– Фредрик Бейер! Фредрик Бейер здесь?
Одетый в белое парень в круглых очках, откинув полог палатки, заглянул внутрь.
– Это я.
– Пойдем.
Он поспешил через лужайку к палатке на въезде в амбар и, войдя внутрь, остановился у мертвых тел. Жуткое зрелище. У Андреаса перехватило дыхание.
Перед ними лежал мужчина, верхняя часть тела которого свесилась с мостика заезда в ангар. Или же Фредрику только показалось, что это был мужчина. Он раньше никогда не видел человека, так сильно изрешеченного пулями. Кости были раздроблены, кожа и мышцы – разорваны. Свитер с капюшоном превратился в месиво из плоти и крови, а от лица ничего не осталось.
– Как минимум двадцать выстрелов с близкого расстояния из автомата. Очень агрессивно, – констатировал криминалист.
Фредрик, как загипнотизированный, уставился на изуродованное тело и лишь с трудом смог оторвать от него взгляд.
– Господи.
Он взглянул на Андреаса, который, побледнев, также стоял и рассматривал труп.
На бедре погибшего виднелся электрошоковый пистолет.
– Из него стреляли?
Криминалист замешкался.
– Не уверен. Мы еще не закончили с фотосъемкой.
Фредрик наклонился к изрешеченным ногам погибшего и увидел, что пистолет разряжен. Он посмотрел на криминалистов. Парень в очках подошел ко второму трупу.
– Пойдемте. Вот что я хотел вам показать.
Он спрыгнул с мостика заезда в ангар на траву. Фредрик последовал за ним. Криминалист обеими руками отодвинул в сторону большую бетонную плиту в основании фундамента. Тяжелая конструкция поддалась, но массивные петли при этом не издали ни звука. Бетонная дверь, заложенная камнями, сливалась с мостиком заезда. Примерно тридцать сантиметров в толщину, почти метр в ширину и высотой с Фредрика.
– Что за чертовщина? – спросил Андреас, бросив взгляд на коллег.
Криминалист вопросительно посмотрел на Фредрика.
– Да. Что это за чертовщина?
За грубой бетонной дверью оказалась еще одна – блестящая стальная, в которой Фредрик увидел отражение своего удивленного лица. Сталь была матовой, гладкой – ни единой царапины. Ручки на двери не было. Вместо нее – углубление посередине металлической поверхности. На дисплее мигали шесть зеленых звездочек.
– Она открыта?
– Похоже на то, – ответил криминалист.
Фредрик натянул резиновые перчатки. В углублении не было места для пальцев, и он попробовал толкнуть дверь от себя. Она не поддалась. И тогда он увидел, что на ней нет петель. Дверь была раздвижной.
Легкого касания углубления кончиками пальцев оказалось достаточно. За дверью раздался какой-то гул, и она мягко скользнула, как японская бумажная стена. Отлитая из добротной стали, эта дверь была вдвое тяжелее обычной. За дверью оказалось круглое, чуть меньше метра в диаметре, помещение без пола. Вместо него вниз в темноту уходила закрепленная вдоль беленой бетонной стены алюминиевая лестница. Параллельно лестнице вдоль стены шел ряд люминесцентных ламп, но они были разбиты.
– Вот, возьми.
Андреас медленно протянул Фредрику карманный фонарик. Он посветил в темноту. Ему показалось, что далеко внизу видно пол.
– Спускаюсь.
Фредрик зажал фонарик в зубах. Всего пара ступенек – и звуки сверху исчезли. Единственное, что он слышал, – скрип ступеней. Но чем дальше спускался Фредрик, тем сильнее менялись звуки. Сначала был слышен низкий металлический гул, затем щелчок и, наконец, свист сжатого воздуха. Эта звуковая последовательность повторялась с интервалом в десять – одиннадцать секунд. Еще несколько ступенек – и Фредрик был на месте. Ощутив под ногами твердый пол, он инстинктивно сжался. Фредрик взял в руку фонарик и осмотрелся. От оставшихся наверху коллег его отделяло примерно шесть метров. Справа в бетонной стене находилось отверстие, за которым в темноту уходил коридор. Звук шел оттуда. Фредрик не осознавал, что находится в подвале амбара. Землей, удобренями и плесенью почти не пахло, но пахло чем-то другим, медицинским, как в больнице. Воздух был сухим. Здесь внизу было, наверное, минимум двадцать градусов. Прежде чем продолжить путь по коридору, Фредрик выключил фонарь и увидел какой-то проблеск. Он рассчитывал, что глаза привыкнут к темноте. Он прошел десять – двенадцать шагов, и коридор резко изогнулся. Он прислушался и заглянул за угол. Кромешная тьма, за исключением узкой полоски света. Как будто из приоткрытой двери.
Он подождал. Казалось, что свет оттуда мерцает в такт со звуком. На границе темноты и света, у основания пола ровные полоски света обрывались. Фредрик решил бежать вперед. Шумная дверь была оснащена вакуумным механизмом закрывания, который неприятно дребезжал, как будто ему что-то мешало. Дверь не закрывалась. Что-то лежало на проходе. Тюк. Похожее на тюк человеческое тело. Тяжелая металлическая дверь снова и снова ударялась об окровавленную голову. Фредрик поискал, за что ухватиться, и нащупал обмякшие плечи. Изо всех сил напрягшись, он перетащил тело через порог. Дверь захлопнулась, и стало темно. Фредрик наклонился, нащупал у человека пульс и послушал.
Черт.
Включив фонарь, он поспешил обратно к лестнице.
– Немедленно вызывайте скорую! У нас выживший!
Спасатели работали быстро и молча.
Фредрик и Андреас вместе с двумя полицейскими с автоматами, в шлемах образовали кольцо вокруг не подающего признаков жизни мужчины. Каждый из них направил свет своего фонаря на работающие руки врачей из скорой.
Раненый был одет не так, как другие жертвы. На трупах в саду не было обуви. Очевидно, спасаясь, люди одевались в спешке. А у этого человека были зашнурованы ботинки, на джинсах был застегнут ремень, и поверх рубашки надет тонкий свитер с V-образным вырезом. Это могло свидетельствовать о том, что он бодрствовал, когда пришел преступник. Что это значит? Они были знакомы?
Голову мужчины заслоняла спина спасателя в желтом, но Фредрик успел хорошо рассмотреть мокрое лицо пострадавшего, пока пытался помочь ему дышать в ожидании врачей. Мужчина лежал с закрытыми глазами. Из приоткрытого рта выбивалась красно-белая пена. Светлые волосы были выпачканы в крови. И только по тихому, прерывистому, хриплому дыханию можно было понять, что в этом теле теплится жизнь. На вид мужчине было около сорока. Фредрика затошнило от мысли, сколько пролежал этот человек, пока тяжелая металлическая дверь плющила ткани, хрящи и череп.
Удивительная воля к жизни. Он и раньше наблюдал это – изуродованные тела на месте преступления. Скрюченные и застывшие, их можно было принять за мертвецов, но глубоко внутри, в самых недрах, тлел огонек жизни.
Но стоило ли продолжать после этого жить?
И потом он тоже встречал таких «овощей», когда брал у них свидетельские показания. На реабилитации. По шрамам и пересаженной коже можно было догадаться, что их медленно восстанавливают с помощью стальных нитей и штифтов. Но их глаза, их тихие надтрестнутые голоса, дрожь… Неловкая жалость родственников и друзей. Недержание и вонь от подгузников. Да ни черта. Ни черта оно того не стоит. Ни черта оно не стоит – такое возрождение.
– Что думаете?
Фредрик надеялся поймать взгляд врача скорой помощи, пока закрепляли ремни на носилках, но врач даже не посмотрел на полицейского. Вместо этого он сжал губы и покачал головой.
– Мы будем обыскивать остальную часть помещения с оружием. Это приказ Сюнне, – произнес Андреас и протянул ему полуавтоматический пистолет «Хеклер и Кох».
Фредрик почувствововал в руке тяжесть оружия в кобуре из синтетического материала. Он проверил магазин пистолета и надел через голову пуленепробиваемый жилет. Фредрик вспотел. До этого момента он не волновался. Но теперь он нервничал из-за оружия. Ему не нравилось ни ощущать пистолет на бедре, ни держать его в руках. Из-за этой неприязни к оружию он был плохим стрелком. Фредрик заметил взгляд Андреаса. Это был взгляд психолога. Коллега собирался задать Фредрику вопрос, но тот опередил его.
– Все нормально.
Полицейские с автоматами заняли места по обе стороны двери в коридоре. Надвинув забрала на лица, они ждали сигнала.
Дверь приоткрылась, тихо скрипнув, и их ослепил комнатный свет. Фредрик зажмурился, прежде чем снова открыть глаза. Двое полицейских уже проникли в помещение и передвигались перебежками вдоль стен с оружием наготове. Андреас стоял в дверях, держа пистолет на уровне груди.
Комната была размером со школьный класс. Стены и потолок выкрашены в ослепительно-белый цвет. Из люминесцентных ламп, расположенных на потолке в два ряда, лился яркий свет. На полу, застеленном гладким серым линолеумом, были отчетливо видны следы крови. Вдоль стен стояли рабочие столы, усыпанные битым стеклом и уставленные реагентами, емкостями с пипетками, пинцетами, пластиковыми штативами и прочим лабораторным инвентарем. В шкафах над столами находились колбы, весы, прозрачные пластмассовые чаши и множество всевозможных склянок в пластиковых контейнерах. Под столами стояли холодильники и газовые баллоны.
Без сомнения, это была лаборатория. По царившему в ней беспоряку можно было догадаться, что здесь что-то искали. Еще одна дверь в другом конце комнаты была слегка приоткрыта. Полицейские ринулись в помещение.
– Все чисто! – прорычал один из них.
Фредрик снял жилет. Хотелось пить. Сердце колотилось в груди. Дыхание было частым и прерывистым. Он вспотел.
– Что это за чертово место, – громко сказал Андреас. – Оно явно не для молебнов.
Фредрик попросил полицейских сообщить Сюнне, чтобы та вызвала группу криминалистов.
– И кого-нибудь, кто разбирается в химии. Кого-то, кто сможет объяснить мне, что значит вся эта чертовщина!
Он опустился на колени перед одним их холодильников и аккуратно потянул дверь. Пусто. Проверил следующий, затем все остальные. Везде было пусто.
– Здравствуйте, это Кари Лисе Ветре, Христианская народная партия. Спасибо за ваш звонок. К сожалению, я не могу подойти к телефону, но вы можете отправить мне текстовое сообщение, и я свяжусь с вами. Если вы представитель прессы, можете связаться с моим советником Тиной Хольтен. Хорошего дня!
Герхард Мунсен сложил ладони перед собой и скользнул взглядом по конференц-залу. Он стоял молча поразительно долго.
– Политика, – начал он, – искусство возможного.
Мунсен, одетый в обтягивающий, сшитый на заказ костюм, поправил пиджак. Из-за озорного взгляда он выглядел моложе своих лет.
– Политика без результатов – не что иное как упражнение для мазохистов и бесконечный фуршет с канапе и болгарским красным вином.
Он услышал тихий смех. За круглыми столами сидели десятки политиков из Стортинга, руководителей партий и советников. Покинув сцену, оратор оказался прямо среди них и остановил взгляд на сидевших за столом перед ним лидерах партий.
– Я здесь, чтобы говорить о том, что требуется. Что требуется от вас. Что требуется, когда политики четырех гражданских партий впервые в истории нации должны объединиться и править страной. Вместе. Заниматься реальной политикой. Применять закон всемирного тяготения в политике. Проявлять умение отдавать, чтобы получать.
Заднеязычное «р» выдавало в его речи диалект[12].
– Правительство, в котором не все части аппарата власти признают этот закон, будет медленно пожирать само себя.
Его улыбка торгаша обнажила белые как мел зубы.
– Пока в конце концов оно не падет замертво у ног мстительной оппозиции.
Он сделал паузу, а затем продолжил:
– Готовое к тому, чтобы его забили до смерти и сожрали.
Кари Лисе Ветре изучала лица сидевших в зале людей. Восемь лет они были грифами, оппозицией. Опросы общественного мнения свидетельствовали о том, что они хорошо делают свою работу. От скелета правительства вскоре не останется и мелкой косточки.
– В тот день, когда мы сформируем правительство, все непреодолимые разногласия между нашими четырьмя партиями должны быть устранены. Потому что у политических сорняков есть кое-что общее: они пробивают бетон, а этого не потерпит ни одно правительство. Даже нынешнее.
Он снова замолчал.
– Об этом я и хочу поговорить с вами сегодня.
Он развернулся, словно танцуя танго, и пошел обратно к сцене.
– О том дне, когда мы сформируем правительство.
Что если они на самом деле выиграют на выборах? Тогда именно с этими людьми он будет править страной. Нет. Не править. Менять. Менять страну вместе. Премьер-министр должен быть из правых. Это понятно. Их больше всех. Она остановила взгляд на Симоне Рибе. Если можно считать, что у круглого стола есть конец, то там и сидел лидер правой партии «Хёйре». Его волосы цвета перца с солью были гладко причесаны, как у многих государственных деятелей, лицо было загорелым, а зубы – идеально вычищены и отбелены. На нем был галстук королевского синего цвета и темный костюм, сидевший на нем как спортивное трико на конькобежце. Будущий премьер-министр страны.
Рибе подмигнул Кари Лисе. У него был особый дар чувствовать, когда за ним наблюдают. Его глаза хищно сощурились.
Христианская народная партия собиралась бороться за то, чтобы ее лидер Вибеке Фисквик стала министром финансов. Толстая и добродушная, в ярком костюме рядом с Рибе она была похожа на японскую иглобрюхую рыбу. Ее грудь покоилась на поверхности стола. Вибеке выросла в самом сердце фьордов западной Норвегии. Она представляла самое консервативное ядро партии. Выдержит ли она бремя такой должности – министра финансов? Ветре сомневалась в этом, но это сомнение она хранила как государственную тайну. Кари Лисе проиграла борьбу за руководящее место. Партия захотела выдвинуть Вибеке, и она должна совершить свои собственные ошибки, когда придет время.
Оратор, Герхард Мунсен, был легендой «Хёйре». Насколько она знала, он родился за границей, в Германии, но его родители были норвежцами, выходцами из среднего класса. Мунсен поступил в школу офицеров и сделал карьеру на флоте. В конце шестидесятых он удачно вложил свои средства, а в начале семидесятых, еще не завершив юридическое образование, стал миллионером-судовладельцем. Теперь он слыл баснословно богатым филантропом, известным своими щедрыми пожертвованиями. Молодые выскочки из «Хёйре» называли его участие в семинаре хеппенингом. Он был для них ветераном, стоявшим у истоков партии, с тех пор как «Хёйре» последний раз правили страной. Мунсен два года занимал кресло министра юстиции и восемь лет был членом Стортинга. Ветре прекрасно помнила, как он проигнорировал ее в коридорах парламента. Она была молодым советником. Он – экс-министром.
– Необыкновенно приятная сволочь, – сказал ее муж. Именно таким он и был.
Кто-то с силой ткнул Кари Лисе пальцем в плечо, что вывело ее из состояния задумчивости. Это оказалась Тина, ее советник.
– Вам нужно идти.
Из прорези в шапке-балаклаве на них смотрели глаза, в которых не было ни капли страха – только решимость. А потом экран засыпало снегом, и все почернело.
Они стояли в самой дальней темной комнате в подвале Сульру. Мигающий красный свет в верхней части двери говорил о том, что сработала сигнализация. Пол был выстлан приглушающим звук покрытием, а под рабочим столом гудел вентилятор. Пахло расплавленным пластиком и жженой пылью: запах цифровой лаборатории. На столе стояли четыре плоских монитора с поделенными на четыре части экранами. На них выводились изображения с камер видеонаблюдения, которые община спрятала повсюду в своем владении. Андреас потратил почти час, чтобы найти отрывок видео из амбара.
– Хорошая работа. Я сообщу Сюнне, – сказал Фредрик, хлопнув его по плечу.
– Спасибо, напарник, – ответил Андреас.
Напарники. Вот кем они были. Фредрик Бейер и Андреас Фигуэрас.
В попытке успокоить жаждущих результатов политиков комиссар Неме организовал то, что он сам называл «внутренними партизанскими отрядами полиции». Маленькие тактические подразделения. Они продвигаются в расследовании быстро и без бюрократии. Расследуют и раскрывают дела. Так называемая «команда разведки». Название вдохновило и политиков, и журналистов, и тем самым, на первый взгляд, была сделана половина работы. Газеты писали, что команда состоит из «опытных, ответственных и сформировавшихся как профессионалы следователей» с сердцем полицейского, бьющимся в интересах жителей города. А в полиции все знали, что на самом деле существует только три типа полицейских, сидящих, уплотнившись, в самом углу опенспейса в Грёнланне: неспособные, невезучие и впавшие в немилость.
Андреас определенно принадлежал к последней категории. Трудолюбивый следователь, один из лучших специалистов по допросам, аналитик, обожающий сложные дела. Но Андреас был еще и настойчив, как священник, а общительным становился только на праздниках и похоронах. Его карьера застыла в мертвой точке. Замерла. Отчалила, как шлюха на второй день Нового года.
Фредрик причислял себя к невезучим. Приступы страха были его слабым местом, а слабость непозволительна в отделе, управляемом тестостероном. Но он хорошо служил в полиции много лет. «Хорошие следователи нам тоже нужны», – как-то сказала ему Сюнне, заплатив за ланч. Черт возьми, да что можно на такое ответить? Тогда-то и начались неудачи. Чтобы подсластить пилюлю, руководство разрешило ему самому выбрать себе напарника, и он взял Андреаса. Они были двумя старыми брюзгами, работавшими плечом к плечу так давно, что он едва помнил сколько. Вместе они прошли через убийства, похищения, насилие и трагедии. Вся эта чертовщина медленно отнимает у тебя жизнь, но между тем ты обретаешь друзей.
Быстро выяснилось, что «партизанам» полиции не доверяли серьезные дела. Вместо этого Фредрика как будто поставили на конвейер дел о поколачивающих своих жен мужьях, изнасилованиях на бытовой почве, жестоком обращении с детьми. Дел, в которых пострадавший был жестоко избит, а нападавший хорошо известен. Чисто символические расследования дел об изнасиловании. Быстрые дела, простые дела. Фредрик ненавидел каждый свой божий день, и Андреас ненавидел вместе с ним. Они были следователями, а не консультантами.
Но это всего лишь одна часть правды. Раз в сто лет попадались такие дела, которые снова заставляли его почувствовать себя полицейским. Ему встречались люди, пострадавшие от такой чертовщины, что он искренне желал им помочь: избитые до синяков дети и напуганные до смерти женщины. Сейчас он не в силах вынести даже мысль о еще одном таком дне, еще одном допросе с еще одним ребенком, преданным теми, кто предавать не имеет права. Это требовало слишком больших душевных затрат. Слишком много возникало вопросов, требующих ответов. Слишком много эмоций. Потому что он сам чувствовал себя одним из таких предателей.
И вот теперь – это массовое убийство. И он, черт возьми, не собирается отказываться от расследования.
Из лаборатории он услышал голос Сюнне:
– Это центральная сигнализация. Или как там она называется. Предполагаю, что вот тут он сидел. Тюфте.
Сюнне разговаривала с Себастианом Коссом, который пришел вместе с ней. Косс окинул коллег ледяным взглядом, и они встретили его взгляд также холодно.
– Тюфте? – Фредрик посмотрел на Сюнне.
– Судя по водительским правам, так зовут раненого. Ивар Тюфте. Сорок два года.
Сюнне посмотрела на мониторы.
– У нас есть фотографии?
Фредрик и Андреас показали им видео. Камера, заснявшая преступника, была вмонтирована над дверью в амбаре. Видео длилось от силы семь секунд. На изображении появилась темная фигура с автоматом. Человек остановился и подошел вплотную к объективу. Он был высоким и крепким. Его плечи опускались и поднимались в такт с дыханием. Спокойный взгляд из прорези в шапке-балаклаве был направлен прямо в камеру. Мелькнул баллончик со спреем, а потом его изображение сменил серый снег.
Черт. Фредрик чувствовал: в этом взгляде было что-то особенное. Что-то настораживающее, таящее опасность. Людей с таким взглядом стоит обходить стороной.
– Мы установили местонахождение всех камер. Пять – в доме, три – в амбаре и восемь – снаружи. Одиннадцать из них забрызганы жидкостью из баллончика, – сказал Андреас.
Сюнне скользнула по ним взглядом.
– Зачем маленькой общине шестнадцать камер видеонаблюдения? – спросила она.
– Насколько современное это оборудование? Где они его взяли?
– Камеры маленькие и весьма дорогие, – ответил Андреас. – Это штучный товар в отрасли. Их серийные номера приведут нас к продавцу.
Себастиан Косс все еще смотрел на забрызганный спреем экран. Фредрику было интересно, заметил ли Себастиан то же «штормовое предупреждение» во взгляде человека в маске, что и он.
– Но ведь здесь нет никаких табличек? Предупреждений, что территория под видеонаблюдением? Никаких вывесок «вход запрещен»? – резко спросил Косс, оторвав взгляд от экрана.
И он уловил саму суть. Люди, которые хотят жить спокойно, всегда вешают такие таблички. Обычно этого достаточно, чтобы держать любопытных на расстоянии. Но здесь камеры были встроены в стены и спрятаны в деревьях. Скрыты от посторонних глаз. Целью видеонаблюдения в Сульру было обнаружение угрозы, настолько серьезной, что вывески не играли никакой роли. Фредрик подумал об убитых, лежащих на улице. Даже несмотря на шестнадцать камер видеонаблюдения, у них ничего не получилось.
Фредрик вернулся в лабораторию. Криминалисты перевернули там все вверх дном. По тяжелому дыханию было слышно, как они усиленно работают. Фредрик махнул старшему.
– Мы отправим все на экспертизу, но я почти уверен, что ничего не найдем. Все, что мы исследовали, очищено и стерилизовано. Здесь нет ни пылинки.
Криминалист снял капюшон и бумажным полотенцем вытер с подбородка пот, а затем, сложив его пополам, им же вытер и шею. Фредрик удрученно посмотрел на него.
– Все, что я могу сказать, – это лаборатория для производства, а не для проведения исследований.
Криминалист сел и жестом попросил Фредрика помочь ему снять костюм, потянув за сапог.
– Что вы имеете в виду?
– Здесь нет никакой литературы. Никаких записей. Везде установлено одинаковое оборудование. Здесь не проводили исследования.
Сапог расстегнулся, и в воздухе распространился тяжелый сладковатый запах пота.
– Это дает мне основания предположить следующее. Либо лабораторию вообще не использовали, либо община занималась здесь чем-то, что представляло серьезную угрозу для здоровья. Если это так, то этим объясняется чрезмерная чистота.
Фредрик почесал затылок.
– Если лабораторией не пользовались, – начал он, – почему здесь все перевернуто вверх дном?
Криминалист кивнул.
– Именно. У меня такая теория. Лаборатория действующая, и в этих холодильниках что-то хранилось. Какие-то лекарства или яды. Возможно, наркотики. Производство некоторых видов наркотиков очень опасно, если не знать, что делаешь.
Он развел руками.
– Как бы то ни было, либо лаборанты ликвидировали все вещества перед нападением, либо их похитили во время нападения.
Фредрик посмотрел на него.
– Лаборанты… – задумчиво произнес он.
– Одна из членов общины была лаборанткой. Аннетте Ветре.
На лестнице амбара Фредрика застал серый дневной свет. Пульсирующая головная боль предупреждала, что батарейка скоро сядет.
В палатке у стола с термосом ждали Сюнне и Андреас. Андреас протянул Фредрику чашку кофе. Он поднес ее к губам и подул. Его очки покрылись легкой испариной. Сквозь запотевшие стекла он рассмотрел только что вошедшую в палатку молодую веснушчатую девушку-полицейского, которая рассказывала, что все утро провела за обходом окрестных домов. Вертя в пальцах бумажный стаканчик, она застенчиво улыбнулась, заметив на себе взгляд Фредрика.
– Что сказали соседи? Они здесь вообще есть?
– Несколько жилых домов вдоль шоссе, в которых живут семьи с детьми. И еще, если пройти через лес, – небольшая ферма с северной стороны дома. Там живет пожилая супружеская пара.
И она показала в направлении фермы.
– Супруги рассказали, что община живет здесь уже много лет, но они никогда никого не трогали. По их словам, в общине от двадцати до тридцати человек, в основном молодежь и несколько детей.
– Черт, – вяло сказала Сюнне.
– Дети с родителями. Куда же они все подевались?