Пир на весь мир в этом раздолье,
Уселись на травушку в голом поле,
Костры жгут запахи ароматные
И все такие чистые приятные.
Угощения несут
И главное знаешь не пасут,
Пока в доверие не втерся
Мол что ты вообще приперся…
Как обычно, залетит сядет свободно
В кабаке какой-нибудь залетный,
Среди завсегдатых ловит глаз
И в профиль, и в анфас,
А тут и не смотрят как на ряженного,
Мило общаются ухаживают.
– Угощайтесь-угощайтесь, мы вам рады! -
Понюхал вроде не пахнет ядом,
Мы ж с городов мнительные – не доверчивые,
Нам накинуть лишнего, как делать нечего.
Рыжих лес и все бледные, то ли
Не загорают они летом что ли.
– Как вам у нас? Нравится? -
«И темы не спросят и не парятся».
– Бывал в таких местах я редко ,
Вы как называетесь? Секта? -
А тот даже не скривил мину:
– Да нет, что вы?! Мы община
Братьев и сестер. -
Тут я достаю слово – топор:
– Да и я не какой-то лесник,
Я егерь-мужик! -
Улыбается, как на дурака не смотрит
Малорик, парень настроения не портит;
– Вот вы говорите, братья и сестры?
И звучит довольно таки остро,
Но в чем ваша суть морали? -
– У нас тут всё, для всех равноправие,
Все мы дети солнца и земли,
Взращенные с одной росы,
Нет ни чинов, ни классов.
Всем всё поровну и ясно
Светит солнышко, природа дарит
Если всё поровну каждый знает. -
Думаю: «Право застыл консерватизм,
Тем всё поровну, ну чистый коммунизм».
– Ну всё понятно! Всем одинаково,
А у нас дело было под Краковым:
Один ничего не делает, а ест столько,
Что второй с утра до вечера бойко,
В две нормы двоя пашут,
Семеро руками машут.
Не честно! Получается поэма… -
– Это у вас такая вся система,
У нас в общине всё иначе:
С утра ставим мы задачи,
Кто на что умен, кто на что горазд,
Дело найдется, свое дело отдаст.
А если совсем никуда не годится,
Жить в лесу любая рука пригодится. -
Конечно, разговоры о братстве
И искорененном в лесу тунеядстве.
Навеяли на теплые мысли,
Что ты не один всё остальное-числа.
Приятно было их понимать,
Что мир можно покорять,
Не спрашивая разрешения у господина,
Найдя в себе отвагу и силы-
Объявить себя частью одного целого,
С виду темного на самом деле белого.
Как муравьи в муравейнике,
Что не персонаж так затейники,
Один дров, второй на охоту,
По воду сходит или кулинарную заботу.
Одни ребятишки с ленточками носятся,
Смеются, на ручки просятся,
На качельках самодельных качаются,
Они не знают, что всё еще начинается.
Под один фасон все нитки
Кастинг у них явно прыткий.
Улыбаясь, про себя гоню ,
А сам палева какого-то жду.
Я, конечно, слышал шабаш ведьм с совами,
А эти ничё, вроде все цивилизованно.
«Солнце-папа, мама- луна,
Мы с вами осенняя трава,
Дождь нам пища богов,
Жизнь наша чудесных снов».
Пели молодые, красивые,
Лишь глаза слегка поблекшие, унылые.
Закончив обеды, их лесные
Все в дела бросились такие,
А я уж стал смелее,
Хожу, как в галереи.
Наблюдаю за людьми чудными,
Меня видят, улыбаются родными.
Ощущение двоякое,
На Руси болтают всякое.
Не нужен им звук монет,
Золота и серебра тут нет
Из трав сухих весит подвеска,
Всё по простому, никакого гротеска.
Костры уж тлеют, не горят
Не до этого этим ребят.
Суета шумит в этой атмосфере,
Придавшись какой-то вере.
Лично мне, мы привыкли к своему взмаху
По весне яйца красить на пасху,
В рождество в церковь иду
И молимся мы Христу.
А всё остальное – колдовством называли,
Язычеством далеким лишь трепетали.
Дьявола видели в персоне черта
Мол в бане банник есть и да,
В лесах родных леший кричал,
Лично я не одного не встречал.
В болотах кикиморы, в морях русалки…
Человек науке посмотрит, жалко,
Помолчать еще попросит,
Но крестик гад на груди он носит -
Это ж православие, часть славян
Без него других заморских аркан.
А черта нас с детства пугали,
От страха на печи дрожали,
Но была такая яркая середина
Словить горсть адреналина.
6
Погреб
– Вот больше слов нету
Заладил конец света – конец света… -
Ворчала старуха деду своему
Укрылись в погребе, в хижине, в лесу.
Прошла молва по земле людской:
Близится светопреставление-день роковой,
Мол придет падший в дверь постучит.
– Ой, старый сердце болит. -
Бормотала старуха на чём белый свет:
– Надо же дожить до таких лет… -
Вдруг в дверь постучали три раза,
Замерли старики до помутнения глаза,
Попадали предметы с рук невзначай:
– Что сидишь? Иди открывай! -
Старик крикнул старухе
Та пошла в полной разрухе.
Зашел в хату, темнее темного
Застучали зубы, а на улице дожди с громами,
Смотрят на неизвестного
И слова не скажут полезного
А тут зашел и за столы садится,
И слов сказать каждый боится.
Не выдержала старая, схватила топор
И со спины, прямо в упор
Силою, да не малою…
– Чего творишь, старая? -
Упал неизвестный, да за мертво,
Задрожали под ним фундаменты
Засуетились старики и разобраться-то
То ли плакать, то ли радоваться.
Надели тулупы теплые
Из хаты вон думают поколеблены,
Неужели от ужаса избавили,
Неужели беса на тот свет отправили.
Вышли на улицу искать свежести
А по улице летают бесы, нечисти
Надо лечь, быть таким вредителем,
А убили они спасителя.
Смотрю, суета поутихла слегка.
– Идем, путник, на сырые берега. -
– Куда? – говорю. – Чаго? -
– Увидишь сейчас одно. -
Всей компанией сменив наряды,
Идем, как в майские парады
А за их логовом недалеко
Озеро, и откуда взялось оно?
Шаг ускорив, уже бегут,
Я за ними ускоряюсь тут
Одежды снимая, короче говоря,
Оказываются, в чем мать родила.
Все, могу сказать, поголовно:
– А мне тоже? – думаю условно.
Бросаются нагишом от малого до великого
За жизнь горькую и забытую,
Плескаются безмятежно предаваясь брызгам
Дааа, не бывал еще на пляже нудистском,
А я в тулупе и шапка осенняя,
Стою как сторожа, достопочтенная
И смотреть стыдно, и интересы,
Тьфу ты, избавьте от мыслей бесы.
Ну холодно же, купаются,
Зимой что ли они закаляются?!
Радуются мгновениям жизни,
Ну это могу сказать не лишнее,
То они тут видят в лесных чащах
А много ль от жизни надо и то слаще,
Отыскав однажды они себя.
«Эх, была не была» …
Портянки, в сторону тапки
И нагишом прямо в шапке,
Простыть, конечно, не имеюсь,
Думаю, дурак у костра погреюсь.
Право себя я не вел так со школы,
Запыхался, тащи валидолы.
Поют там что-то, рассказывают,
А девки схватили меня и вверх подбрасывают.
Кому скажи, никто не поверит,
Инфаркт пришел бы к Федосею.
Он у нас и так сердечник,
Похмелье, жалуется вечно,
Выпрашивая рубль деревянный,
Душегуб окаянный.
А я как в шапке был, так и был
Подальше от девок плыл,
Уж больно они энергичные
До кучи симпатичные,
Смотрю, к берегу начинают ползти,
Слав те Господи, прости.