Илья Баксаляр
Всадники апокалипсиса Сальвадора Дали
Глава 31
Война в Европе подходила к концу. И хотя выставки Дали следовали одна за другой, теперь Америка превращалась для него в тюрьму, а живительная свобода находилась там, где маленькие улочки Парижа, Булонский лес, уютные ресторанчики на бульваре Капуцинок и, конечно, родные дорожки, лужайки, песчаный пляж и море Каталонии, подобного которому больше нет нигде в мире. Дали дико не хватало того воздуха, наполненного романтическим духом, что витал в единственном городе на Земле.
Несмотря на то что ураган войны, пронесшийся по Европе, оставил много руин и превратил многие дома в пепелища, беженцы уже начали возвращаться в родные края, где царили голод и нищета. Парижу повезло, он не сильно пострадал от войны, но там все еще было неспокойно. Гала уговорила Дали немного подождать: «Пусть все успокоится, пройдет время, наладится мирная жизнь, и мы обязательно вернемся домой».
Дали, покинутый музой, на некоторое время остался жить в Америке. Однажды утром он получил письмо от своего друга Пабло Пикассо. Молодой почтальон принес его вместе с газетами и весело сказал: «Сеньор Дали, Вам письмо из Европы». «Кто же мог мне написать?» – удивился Дали. Он взял конверт, на котором был указан обратный адрес: Франция, Париж.
– О, да это же сам Пикассо соизволил вспомнить меня! Вот, возьми, голубчик! – и Дали протянул доллар молодому человеку. Заинтригованный, он начал читать письмо.
«Сальвадор! Друг мой! Война закончилась, и все патриоты страны начали трудиться на ее благо! Мы разгромили фашизм, и теперь начнется новая эра в жизни прекрасной Франции. Мы, коммунисты, стараемся построить новую жизнь, где будут счастливы все люди. А потом мы вернемся в Испанию и свергнем угнетателя народа генерала Франко. Мой друг, приезжай скорей! Америка – не твоя стихия. Наша родина там, где мы родились и выросли. Наше Отечество там, где мы стали теми, кем являемся сейчас».
«О, как красочно заявил! Я тобой восхищаюсь! – подумал Дали, накручивая ус. – Возвращайся, значит?! А что он мне прикажет делать в Европе, наводненной коммунистами? Да, Пикассо – великий испанец! И я тоже! Пикассо – великий художник, и я тоже! Пикассо – коммунист! И я… О нет! Я не коммунист. Хотя мог бы стать и великим коммунистом… Но это не мое! Таких чокнутых, как я, коммунисты долго терпеть не будут. И потом, я люблю деньги, комфорт, роскошь… А коммунисты меня быстро отучат от моих хороших привычек. Нет, я как-нибудь останусь просто великим гением, мне так удобнее!» Дали вспомнил Пикассо – это был настоящий исполин в искусстве, и ему становилось не по себе, когда его сравнивали с соотечественником. «Ох, он еще предлагает мне свергнуть Франко! И для чего? Чтобы коммунисты пришли в Испании к власти? Какой ужас! Ну нет, я на такое точно не пойду! – и тут Дали осенило: – А отошлю-ка я своему другу его портрет, написанный мною. Пусть гордится, что удостоен кисти великого гения!»
Всю ночь Дали не спал и думал только о портрете: «Как же мне его нарисовать? От сюрреализма я отошел и сейчас нахожусь под влиянием картин великих классиков эпохи Возрождения». Сальвадор ходил по комнате и призывал на помощь музу, но было поздно и вдохновение отдыхало, видя уже третий сон. Дали начинал злиться: «Ох уж этот Пикассо со своим коммунизмом! Не дает мне покоя!» В душе он уважал своего коллегу по творческому цеху, но в то же время боялся выглядеть блеклым на его фоне. Только Пикассо мог сравниться с его гением, и это Дали очень не нравилось. «Ладно, а отошлю-ка я ему телеграмму: «Дорогой друг, готов вернуться в Европу, если ты откажешься от своих коммунистических идей! Так мне будет спокойнее находиться рядом с тобой!». Посреди ночи он вызвал посыльного, и срочное сообщение полетело в Париж. Утром Дали торжественно объявил:
– Гала, товарищ Пикассо должен выйти из компартии! Я его уговорил!
– Ты уверен, что он согласится? – Гала с удивлением взглянула на мужа.
– Конечно! Куда же он денется?! Это же сам я его попросил!
Днем от почти уговоренного Пикассо пришло сообщение. Ответ был весьма кратким: «А не пошел бы ты!»
Возмущению Дали не было предела, его усы дергались, как при нервном тике, и он в гневе бросился в мастерскую, разбрасывая все в разные стороны. Он выхватил мольберт и кисточки и в ярости стал наносить мазки на чистый холст. Дали набросился на полотно с энергией взбешенного зверя, и вскоре на нем стала вырисовываться своеобразная фигура или бюст, чем-то отдаленно напоминающий Пикассо. Вместо головы был изображен мозг в виде ракушки улитки, из которой не спеша выползали мысли, на голове водружено нечто вроде лаврового венка, которым покрывали свои головы древнегреческие императоры, поверх него сияла корона. Венок, символ высокомерия и надменности, прорастал через заднюю часть шеи и выходил через рот в виде длинной ложки. Глаз на голове не было. Дали ухмыльнулся: «Ты не способен видеть реальность, лавровый венок лишил тебя возможности реально оценивать себя. Лавры – вот твой главный бич! Лавры, которые ты вознес на себя сам. Ты потерял дар чувствовать окружающих и потому поднялся над всеми». Но вскоре появилась долгожданная муза, порхающая за ухом Дали.
– Ты не прав! – возразила она. – Пикассо – очень чувствительный и сентиментальный человек, а ты сделал из него высокомерного и надменного императора, лишенного человеческих чувств.
– Но он слишком высокого мнения о себе, – возразил Дали.
– Но ты тоже!
– Я – это я! Таких талантов, как я, больше нет на нашей планете! Я покорил мир благодаря гениальности своего ума!
– О, Дали, будь скромнее! – пропищала муза и тихо удалилась.
– Ладно, уговорила! Пририсую ему немного цветов, он все-таки обладает определенным чувством вкуса, – и художник набросал два цветка. – Пожалуй, Пикассо также сентиментален, – и Сальвадор добавил на ложке маленькую деталь. – Все! Этого достаточно. – И ответная телеграмма-портрет полетела молнией в Париж.
Глава 32
В Испании тем временем генерал Франко полностью уничтожил левое движение, но это не спасло страну от раздирания на две части. Миллионы людей эмигрировали за границу, и многие из поддерживавших республиканцев томились в тюрьмах и концлагерях. Жестокая цензура Франко запрещала все партии, общественные организации и оппозиционные издания. Вскоре генерал осознал необходимость воссоединения испанского народа, и в тысяча девятьсот сорок восьмом году была объявлена программа национального примирения. Всех сторонников республиканцев амнистировали, а в страну стали возвращаться беженцы. Постепенно разные части общества стали находить то общее, что могло их объединить, и этим общим являлась сама Испания, когда-то самая могущественная держава мира с огромным историческим и культурным наследием.
Картина Дали «Предчувствие гражданской войны» могла бы сейчас иметь продолжение. Две части прекрасного образа Испании, некогда превратившиеся в монстров и разрывавшие друг друга на куски, постепенно стали снижать свою агрессивность, пальцы ослабили железную хватку, жестокость уходила в прошлое. Изображенные на этой картине бобы – символ голода – не устраивали уже никого. Испания, воспроизведенная на фоне пустыни, не принесла никому пользы, нужно было восстанавливать страну и объединять людей. Монстры успокоились, их время прошло. Незаметно, осторожно, с большим недоверием две части одного человека воссоединялись, постепенно принимая человеческий облик. Испания после долгих мук гражданской войны, последовавших за ней сведений счетов начала мирный диалог, два враждебных лагеря протягивали друг другу руки в знак примирения. Война существует до тех пор, пока в сознании людей кипят ненависть, жестокость и агрессия. Но долго жить в состоянии обреченности на вымирание человек не способен. Картина «Предчувствие гражданской войны» пророчила единственный выход из состояния ненависти.
Генерал Франко часто смотрел на картину Сальвадора Дали, понимая глубокое послание, которое предназначалось в первую очередь для него: «Генерал, ты захватил власть в стране, ты уничтожил многих испанцев, ты стал тираном, но долго так продолжаться не может. Ты отвечаешь за всю страну, и твой следующий шаг – это воссоединение страны». Жесткий и бескомпромиссный человек вдруг понял, что нельзя больше оставаться монстром, превозмогая свои эмоции, он начал очищение самого себя от злобы и ненависти, показывая пример всем остальным испанцам. Одна картина великого Дали обладала гораздо большей силой убеждения, чем миллионы веских слов, слетающих с языков тысяч политиков. Эта картина кричала: «Будущее Испании – только в единстве!»
– Дорогая, мы возвращаемся в Испанию! Я получил разрешение! – с огромной радостью в голосе вбежал Дали в дом. – Моя милая Гала, мы отправляемся домой! Собирай скорей вещи! Прекрасный Фигерас уже ждет нас.
– А как же Америка? – обреченно вздохнула супруга.
– К черту Америку! Если будет нужно, мы в любой момент вернемся. Мы будем жить в Каталонии!
Гала не спеша ходила по дому, собирая и упаковывая нужные и ненужные вещи. Ей очень не хотелось покидать эту страну, где они нашли пристанище, где стали популярны и богаты. Но она прекрасно понимала, что без Дали ей здесь делать нечего. В последний вечер перед отъездом они как всегда прогуливались по набережной, наслаждаясь последним закатом их американской жизни. Утром чета отправилась в Европу. Теплоход уходил в открытый океан, и Америка постепенно удалялась все дальше и дальше.
– Вот и закрыта еще одна страница нашей жизни, – тихо прошептала Гала. – Что нас ждет впереди?! Пока не ясно.
Богатая Америка уходила в прошлое, а впереди все было в тумане и неизвестности. Женщина стояла на палубе и смотрела на сизые волны бесконечного океана, которые с таким печальным шумом накатывались друг на друга. А рядом стоял Дали в совершенно ином расположении духа. Он был возбужден и нетерпелив, ему хотелось скорее попасть на родную землю, чтобы опять начать творить. Америка осталась в прошлом. Это было хорошее время, но родина манила его своими пейзажами, людьми и, главное, духом, которым так заряжался великий художник.
Глава 33
После прибытия в Бордо они сразу же отправились в Барселону на поезде, следовавшем вдоль моря. Сидевший у открытого окна Дали впитывал в себя запахи родной Испании. Наконец за окном стали проноситься пригороды Барселоны, и скоро поезд, сбавив скорость, прибыл на вокзал. Когда состав остановился и проводник открыл дверь, Дали и Гала направились к выходу из вагона. Толпа, стоявшая возле вагона, замерла. С поезда сходили люди, и наконец в проходе появился сам Дали! Грянул оркестр. И тысячи воодушевленных людей восторженно приветствовали своего кумира. Дали посмотрел вокруг: вся платформа была заполнена его поклонниками. Он помахал рукой и радостно воскликнул:
– Здравствуй, моя Испания! Здравствуйте, мои друзья!
Он долго пробирался сквозь плотную толпу людей, все кричали, протягивали руки, дарили цветы. На глазах Дали выступили слезы, такой теплый прием тронул его чувствительную душу. Море людей бушевало вокруг вокзала, приветствуя возвращение своего знаменитого земляка. Супружеская пара Дали отправилась на машине в небольшой городок Фигерас, где для них был куплен дом, в котором им предстояло прожить еще много лет.
Во время прогулок по узким улочкам родного города на Сальвадора Дали накатывали воспоминания о детстве, веселой юности и лучших годах жизни. Все ему теперь напоминало о тех днях, когда можно было беззаботно бегать, играть, строить планы на будущее и надеяться на судьбу, что она принесет счастье и успех. Все это подарил Дали Фигерас.
Как-то раз поутру он с Галой решил навестить Кадакес, родину его первых картин. По приезде в этот небольшой рыбацкий поселок мысли, воспоминания и тоска охватили Сальвадора. Как много времени он проводил здесь. Эти скалы! Они прошли через все творчество великого художника, присутствовали на всех его картинах. Этот песчаный пляж сопровождал его всегда, где бы Дали ни находился. Он вспомнил детские годы, первые зарисовки, свою сестру Анну-Марию, которая была его первой моделью. Сюда он приезжал из Мадрида со своим другом Гарсией Лоркой. Грусть заполнила душу Сальвадора. «Где ты, мой друг, сейчас? Никто не знает, где ты похоронен. Даже прийти на твою могилу, постоять рядом и побыть с тобой нет возможности. Жестокость отняла у него жизнь, как и жизни сотен тысяч людей…» Он вспомнил, как весело они с Лоркой развлекались именно здесь. На этом берегу он познакомился с Галой и проводил время с ней, это были самые теплые романтичные вечера.
Дали прошелся по каменистому берегу моря, детские воспоминания лавиной нахлынули на него. Вот он шестилетним мальчиком бегает по этому утесу, поднимается на высокие скалы, рядом его мать, еще молодой отец и маленькая сестренка… Все это ушло. На душе, словно большое пятно, разрасталась печаль. Он осознал, как быстро пролетело время, и перед глазами возникло его произведение «Постоянство времени»: карманные часы, которые лежат на столе вниз циферблатом, и муравьи, насекомые, которых Дали всегда боялся. Они олицетворяли процесс гниения и уничтожения плоти. Те же муравьи ползали по часам, уничтожая молодость и красоту, поедая каждую секунду, минуту, час, день, месяц, год нашей жизни, в конечном счете превращая наше тело в пепел.
– Сальвадор, а ты помнишь это здание? – возглас Галы вывел его из унылого состояния. Она смотрела вверх на возвышающуюся вышку.
– Ах да! Это та самая башня, на которую я постоянно залезал в детстве. Тогда она казалась мне такой громадной! – задумавшись, он добавил: – А ты знаешь, моя дорогая, что именно это здание стало прототипом всех костылей на моих картинах?
– Не могу поверить, дорогой! Где ты здесь увидел костыль?
– Милая, а ты взгляни вон туда, – и он указал на тень от здания.
Гала посмотрела на двор перед башней и в лучах заходящего солнца увидела длинную тень от здания, которая удивительным образом напоминала необычную клюку-костыль, которая так часто встречалась на картинах ее мужа. Она нередко задавалась вопросом, откуда Сальвадор взял этот костыль и что он хотел этим сказать, но никогда его об этом не спрашивала. И вот только теперь, осененная подсказкой Дали, она разгадала, что Сальвадор хотел этим сказать. Костыль символизировал опору, помогающую удержать равновесие в тех случаях, когда человек не верил в свои силы. На фоне вспыхивающего молочно-оранжевыми красками заката она неожиданно для себя поняла, как дороги были Дали этот пляж и каменный утес, на который они раньше так часто взбирались. Присмотревшись, она увидела, что именно тень от башни подпирает импровизированной клюкой-костылем эту чудную панораму. Этот уголок мира вместе с тенью от башни был сердцем вселенной Сальвадора Дали, и именно клюка-костыль удерживала его от всевозможных потрясений. И глубокое осознание хрупкости его мира волной бирюзовой меланхолии омыло каждый уголок ее души.
Глава 34
Непостижимое преображение Дали на родине не могло оставить стиль его живописи без изменений. Семена, посеянные работами итальянских мастеров Возрождения, давали свои всходы. А произведение Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» пленило сердце Сальвадора и не отпускало его пытливый ум. За большим столом сидел Иисус с двенадцатью учениками-апостолами. Дали усердно пытался разгадать замысел да Винчи. Сальвадор прекрасно видел и Иуду, сжимающего мешочек с монетами и другой рукой тянущегося к еде, и Петра с ножом. «Так что же говорит им Иисус на этой картине?» – мучил себя вопросом Дали. Он прекрасно знал, что маститые критики творчества Леонардо считали, что Иисус говорит следующее: «Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня». Но что-то здесь не сходилось. И тут испанец заметил, как от Иисуса исходит своеобразная волна. Апостолы один за другим начинают возмущаться: «Что ты! Мы не предатели!» И каждый из них жестом показывает свою непричастность к измене. И тут Дали замечает, что по левую сторону от Иисуса только один человек не возмущается, он показывает палец и спрашивает Христа: «Один предатель?» Этот вопрос задал апостол Фома. И в этот момент проницательный Дали разгадал «Тайную вечерю». Иисус спокойно говорит: «Все вы меня предадите!» Дали прекрасно помнил, чем закончилась история с Иисусом. Но сейчас за столом шла трапеза, и только Христос знал свою судьбу и то, что все его ученики не заступятся за своего Учителя и будут смотреть со стороны, как, мучаясь, погибает Иисус. Дали стоял в Санта-Мария-делле-Грацие в Милане потрясенный. Он не мог оторвать глаз от лика Иисуса, знающего свое ужасное будущее и сознательно идущего на мучительную смерть. Смог бы кто-нибудь из апостолов совершить такой подвиг и взять страдания человечества на себя?
Мысли Дали вернулись в настоящее время. «Тайная вечеря» как будто преследовала его здесь, в Испании. В один из вечеров, когда супруга в одиннадцать часов укладывала его спать, произведение да Винчи настигло свою жертву – Сальвадор не выдержал, тихо встал и пошел в мастерскую. Там он достал мольберт и чистый холст. Дали долго смотрел на чистое полотно, мысленно проецируя картину да Винчи на него, но пропустив через свое воображение и чувства. Где-то рядом послышалось легкое порхание музы, которая летала позади художника и тоже смотрела на холст. Она желала помочь ему сотворить нечто потрясающее и загадочное, что вызывало бы в людях боль, подобную той, что испытывал Иисус, когда он угощал своих учеников яствами.
Под щебетание музы Дали начал наносить первые мазки. Это была уже не классическая картина. Все переносилось в настоящее время. Большой каменный стол, за которым сидят апостолы. Дали загадал первую загадку, изображая их с опущенными головами: то ли они почтительно слушают, то ли усыпленные мягким тоном учителя заснули прямо за столом. Образ Иисуса не должен быть классическим. Дали трудился день и ночь, и муза не покидала его, картина продвигалась с большим трудом. Творческие мысли художника, пробиваясь сквозь непроходимые завалы подсознания, формировали свой взгляд на великую работу Леонардо да Винчи. На картине Дали не было стен и окон – только безжизненное море и далекие скалы, которые окружают водную гладь. Спаситель изображен как белокурый молодой человек с длинными волосами, чистым открытым лицом. Дали долго мучился, размышлял о том, как создать необычный образ Иисуса, и мысли подтолкнули его к нестандартному решению. Все сидят за столом, опустив головы. Созданные из плоти персонажи заняли свои места за столом, и только Иисус тонкой кистью изображен воздушным и неземным. Художник не усаживает учителя на скамью за стол вместе со всеми, он витает над водой.
– Послушай, Сальвадор, – не выдержав, спросила заинтригованная муза, – а почему Иисус расположен над водой?
– Понимаешь, в раннем христианстве Иисуса звали Ихтис, что переводилось как «рыба». Тайная вечеря и последовавшие за ней события проходили в исторический период под знаком зодиака Рыбы, поэтому символом христианства в то время были рыбы. А стихия рыб – это вода.
– Как все многозначительно! Сама бы я до этого не додумалась. А почему апостолы сидят такие понурые?
Дали улыбнулся.
– Здесь Христос не ужинает со всеми в свободной обстановке. Он дает установки своим подопечным. Ведь завтра его поведут на мучительную казнь, и он прекрасно знает, что никто из них ему не поможет остаться в живых. Поэтому сейчас он дает указания, что надо делать после его смерти и как нести учение в массы. Апостолам страшно и стыдно, что они, по сути, предадут своего учителя, поэтому и выслушивают наставления в подавленном настроении. Иисус спокоен и жизнерадостен, хотя впереди его ждет мучительная смерть, но он знает: это путь к бессмертию, что и придает ему силы.
Муза задумалась.
– Да, такое надо еще понять!
– Конечно, муза! Эта картина бессмертна, потому что люди будут долго разгадывать тайный смысл этого произведения и у каждого будет свой ответ.
– А что обозначает этот пятигранник, в который заключено все полотно? – не успокаивалась муза.
Дали тяжело вздохнул.
– Это своего рода алмаз, в который заключены все участники картины. Все в ней реальное: люди, стол, вино, хлеб, море, горы и небо. Только Иисус воздушен и готов подняться в небо, чтобы сиять оттуда в виде эфира, как алмазная грань бриллианта. Ты видишь парящее там тело, оно прозрачно и не имеет уже практически человеческой оболочки. – Муза посмотрела на потолок, там действительно был прообраз Иисуса, взлетевшего на небо в бессмертие и оттуда несущего духовный свет и тепло всему миру. – После смерти Христа апостолы будут возносить Иисуса на небо своими проповедями и учениями о христианстве. Посмотри, муза, как меняется небо на картине от кровавого заката, символа великой трагедии, к чистому, голубому пространству, символизирующему процветание и мир. Небо – это знак очищения душ людей, ради которых Иисус пожертвовал собой, взяв все их грехи на себя.
Гала постоянно заходила к мужу в мастерскую и кормила его с ложки то супом, то кашицей. Дали ни на минуту не мог оторваться от работы над картиной. Поздно вечером, уговорив его лечь спать, она заботливо убирала за ним краски и мыла кисти. Идея новой картины полностью охватила Дали, он заново переживал все те чувства, что испытал, стоя перед произведением да Винчи, но сейчас его захлестывал вулкан переживаний и обостренной чувствительности, так как его понимание картины было куда сильнее и трагичнее.
Наступил день, когда был нанесен последний мазок на полотно и измученный, похудевший художник взглянул на свою законченную работу. Потерянный, он рухнул на стул посреди своей мастерской. Почему-то картина получилась яркой, и в ней, на первый взгляд, не было того предчувствия трагедии, которое передавал да Винчи, но при более глубоком проникновении в идею произведение описывало страшную трагедию. В самом расцвете сил человек осознанно шел на смерть, очень мучительную и страшную гибель. Спокойный, чистый, с доброй улыбкой и надеждой на будущее при полном равнодушии своих учеников, которым ничего не останется делать, как нести его учение в народ. Дали с теплотой рассматривал Иисуса, понимая, что у него, художника, даже такого гениального, никогда не будет возможности так же парить в небесах и нести частичку своей энергии людям. «Да и будет ли мне вообще место на небесах. О нет, я не буду думать о будущем, мне надо прожить эту жизнь весело и беззаботно, и как можно дольше, чтобы и дальше удивлять людей».
