Ингар Йонсруд
Братство
Глава 5
Пахло плесневелой землей и жареным беконом.
Фредрик открыл окно на застекленном балконе и, прищурившись, посмотрел вниз на узкий двор. Его окутал прохладный летний воздух, и грудь покрылась мурашками. Он перегнулся через балконные перила, двумя руками поднял хлипкие цветочные ящики и поставил на бетонный пол. Вонючая коричневая жидкость потекла между пальцев ног. Растения, на которых под летним солнцем должны были появиться сиренево-синие и красные цветы, поникнув, безжизненно свисали с ящиков. Стоял ранний июль.
В стекле балконной двери Фредрик увидел свое отражение. Из одежды на Фредрике были только светлые джинсы. После подъема ящиков заболело колено, и он заметил, что хромает. Лицо Фредрика было вытянутым, с очерченными скулами. Тонкие усы, пережиток молодости, загибались к уголкам рта. Он сбривал их пару раз, но никак не мог привыкнуть к своему образу без них. Из-под густых бровей смотрели узкие глаза. «У тебя взгляд старого лабрадора, – сказала она ему, когда он лег на нее снова. – Невозможно отказать». Он знал, что она любит собак, но ему не нравилось, когда его сравнивали с ними.
Фредрик остановился в дверях кухни. Последний раз он стоял как гость в собственном доме очень давно. Фредрик жил один, но его дом был не похож на холостяцкую берлогу. Столешница была чистой, посуда стояла в посудомоечной машине, а пустые бутылки сложены в полиэтиленовые мешки. Стены выкрашены в белый цвет, кроме «фартука» над плитой, выложенного в шахматном порядке кричаще-яркой оранжево-красной плиткой. Это была ее идея. Когда она уехала, Фредрик снял плакаты с Эйфелевой башней и дымчатой кошкой с лорнетом. Фредрик хотел повесить свои, новые. Желто-черная нарисованная от руки афиша: «Роллинг Стоунз» на фоне Альтамонтского парка[5] в 1969-м. Фестиваль на острове Калвойя[6]в 1977-м, где хедлайнером были «Смоуки» со спускающимся с неба самолетом. Но пока что стены пустовали. Она снова была здесь.
Она стояла у плиты – с ровной спиной, переходящей в большие круглые ягодицы. Он остановил взгляд на ее белых широких половинках. Одна из них была все еще красной. От ягодиц, как от устойчивого округлого основания якоря, вверх поднималась самая красивая часть ее тела. Анатомически идеальный изгиб поясницы с тонкой талией, напоминавшей по форме виолончель. Годы и беременности не прошли бесследно для ее тела: округлили его и оставили некоторые следы, словно волны в источенном кремне. «В самом соку», – разглядывая ее, прищурившись, подумал Фредрик.
– Что ты там разглядываешь?
Она перекинула волосы, небрежно собранные в хвост, через плечо, послав Фредрику подозрительный взгляд.
– О чем задумались, господин Бейер?
Элис повернулась, и он усмехнулся. В руке она держала лопатку для жарки. Элис была не совсем голой. Вокруг шеи и талии она повязала фартук – единственный на его кухне. На белом нагруднике, закрывавшем ее среднего размера груди, был изображен желтый танк, а под ним – серая голова трески. Это что, какая-то символика? В таком случае она ему непонятна.
Потом они ели в мирной тишине. После съеденного завтрака на тарелках оставались хлебные крошки, жир, следы яичного желтка и помидорные лужицы. Прихлебывая остывший кофе, Фредрик листал газету «Дагенс нарингслив», не вчитываясь в смысл. В гостиной играла музыка Дайаны Кролл из вчерашнего плей-листа. Работа по его составлению того стоила.
– Жизнь должна состоять из таких суббот, как сегодня, – сказала Элис.
Наклонившись вперед, она написала сообщение в телефоне и продолжила:
– У меня самолет через пару часов. Так что мне пора ехать.
Подняв голову, она скорчила ему мину. Он изучил ее взглядом. На бывшей жене был широкий красный топ, скрывавший ее формы. Сейчас она поедет домой в Тромсё, к Эрику. К своему новому мужу. У наружных уголков ее зеленых глаз от смеха проступали обаятельные морщинки, а на носу все еще можно было различить веснушки.
– Он понятия не имеет, что ты здесь?
– Что я сплю с тобой? Не думаю, что он может представить такое в своих самых, самых странных фантазиях.
– У тебя есть кто-то еще?
Элис моргнула, взмахнув ресницами.
– Ну конечно же нет, Фредрик.
Помедлив, она добавила:
– Должны же быть границы.
Элис оценивающе взглянула на него.
– А как дела с… ней? Как ее зовут?
– С Беттиной. С Беттиной все хорошо.
– Вы по-прежнему встречаетесь?
– Да.
– Вместе спите?
– Так точно.
– Замечательно! На нее можно положиться? – голос Элис стал выше почти на полтона.
– Вполне.
– Я забыла, чем она занимается? Она работает в полиции?
Он улыбнулся Элис. Он знал, что она знала.
– В центральном управлении.
– Ну конечно! Точно-точно.
Фредрик отодвинул деревянный стул, встал, собрал грязные тарелки. Ему захотелось сменить тему.
– Кстати, ты знала, что этот дом называется Хейнекегорен? Его назвали в честь построившего его архитектора Георга Хейнеке.
Элис вопросительно взглянула на него.
– С каких это пор ты интересуешься архитектурой?
– Мне всегда нравились красивые вещи, – сказал он, кивком головы показав в ее сторону.
Она пропустила это мимо ушей.
– Наш полицейский психолог рассказал мне об этом.
Элис обеспокоенно сморщила лоб, что ему ужасно не нравилось: «Почему он не рассказал об этом раньше? Черт возьми. Сказал только теперь».
– Ничего серьезного. У меня опять было несколько приступов. Он считает, что это страх.
Фредрик глупо улыбнулся.
– Он считает, что это связано со стрессом. Мне рекомендовали меньше работать. Так что отпуск будет очень своевременен. Жду не дождусь, когда увижу детей.
Элис посмотрела на него с сочувствием, как на беспомощного ребенка. Это значило: «Я знаю тебя. Знаю лучше, чем большинство людей. Лучше, чем все остальные. Я знаю, что живет внутри тебя».
– И как тебе этот психолог?
– Понятия не имею, я же ходил только для галочки.
Она вопросительно вскинула голову.
– Один из моих начальников оставил ему сообщение, что беспокоится за меня. Мне нужно было получить штамп, чтобы продолжить работу.
Элис надела дорогой прозрачный дождевик. Фредрик проводил ее в коридор.
– Ты поймешь, если я не приеду на похороны? Слишком долгий путь для меня и детей. Якоб и София едва с ней знакомы.
– Я на это и не рассчитывал. Я вполне справлюсь сам с похоронами матери.
Она дотронулась до его щеки.
– Беттина придет?
Он кивнул.
– Хорошо. Может быть, она все-таки не так плоха.
Элис выдавила улыбку, и они ненадолго обнялись на прощанье.
– Береги себя, Фредрик. Дети очень ждут тебя. Они скучают по отцу, знаешь ли. Позаботься о том, чтобы им было хорошо.
– Ага, – ответил он и хлопнул ее по ягодице.
Едва Фредрик успел открыть банку «Карлсберга», как зазвонил телефон. Он не стал подходить: пусть автоответчик сделает свою работу. Фредрик неспеша допил пиво и потянулся к мобильному телефону на столе.
Звонила Сюнне Йоргенсен – его начальница, одна из руководителей отдела по борьбе с насилием и преступлениями, совершенными на сексуальной почве в управлении округа Осло.
– Фредрик, позвони мне. В общине Сульру произошло массовое убийство. Я отправила за тобой машину.
Глава 6
Тяжелые капли дождя ударяли о лобовое стекло. Дворники молотили неустанно, стряхивая воду. Едва Фредрик успел взглянуть на просторы Маридалена, как их машина уже промчалась мимо.
Около развалин церкви Святой Маргариты на северном берегу озера Маридалсванне сидевший за рулем молодой полицейский выключил синюю мигалку и снизил скорость. Хотя с Иванова дня прошло всего две недели, стояли густые сумерки.
Даже заядлые велосипедисты остались дома этим вечером.
Они свернули с главного шоссе. Чуть выше на склоне поля заканчивались и начинался густой еловый лес, сквозь который пролегала гравиевая дорога. Через некоторое время синие и красные сигнальные фонари автомобиля осветили деревья. Полицейские остановились в конце длинной череды патрульных машин и карет скорой помощи.
– Спасибо, что подвез, – поблагодарил Фредрик и взял свой дождевик с заднего сиденья.
Воздух был холодным, и запах дождя перебивал запах сырой земли и мха.
Фредрик увидел, как кто-то низкорослый со светлыми нагеленными волосами машет ему, подзывая к пушистому еловому дереву. Это была помощник комиссара полиции Сюнне Йоргенсен.
– Добрый вечер, – сказала Сюнне на вдохе.
Сверкнув зажигалкой, она выпрямилась и сделала глубокую затяжку. Сигарета потрескивала. Ее круглое лицо с маленьким плоским носом и ненакрашенными глазами на секунду стало умиротворенным. Сюнне пыталась нащупать карман в дождевике, чтобы убрать туда пачку сигарет.
– А разве он добрый? – спросил Фредрик.
Она поморщилась.
– Творятся жуткие вещи, Фредрик. У нас пять трупов. Все люди убиты несколькими выстрелами в упор. С одним расправились прямо в его спальне. Он был в пижаме. Ни раненых, ни выживших нет.
Сюнне нащупала карман.
– Аннетте Ветре среди… – начал было он.
Сюнне перебила его.
– Нет. Все убитые – мужчины. Но пока ни один не опознан.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– И ты уверена, что это Сульру? А где остальные члены общины?
Она провела языком по сережке в нижней губе.
– Над входом в главное здание большими буквами написано «Сульру», так что я вполне уверена в этом. Но здесь – ни одной живой души. Община просто-напросто испарилась.
За три затяжки Сюнне выкурила полсигареты. Она затушила окурок, снова достала пачку, засунула его туда и убрала пачку в карман.
– Пошли со мной, – сказала она, натянув капюшон на голову, и вышла в непогоду.
Они шли через лес по узкой грязной дорожке. Вскоре они пришли к изрытому участку земли, где одетые в дождевики полицейские толкались, исследуя место преступления, освещенное сине-белым светом мощных прожекторов. Участок был размером примерно с баскетбольную площадку. В конце его располагался белый особняк. Слева от него стоял небольшой красный амбар, а на мосту въезда в него двое унылых полицейских устанавливали палатку над тем местом, где лежали трупы.
Посреди поля лежали еще два трупа. Один на спине, другой на боку, с неестественно закрученными ногами. У обоих отсутствовала бо́льшая часть лиц.
– Когда это случилось? Кто сообщил? – спросила Сюнне, большими шагами обходя трупы и направляясь вместе с Фредриком к дому. – В 12:56 в аварийную службу поступил анонимный звонок. Очевидно, это своеобразная месть во имя Аллаха.
Сюнне оглянулась.
– У нас ушло некоторое время на поиски места. Сульру – это неофициальное название.
– Знаю, – пробормотал Фредрик, – значит, когда ты звонила…
– …едва успела представить картину произошедшего. Себастиан едет. Мы вовсю забили тревогу.
Над входом в дом, над деревянной дверью, висела широкая планка, на которой большими буквами было написано «Сульру». Внутри криминалисты поставили коробку с бахилами, латексными перчатками и марлевыми масками. Во всю стену узкой прихожей висела картина, на которой было изображено, как облаченный в белые одежды Иисус ступает в солнечном сиянии.
– Месть во имя Аллаха, – медленно произнес Фредрик, снимая дождевик. – Значит, это какой-то религозный протест?
– Разве не ты говорил, что эта община была очень враждебно настроена к исламу? Что они устраивали демонстрации против мечетей и всего подобного? – спросила она.
– Говорил. Но ведь массовое убийство – это уже перебор.
– Есть кое-что еще, – сказала Сюнне.
Что за сумасшествие могло привести к тому, что кто-то разыскал общину посреди леса и перерезал людей как скотину? Стоя в коридоре, Фредрик задавался вопросом, что руководило убийцей, или убийцами. И тут полицеские увидели неровный ряд крючков и бирки с именами, выведенными печатными буквами так неуклюже, словно писал ребенок. Они что, остановились и читали? Пустовавший деревянный крючок был подписан: «Аннетте», а на соседнем, прикрепленном на высоте почти метр от пола, висела кепка из зоопарка, а на бирке – надпись: «Уильям».
Должно быть, когда они прокрались внутрь, стояла мертвая тишина. Наверное, они заглянули в детскую и увидели, как аккуратно разложены по полкам все игрушки, почувствовали запах зеленого жидкого мыла на кухне, пробрались через швейную комнату, где все для шитья лежало по корзинкам, а швейные машинки были предусмотрительно накрыты пластмассовыми крышками, чтобы чьи-нибудь маленькие ручки не поранились, если вдруг кто-то из девочек или мальчиков встанет раньше взрослых. У лестницы на второй этаж они, вероятно, поняли, что все спят.
Община была беззащитна, но это их не остановило. Они пробирались все дальше и дальше – туда, где были люди.
У лестницы висела свеженаписанная картина размером примерно полтора на полтора метра. На ней был изображен Иисус в терновом венце, с раной на лбу, из которой струилась, стекая по щеке, кровь. Увеличенное изображение лица произвело на Фредрика отталкивающее впечатление. Лик был выписан столь тщательно, вплоть до каждой поры, что каждый мелкий изъян бросался в глаза.
Это было не просто чувство, когда подходишь к кому-то слишком близко.
Это было нечто бо́льшее. Акт насилия, совершенный тем, кто решил, что это изображение должно висеть здесь. Эта картина была последним предметом, мимо которого проходили жители этого деревянного дома, отправляясь спать. Каждый вечер они проходили мимо страданий Иисуса. И каждое чертово утро. Они не успевали даже почистить зубы или опорожниться, как им сразу напоминали обо всех мерзостях этого мира.
Верхняя часть лестницы переходила в широкий коридор: здесь повсюду остались следы убегавших от преследователей. Все двери были распахнуты, одежда и игрушки разбросаны вдоль стен, рамка с аэрофотоснимком хутора упала, и стекло разбилось.
– СМИ уже отметились? – спросил Фредрик.
– Нет. И мы стараемся не афишировать произошедшее. Я очень хочу сохранить контроль над местом преступления, прежде чем здесь начнут крутиться фотографы.
– Хорошо. Я должен предупредить Кари Лисе Ветре, пока до нее не дозвонились газетчики.
Они направились в комнату в конце коридора. Комната оказалась маленькой и старомодно обставленной. На окне висели белые кружевные шторы, на подоконнике цвела бегония. Одеяло лежало на полу. Хозяин комнаты – приземистый человек с бледным лицом, одетый в бело-синюю полосатую пижаму, – стоял на коленях перед кроватью, опустившись щекой на простыню. Его большие остекленевшие глаза уставились в пустоту.
– Это пастор Альфсен, – сказал Фредрик.
– Кто?
– Бьёрн Альфсен – младший. Он управлял общиной.
Склонившись, Фредрик стал осматривать труп. Голова Альфсена была с залысинами. Редкие седые волосы были коротко подстрижены. По эспаньолке Фредрик узнал в нем человека с фотографий, которые присылала ему Ветре. Прямо над правым ухом пастора была маленькая красно-черная дырочка. Матрас был залит кровью.
– Казнен за молитвой у собственной кровати, – сухо констатировала Сюнне. – И посмотри сюда.
Она достала шариковую ручку из нагрудного кармана и указала ею на смятую простыню.
Короткие пальцы пастора набухли: его запястья были туго перетянуты зеленым шелковым шарфом. Сюнне показала ручкой на шарф. Фредрик, прищурившись, разглядывал изящную белую вязь.
– Арабский, – заключил он.
Глава 7
Когда приехали криминалисты, Фредрик все еще находился в спальне Бьёрна Альфсена, изучая содержимое книжных полок. На самой нижней лежали толстые стопки старых записных книжек, распечатки интернет-страниц и копии агитационных листовок, призывающих бороться с безбожной клоакой, в которую, по мнению общины, погрузилась страна. Еще были рецепты еды, тексты псалмов и записи проповедей, а также покрытый пылью мобильный телефон.
Четыре средние полки, как ни странно, остались нетронутыми. На каждой стояло по две фотографии. Фредрик внимательно изучил их.
На всех снимках фигурировал пастор, но люди, с которыми он был сфотографирован, были все время разные. На одном из фото он был запечатлен погожим летним днем на фоне освещенного солнцем белого дома, где теперь лежал его труп. Рубашка в красную полоску расстегнута на груди. Альфсен щурится на солнце. Некрасивый загар, кожа выглядит дряблой. Рядом стоят двое детей. Двое мужчин за тридцать. Мужчина и женщина. Аннетте и Уильям. Уильяму на вид два-три года – значит, фото сделано в прошлом году. Светловолосый улыбающийся мальчик в зеленых шортах и футболке стоит перед Альфсеном. Футболка с надписью «Господь – пастырь мой» ему явно велика. Загорелые руки пастора покоятся на плечах мальчика, а его мама сидит рядом на стуле и сжимает руку сына. Фредрик знал, что ей не больше двадцати семи, но рядом с властной фигурой пастора она выглядит совсем девочкой. Ясные глаза широко раскрыты и не сощурены от солнца, как у двух других людей на фотографии. Крупноватый нос отбрасывает тень на узкое лицо. Светлые длинные волосы Аннетте свободно ниспадают на плечи, на белое платье. Колени плотно сжаты, ноги – босые. Она была очень красивой. Молодая светловолосая копия своей матери.
Религиозные энциклопедии, книги псалмов и несколько Библий были сложены на верхней полке. Одна из книг выделялась. На потрепанном корешке золотыми буквами было написано Die Bibel[7]. Фредрик аккуратно достал ее и открыл. На внутренней стороне обложки кто-то написал старомодным почерком: «Professor E. Brinch. Unsere tiefste Danbarkeit. Der Wiener Gesellschaft für Rassenpflege. Wien 1936»[8].
Фредрик повернулся к криминалисту, которая исследовала тело Альфсена. Она как будто спиной почувствовала на себе взгляд следователя.
– Он был убит как минимум двенадцать часов назад, – сказала она, тщательно осматривая труп. – Застрелен с близкого расстояния. Но контакта между орудием убийства и жертвой не было. Я бы предположила, что стреляли с расстояния от пяти до пятнадцати сантиметров.
Криминалист направила пинцет к входному отверстию со следами пороха.
– Мелкий калибр, но этого достаточно, чтобы пуля прошла сквозь череп.
Хотя лицо и тело криминалиста скрывала спецодежда, Фредрик узнал эту женщину. Он уже видел ее раньше на других расследованиях, но никак не мог вспомнить ее имя.
– Я переверну его и исследую выходное отверстие, но это займет время. Так что если у вас есть другие пред…
Тересе. Вот как ее звали. Тересе Грёфтинг. Вообще она судмедэксперт, но, по слухам, у нее такие патологические интересы, что она переучилась на криминалиста. Чуть за сорок, начальник группы экспертов, не замужем, растит сына-подростка.
Он проигнорировал ее слова.
– Вы говорите по-немецки?
– Ну, вообще да.
Он пробубнил текст с внутренней стороны обложки Библии.
– Профессору Э. Бринку, – перевела она. – С нашей глубочайшей благодарностью. Подписано Венским обществом расовой гигиены Вена, 1936 год». Занятный антиквариат у этого пастора.
– Да уж, и мне так кажется, – согласился Фредрик.
Когда Фредрик снова вышел на террасу, стояла ночь. Какой идиллией все это могло бы быть. Солнечный летний вечер на лужайке посреди леса. Прохладные тени. В воздухе, пахнувшем смолой и грибами, улавливались ароматы свежескошенной травы, листьев малины и свежеприготовленного клубничного морса. Ему послышались детский смех, кудахтанье кур, тихий шум из кухни в деревянном доме за его спиной. А затем эти звуки сменились гулом генераторов.
Дождь перешел в изморось, облеплявшую тело, как мокрая фольга. Над трупами в саду поставили палатку, а рядом с амбаром установили еще одну – для начальства. Так почему же всех убили здесь, на улице? Почему не в своих комнатах, как пастора? Фредрик направлялся к лежавшим на лужайке трупам, как вдруг из палатки начальства прогремел знакомый голос. Это прибыл Себастиан Косс.
В самом крупном полицейском подразделении Норвегии было три бога в отделе по борьбе с насилием и преступлениями на сексуальной почве. Всемогущий отец всех и вся, комиссар Тронд Антон Неме. Он редко показывался, но всегда незримо присутствовал среди них. Он видел все, мог закрыть глаза на самые очевидные ошибки и при этом заметить малейшие недочеты.
Но Неме не любил пачкать руки. Для этого он выбрал себе двух помощников. Одна из них – Сюнне Йоргенсен. Она прошла все ступени синей униформы и теперь была на вершине карьерной лестницы. Вторым помощником был Себастиан Косс.
Статный мужчина, юрист по образованию, он никогда не скрывал, что просто одолжил полиции пару лет своей жизни. Он был создан для того, чтобы обладать властью, деньгами и влиянием. С накачанным телом, быстрым умом, гривой масляно-желтых гладких волос и узким безупречным лицом, он вполне мог бы иметь в интернете ник «Леголас»[9].
Эту пару таких разных людей поставили руководить сложнейшей работой по расследованию дел об убийствах, насилии и прочей чертовщине, которую учиняли жители Осло и гости норвежской столицы.
В одном комиссар Неме мог быть уверен. Эти два инспектора никогда не объединятся против него. Полная противоположность друг другу, как инь и янь. Супермен и Лекс Лютор[10].
– Йоргенсен! Какого черта здесь делает Фредрик Бейер? Твою мать, мы не можем позволить, чтобы полицейские с неустойчивой психикой шастали по местам преступления! Я думал, что припарковал его за письменным столом в офисе в Грёнланне[11].
Косс говорил громко, зычным голосом.
Фредрик заглянул в приоткрытый вход в палатку и уткнулся взглядом прямо в спину одетого в штатское Себастиана Косса. Пара прыжков – и Фредрик оказался бы рядом с ним. Он мог настигнуть его всего в два прыжка.
– Позволь объяснить тебе одну вещь, ясную как день, – прорычала Сюнне, едва достававшая помощнику комиссара до груди. – Фредрик на моей ответственности. Я ему доверяю. Так что иди к черту со своими… Их прервал громкий кашель Андреаса. Он стоял в палатке вместе с другими полицейскими, нашедшими здесь убежище от непогоды у столика в углу с большими полевыми термосами. Андреас ухмыльнулся и показал на Фредрика.
– И я рад тебя видеть, Косс, – мрачно сказал Фредрик.
Помощник комиссара проворчал что-то в ответ.
– Вот и отлично, – сказала Сюнне. – Все на выход. Фредрик, ты останься. Себастиан, – она строго посмотрела на коллегу.
Остальные полицейские неохотно потрусили мимо Фредрика к выходу из палатки. И только Андреас встретился с ним взглядом.
– Вот мудак, – пробормотал он достаточно громко, чтобы услышал Косс.
Фредрик с Коссом опустились за выцветший кемпинговый столик, на котором кто-то процарапал изображение члена с большими яйцами. Фредрик провел пальцем по неровной линии и поднял голову. Сюнне насыпала в чашки щедрые порции растворимого кофе и залила его кипятком из термоса, прекрасно зная, что Косс предпочитает чай.
– Это я нашел его, если ты не в курсе, когда он крутился вокруг мусорного ведра в комнате для допросов, не в состоянии о себе позаботиться.
Косс смотрел будто сквозь Фредрика.
– Ты что, не понимаешь, Сюнне? Парни болтают. В полиции народу нужно знать, где, кто и чем занимается. И мы все согласились с тем, что Бейера надо исключить из больших дел, которые могут… оказаться громкими. Он и сам ведь согласился с этим, насколько я помню?
Косс откинулся на спинку расшатанного стула и сложил руки на груди.
– Нельзя, чтобы там, где полно трупов, дрожали осиновые листья.
Сюнне покачала головой.
– Ты несешь такую невообразимую чушь, Себастиан. Фредрику поставили штамп, что он здоров. Ты это отлично знаешь.
Она перевела взгляд на Фредрика.
– Ты хочешь что-нибудь сказать?
– Нет. Ты попросила меня приехать сюда. Я приехал. Я ничего не имел против спокойного лета… – сказал он и повернул голову к Коссу, – за письменным столом в Грёнланне с моим делом об исчезновении. Только все дело в том, что женщина и мальчик, которых я ищу, жили здесь. Так что теперь это в некотором роде тоже стало моим делом.
Косс с недоверием уставился на Сюнне. Она тихонько покашляла, тем самым будто подтверждая слова Фредрика.
– В Сульру жила община «Свет Господень». Аннетте Ветре состояла в ней.
– Дочь Ветре из Христианской народной партии? Вот черт подери.
Спустя десять минут Фредрик и Андреас встретились на улице. Фредрик насмешливо изобразил, как мертвенно бледный Косс звонил комиссару Неме, чтобы сообщить, что дочь и внук одной из ведущих политиков страны бесследно исчезли. Новость приняли нехорошо.
– Сойдет для идиота, – тихо прорычал Андреас, направляясь к белой палатке на лужайке.
В палатке на коленях сидели два судмедэксперта, изучая труп, у которого сохранилось только полголовы. Его раздробленные ноги напоминали разбитый вдребезги часовой механизм. Один из одетых в белое людей поднялся и направился к Фредрику и Андреасу.
– Двое мужчин, обоим от тридцати до сорока, застрелены с относительно близкого расстояния из автомата. В первом две дыры, во втором – три. Это не считая пули, выпущенной в последнего, дабы помочь ему раскрыть сознание.
– Понимаю, – снисходительно отозвался Фредрик.
Он не завидовал работе этих парней. Черный юмор помогал им делать их дерьмовую работу. Обернувшись, Фредрик посмотрел на судмедэксперта. Оба трупа лежали босые, одетые в тренировочные штаны и футболки. И тела, и одежда были насквозь мокрые.
– Похоже, вам это будет интересно, – сказал судмедэксперт, показав кивком головы на несколько прозрачных пластиковых мешков, стоявших у одной из стен палатки.
В одном из них был перцовый баллончик. В другом – электрошоковый пистолет. Разряд, которым должны были обездвижить жертву, не был выпущен. Фредрик и Андреас переглянулись. Это оружие самообороны, запрещенное в Норвегии. С какой стати общине, находящейся посреди пустоши, приобретать себе такую вещь?
