказала Дикая, – и я по тому ж воздуху летаю и довольна крыльями, от Бога мне данными…
– Вот этому-то я, сестрица, не могу верить, – говорила Домоседка, – оттого, что я насилу могу перелететь вон к этому сараю.
– Не спорю, – говорит Дичина, – да притом же то извольте, голубушка моя, рассуждать, что вы с малых лет как только родились, изволите по двору навозы разгребать, а я мое летанье ежедневным опытом твердить принуждена.
Сила. Многие, что сами сделать не в силах, в том прочим верить не могут. Бесчисленные негою отучены путешествовать. Сие дает знать, что как практика без сродности есть бездельная, так сродность трудолюбием утверждается. Что пользы знать, каким образом делается дело, если ты к тому не привык? Узнать не трудно, а трудно привыкнуть. Наука и привычка есть то же. Она не в знании живет, но в делании. Ведение без дела есть мученье, а дело – без природы. Вот чем разнится scientia et doctrina (знание и наука).
Басня 11
Ветер и Философ
– О, чтоб тебя черт взял, проклятый!..
– За что ты меня бранишь, господин Философ? – спросил Ветер.
– За то, – ответствует Мудрец, – что как только я отворил окно, чтобы выбросить вон чеснокову шелуху, ты как дунул проклятым твоим вихрем, так все назад по целому столу и по всей горнице разбросал, да еще притом остальную рюмку с вином, опрокинувши, расшиб, не вспоминая то, что, раздувши из бумажки табак, все блюдо с кушаньем, которое я после трудов собрался было покушать, совсем засорил…
– Да знаешь ли, – говорит Ветер, – кто я таков?
– Чтоб я тебя не разумел? – вскричал Физик. – Пускай о тебе мужички рассуждают. А я после небесных планет тебя моего внятия не удостаиваю. Ты одна пустая тень…
– А если я, – говорит Ветер, – тень, так есть при мне и тело. И правда, что я тень, а невидимая во мне Божья сила есть точно тело. И как же мне не веять, если меня всеобщий наш Создатель и невидимое все содержащее существо движет.
– Знаю, – сказал Философ, – что в тебе есть существо неповинное постольку, поскольку ты Ветер…
– И я знаю, – говорил Дух, – что в тебе столько есть Разума, сколько в тех двух мужиках, из которых один, нагнувшись, поздравил меня заднею бесчестною частью, задравши платье, за то, что я раздувал пшеницу, как он ее чистил, а другой такой же комплимент сделал в то время, как я ему не давал вывершить копну сена, и ты у них достоин быть головою.
Сила. Кто на погоды или на урожай сердится, тот против самого Бога, всестроящего, гордится.
