Х. М. Лонг
Дочь Темных вод
Седьмая глава
Мерейская монета
ИНОЕ – второй слой бытия, который находится за пределами понимания обычных людей. Иное является местом происхождения множества существ: гистингов, моргоров, имплингов и гуденов. Иное недоступно для всех, кроме магов, обладающих сверхъестественными способностями, только они могут путешествовать по призрачным тропам Иного. См. также ТЕМНЫЕ ВОДЫ, ВТОРОЙ СЛОЙ, ЦАРСТВО ВЕТРОВ.
Из словаря «Алфавитика: Новейший словник Аэдина»
СЭМЮЭЛЬ
«Олень» продвигался вдоль береговой линии Аэдина, готовый ко всему. Полдюжины матросов с подзорными трубами в руках были расставлены по всему кораблю, на носу и верхней палубе, Фишер дежурила на корме.
Я вглядывался в горизонт – всюду грозовые тучи и ряды волн. Несколько часов назад мы обнаружили, что бухта Антифония опустела, и начали свой поход вдоль берега, но Лирра нигде не было. Всюду виднелись только небольшие одномачтовые суда рыбаков. За ними тянулись порванные и спутанные сети, вчерашний шторм многих застал врасплох.
Над кораблем и над бухтой с криками кружили чайки, время от времени усаживаясь на загаженные ими же скалы.
Лирр исчез. Я чувствовал это так же явственно, как морозный ветер, из-за которого щипало щеки, а дыхание оседало инеем на бороде и тонких волосках в ноздрях.
Я опустил подзорную трубу и снова стал теребить овальную монету в кармане, пытаясь избавиться от гнетущего чувства. Оно стало менее острым, но все же не исчезло.
– Мистер Россер.
Я поднял глаза. Капитан Слейдер стоял в своей привычной позе, сцепив руки за спиной, одетый не по погоде: на мне, помимо обычного сюртука, шарфа и шапки, был накинут теплый плащ, он же вышел в мундире и жилете. Его щеки раскраснелись, а в дыхании можно было уловить запах спирта.
– Найдите его.
Я выпустил из пальцев монету и тут же почувствовал, как напряглось все тело.
– Вы – видящий, – заявил Слейдер и настойчиво посмотрел мне в глаза. Мы были одного роста. – А он – маг. Вы упоминали, что способны выслеживать подобных ему в Ином.
– Только если бы я встречался с ним раньше, – пришлось признаться мне. – Но если до этого мы с ним не встречались и я ни разу не касался его, то не смогу вот так, запросто… найти. Сэр, нам следует взять курс на Десятину. Он погнался за Рэндальфом и той штормовичкой, это очевидно.
– Я определяю наш курс, мистер Россер, – прервал меня Слейдер достаточно громко, чтобы услышали остальные. Ветер на минуту стих, и до меня снова донесся запах рома. Наклонившись вперед, он продолжил так, чтобы слышал я один: – Есть всего одна причина держать тебя здесь, парень. Докажи свою ценность или убирайся прочь с моего корабля.
Я попытался скрыть разочарование и беспокойство, прежде чем бурлящие во мне эмоции взяли бы вверх и вынудили наговорить лишнего.
– Сэр, – невнятно произнес я, сложив подзорную трубу, и спустился вниз.
Печь в нашей с Фишер каюте совсем остыла, но я не стал топить ее заново. Стрекозы в фонаре дремали, света от них едва хватало, чтобы что-то увидеть, но я решил их не будить. Холод и неудобства послужат мне куда лучше, чем свет и тепло.
Я последовательно стал избавляться от верхней одежды, расстегивая дрожащими от волнения пальцами пуговицы на сюртуке и жилете. Снял шапку, размотал шарф – все равно он походил на петлю – и сел на скамью по свою сторону от парусиновой занавески.
Я вертел в руках потертую монету, пытаясь выдавить из талисмана последнюю каплю утешения. Пришедшее умиротворение напомнило о песне Мэри, и моя тревога за нее усилилась.
Я сунул монету обратно в карман, закрыл глаза и погрузился в Иное. Темные воды захлестнули меня, словно морская вода через проломленный корпус корабля. Полночь была наполнена ревом и шипением, могильным холодом и зимним ветром.
Слой мира людей становился все тоньше, пока стены корабля окончательно не растворились. Использованное при постройке судна гистовое дерево все еще можно было различить, но сквозь него виднелось бескрайнее черное море и леса Иного. Стрекозы тоже остались, они дремали и продолжали пульсировать таким же мягким светом, как и в нашем мире.
Любой, кто вошел бы сейчас в мою каюту, не заметил бы ничего необычного. Я по-прежнему сидел на полу, полураздетый, и мерно дышал. Но мой разум, мое другое «я» находилось в Ином.
Я был укрыт лишь зеленоватым свечением видящего. Нагой человек в мире, где ему не место. В мире чудовищ и видений, где прошлое и будущее не имели особого значения. И если бы не монета, я мог застрять там навсегда.
Сквозь призрачную древесину корабля стали проявляться далекие огни. Часть из них качалась на темной поверхности воды. Часть повисла в тумане беззвездного ночного неба. А часть цеплялась за огромные, перекрученные корни, которые образовывали лес, лишенный ветвей и листьев. Мне доводилось бывать в таких местах. Хоть я и не мог разглядеть все детали, было ясно – передо мной Пустошь. Темные воды вечно омывают ее корни, в которых скрывается бесконечное множество чудовищ.
Я сам стал одним из огней этого мира – зеленоватым, как лесная крона. Еще один ясно видимый мне огонек – Олень, гистинг нашего корабля, который излучал мягкий голубой свет.
Свободные гистинги, скользившие по Темным водам, светились нежной сапфировой синевой, а корабельные, запертые в мире людей, – куда более сочными оттенками цвета индиго.
Были и другие огни: янтарные, лиловые, жгуче-оранжевые, белые и серые. Бо́льшая часть обитала в лесу или за его пределами.
Я заставил себя выдохнуть и безвольно осесть. В глубине сознания незримые часы начали свой отсчет, и я принялся за работу.
Лирр. Я пытался вызвать его образ. В моем воображении это был мужчина средних лет, невзрачный, с обгоревшей на солнце кожей, жилистый, как все аэдинские моряки, жестокий и кровожадный. Я представлял себе его жертв, раздувшиеся в воде тела, истерзанные то ли пытками, то ли акулами и моргорами. Сожженные корабли и разоренные приморские деревушки. Изуродованные пленники, отправленные в дрейф в качестве предупреждения остальному миру.
Мои внутренние часы начали бить, и я всмотрелся в огни на горизонте, чтобы убедиться, что они не приближаются. Огни мирно танцевали на волнах, Темные воды Иного омывали борт корабля. Все спокойно.
Хорошо. Я мысленно изменил облик Лирра, пытаясь нащупать ту самую ниточку, которая приведет меня к пирату. Как я уже говорил Слейдеру, это было невозможно. Теоретически я мог увидеть в Ином любого мага, а Лирр был магом. Но мне нужно было хоть раз прикоснуться к нему в реальном мире.
«Докажи свою ценность или убирайся прочь с моего корабля».
Меня охватила паника, и холод пробрал до самых костей. Я мысленно проверил связь с собственным телом в мире людей и погрузился в Иное еще глубже.
Свет становился все ярче. Тело вдруг стало совсем легким. Я застонал, то ли от усталости, то ли от ужаса, и попытался сосредоточиться. Лирр. Огонь. Кровь. Колеблющийся оранжевый свет.
Я подтянул ноги, приподнялся и оперся о стенку невидимой каюты. Стрекозы внутри фонаря проснулись, почуяв мое движение. Их крылья трепетали и гудели, свечение усилилось.
Что-то пронеслось по Темным водам мне навстречу, быстрое, как змея в траве, но гораздо крупнее, и с множеством конечностей. Кошмар моего детства, воплощение страхов, одолевавших меня в те дни, что я против воли провел в Ином еще ребенком. Только монета спасла меня тогда, и только она могла спасти сейчас. Но ее не было. Я сунул руку в карман и ощутил лишь холодную призрачную плоть. Слишком далеко углубился в Иное и потерял связь с собственным телом.
Я сделал глубокий вдох, и так до тех пор, пока Иное не исчезло. В ушах стоял рев, сердце колотилось. Последнее, что я увидел, – это как оранжевый свет понесся куда-то на восток.
Я возвращался в собственное тело и тут же терял его. И так бесчисленное количество раз. Сосредоточившись на грани между мирами, на той грани, где время не имело никакого значения, а такие, как я, могли видеть будущее, прошлое и настоящее одновременно, я попытался выскользнуть из Иного до того, как меня захватят видения. Но оказался недостаточно проворен.
Передо мной всплыли различные образы: Мэри Ферт на пыльной дороге, держащая пистолет у головы мужчины, Чарльз Грант с окровавленным лицом, я в летней Пустоши, заросшей гигантскими деревьями.
Я выудил из кармана монету и сжал ее в ладони. Видения рассеялись, мир стал реальным. Я упал на пол и лежал, глядя в потолок, совершенно спокойный.
Видения таяли, но мне удалось удержать последнее, где была Мэри с пистолетом. И это показалось мне странным, ведь ко мне приходили десятки подобных видений каждый день, о ком угодно и о чем угодно, и, как правило, было совершенно бесполезно пытаться разгадать их.
Я отчетливо понял, что не смогу найти Лирра. Может, более сильный видящий был способен найти человека, ни разу не прикоснувшись к нему.
Может, более сильный видящий мог бродить в Ином, не боясь оказаться в ловушке. А может, он даже мог жить на шаг впереди всех прочих и мириться с собственными предчувствиями, неудержимый и куда более ценный.
Я же был таков, каков есть, – несовершенный и сломленный.
И в ловушке. Если я вернусь к Слейдеру без результата, меня завтра же бросят в доках Уоллума, одинокого и опозоренного. Я потеряю единственный шанс искупить вину в глазах мира, своей семьи и самого себя.
Гнев разгорался внутри, и его пламя полностью выжгло тревогу и холод. На смену пришло тлеющее негодование. Я накрыл ладонью пульсирующую от боли грудь и прикрыл глаза.
Что ж. Слейдер угрожал мне и требовал невозможного. Я дам ему кое-что взамен, пусть даже совесть будет мучить меня.
Ложь.
* * *
– Вы уверены, что он направляется на Десятину? – спросил капитан, наблюдая за мной за столом в каюте. Из окна открывался вид на заснеженное побережье, частично скрытое шторами.
– Не могу утверждать со всей уверенностью, – предупредил я, – но в этих местах больше ничего похожего нет.
– Неплохо, – кивнул Слейдер, и я понял, что он доволен, пусть не мной, но этим поворотом в развитии событий. – Проследите, чтобы корабль был готов к отплытию, а затем отдохните, мистер Россер.
Девочка из Пустоши
Девочка из Пустоши тонет. Ее охватила паника, она барахтается голышом в черной воде полуночного пруда.
Руки матери подхватывают ее и поднимают над поверхностью воды. Девочка пытается отдышаться, повиснув у матери на шее. Маленькие руки дрожат.
– Все хорошо, Мэри, – говорит мать, отцепляя от себя руки дочери и опять погружая ее в воду.
Девочка снова барахтается. Пальцы ног едва касаются илистого дна пруда, и она с трудом удерживает рот над водой, откинув голову назад.
– Мама! Я не могу…
– Можешь. Тише… – Мать отступает назад. – Мы же не хотим разбудить мельника, верно? Что он скажет, если увидит нас полуголыми в своем пруду?
Девочка начинает смеяться, но ей все еще страшно. Все же она сумела оторвать пальцы ног от дна и начала грести ногами и руками в ритме, как ее научила мама.
Девочке становится легче дышать, мышцы разогреваются, и мама улыбается.
Девочка начинает улыбаться в ответ, но ее взгляд падает на распахнутый ворот маминой рубашки. Ткань всплыла в воде, обнажив часть ребер, груди и живота. Но не это привлекло внимание девочки.
Она смотрит на глубокий узловатый шрам над сердцем матери, что размером с монету, шрам на упругой коже, опаловый в лунном свете.
– Похоже на полумесяц, – говорит девочка, подрагивая ногами и руками.
Мать улыбается и поправляет мокрую одежду, снова прикрывая шрам.
– Так и есть, малышка. А теперь тащи меня к берегу.
Спустя много лет и миль девочка из Пустоши снова тонет. Мир вокруг состоит из теней, холодная вода вытесняет воздух из легких, которые со стоном втягивают его обратно. Тени освещают лишь далекий свет горящего корабля на волнах. Она совсем одна, если не считать силуэта женщины с копной призрачных волос, детским лицом и стеклянными глазами. Они полны скорбного сострадания. Ее кожа призрачна, а юбка – это пук щупалец.
Гистинг. Девочка и раньше видела таких существ в тени Пустоши, а еще в маленькой кладовке, где спит. Возможно, она видела именно это существо.
Призрак протягивает руки в толщу воды, касается ими лица девочки и говорит:
– Сестра. Дыши.
Восьмая глава
Пираты
МЭРИ
Что-то стукнуло меня по голове. Я попыталась ухватиться за это и устремилась вверх. Оказавшись на поверхности воды, я сделала глубокий вдох и сразу закашлялась, но продолжила сжимать в руках орудие спасения. Наконец я разлепила глаза.
Веревка? Почему у меня в руках веревка? И что я делаю в воде?
Точно, я же спрыгнула с пиратского корабля. От одной мысли, что я все же решилась на такое, пришла в ужас, а затем меня накрыло волной, и я опять ушла под воду.
Конечно, плавать я умела, спасибо маме, но юбки были такими тяжелыми, а вода такой холодной… Легкие горели между приступами кашля, и…
Наконец я нашла конец веревки и крепко вцепилась в него.
– Эй, в воде! – послышался незнакомый женский голос.
Я с трудом смогла рассмотреть сквозь слипшиеся ресницы силуэт у борта корабля, свет фонаря освещал лицо сбоку, так что было видно лишь загрубевшую кожу оливкового цвета.
– Держись, мы опустим лестницу.
– Нет! – закричала я. Желание выжить и страх оказаться рядом с Лирром столкнулись внутри, как сталкивались волны с бортом этого корабля. – Я не собираюсь… Вы меня больше не получите!
– Я тебя спасти пытаюсь, – сказала женщина с легким акцентом, а ее голос казался нежным и слегка певучим. – Или тебе утонуть охота?
– Нет! Да! – закричала я. Рациональная часть моего сознания подсказывала, что у меня истерика, но вряд ли ситуация для нее была неподходящей. – А зачем еще я спрыгнула с этого проклятого корабля?
Над бортом появились новые силуэты. Десяток матросов смотрели на меня, тыкая пальцем и переговариваясь.
– Тонуть хочет, – сообщила женщина одному из мужчин в треуголке. – Говорит, прыгнула с корабля Лирра.
С корабля Лирра? Значит, это другой корабль? Да сколько их тут?
– Мисс Ферт, – обратился ко мне новоприбывший, явно не Лирр. Им оказался Джеймс Димери с аукциона у Каспиана. – Не стоит сегодня умирать.
Смятение охватило меня.
– А где пираты? – крикнула я.
Как долго я пробыла в воде? И где пылающая «Джульетта» и ее вырвавшийся на свободу гистинг с глазами-стекляшками? Призрака тоже нигде не было…
Все исчезло. Море вокруг было абсолютно темным, горели только фонари на судне. Ни обломков, ни спутанных снастей, ни обугленного дерева.
Новая волна паники накрыла меня, а еще я пребывала в полном недоумении. Глаза затуманились из-за слез и холодной морской воды. Что же со мной случилось?
– Где пираты? – передразнил меня один из матросов на борту, и мужчины разразились громким раскатистым смехом. – Мы все пираты, девчонка.
Я попала с одного корабля, полного бандитов, на другой. Сил хватило только вцепиться в веревку и выдавить из себя вместе со слезами одно слово:
– Проклятье.
– Поднимайтесь, и я отвечу на все ваши вопросы.
Димери дал знак, и через борт корабля перебросили веревочную лестницу. Двое мужчин ловко, как акробаты, спустились по ней.
У меня не было сил плыть дальше. Единственное, что отделяло меня от верной гибели, – веревка. И я так замерзла, что почти не чувствовала конечностей.
– Мисс Ферт, – сказал Димери куда более холодным тоном, – Сильванус Лирр отбыл, считая, что вы утонули. Если вы и вправду желаете подобного конца, так тому и быть. Или же вы можете сейчас подняться, отдохнуть и решить все вопросы завтра, когда эта ночь и ее ужасы останутся позади.
Напряжение отступило. Похоже, он говорит всерьез, так мне показалось. А если нет? Но сил на волнение не осталось.
Когда пираты добрались до конца веревочной лестницы, я растеряла остатки воли. Один спустился в воду и притянул меня к себе, обхватив за талию. Потом помог взобраться на первую ступеньку. Я еле замечала, как он отжимал и расправлял мои мокрые юбки. Второй пират подстраховывал сверху, он свесился так, что надо мной оказалась копна его темных кудрявых волос. Втроем, очень медленно, мы начали подниматься.
Я рухнула на палубу, дрожа и обливаясь потом. Команда с любопытством окружила меня, как стая гончих псов. Димери присел рядом, а женщина, чей голос я слышала раньше, повисла над его плечом. Она была одета в мужские брюки и толстый зимний плащ.
– Меня зовут Джеймс Элайджа Димери, а этот корабль – «Гарпия». Женщина – мой старший помощник, Ата Кохлан. Здесь вы в безопасности.
Женщина кивнула, с прищуром глядя на меня. Ей было около тридцати лет, рост – где-то шесть футов, массивная фигура с широкими бедрами и плечами, и предпочитала она мужской гардероб. Но в том, что это женщина, нельзя было усомниться: женственные черты лица, красивые высокие скулы, плавная линия подбородка и глаза медового оттенка, а их очарование подчеркивали густые черные ресницы. Волосы тоже были черными, с намеком на седину, непослушные завитки выбивались из туго заплетенной тяжелой косы. Эти черты в сочетании со смуглой кожей наводили на мысль, что в ней есть кровь сунджи, по крайней мере, со стороны одного из родителей.
– В безопасности? Он тоже так говорил, – выпалила я, потратив последние силы на ярость. На морозном воздухе стало трудно дышать. – Вы – такой же, как он, проклятый Святым пират!
В глазах Димери мелькнуло нечто похожее на протест, но он промолчал. Просто встал и кивнул той женщине, Ате, и она подняла меня на ноги. Я пошатнулась, но она удержала меня своей железной рукой и поставила прямо.
– Что же, мисс Ферт, – сказала Ата, уводя меня в сторону квартердека и мягко похлопывая по плечу, совсем как мать непослушного ребенка. – Пора хорошенько вас согреть.
* * *
Я лежала в коконе из одеял, высунув только голову, которая удобно расположилась на краю гамака. Смотрела, как пляшет огонь за стеклом дверцы дровяной печи, и пыталась представить, что оказалась дома. Переборка и настил вокруг печки были обшиты железом, как это принято на кораблях, сама же печка оказалась маленькой и гасла, если не подбрасывать в нее дрова каждые несколько часов.
Она едва тлела, и холод просачивался сквозь стены. С момента моего появления на борту корабля Димери кто-то приходил подкормить ее по крайней мере один раз. Но время стремительно ускользало, а у меня в каюте не было окна, чтобы оценить, как высоко поднялось солнце.
Я была абсолютно одна. Пока невредимая, укутанная в одеяла, которые пахли солью, лавандой и щелоком. Я мысленно вернулась к аукциону у Каспиана и обещанию Димери, что на его корабле со мной будут обращаться по справедливости. Неужели он не лгал? Да и какая разница. Я все еще оставалась пленницей.
Поглубже зарывшись в одеяла, так, что только волосы торчали на макушке, я размышляла о том, что произошло. Слова Лирра всплыли в моей голове: «Ты помнишь меня?»
Нет, я не могла думать ни о нем, ни о том гистинге, что называл меня сестрой. Призрачная женщина была последним, что я помнила до появления Димери… Но как он нашел меня? И куда делись обломки «Джульетты»? Неужели гистинг унес меня?
Это абсурдно, но не более, чем другие варианты. Едва ли я далеко уплыла от Лирра, и он наверняка искал меня. Он не мог просто так меня бросить, несмотря на снежную бурю, которую я вызвала последним усилием воли. Его погодный маг, кем бы ни была эта бедная душа, запросто усмирил бы ее.
Мне не хотелось думать об этом. И я постаралась успокоиться, вспомнив комнату в гостинице, которую держала моя семья. Детская на третьем этаже, под самым карнизом. Я представила себе, как открываю ставни, чтобы полюбоваться видом на залитую солнцем Пустошь. Вспомнила запахи земли и зелени, навоза, лесного дыма и пекущегося хлеба, которыми была пропитана наша деревня.
Как я упражнялась в игре на клавесине и флейте. Прачка и ее дочь развешивали белье на заднем дворе, простыни развевались на ветру. Они подпевали моей мелодии, пока стирали, полоскали и отжимали белье. Мой отец, Джозеф Грей, бродил по саду за невысокой оградой с трубкой между зубами. Осматривал деревья, примечая сорняки и жуков, от которых надо было бы избавиться. Куры и утки разбегались по двору.
Мне хотелось навсегда остаться именно в том дне, спокойном и размеренном, когда отец не видел ничего дальше ограды сада. И даже не смотрел на дочь прачки, которая потом родила ему ребенка и стала его новой женой. А он отказался от моей мамы, и наш предсказуемый мирок, полный тихих надежд, стал… совсем другим.
Раздался стук в дверь. Я приоткрыла глаза. Затем стук повторился, и, когда я не ответила, дверь открылась. В каюту ворвался дневной свет.
В проеме показалась женщина – не Ата, намного старше, с морщинистой фарфоровой кожей, в черном платье с высоким воротником, какие перестали носить лет пятьдесят назад. Она явно была одной из народа исмани: глаза обрамляли длинные белые ресницы, такие же выбеленные волосы скрепляла длинная сердоликовая заколка. И лишь несколько прядей, блестящих, шоколадно-каштановых, намекали на то, какой эта женщина была в молодости.
– Маленькая колдунья, – произнесла женщина, искоса поглядывая на меня. В руках она держала ворох ткани. Несмотря на очевидные признаки принадлежности к исмани, трудно было уловить, какой же у нее акцент. Она напоминала некоторых путешественников, которые останавливались в нашей гостинице, когда я была ребенком. И разговаривала так же, как они: медленно и отчетливо, чтобы точно быть понятой. – У меня есть одежда для тебя. И сейчас тебе принесут ведро горячей воды. Ты готова привести себя в порядок?
Ко мне с трудом вернулся голос.
– Как вас зовут?
– Мое имя – только мое, а ты можешь называть меня Вдовушкой, – ответила женщина. – Я – стюард на корабле. Капитан хочет поговорить с тобой.
– Значит, у меня нет выбора, – заметила я.
Вдовушка сдержанно улыбнулась:
– Так и есть, дитя. Вставай.
Через двадцать минут старуха исчезла, а я была готова появиться в капитанской каюте. У меня не было возможности оглядеться после того, как я вчера поднялась на борт. Оказалось, что маленькая каюта, в которой я спала, примыкает к капитанской. Вместе они занимали бо́льшую часть квартердека. Здесь же, судя по чудесным ароматам, находился камбуз[5]. В углу разместилась печь, побольше моей, а еще два окна, по обе стороны от двери, ведущей на закрытый балкон. На улице шел снег, хлопья падали вниз и исчезали в волнах.
– Мисс Ферт.
Вошел Димери, за ним показались Вдовушка и девушка лет пятнадцати. Старуха держала в руках кофейник и несколько кружек, а ее помощница – поднос, на который беспорядочно навалили поджаренные ломти хлеба, яичницу с маслом и полоски бекона. Стоило почувствовать эти ароматы, как в животе заурчало. Похоже, ничто в этой жизни не могло повлиять на мой аппетит, тем более что морская болезнь пока не беспокоила.
Поднос с едой поставили на большой стол в центре каюты. Девушка ушла, Вдовушка же села за стол и налила себе в кружку черного кофе. Увидев мой взгляд, она указала на вторую кружку и наполнила ее наполовину, чтобы кофе не выплеснулся из-за внезапного крена палубы.
– Не глазей, как дурочка, – произнесла женщина. – Садись, пей и ешь. Мне не по себе, когда ты так стоишь.
– Надо постараться, чтобы Старая Ворона почувствовала себя неуютно, – сказал Димери, одарив меня рассеянной улыбкой. Он сел напротив женщины, взял тарелку и принялся ее наполнять.
– У нее был приступ лихорадки, – сообщила ему Вдовушка. Она пригладила рукой аккуратно заколотые волосы и заправила выбившуюся прядь. – Не такой сильный, как я боялась, но все же. Возможно, какое-то время от нее будет мало толку.
Мне не нравилось, что меня обсуждают, но ее слова заставили задуматься. Я постаралась собрать разрозненные мысли и села за стол. Лихорадка. Так вот почему я не могу вспомнить, что со мной произошло после падения в воду. Димери пододвинул ко мне тарелку, а Вдовушка еще раз указала на кофе.
– Пей, пока не остыл, и не расплескай.
Я послушно взяла кружку в руки. Мне хотелось пить. Хотелось схватить все, что лежало на столе, и запихать в рот. Но то, как похитители обращались со мной, настораживало.
– Зачем вы так со мной? – спросила я, сжимая в руках теплую кружку. – Почему вы так себя ведете?
– Я же говорил, что на борту моего корабля к тебе будут хорошо относиться, – сказал Димери, наливая себе кофе и добавляя в него кусок коричневого сахара.
– Я же пленница, – напомнила я. – Заключенным не подают кофе с беконом.
Димери размешивал сахар, и его выражение лица оставалось спокойным.
– Рэндальф был сволочью.
«Был». Это стало ответом на мой следующий вопрос. Я смутно помнила тела, свисающие с рей горящего корабля.
– Он точно мертв?
– Скорее всего. Лирр забрал наиболее ценных членов экипажа, а остальных оставил гореть вместе с кораблем. Обычное для него дело.
Не просто оставил. Я изо всех сил постаралась избавиться от воспоминаний о крови, вспоротом животе и выпавших кишках. Поднеся кружку с кофе к губам, я сосредоточилась на его аромате. Лица матросов Рэндальфа, живых и невредимых, мелькали передо мной. Они не были хорошими людьми, но и жестокими не были. Чем они заслужили такую судьбу?
– Кто он? – спросила я. – Лирр? Знаю, был пират с таким именем, но очень давно.
Димери кивнул и оперся о стол локтями. Он принялся за еду, всем своим видом показывая, что не собирается отвечать на мой вопрос.
Вместо него заговорила Вдовушка:
– Он был пиратом десять лет назад. Потом купил у мерейцев титул и поселился на Южных островах. Ускользнул от Стволов Королевы и даже женился несколько раз. Но теперь он вернулся.
– Почему? – спросила я.
Вдовушка и Димери обменялись взглядами. Беззвучный диалог, какой бывает между членами одной семьи или старыми солдатами, служившими вместе.
– Из-за вас, – сказал Димери. – Точнее, из-за вашей матери.
Моя кружка с грохотом ударилась о стол. Горячий кофе обжег пальцы, но я этого почти не почувствовала.
– Не понимаю…
– Ваша мать – его штормовичка, – совершенно равнодушно произнес капитан. Его взгляд опустился на пролитый на стол кофе, затем поднялся вверх, к моим глазам. – Полагаю, она убедила его купить вас или же он намерен использовать вас против нее. Он сделал бы это в Уоллуме, если бы я не появился, мы с ним не ладим. Или если бы Рэндальф не уплыл раньше времени.
Его слова оглушили меня. Мама. Я слышала колдовское пение перед самым нападением и запомнила, какой смелой была эта далекая песня. Но это же не могла быть моя мать, нет!
– Так она была там… – я почти не слышала себя, – на его корабле?
Это уже слишком. Я сидела совершенно неподвижно, сердце клокотало. Мне стало трудно дышать.
Откуда-то издалека донесся голос Вдовушки, глухой и тихий:
– Дай ей время, Элай.
Ответ Димери прозвучал так же глухо:
– Тогда скажи Ате, чтобы она взяла курс на Десятину.
