Илья Михайлович Долгополов
Смена третья – загадочная
– Антоха, это что за декорации? Сегодня праздник какой-то? Когда они всё это успели повесить?
– Палкин, ты точно в порядке? Может тебе в медпункт обратиться? – порекомендовал ему Цветков.
– Я, честно сказать, не знаю. Но обязательно постараюсь разобраться в этом.
Перед зданием клуба, на высокой тумбе, стоял Дима в своём странном костюме и командовал: -раз, два, руки выше, три, четыре, не зеваем, пять, шесть, глубже выпад, семь, восемь, отдыхаем. Следующее упражнение, руки поднять вверх и на счет три, вытягиваемся назад. Раз, два, тянем спину, три, четыре исходное положение.
Матвей смотрел на это представление с широко открытым ртом: – что с ним? Он точно в порядке?
– Кто? – уточнил Цветков.
– Кто, кто? Дима, конечно! Ты видел это? – возмущался Матвей.
– Если кто-то и не в порядке, так это ты. С самого утра, причём.
После зарядки все пошли умываться. Матвей полез к себе в тумбочку, чтобы взять умывальные принадлежности и был неприятно удивлён: – кто лазал ко мне в тумбочку? – выкрикнул он.
– Что? Как ты смеешь об этом говорить? – послышался голос Севы.
– Вчера тут лежал флакон с жидким мылом, зубная паста «колгейт» и зубная щетка, японская. А сейчас тут какая-то коробочка, обмылок непонятного цвета и щетка, точно не японская. И вообще у меня вопрос, зубная ли это щётка?
– Никто к тебе в тумбочку не залезал. Бери и иди умываться, – покрутил пальцем у виска Макс.
– Да вы что, сговорились все? – Матвей взял из тумбочки коробочку и прочитал надпись на ней «Зубной порошок Детский. Парфюмерный комбинат г. Куйбышев. Цена 4 коп. ГОСТ 5972-77»
– Палкин, поторопись, – услышал он голос вожатого, – через пятнадцать минут построение на торжественную линейку, а ты еще не умывался.
Матвей вышел на улицу, дошёл до умывальника и начал наблюдать, как другие чистят зубы. Он последовал примеру одного из ребят. Открыл коробочку, намочил зубную щетку под струёй воды, зачерпнул немного порошка на щетку и принялся чистить этим зубы. Невероятные ощущения того, как будто песок попал между зубов: – ну и дрянь, как вы этим чистите зубы? Где моя паста?
– Ты совсем что ли заболел? – толкнул его под ребра Цветков.
– Антоха, ну это же трешь какой-то. Этим зубы не только нельзя чистить, от этого они и выпасть могут.
– Не знаю, я с детства чищу, все зубы, как новенькие. Ни разу к стоматологу не ходил. Только на осмотр.
После утреннего туалета Матвей снова вернулся в палату, где к его удивлению, все переодевались в белые рубашки, красные шорты, завязывали на шее какие-то красные галстуки, а на головы надевали красные пилотки.
– Что за стёб? – не успокаивался Матвей.
– Как ты сказал? – спросил Сева.
– Стёб, – немного напрягся Матвей.
– Странное слово. Кажется, оно ругательное. Или ещё хуже, иностранное, – поддакнул другой мальчишка.
– Обычное слово, – махнул рукой Матвей и принялся застегивать металлические пуговицы на своей рубашке. Кое-как завязал на узел галстук и вышел на построение.
– Палкин, ты совсем обнаглел? – крикнула ему вожатая.
– Нет. А что?
– Кто это тебя так научил завязывать галстук? Быстро завяжи как положено. Я вынуждена буду доложить об этом вопиющем случае старшей пионервожатой!
– Кому? – совсем опешил Матвей.
– Узнаешь!
Цветков подошёл к Матвею и взяв его за руки, развернул к себе лицом. Развязал ему галстук и со всем, присущим настоящему пионеру, мастерством, завязал его по новой. Один конец был чуть короче другого, а узел сложил в ровный, толстенный квадрат, – вот, так. После чего он резко поднял правую руку над головой и громко выкрикнул: – будь готов!
– К чему? – отпрянув назад, удивился Матвей.
– Что значит к чему? Ты должен ответить – всегда готов!
– Слушай, Цветок, ладно они. Ты то чего прикидываешься?
– Отряд, равняйсь! Смирно! Напра-во! Шагом марш! Песню запе-вай! – рявкнул Дима.
– Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд! – запели хором ребята.
– Вы совсем с ума по сходили? – не выдержал Матвей, – какой отряд, куда шагает?
Цветок не обращая внимание на товарища кричал во всё горло со всеми вместе: – Сильные, смелые, ловкие, умелые! Ты шагай не отставай, громко песню запевай! Кто идет? Мы идём! Кто поёт? Мы поём!
Так они маршировали до площадки, на которой ещё вчера стояла горка и повсюду висели гамаки. А сейчас это была совершенно другая площадка. Газон посередине, на котором цветами изображён какой-то лысый мужик. Вокруг газона плиткой была вымощена дорожка, вдоль её, ровными рядами, в бело-красной одежде выстроились отряды. Вместо экрана стояла огромная трибуна, украшенная надписью: «Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин».
Матвею совсем стало плохо, и он немного навалил на Цветкова, который быстро его отрезвил ударом под дых: – стой давай!
На трибуне появилась делегация, состоящая из одного взрослого мужчины, двух его ровесниц и одного парня, чуть моложе. Все они были наряжены в соответствии с регламентом мероприятия, белые рубашки, красные пилотки и красные галстуки. Этого взрослого мужчину, как показалось Матвею, он узнал: – это же дядя Боря, видишь, Цветок?
– Какой он тебе дядя? – прошептал Сева.
– Как, какой? Завхоз наш, ты же сам нас с ним познакомил, забыл?
– Ты свихнулся? Это Борис Борисович, директор лагеря, – уже не сдерживая эмоций, огрызнулся Цветков.
Матвей совсем перестал во что-то верить. Он просто стоял и слушал. Сначала выступил дядя Боря, который красноречиво расхваливал работников хозяйственного блока и столовой. Потом он предоставил слово рядом стоящей с ним даме, которая отдаленно была похожа на «бородавку». Та что-то усердно рассказывала о значимости сбора лекарственных трав, особенно хвалила подорожник и мать-и-мачеху. После скомандовали «смирно». Люди вокруг замерли, подняв при этом над головой правую руку, согнутую в локте, ладонь при этом была раскрыта и обращена вниз. Откуда-то появилась группа лиц в бело-красных одеждах. Торжественно, под дробь барабанов, группа вынесла Красное знамя на середину площадки. Интересно показалось Матвею, то, что на знамени красовался серп и молот. Он отметил про себя, что где-то подобное он уже видел, но не вспомнил, где. Дядя Боря спустился с трибуны и скомандовал: – Лагерную смену разрешаю открыть!
После этой команды, все до единого ещё больше напряглись и застыли на местах, как вкопанные. Лица их были суровые, а глаза сияли каким-то диким восторгом.
Дядя Боря не успокаивался: – Знамя поднять!
Те, что внесли знамя, подошли к столбу, торчащему из земли, поколдовали с минуту вокруг и один из них начал тянуть на себя веревку так, что знамя взметнулось ввысь и стало развиваться на ветру. Это произвело на Матвея огромное впечатление. Тут же заиграл Гимн. Матвей даже напел про себя слова, которые помнил: «Россия – священная наша держава, Россия – любимая наша страна».
– Ты что, салют отдай, – прошептал Цветок и показал поднятой рукой, что надо сделать так же. Матвей как смог, изобразил этот жест.
После поднятия флага, дядя Боря снова скомандовал: – Пионер, будь готов!
Все хором громко выкрикнули: – всегда готов!
– Смену считаю открытой, лагерь вольно, – добавил дядя Боря и взобрался на трибуну.
Все выдохнули и опустили руки.
Матвей смотрел на это представление и не понимал, как и кто мог его так разыграть. Что это за дебильные наряды. Откуда столько красного. Почему все такие токсичные. Вопросов в голове возникало с каждой минутой все больше и больше, а ответов на них он пока что не находил. После линейки все пошли по своим отрядам переодеваться и готовиться к завтраку. Матвей плёлся в конце строя и пытался сложить файлы у себя в голове: – Сева, послушай, может ты мне пояснишь? Я не совсем понимаю, что тут происходит, – обратился он к Творогову.
– Палкин, ты точно сошёл с ума, – начал Творогов, – происходит не тут, а у тебя в голове. Постарайся держаться от меня подальше, японская щётка. Когда это у нас японскими щётками торговали? – Сева вытянулся в струнку, всем видом показывая Матвею, что он его презирает.
– Ты что? Долбанулся совсем? – обиделся Матвей.
– Посмотри, как ты себя ведёшь, – вмешался Макс, – это не достойно поведения советского пионера!
– Парни, вы чего, совсем меня решили разыграть? Антоха, ты что молчишь? Какого пионера?
– Ребята, надо срочно его в медпункт отвести. Видимо он на солнышке перегрелся, возможно мы имеем дело с солнечным ударом, – заумничал Творогов.
– Вот, Сева в своём репертуаре, умничает, – заулыбался Матвей.
– Слушай, Матвей, тебе и вправду надо показаться медсестре, – влез Новосёлов, – ты сам посмотри, с самого утра у тебя какие-то не состыковки. То пасту у тебя украли, то кроссовки, игра какая-то. Ты пионер, такое поведение для пионера непозволительно. Ладно мы, мы ябедничать не побежим. А вот с остальными у тебя могут быть проблемы.
Матвей был полностью опустошён, у него не было ни одной здравой мысли о том, что с ним могло произойти: – я пионер?
– Ну, да, – потянув за концы пионерского галстука, ответил Творогов, – всем ребятам пример. А ведёшь себя, даже не знаю какое слово подобрать для такого поведения.
– Каким ребятам? Какой пример?
– Матвей, ты в своём уме? Тебе точно напекло голову, пошли в медпункт.
– Стойте! Какой медпункт? Какие пионеры? Вы что, за идиота меня держите? Я знаю кто я! Я Матвей Палкин. Я никакой не пионер. Я ученик третьей гимназии. Приехал сюда со своими друзьями, Антохой Цветковым, Севой Твороговым и Максом Новосёловым. Мы уже третью смену подряд приезжаем сюда. Вы чего?
– Ты сказал гимназия? – вытаращил глаза Творогов.
– Ну да, третья.
– Гимназии были только при царском режиме. Где ты нашёл гимназию-то?
– В смысле где? В городе. На Саукова.
– Там всю жизнь была шестьдесят третья школа, – не успокаивался Творогов.
– Какая жизнь? Ты тоже перегрелся? Там гимназия, лет тридцать уже. Может когда-то там и была шестьдесят третья школа, но сейчас там гимназия. Понимаешь, гим-на-зи-я, – срываясь на крик, проговорил Матвей.
– Тридцать лет назад там вообще ничего не было. Там был пустырь. Лес. Там города-то еще не было.
– Ты чего заливаешь? Какой лес? Мои родители туда переехали еще в семидесятые, когда совсем детьми были, – возмущался Матвей.
– Палкин, ты что такое говоришь? – влез Макс, – в семидесятых твои родители не могли быть детьми. Ты родился в семьдесят втором.
– Ты ку-ку? – Матвей покрутил пальцем у виска, – в каком семьдесят втором? Совсем что ли? Я родился в две тысячи девятом. Слышишь, в девятом году я родился. И ты тоже и ты, и ты, – он пальцем тыкал в грудь каждого.
– Мда, дела, – протянул Цветков, – клиника по тебе плачет.
– Антоха, какая клиника? Ну скажи ты им! Ты же со мной в одном классе учишься.
– Учусь. И уже жалею об этом.
– Ну, вот и скажи, что мы учимся в гимназии.
– Матвей, какая гимназия? Мы учимся в шестьдесят третьей школе. С самого первого класса.
– Ладно, вопрос на засыпку. Как зовут нашу класснуху?
– Ирина Борисовна, – утвердительно произнёс Цветков.
– Ну, вот, правильно, а ты мне заливаешь. Постой, какая Ирина Борисовна? Ты что тоже с ними заодно? Какая Ирина Борисовна? Нет и не было у нас никаких Ирин.
– Обычная Ирина Борисовна, Галаева.
– Ты дурак? У нас же Панфилова Елена Александровна.
– Не знаю, с чего ты так решил, но у нас всю жизнь была Галаева.
– Всё, я пас, – Матвей сел на лавочку и схватился руками за голову, – я сойду с ума с вами. Погоди, ты сказал, что я родился в семьдесят втором?
– Да, – ответил Макс.
– А сейчас какой год?
– Женя, с тобой точно всё в порядке?
– Пока не знаю, но мне кажется, что я начинаю немного соображать, так какой сейчас год?
– Одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый, – чётко произнёс Новосёлов.
– Вот это засада! – произнёс Матвей.
– Где засада? – переспросил Цветков.
– Не вникай, всё равно не поймёшь!
– Куда вникать? – не успокаивался рыжий.
– Я же говорил, что ты не поймёшь. Ладно, объясню попроще. Я сюда попал из будущего. Точно, Сева сказал, что кто-то может попасть в прошлое, а кто-то в будущее.
– Ребята, давайте его тут оставим, нам точно с ним дальше не по пути, – высказал своё мнение Творогов.
– Так пионеры не поступают, – возмутился Макс.
– Да можете бросать, только я от вас всё равно не отстану. Судьба у нас такая. Я сейчас всё поясню. Только пожалуйста, постарайтесь меня выслушать и понять.
– Хорошо, давай, – Цветок присел рядом.
– Ребята, я из две тысячи двадцать второго года. Я никакой не пионер, да у нас их и нет уже, – тут Матвей почесал затылок, пытаясь вспомнить, в каком году это произошло, – да, не важно. Пионеров больше нет, как и всего остального.
– Как нет? Ты что такое говоришь? Какой две тысячи? Чем ты это докажешь? – Макс сделал недоверчивое лицо.
– Насмотрелся «Гостью из будущего» и решил нас одурачить? – расхохотался Цветков.
– Кого насмотрелся?
– Ну про Алису Селезнёву, – хохотал Цветков.
– А кто это?
– Давай, заливай! Кто не знает Алису Селезнёву?
– Я не знаю, – напрягся Матвей.
– И Колю Герасимова тоже не знаешь?
– Нет, а это кто такой?
– Отстань от него. Он либо вправду прикидывается, либо его слишком хорошо пропекло на Солнышке.
– Ребята, какое солнышко? Я вам говорю, я из будущего. И мне нужна ваша помощь.
– Ага, спрятать миелофон?
– Кого спрятать?
– Ну этот, как там его, миелофон, прибор для считывания мыслей, – Цветок сказал, всё, что знал про этот фильм.
– Никого и ничего прятать не нужно. Мне нужно попасть обратно.
– Там тоже Алисе нужно было попасть обратно, в будущее.
– Ладно, вы мне всю голову заморочили. Не знаю я никакой Алисы, и приборов для чтения мыслей у меня нет, – Матвей встал с лавочки и пошёл в отряд, переодеваться.
Весь день Матвей ломал голову над тем, чтобы вспомнить все фразы, которые выпадали у ребят на игровом поле. «Вот бы все это собрать воедино», думал он. «Что там у меня выпало? Если путешествия во времени возможны, то где гости из будущего? Вроде бы так? Я и есть гость из будущего. Мне нужно этим троим доказать это. Нужно заставить поверить их в то, что я попал сюда из будущего. А что с парнями? С моими парнями? Где они? Они тоже тут? Не факт. Когда Сева рассказывал про игру, то он чётко дал понять, что кто-то в прошлое может попасть, кто-то в будущее, а кто-то и вовсе, в параллельный мир. Ума не приложу, где их теперь искать?».
– Палкин! – услышал он знакомый голос.
– Да, – откликнулся он.
– Тебе особое приглашение нужно? А ну марш строится на завтрак, – рявкнул вожатый.
Матвей вышел на построение. Посмотрев на себя, он чуть не всплакнул от собственного вида. Эти стоптанные калоши, под названием кеды, какие-то малюсенькие шортики, цвета умирающего поросёнка и затасканная майка, на которой красовался медведь со странной улыбкой, и надписью: «Москва 80».
– Ужас, – тихо произнёс он, чтобы никто не услышал, – видели бы меня мои родители, они бы со стыда сгорели. Надо заглянуть в свой чемоданчик, может там что-то приличное найдётся.
Отряд выстроился в колонну по трое и по команде замаршировал в сторону столовой: – это чей там смех весёлый, чьи глаза огнём горят? Эта смена комсомола, юных ленинцев отряд. Пионер, не теряй ни минуты, никогда, никогда не скучай, с пионерским салютом, утром солнце встречай. Ты всегда пионерским салютом, Солнце родины встречай, – пели хором пионеры.
