Генри Райдер Хаггард
Она
XX. Торжество Аэши
Наступила минута тяжелого молчания. Аэша прервала его, обратившись к Лео.
– Мой господин и гость! – произнесла она нежно, хотя голос ее звенел от злобы. – Не смотри так сконфуженно! Зрелище было прекрасное – леопард и лев!
– О! Как мне это надоело! – пробормотал Лео по-английски.
– А ты, Устана, – продолжала Аэша, – я, вероятно, прошла бы мимо и не узнала бы тебя, если бы не эти знаки на твоих волосах, которые бросились мне в глаза при свете месяца! – она указала на месяц, появившийся на горизонте. – Хорошо! Танцы кончены, факелы сгорели, все кончается мраком и землей! Ты выбрала удобное время для любви, Устана; я и не подозревала, что ты хочешь обмануть меня, заставив думать, что ты далеко отсюда!
– Не шути так! – взмолилась несчастная женщина. – Убей меня, и все будет кончено!
Но Аэша сделала знак слугам, которые сейчас же схватили Устану за руки. С громким проклятьем Лео подбежал к ближайшему, сшиб его на землю и встал над ним с поднятым кулаком.
Аэша засмеялась.
– Ловкий удар, мой гость! У тебя сильная рука, хоть ты едва оправился после болезни. Прошу тебя, будь любезен и позволь моим слугам исполнить мое приказание. Они не тронут девушку. Ночной воздух свеж, и я хочу принять ее у себя. Ты любишь ее, следовательно, и я должна полюбить ее!
Я взял Лео за руку и оттащил его от немого слуги. Мы пошли в пещеру через площадку, где не было и следа недавних танцоров, и только куча пепла напоминала о ярко пылавшем огне.
Вскоре мы пришли в комнаты Аэши. Она села на подушки, отпустила Джона и Биллали, сделала знак немым уйти, – всем, за исключением одной девушки, ее любимой прислужницы. Мы трое остались стоять, и несчастная Устана встала несколько левее от нас.
– Теперь, Холли, – начала Аэша, – скажи мне, как это случилось, после того, как ты слышал мое приказание, данное этой злодейке, – она указала на Устану, – чью жизнь я пощадила только ради тебя, как это случилось, что ты принимал участие в том, что я сейчас видела? Отвечай!
– Это вышло случайно, королева! – ответил я. – Я ничего не знал!
– Верю тебе, Холли, – отвечала Аэша холодно, – и это твое счастье! Вся вина падет на нее! – потом она обратилась к Устане. – Что скажешь теперь, женщина? Ты – негодная солома, ничтожное перо, вздумавшее лететь против ветра моей воли! Говори, как ты осмелилась на это?
И тут я увидел удивительнейший образец нравственного мужества и смелости. Несчастная осужденная девушка, хорошо понимавшая, какая участь ожидает ее, знавшая по опыту силу соперницы, стояла спокойно перед королевой, черпая мужество и силу в глубине своего отчаяния.
– Я сделала это, королева, – ответила Устана, выпрямившись во весь рост и сбросив шкуру леопарда с головы, – потому что моя любовь глубже могилы, которую ты готовишь мне. Этот господин – мой. Хотя твоя красота сияет, как солнце, он останется моим!
Дикий крик ярости и ужаса прервал ее.
Я повернул голову и увидел, что Аэша встала и стояла, протянув руку по направлению к Устане, которая сразу замолчала. Я смотрел на бедную женщину и видел, что на лице ее появилось выражение ужаса, глаза широко раскрылись, ноздри задрожали и губы побелели.
Аэша не произнесла ни звука, только медленно двигалась, протянув руку, дрожа всем телом и пристально глядя на Устану. Бедная женщина закрыла обеими руками голову, испустила пронзительный вопль и с шумом упала на пол. Лео и я бросились к ней. Она была мертва, убитая какой-то таинственной силой, которой обладала ужасная королева.
Сначала Лео не мог понять, что случилось, но когда опомнился, на него страшно было смотреть. С диким проклятием он бросился на Аэшу. Но она наблюдала за ним и протянула к нему руку. Он зашатался и упал бы, если бы я не подхватил его. Потом Лео рассказывал мне, что почувствовал сильный удар в грудь и лишился сил.
– Прости меня, гость мой, – заговорила мягко Аэша, обращаясь к нему, – если я испугала тебя своей строгостью и правосудием!
– Простить тебя, дьявол! – крикнул Лео, яростно ломая руки. – Простить тебя, убийца! Я хотел бы убить тебя!
– Нет, нет, ты не понял, – ответила она мягко, – со временем все поймешь! Ты – моя любовь, мой Калликрат, моя красота и сила! 2000 лет я ждала тебя, Калликрат, и наконец ты пришел ко мне. Что касается этой женщины, – она указала на труп Устаны, – она стояла между мной и тобой, и я уничтожила ее, Калликрат!
– Это – ложь! – кричал Лео. – Мое имя – вовсе не Калликрат. Я – Лео Винцей. Мой предок был Калликрат, это правда!
– Ты сам говоришь – твой предок был Калликрат! А ты – возрожденный Калликрат, ты вернулся ко мне, мой дорогой господин!
– Я – вовсе не Калликрат и не хочу быть твоим господином! Если бы мне пришлось выбирать, я скорее согласился бы быть господином дьявола из преисподней, чем твоим!
– Что ты говоришь, Калликрат? О, Калликрат! Ты так давно не видел меня и забыл! Я очень красива, Калликрат!
– Я ненавижу тебя, убийца, и не желаю смотреть на тебя! Что мне за дело до твоей красоты! Ты мне ненавистна!
– Калликрат, ты через несколько часов будешь ползать у моих ног и клясться, что любишь меня! – возразила Аэша насмешливо. – Здесь, перед трупом мертвой девушки, которая любила тебя, я докажу это. Посмотри на меня, Калликрат!
Быстрым движением она сбросила с себя газовое покрывало и встала перед нами, сияя дивной красотой как Афродита, вышедшая из пены, как ожившая Галатея, как лучезарный дух, явившийся из могилы. Она стояла, устремив свои глубокие, блестящие глаза на Лео, и я видел, как разжались его кулаки, как он весь успокоился и затих под ее взглядом. Его удивление переросло в восхищение, и чем больше он боролся, тем сильнее захватывала его эта ужасная красота и влекла к себе.
– Великий Боже! – простонал Лео. – Да женщина ли ты?
– Женщина, настоящая женщина и твоя собственная супруга, Калликрат! – ответила Аэша, протягивая к нему свои прекрасные руки и улыбаясь… О, как нежно она могла улыбаться!
Лео смотрел на нее не отрываясь, и двинулся чуть ближе. Вдруг глаза его упали на труп Устаны, он вздрогнул и отвернулся.
– Могу ли я? – произнес он хрипло. – Ты – убийца, а она так любила меня!
Очевидно, Лео уже забыл, что сам любил ее.
– Это – вздор! – пробормотала Аэша, и голос ее прозвучал подобно шелесту ветерка между деревьями. – Это – пустяки! Если я согрешила, пусть моя красота отвечает за этот грех! Я совершила преступление из-за любви к тебе, забудь и прости мой грех!
Аэша снова протянула к нему руки и нежно прошептала. – Иди!
И Лео не устоял…
Вдруг Аэша грациозным, змеиным движением освободилась от его объятий и засмеялась торжествующим смехом.
– Разве я не говорила тебе, что ты будешь ползать у моих ног, Калликрат? – произнесла она, указывая на мертвую Устану. – Немного времени прошло с тех пор!
Лео застонал от горя и стыда. Хоть он был подвален и не владел собой, но понимал всю глубину своего падения, и все лучшие стороны его натуры возмущались.
Аэша засмеялась в третий раз и сделала знак немой девушке, которая с любопытством наблюдала за этой сценой. Та вышла и тотчас же вернулась в сопровождении двух немых слуг. По знаку Аэши все трое схватили тело бедной Устаны и потащили вон из комнаты. Лео следил за ними, потом закрыл лицо руками.
– Наконец-то тот, кого я ждала так долго, явился ко мне! – произнесла Аэша, обращаясь к Лео. – Возьмите по лампе и идите за мной.
Не задумываясь ни на минуту, мы повиновались. Проскользнув в конец комнаты, Аэша подняла занавес и указала нам маленькую лестницу вниз, ступени которой, как я заметил, были стерты. Этот факт привлек мое внимание, потому что мелочи поражают нас сильнее, когда мозг подавлен сильными ощущениями.
У подножия лестницы я остановился и взглянул на истертые ступени.
– Тебя удивляет, Холли, что эти каменные ступени так истерты? – спросила меня Аэша. – Это я сделала, своими собственными ногами! Я помню эти ступени новыми и чистыми, но за две тысячи лет я истоптала их, потому что каждый день спускалась по ним. Мои сандалии стерли прочный камень.
Я молчал и смотрел на твердый гранит, истертый ее нежными, маленькими ногами.
Лестница вела в туннель. В нескольких шагах от входа я заметил дверь и узнал ту пещеру, где видел Аэшу, когда она произносила свои заклинания.
Невольная дрожь пробежала у меня по спине при этом воспоминании. Аэша вошла в гробницу; мы последовали за ней.
XXI. Живой и мертвый Калликрат
– Смотрите, вот здесь я спала все эти две тысячи лет! – сказала Аэша, взяв лампу из рук Лео и подняв ее над головой. Свет лампы озарил отверстие в полу на том месте, где я видел пламя в ту памятную ночь. Мы увидели белую фигуру человека, распростертую на каменном ложе. По другую сторону пещеры находилось такое же каменное ложе.
– Здесь, – продолжала Аэша, положив руку на ложе, – здесь я спала все долгие ночи в течение бесконечных лет, укрываясь плащем, рядом с моим мертвым супругом. Здесь лежала я без сна целые ночи, и этот камень истерся о мое тело. Я была верна тебе, Калликрат. А теперь, господин мой, ты увидишь удивительную вещь. Живой – ты увидишь себя мертвым! Готов ли ты?
Мы молча смотрели друг на друга. Аэша двинулась вперед и подняла руку.
– Не пугайтесь, – произнесла она, – хоть это и покажется странным! Все мы, живущие теперь – жили когда-то прежде, хотя не знаем и не помним того времени. Благодаря моему искусству, которому я научилась от жителей царственного Кор, я вернула тебя обратно, Калликрат, вернула из праха, чтобы видеть чудную красоту твоего лица! Смотрите, мертвый Калликрат встретился с живым!
Быстрым движением она сдернула покрывало с трупа и осветила его лампой. Я взглянул и отступил назад, пораженный. Мертвец, лежавший на камне в белой одежде, отлично сохранившейся, был также Лео Винцей. Я переводил взгляд от Лео живого к мертвому и не находил различия между ними. Мертвый выглядел старше живого. Те же красивые черты лица, те же золотые кудри! Мне казалось, что выражение лица умершего человека было особенно похоже на лицо спящего Лео.
Лео находился в каком-то столбняке. Несколько минут он стоял молча.
– Закройте его и пойдемте отсюда! – вскричал он наконец.
– Нет, погоди, Калликрат! – сказала Аэша, став похожей скорее на сивиллу, чем на обыкновенную женщину; она стояла, подняв лампу над головой, в блеске своей чудной красоты, склонясь над холодным трупом. – Я покажу тебе еще кое-что. Холли, открой платье на груди мертвого Калликрата, быть может, мой господин побоится тронуть его.
Я повиновался, хотя дрожавшие пальцы плохо слушались меня. На мертвой обнаженной груди зияла рана, очевидно, сделанная кинжалом.
– Видишь, Калликрат! – произнесла Аэша. – Это я убила тебя. Вместо жизни я дала тебе смерть. Я убила тебя из-за египтянки Аменартас, которую ты любил; ее я не могла убить, потому что она была сильнее меня. В раздражении и гневе я убила тебя и все эти долгие годы оплакивала свое преступление и ждала тебя! Теперь пусть труп превратится в прах: он не нужен более!
Аэша взяла со своего ложа большой стеклянный сосуд с ручками, наклонилась, тихо поцеловала холодное чело мертвеца, откупорила сосуд и начала лить из него какую-то жидкость на труп, стараясь, как я заметил, чтобы ни одна капля ее не попала на нас или на нее, потом остатки жидкости вылила на грудь и голову мертвого человека. Тотчас же показался пар, и пещера наполнилась удушливым дымом, который помешал нам увидеть что-либо. Послышался странный и долгий звук – легкий треск и шипение, которое вскоре прекратилось. Наконец все исчезло, осталось только маленькое облачко дыма. Через несколько минут исчезло и это облачко, и каменное ложе, на котором много столетий покоились останки Калликрата, было пусто. На нем лежала только горсть дымящегося пепла. Аэша взяла пепел и бросила его в воздух.
– Прах обратился в прах! Конец прошлому! Конец всему. Калликрат умер и возродился снова. Теперь ступайте и оставьте меня! – произнесла Аэша. – Спите, если можете. Я буду бодрствовать и думать, потому что завтра ночью мы уйдем отсюда!
Мы поклонились и ушли, когда же пришли в свое помещение, я заглянул к Джону, который ушел раньше. Он крепко спал, этот добрый, честный слуга, и я порадовался за него, так как его нервы, как у всех простых людей, были не особенно крепки и порядком расстроены от всех впечатлений этого ужасного дня. Когда мы очутились в нашей комнате, бедный Лео, все еще не успевший опомниться от ужасного зрелища, разразился гневом. Он освободился от влияния королевы, – и сознание вернулось к нему. Он вспомнил об убитой Устане, и, как буря, поднялись в нем угрызения совести и стыда. Лео проклинал себя, проклинал ту минуту, когда увидел письмена на сосуде, которые оказались правдивыми, проклинал свою слабость. Но Аэшу он не проклинал, да и кто осмелился бы проклинать такую женщину, как «Она»?
– Что мне делать, старый дружище? – простонал он, положив голову на мое плечо в припадке отчаяния. – Я допустил, чтобы Устану убили, и через пять минут целовал ее убийцу. Я – жалкий скот, но, право, не могу противиться ей, – голос его оборвался, – этой колдунье. Завтра будет то же самое, я навсегда в ее власти! Я продался в рабство, старый дружище, и «Она» возьмет мою душу!
Тут в первый раз я сказал ему, что сам находился не в лучшем положении, и Лео пожалел меня, быть может, потому, что не мог ревновать. Мы стали думать, как бы бежать отсюда, но скоро отбросили эту мысль и, честно говоря, не думаю, что кто-то из нас был в силах уйти от Аэши.
Что же Лео оставалось делать? Подчиниться власти таинственного существа, каким была Аэша? Но ведь это могло случиться с ним и в обыкновенном супружестве с простой женщиной. Но обыкновенная супруга не принесла бы ему такой чудной красоты, такой мудрости, такой власти над тайными силами природы, могущества, царской короны и бесконечной молодости – всего того, что могла дать Аэша, если говорила правду. Поэтому было понятно, что Лео, даже рассерженный и раскаивающийся, не согласится бежать от Аэши. И я полагаю, было бы глупо, если бы он согласился!
Больше двух часов просидели мы с Лео, беседуя о чудесных событиях. Происходящее казалось нам сном, сказкой. Кто мог подумать, что все написанное на сосуде окажется правдой!
XXII. Предчувствие Джона
Было 9 часов утра, когда Джон пришел будить меня и обрадовался, найдя нас в постели живыми и бодрыми. Когда я сказал ему о трагической смерти Устаны, он еще больше обрадовался, что мы остались живы. Хоть он и не любил Устану, но пожалел ее. Обыкновенно она называла его «свиньей» по-арабски, он величал ее «шлюхой» по-английски. Но теперь все было забыто.
– Я хочу сказать вам кое-что, сэр, – произнес Джон, выслушав мой рассказ, – знаете, я думаю, что «Она» – это сам черт холостой! Аэндорская волшебница – дура перед ней, сэр! Это – страна дьяволов, сэр, а «Она» их госпожа. Я не смею надеяться, что мы когда-нибудь выберемся отсюда. Эта колдунья не выпустит из рук такого красивого молодого человека, как мистер Лео!
– Погоди, – возразил я, – она спасла ему жизнь!
– Да, и за это возьмет его душу! Она заколдует его. Разве хороший человек может жить среди людоедов? Но это – последняя страна, которую я вижу на земле. Прошлой ночью мне шился сон… Я видел моего покойного старика-отца, одетого во что-то вроде ночной рубашки, с пучком травы в руке, собранной им по дороге из сада. «Джон! – сказал он мне тихо и торжественно, – Джон, время настало, но я не ожидал тебя увидеть в таком ужасном месте. Не хорошо было заставлять старого отца бежать сюда и оставлять его одного среди этих людей…»
– Правильно! – подтвердил я.
– Конечно, сэр, правильно! Я знаю, уверен теперь, что этот раскаленный горшок не минует меня! – ответил Джон печально. – Отец сказал, что время мое пришло, и ушел, сказав, что мы увидимся с ним очень скоро; и я знаю, что не пройдет трех дней, как уйду к нему!
– Ну конечно! – возразил я. – Ты уверен, что умрешь, потому что видел во сне отца. Что же должно случиться с тем, кто увидит во сне свою мать?
– Ах, сэр, вы смеетесь надо мной, – сказал Джон, – но вы не знали моего отца. Он не любил шутить. Нет, сэр, он говорил правду, и я ничем не могу тут помочь!
– Глупости! – проговорил я.
– Нет, сэр! – печально ответил Джон глубоко убежденным тоном и ушел.
Нам принесли завтрак, пришел и Лео, который ходил гулять, чтобы освежить свои мысли, по его словам. Я был рад видеть и Лео, и Джона, потому что они рассеяли мои мрачные мысли. После завтрака мы снова пошли гулять, чтобы посмотреть, как работают в поле дикари. Курьезно было видеть, как этот угрюмый, дикий народ сеет в поле, и делали они это самым примитивным образом.
Когда мы вернулись, Биллали встретил нас, сообщив, что «Она» желает видеть чужеземцев. Мы тотчас же пошли к ней, правда, не без внутреннего содрогания.
Как обычно, немые слуги доложили о нас, и когда они ушли, Аэша сбросила свое газовое покрывало и приказала Лео обнять и поцеловать себя. Лео повиновался и сделал это с большим жаром и удовольствием, чем прежде. «Она» положила белую руку на его голову и посмотрела ему в глаза.
– Ты хотел бы знать, Калликрат, когда ты сможешь назвать меня своей, – произнесла Аэша, – и когда мы всецело будем принадлежать друг другу? Я скажу тебе. Во-первых, ты должен быть таким же, как я, не бессмертным, нет, но неподвластным разрушительной силе времени! Я не могу стать твоей супругой, потому что мы оба слишком различны между собой, и чрезмерный блеск моего существа может дурно влиять на тебя. Ты не в силах долго смотреть на меня, – твои глаза будут болеть, твои чувства притупятся, и мне придется закрываться от тебя! Слушай! Сегодня вечером, за час до заката солнца, мы уйдем отсюда, и завтра на рассвете, если все пойдет хорошо и я не забыла дороги, мы будем стоять у Утеса жизни, ты омоешься в огне жизни и выйдешь из него победоносным. Тогда, Калликрат, ты можешь называть меня своей женой, а я назову тебя своим супругом и господином!
Лео пробормотал что-то в ответ на это удивительное предложение. Аэша засмеялась над его смущением.
– И ты, Холли, также! – продолжала она. – Я сделаю это для тебя, и ты останешься вечно юным и сильным!
– Благодарю тебя, Аэша, – ответил я с достоинством, – но если в том странном месте, куда ты хочешь вести нас, можно избавиться от смерти, которая приходит за каждым человеком, – благодарю, мне не нужно этого! Мир не был так ласков ко мне, чтобы я хотел жить в нем долго! Земля – жестокосердая мать, она кормит детей своих камнями и утоляет их жажду горькой водой. Кому захочется продлить надолго свою жизнь? Кто захочет нести бремя воспоминаний о прошедшей любви, о прошлых печалях и скорбях, о мудрости, которая не дает утешения?
И как ни убеждала меня Аэша, я решительно отказался. Тогда она заговорила о другом.
– Теперь, – обратилась «Она» к Лео, – скажи мне, Калликрат, как ты нашел меня? Вчера ночью ты сказал, что мертвый Калликрат был твоим предком? Расскажи мне все подробно!
Лео рассказал ей удивительную историю ящика и амфоры. Аэша выслушала внимательно.
– Видишь, – обратилась она ко мне, – эта египтянка Аменартас, царственная дочь Нила, ненавидела меня также, как я ненавижу ее, и сама привела своего возлюбленного в мои объятья. Я убила его, а теперь он снова вернулся ко мне! Ты, мой Калликрат, захочешь ли мстить мне за свою прабабку? Вот, – продолжала она, опустившись к ногам Лео и открыв платье на груди, – ударь меня в сердце, кинжал у тебя под рукой, длинный и острый, отличный нож, чтобы убить такую женщину, как я. Убей же, убей меня!
Лео взглянул на нее, протянул руку и поднял ее.
– Встань, Аэша, – печально произнес он, – ты хорошо знаешь, что я не трону тебя. Я весь в твоей власти, твой верный раб. Как я могу убить тебя? Скорее, покончу с собой!
– Ты уже любишь меня, Калликрат! – ответила она, улыбаясь. – Скажи мне что-нибудь о твоей стране, о твоем великом народе. Ты, наверное, захочешь вернуться туда, и я рада этому, потому что ты не можешь жить в этих пещерах. Мы уйдем отсюда, – не бойся, я знаю дорогу, – поедем в твою Англию и будем там жить! Две тысячи лет ждала я того дня, когда смогу покинуть эти ужасные пещеры и мрачный народ! Ты будешь управлять Англией…
– Но у нас есть королева в Англии! – прервал ее Лео.
– Это ничего не значит! – возразила Аэша. – Ее можно свергнуть с трона!
Мы объяснили ей, что сами погибнем тогда.
– Странная вещь! – произнесла Аэша с удивлением. – Королева, которую любит народ! Вероятно, мир очень изменился с тех пор, как я живу здесь!
Мы пытались объяснить ей, что наша монархиня любима и уважаема всеми, что настоящая власть находится в руках народа, что Англия подчиняется своим законам.
– Закон! Что такое закон? – проговорила она насмешливо. – Разве ты не понимаешь, Холли, что я выше любого закона, так же, как и Калликрат? Все человеческие законы для нас то же, что северный ветер для горы! Теперь идите, прошу вас! Я должна приготовиться к путешествию. Приготовьтесь и вы, да возьмите с собой вашего слугу. Не берите только ничего лишнего: через три дня мы вернемся. Ты, Калликрат, можешь поцеловать мою руку.
Мы ушли к себе. Очевидно, ужасная королева задумала отправиться в Англию. Я содрогался при мысли об этом, потому что знал, что Аэша непременно пустит в ход свою ужасную силу.
Ее гордая, честолюбивая душа захочет возместить долгие столетия одиночества. Умереть она не может, убить ее нельзя.[12] Что же может остановить ее? В конце концов она получит всю власть в Британских владениях, а, может быть, и на всей земле, и ценой ужасных злодеяний сделает Англию богатейшей и цветущей империей во всем мире. После долгих размышлений я пришел к заключению, что это удивительное создание, вероятно, будет орудием в руках Провидения, чтобы изменить порядки одряхлевшего мира и направить его на лучший путь.
