Генри Райдер Хаггард
Она
XXIII. Храм истины
Приготовления к путешествию были несложны. Мы засунули в мешок смену платья и несколько пар сапог, взяли с собой револьверы, одну винтовку вместе с запасом амуниции. Все остальное оставили в пещерах.
За несколько минут до назначенного времени мы вошли в комнату Аэши и нашли ее уже готовой, одетой в темный плащ.
– Идем! – сказала она.
Мы вышли из пещеры на свет божий. На площадке нас ожидали носилки и шесть немых носильщиков. Между ними находился старый Биллали, к которому я очень привязался. Очевидно, Аэша решила, что, за исключением ее, все мы пойдем пешком. Мы отправились в путь с удовольствием после долгого пребывания в пещерах. Случайно, или по приказанию Аэши, но у входа в пещеру не видно было ни одного человека за исключением немых слуг, которые умели держать язык за зубами.
Через несколько минут мы переходили большую возделанную равнину, окаймленную угрюмыми скалами; полюбовались чудесной природой местности, удивительной системой орошения, придуманной еще народом царственного Кор. Двигаясь вперед около получаса, наслаждаясь прохладой с моря, мы начали ясно различать вдали какие-то строения. Биллали объяснил нам, что это развалины большого города.
Даже издали мы могли заметить красоту руин. Город вовсе не был велик по сравнению с древним Вавилоном или Фивами, но стены его сохранились и казались очень высокими. Несомненно, народ Кор был защищен от любого внешнего вторжения огромными скалами и утесами и выстроил эти стены только для виду и опасаясь гражданских раздоров.
Стены были толсты, сделаны из камня и окружены рвом, наполненным водой. За десять минут до заката солнца мы добрались до этого рва, перешли через него по обломкам когда-то прочного моста и взобрались без труда на стену. Мое перо не в силах описать красоты пейзажа. Тысячи руин – колонны, храмы, дворцы, окруженные густой порослью кустарника, купались в красных лучах заходящего солнца. Крыши строений разрушились, но большая часть стен и колонн остались целыми.[13]
Прямо перед нами возвышалось что-то похожее на главные ворота города, выстроенные из прочного камня, но заросшие травой и кустарником. Парки и сады стали непроходимыми, так что трудно было даже найти след дороги в их густой чаще. По обеим сторонам ворот лежали обломки развалин. По-видимому, нога человека не ступала здесь тысячи лет.
Биллали сказал мне, что народ Амахаггер считает этот разрушенный город проклятым. Сам он согласился идти сюда только по просьбе Аэши. Курьезно, что народ, не боявшийся жить среди мертвецов, боялся подойти близко к разрушенному городу.
Затем мы увидели огромное строение, похожее на храм, с удивительными колоннами, очень красивой архитектуры. Сначала мы подумали, что форма колонн представляет собой женскую фигуру.
На следующий день, взобравшись на откос горы, мы заметили здесь целую рощицу величественных пальм, и я понял, что архитектор черпал свое вдохновение в грациозности форм этих пальм, или, вернее, их предков.
У фасада огромного храма наша маленькая процессия остановилась, и Аэша вышла из носилок.
– Тут была комната, Калликрат, – сказала она Лео, – где мог спать один человек. Две тысячи лет тому назад ты, я и эта египтянка отдыхали тут, но с тех пор я не была здесь, и все пришло в упадок!
Затем Аэша поднялась по изломанным ступеням в наружный двор и огляделась вокруг, словно стараясь что-то припомнить. Сделав еще несколько шагов, она остановилась.
– Здесь все по-старому! – произнесла она, сделав знак немым слугам подойти ближе. Один из них подошел, зажег лампу, и мы пошли далее. Перед нами была маленькая келья, вырубленная в стене, которая, по-видимому, была жилой комнатой для сторожей храма.
Здесь мы решили отдохнуть и, устроившись как можно удобнее, поели холодного мяса, – все, кроме Аэши, которая не прикасалась никогда ни к чему кроме плодов, воды и хлеба. Пока мы закусывали, взошел месяц и серебристыми лучами залил окрестность.
– Знаешь ли, Холли, зачем я привела вас сюда ночью? – спросила Аэша, которая сидела, положив голову на руку, и наблюдала за месяцем, величественно парящим над мрачными колоннами разрушенного храма.
– Я привела вас сюда, чтобы вы могли видеть удивительное зрелище – полный месяц над развалинами Кор. Вы поели, – я хотела бы, чтобы ты не брал в рот ничего, кроме фруктов, Калликрат, но это придет позже. Когда-то и я ела мясо, как зверь. Ну, если вы готовы, пойдем, я покажу вам храм и бога, в честь которого он выстроен!
Мы встали и пошли. Я не в силах описать подробностей всего храма, его великолепия и роскоши. Мрачные дворы, стройные колонны со скульптурными украшениями, пустынные комнаты говорили воображению человека о многом.
И над всем этим – мертвая тишина, тишина смерти: казалось, дух прошлого обитал здесь.
Как все тут было красиво и пустынно! Мы не смели говорить громко, даже Аэша смутилась перед лицом величавой древности. Мы говорили шепотом, и наш шепот перелетал от колонны к колонне и замирал вдали. Лунный свет ярко озарял развалины храма, скрывая все разрушения тысячелетий. Это было чудесное зрелище. Постепенно свет луны исчезал, и мрачные тени медленно заползали в поросшие травой притворы храма, словно призраки старых жрецов, слетевшихся в храм для поклонения божеству…
– Идите, – произнесла Аэша, пока мы, не отрываясь, смотрели и смотрели, – я покажу вам каменный цветок красоты, который словно смеется над временем и наполняет тоской и желанием сердце человека! – и, не ожидая ответа, она повела нас в древний храм.
Посредине необъятного двора стояло величайшее в мире произведение искусства. На большом камне находился огромный каменный шар, около 20 ф. в диаметре, а на шаре – колоссальная крылатая фигура такой поразительной, божественной красоты, что, когда я увидел ее, озаренную серебристым сиянием месяца, мое дыхание остановилось и сердце замерло. Статуя была сделана из чистого белого мрамора, 20 ф. высотой. Крылатая женская фигура, поражавшая красотой и изяществом форм, стояла, наклонившись вперед, с распростертыми руками, словно собираясь обнять возлюбленного. Она была обнажена, но лицо плотно закутано, так что мы едва могли различить ее черты. Покрывало окутывало ее голову, два конца его падали на левую грудь, а третий развевался в воздухе сзади.
– Кто это? – спросил я, не отрывая глаз от статуи.
– Разве ты не догадался, Холли? – спросила Аэша. – Где же твое воображение? Это – Истина, парящая над миром и призывающая его детей открыть ей закутанное лицо! Смотри, вот и надпись на пьедестале. Несомненно, это взято из Священных Писаний народа Кор!
В самом деле, у подножия статуи были выгравированы письмена, похожие на китайские иероглифы.
Аэша перевела их так:
– Есть ли в мире такой человек, который откинул бы мое покрывало и взглянул бы в мое лицо, хотя оно прекрасно? Я буду жить в том человеке, который откинет мое покрывало, я дам ему душевный мир и нежных детей познания и труда! И голос крикнул: Хотя все, кто ищет тебя, жалеет тебя, но смотри! Ты – девственна и будешь всегда девственной, пока не кончится все. Нет человека, рожденного от женщины, который откинул бы твое покрывало и остался жить и никогда не будет! Только смерть сорвет твою вуаль!
Истина простерла руки и заплакала, потому что те, которые стремились к ней, не могли найти ее и взглянуть ей в лицо!
– Ты видишь, – заметила Аэша. – Истина была богиней народа Кор, в честь ее они строили храмы, к ней они стремились, хотя знали, что не найдут ее!
– Да, – добавил я печально, – люди ищут и не находят истины, и никогда не найдут. Только в смерти есть истина!
Бросив последний взгляд на статую – эту поэтическую грезу красоты, сделанную из камня, которую я никогда не забуду, – мы повернулись и пошли назад. Я не видел больше статуи, о чем очень жалею. Во всяком случае, я знаю и убедился: эти давно умершие поклонники Истины вполне признавали факт, что земля – кругла.
XXIV. Через пропасть
На следующее утро немые слуги разбудили нас еще до рассвета. Пока мы очнулись от сна и освежились водой, вытекавшей из обломков мраморного бассейна в центре какого-то двора, Аэша уже стояла возле носилок, а Биллали помогал слугам собирать багаж. По своему обыкновению, Аэша была закутана в газовое покрывало, и мне пришло в голову, что она могла перенять этот способ прятать свою красоту у мраморной статуи Истины. Я заметил, что Аэша казалась очень расстроенной и потеряла свой гордый и царственный вид, который отличал ее из тысячи женщин. Она смотрела вниз, когда мы подошли к ней. Лео спросил, как она спала в эту ночь.
– Дурно, мой Калликрат, – отвечала она, – дурно! Меня преследовали странные и ужасные сны, и я не знаю, что они предвещают мне. Я чувствую, что-то дурное будет со мной… Но почему? Разве зло может коснуться меня? Я желала бы знать, – добавила она с выражением глубочайшей нежности, – если что случится со мной, станешь ли ты думать обо мне? Я желала бы знать, мой Калликрат, будешь ли ты ждать меня, как я ждала тебя много столетий?
Не ожидая ответа, она продолжала.
– Посидим здесь: нам далеко идти, и раньше рассвета следующего дня мы будем уже близ Утеса жизни!
Через пять минут мы уже шли по разрушенному городу, который в лучах солнца представлял собой величественное, но подавляющее зрелище.
Когда первый луч восходящего солнца золотой стрелой опустился на руины, мы добрались до крайних ворот городской стены. Бросив последний взгляд на древний город, мы, за исключением Джона, который не любил развалин, – вздохнули, сожалея, что не смогли подробнее осмотреть его, и вышли на равнину.
Вместе с солнцем воспрянула духом Аэша и смеялась над своей тоской, приписывая ее влиянию печального места, где она спала.
– Эти варвары уверяют, что город проклят, – сказала она, – и, право, я верю им, потому что никогда не чувствовала себя так дурно, как сегодня ночью… Впрочем, нет, была еще одна ужасная ночь… Я помню. Это было, когда ты лежал мертвым у моих ног, Калликрат! Никогда не приду я сюда, это – проклятое место!
После короткой остановки и завтрака мы пошли дальше и в 2 часа дня были у подножия скалы, образующей жерло вулкана, который возвышался на 1500 ф. над нами. Здесь мы опять передохнули, и я не мог понять, каким образом мы сможем двигаться дальше.
– Вот, – произнесла Аэша, выйдя из носилок, – и начинаются наши испытания, потому что сюда мы пришли с этими людьми, а отсюда пойдем одни! Ты останься со слугами здесь и дожидайся нашего возвращения, – обратилась Аэша к Биллали, – завтра в полдень мы вернемся сюда, – если нет, подождите!
Биллали смиренно поклонился и сказал, что ее приказание будет в точности исполнено и они будут ждать здесь.
– А этот человек, Холли, – сказала Аэша, указывая на Джона, – он лучше бы сделал, если бы ждал нас здесь. Он не обладает мужеством и смелостью, и с ним может случиться что-нибудь дурное. К тому же таинственное место, куда мы направляемся, не предназначено для простых глаз непосвященного!
Я перевел эти слова Джону, но он начал со слезами умолять меня взять его с собой, уверяя, что не может быть ничего хуже того, что было, что он боится умереть среди «этих диких людей», которые воспользуются случаем и наденут на него «раскаленный горшок».
– Пусть идет, мне все равно! – сказала Аэша, когда я перевел ей просьбу Джона. – Сам будет виноват! Он понесет лампу и это… – Она указала на узенькую доску, привязанную к ее носилкам и предназначенную для какой-то неизвестной мне цели.
Джон нес эту доску и одну из ламп. Я взял другую лампу и кувшин с маслом, а Лео – провизию и воду. Затем «Она» приказала Биллали и носильщикам отойти назад, в рощицу цветущих магнолий, и оставаться там под страхом смерти, пока мы не исчезнем из виду. Они поклонились и ушли. Уходя, Биллали дружески пожал мне руку и шепнул, что очень доволен тем, что «Она» не берет его в подобную экспедицию, а оставляет здесь.
Коротко спросив нас, готовы ли мы, Аэша повернулась и посмотрела на огромный утес.
– Праведное Небо! – вскричал я. – Неужели мы полезем на эту скалу?
Лео, совершенно подавленный, пожал плечами. В этот момент Аэша быстро прыгнула вперед и начала карабкаться на утес, куда мы последовали за ней.
Удивительно было видеть, с какой грацией и легкостью она прыгала со скалы на скалу. Подъем оказался не труден, но оглядываться назад было страшно.
Без особого труда, – нас смущала только доска, которую нес Джон, – мы влезли на высоту 50 футов и достигли узкого выступа скалы, который расширялся внутри и образовывал что-то вроде прохода, так что мы постепенно опускались вниз и наконец скрылись совершенно из вида тех, кто стоял на холме. Этот узкий проход заканчивался пещерой. Перед входом в пещеру Аэша остановилась, велела нам зажечь лампы и взяла одну из них.
С лампой в руке она двинулась по пещере, внимательно смотря под ноги, так как пол был очень неровен, с глубокими дырами, где можно легко сломать ногу. Мы прошли пещеру за 20 минут, наконец остановились в дальнем конце ее. Я старался разглядеть что-либо в сумраке пещеры, как вдруг неожиданный приток воздуха погасил обе лампы.
Аэша крикнула нам, чтобы мы шли за ней, и мы поспешили на ее зов. Перед нами была огромнейшая, зиявшая в скале пропасть, а над ней узенькая каменная тропинка.
– Мы должны пройти здесь! – сказала Аэша. – Будьте осторожны, остерегайтесь головокружения и ветра, который может столкнуть вас вниз!
Не дожидаясь ответа, Аэша начала взбираться по выступам скалы, приказав нам следовать за собой. Я шел ближе к ней, за мной Джон, тащивший доску, а за ним Лео в арьергарде. Интересно было наблюдать за смелой женщиной, легко скользившей по камням. Что касается меня, я, пройдя несколько ярдов, встал на четвереньки и пополз. Моему примеру последовали другие. Аэша не хотела ползти. Она шла вперед, не теряя равновесия. За несколько минут мы прошли ужасную тропинку над пропастью. Вдруг сильный ветер поднялся из ущелья. Я видел, как покачнулась Аэша, но удержалась на ногах. Ветер сорвал с нее плащ и унес в пропасть.
Я цеплялся за утес, а камни, словно живые, качались под нами. Мы висели в темноте между небом и землей. Под нашими ногами внизу чернела бездонная пропасть, над головой – необъятное пространство удушливого воздуха и наверху – кусочек голубого неба. Внизу в ущелье дико ревел и завывал ветер.
Положение наше было весьма опасно.
– Вперед! Вперед! – кричала нам Аэша.
Потеряв плащ, она осталась в белой одежде и казалась призраком, летевшим над пропастью.
– Вперед! Или вы упадете и разобьетесь вдребезги. Осторожнее! Держитесь за скалу!
Мы повиновались и поползли, цепляясь за скалу, борясь с ветром. Не знаю, как долго мы ползли, пока не добрались до огромного камня. Мы улеглись на этот камень и оглянулись вокруг. Аэша стояла впереди нас, не обращая внимания на зиявшую внизу пропасть, и боролась с ветром, который развевал ее роскошные волосы. Теперь мы поняли, для чего была нужна доска, которую Джон тащил за собой.
– Здесь мы должны подождать! – крикнула Аэша. Скоро будет светло.
Я не понял ее слов. Откуда возьмется свет в этом ужасном месте? Пока я раздумывал, вдруг целый сноп лучей заходящего солнца, подобно огненному мечу, ворвался в окружающий нас мрак и озарил сиянием прекрасную фигуру Аэши. Я не знал, откуда взялись эти лучи, и предположил, что в противоположном утесе, вероятно, образовалось отверстие, сквозь которое проскользнули сюда солнечные лучи. Зрелище было удивительное. При ярком солнечном свете мы разглядели то, что находилось перед нами. В двенадцати ярдах от камня, на котором мы лежали, виднелся конус, напоминавший формой сахарную голову. На вершине этого конуса лежала какая-то огромная масса, похожая на льдину. Этой массой был гигантский камень скалы, качавшийся на краю конуса. При ярком свете мы ясно увидели, как он двигался под порывами ветра.
– Скорее! – произнесла Аэша. – Давайте доску! Пока светло, мы должны перейти туда. Надо идти сейчас же!
– Господи! – простонал Джон. – Не хочет ли она заставить нас прогуляться по этой дощечке?
– Это верно, Джон! – ответил я ему с деланным спокойствием, хотя мысль о прогулке через пропасть не особенно улыбалась мне.
Я передал доску Аэше, которая перекинула ее через бездну, так что один конец ее остался на скале, а другой упирался в шатающийся камень.
Поставив ногу на доску, Аэша повернулась ко мне.
– С тех пор как я была здесь в последний раз, Холли, этот живой камень едва держится, и я не уверена, выдержит ли он нашу тяжесть. Во всяком случае, я переправлюсь первая, потому что со мной ничего не может случиться!
Она легко, но твердо ступила на доску и в следующую секунду была уже на другой стороне.
– Готово! – крикнула она. – Держите доску! Я встану на ее конец, чтобы она была устойчивее. Вперед, Холли, скоро свет исчезнет!
Колени мои подогнулись, я испугался и, сознаюсь, сильно колебался…
– Неужели ты испугался? – кричало странное создание, стоя подобно птице, на вершине скалы. – Ну, иди же, ради Калликрата!
Эти слова заставили меня решиться. Лучше упасть в пропасть и умереть, чем слышать насмешки из уст женщины. Я стиснул зубы и пошел по доске. О, какое ужасное ощущение от ходьбы по качающейся под ногами доске! Голова кружилась, по спине ползали мурашки, мне казалось, что я падаю. Наконец я очутился на камне и от души поблагодарил Провидение за свое спасение.
Наступила очередь Лео. Он побледнел, как полотно, но легко пробежал по доске, словно канатный плясун. Аэша протянула ему руку, и я слышал, как она сказала ему:
– Смелее, любовь моя! В тебе живет еще дух древних греков!
Остался один бедный Джон. Он полз по доске и вопил: «Не могу, не могу, сейчас упаду! Ой, ой!»
– Ты должен, Джон, – сказал я повелительно, – ты должен идти, это вовсе не трудно!
– Пусть он идет, или пусть погибает там! – произнесла Аэша. – Свет исчезает! Через минуту будет темно!
Со страшным воплем несчастный Джон бросился к доске и, не решаясь идти по ней, начал ползти, тогда как ноги его висели над пропастью. Его неровные движения заставили закачаться большой камень самым ужасным образом, и, что всего хуже, когда он был уже на полпути, солнечные лучи исчезли и мы погрузились в полнейший мрак.
– Иди же, Джон, ради Бога! – крикнул я в испуге, чувствуя, что камень сильно шатается.
– Спаси меня, Боже! – кричал бедный Джон из темноты. – Ох, доска скользит! Ай!
Я слышал крик, борьбу и думал, что Джон упал. Но в этот момент его протянутая рука встретилась с моей, и я принялся изо всех сил тянуть его к себе, пока он не очутился на скале около меня. Но доска! Я слышал, как она скользнула, ударилась о скалу и упала в пропасть.
– Праведное небо! – воскликнул я. – Как же мы вернемся назад?
– Не знаю, – отвечал Лео. – Я так доволен, что очутился здесь!
Аэша весело окликнула меня, взяла за руку и велела следовать за собой.
XXV. Огонь жизни
Я повиновался, чувствуя, что меня ведут по самому краю камня.
– Я упаду, падаю! – бормотал я.
– Падай, но не бойся и верь мне! – ответила Аэша. – Падай же!
Я соскользнул по поверхности скалы, пронесся по воздуху и решил, что погибаю. Нет! Мои ноги уперлись в пол, и я очутился на твердой почве. Я стоял и благодарил Бога, как вдруг Лео очутился рядом со мной.
– Славно, старый дружище! – воскликнул он. – Здесь ли ты? Ведь это интересный полет, не правда ли?
Раздался вопль, появился Джон и изрядно толкнул нас обоих. Пока мы старались встать на ноги покрепче, Аэша очутилась возле нас, велела зажечь лампы, которые, к нашему счастью, оказались невредимыми, так же, как кувшин с маслом.
Я нашел коробок и чиркнул спичкой. Она весело загорелась в этом ужасном месте, словно в лондонской гостиной.
Зажженные лампы озарили курьезную сцену. Мы находились в небольшой комнате и выглядели очень измученными. Одна Аэша стояла спокойно, сложив руки и глядя куда-то вдаль. Комната была вырублена в скале, и в ней было сухо и тепло.
– Хорошо! – заговорила Аэша. – Сюда мы добрались благополучно, а я думала, что камень не выдержит вашей тяжести и вы полетите в пропасть. Этот человек, – она кивнула на Джона, который сидел на полу, обтирая лицо красным носовым платком, – заслуживает прозвища «свинья», потому что он глуп, уронил доску, и я должна теперь думать, как вернуться назад. Посмотрите на эту комнату! Что это такое?
– Не знаю! – отвечал я.
– Поверишь ли, Холли, когда-то здесь жил один человек много лет, только изредка выходя отсюда, чтобы взять пищу и воду, которые ему приносил народ!
Я посмотрел на нее вопросительно. Она продолжала:
– Да. Этот человек был Нут, мудрейший из народа Кор. Отшельник, философ, познавший многие тайны природы, он открыл огонь жизни, который я покажу вам! Тот, кто омоется в этом огне, будет жить до тех пор, пока живет природа. Но этот Нут не хотел никому открыть своих познаний. «Человеку плохо живется, – говорил он, – потому что он рожден, чтобы умереть!» Он остался жить здесь, и его почитали как святого и отшельника. Знаешь, каким образом я попала сюда, в эту страну, Калликрат? В следующий раз я расскажу тебе об этом. Я слышала о мудром философе и пришла сюда к нему, хотя очень боялась переходить через пропасть. Я очаровала отшельника своей красотой и мудростью, сумела польстить ему, так что он привел меня в пещеру и показал огонь жизни. Но понимая, что он не хочет более выносить моего присутствия и опасаясь, что он убьет меня, я ушла, но знала, что он очень стар и должен скоро умереть. Я узнала от Нута о чудесном духе мира и услышала многие тайны. Нут был очень мудр и стар, его воздержание, чистота, созерцательная жизнь подняли перед ним завесу, которая скрывает от человеческих глаз много великих истин, весь чуждый ему невидимый мир. Через несколько дней я встретила тебя, Калликрат, поняла, что такое любовь, и решила придти сюда с тобой и получить дар жизни. Мы пришли сюда все трое, вместе с египтянкой, которая не хотела отстать от тебя, и нашли старика Нута мертвым. Он лежал здесь неподвижно, и белая борода закрывала его, как платье!
Аэша указала на то место, где я сидел. Я наклонился, положил руку на пол, и пальцы мои прикоснулись к чему-то твердому. Это был человеческий зуб, пожелтевший, но крепкий. Я взял его и показал Аэше. Она засмеялась.
– Да, – произнесла она, – это его зуб, несомненно. Все, что осталось от Нута и его мудрости – один зуб! Между тем он умел управлять высшими силами природы!
– Итак, он лежал мертвый, а мы пошли туда, куда я хочу вести вас сейчас. Собрав все свое мужество, я встала среди пламени! Неведомая вам жизнь влилась в мои жилы, и я вышла из огня невредимой и прекрасной! Я протянула свои руки тебе, Калликрат, я – твоя бессмертная невеста, а ты? Ослепленный моей красотой, ты отвернулся от меня и спрятал глаза на груди Аменартас. Страшная ярость охватила меня, я, вероятно, потеряла рассудок и, схватив твой кинжал, поразила тебя, и ты упал вот здесь и умер у моих ног. Я не подозревала тогда, что обладаю силой убивать одним взглядом!
– Когда ты умер, я горько плакала о тебе. Я так долго плакала здесь о тебе и так страдала, что, если бы была обыкновенной женщиной, то сердце мое, наверное, разорвалось бы! Она, хитрая египтянка, прокляла меня именем всех своих богов, именем Озириса, Изиды, Секхета и др., призывая на меня все зло и несчастье. Я и сейчас вижу ее мрачное лицо, но она не могла повредить мне! Я не пыталась убить ее, я все забыла, мы понесли тебя отсюда вместе с ней! Потом я отослала египтянку прочь, и она, кажется, родила сына и написала те строки, что привели тебя, ее супруга, ко мне, ее спутнице и твоей убийце! Вот что я хотела рассказать тебе, моя любовь!
– Я ничего не скрыла от тебя! Погоди, еще одно слово перед испытанием! Мы входим теперь в обитель смерти, потому что жизнь и смерть неразлучны, – и кто знает, что может случиться и, может быть, разлучить нас с тобой? Я женщина, а не пророчица, и не умею читать в будущем. Но вот что я знаю, – я научилась этому у мудрого Нута, – что жизнь моя может долго тянуться и быть блестящей. Сейчас, прежде чем мы пойдем дальше, скажи мне, Калликрат, скажи правду: простил ли ты меня и любишь ли всем сердцем? Я сделала много зла… я убила девушку, которая любила тебя и умерла за свою любовь, но она не хотела повиноваться мне, разгневала меня, предсказывая мне несчастье, и я убила ее!
Она замолчала. Бесконечная глубокая нежность, звучавшая в ее голосе, искренно тронула меня, потому что это было совсем по-женски и так понятно!
Лео был также тронут и очарован вопреки свое воле, очарован, как птица змеей, но потом он говорил мне, что действительно любил это странное и чудесное создание. Увы! Я также любил ее.
Я видел, как глаза Лео наполнились слезами.
Он тихо подвинулся к ней, отбросил ее покрывало и, взяв за руку, нежно взглянул ей в глаза.
– Аэша, я люблю тебя всем сердцем, – произнес он, – и прощаю тебе смерть Устаны. Остальное – не мое дело, я ничего не знаю. Знаю только, что люблю тебя, как никого не любил прежде, и останусь с тобой до конца!
– Теперь, – сказала Аэша, – когда мой господин с царской щедростью простил меня и осыпал дарами своей любви, я счастлива! Смотри!
Она взяла руку Лео и, положив ее на свою прекрасную голову, склонилась перед ним так, что колени коснулись земли.
– В знак моей покорности я кланяюсь до земли моему господину!
– Теперь Вечным Духом, от которого все исходит, к кому все возвращается, клянусь в этот священный для меня час, что оставлю путь зла и буду стремиться к добру и благу!
– Итак, я поклялась, и ты, Холли, был свидетелем моей клятвы. Здесь мы обвенчались, супруг мой, под этим мрачным свадебным балдахином обвенчаны на всю жизнь. Ветер слышал наши брачные обеты, он унесет их к небу и развеет по всему миру. Вместо свадебного подарка я подарю тебе дивную красоту, долгую жизнь, безмерную мудрость и богатство! Великие государства будут пресмыкаться у твоих ног, а женщины не оторвут глаз от твоего лица! Вся земная мудрость будет ничто перед твоей. Ты будешь читать в сердцах людей, как в открытой книге. Подобно древнему египетскому сфинксу ты будешь долгие годы загадочно смотреть на мир человеческий и смеяться над ним в твоем великом и таинственном молчании!
Взяв одну из ламп, Аэша пошла в конец сводчатой комнаты и там остановилась.
Мы последовали за ней и увидели, что в стене сделано было что-то похожее на лестницу. Аэша начала легко карабкаться по ступенькам, мы шли за ней. Спустившись по пятнадцати ступеням, мы уткнулись в длинный скалистый откос и при свете лампы взобрались на него. Пока мы шли, я старался запоминать дорогу, насколько мог; это было не трудно из-за фантастичной формы утесов и камней; многие из них походили на мрачные, изваянные из камней человеческие лица.
Наконец я заметил, что мы добрались до самого высокого места конусообразного утеса и открыли узкий и низкий проход, по которому вынуждены были ползти.
Вдруг этот проход закончился пещерой, такой огромной, что мы не могли разглядеть ее сводов. Несколько минут мы шли в полном молчании. Аэша, как белый призрак, мелькала перед нами, пока мы не вошли в другой проход, закончившийся также небольшой пещерой, где мы ясно увидели своды и стены. Из этой пещеры вступили в третий туннель, слабо озаренный неясным светом.
Я слышал, как облегченно вздохнула Аэша, завидев этот слабый, неизвестно откуда исходивший свет.
– Отлично! – произнесла она. – Приготовьтесь вступить в недра земли, в священное место зачатия Жизни, живущей в каждом человеке и звере, в каждом дереве и цветке!
Аэша пошла вперед, а мы тащились за ней. Что предстоит нам увидеть? Прошли туннель. Свет разгорался сильнее, бросая на нас яркий отблеск. И вместе с этим неведомым светом до нас доносился потрясающий душу звук, подобный отдаленному грому или шуму падающих деревьев. О, небо!
Мы стояли уже в третьей пещере, усыпанной белым песком, стены которой потрескались от огня или воды. В пещере не было темно. Ее освещал какой-то красивый розоватый свет. Сначала мы не видели огня и ничего не слышали. Потом вдруг случилось нечто ужасное и удивительное. Через отдаленный конец пещеры с оглушительным шумом, – шум был так ужасен, что мы задрожали, а Джон упал на колени, – ворвался столб огня, подобный ослепительной молнии или разноцветной радуге. Несколько секунд пламя клокотало и ревело, вращаясь в пещере; но потом мало-помалу шум стих и все исчезло, оставив после себя только розовый свет.
– Ближе, ближе! – воскликнула Аэша возбужденным, звенящим голосом. – Смотрите! Вот Фонтан и Сердце жизни, что бьется в груди великого мира!
Мы последовали за Аэшей и остановились у того места, где появлялось пламя, и вдруг почувствовали странное облегчение, прилив дикого веселья и жизнерадостности. То было действие огня жизни, уже влиявшего на нас, одарившего нас силой гиганта и легкостью орла.
Мы посмотрели друг на друга и громко засмеялись. Засмеялся и Джон, не улыбавшийся неделями. Мне казалось, что меня осенил гений, что весь интеллект человеческого ума соединился во мне. Я готов был заговорить стихами, по красоте и стилю не уступавшими поэзии Шекспира. Странные видения мелькали в моем мозгу. Узы плоти моей были сброшены, и дух парил в эмпиреях неизъяснимого могущества и силы! Не могу описать своих ощущений! Что-то странное, необъяснимое!
В то время как я испытывал сладостное ощущение бодрости и возрождения духа, мы услышали снова ужасный шум, с ревом и клокотаньем долетавший до нас. Все ближе и ближе, – словно громоносная колесница неба на блистающих, как молния, конях. Лучезарное ослепительное облако, переливавшееся тысячами радужный огней, остановилось недалеко от нас, потом с грохотом исчезло неведомо куда. Это было такое поразительное зрелище, что мы, за исключением Аэши, которая стояла, протянув руки к огню, упали и спрятали лицо в песок.
Когда все исчезло, Аэша заговорила:
– Калликрат! – сказала она. – Минута наступила! Когда пламя появится вновь, ты должен омыться в нем. Сбрось свое платье, оно сгорит, но ты останешься невредимым. Ты должен стоять в огне, и когда пламя охватит тебя, постарайся впитать его сердцем, омой в нем каждый член своего тела. Слышишь ли ты меня, Калликрат?
– Я слышу тебя, Аэша, но… я не трус, но боюсь этого дикого пламени. Откуда я знаю, не уничтожит ли оно меня и не погибну ли я и не потеряю тебя? Нет, никогда, я не хочу!
Подумав с минуту, Аэша заговорила:
– Неудивительно, что ты боишься! Скажи мне, Калликрат, если ты увидишь меня стоящей в пламени, если я выйду из него невредимой, согласишься ли ты остаться в нем?
– Да, – отвечал Лео, – тогда я сделаю это! Я войду в огонь!
