Ингар Йонсруд
Братство
Глава 18
Самир Бикфая предстал перед сотрудниками полиции. Когда он представлял аудитории свою точку зрения, его лицо было хмурым, а кустистые брови двигались.
– Община в Сульру находится в конфликте с одной из самых опасных религиозных структур в Норвегии, «Джамаат-и-Ислами». За этой организацией мы наблюдаем давно. Две недели назад ее главный лидер Мухаммед Халед Умар как сквозь землю провалился. Исчез.
Бикфая на некоторое время замолчал, но его мохнатые брови продолжали плавно подниматься и опускаться.
– Но начнем с жертв этого злодеяния – общины «Свет Господень».
Фредрик и Андреас сидели на заднем ряду в темной переговорной. Жалюзи были опущены, и только полоски солнца на подоконнике напоминали, что за окном – лето. В числе остальных присутствующих были следователи из Национальной службы уголовного розыска, СБП и полицейские из управления Осло. Всего не меньше шестидесяти человек. Кафа Икбаль сидела в первом ряду между Себастианом Коссом и Сюнне Йоргенсен.
Бикфая нажал выключатель около экрана, и в комнате стало темно.
– «Свет Господень» – это община, которая, как принято говорить, существовала в интернет-пространстве. У нее был сайт в интернете с конца девяностых годов.
На экране за Бикфаей появилась интернет-страница. Фредрик узнал фоновую картинку. Та самая отталкивающая картина с изображением Иисуса, которая висела на лестнице в Сульру. Но боже правый. Это изображение было еще ужаснее: картинка оживала. Кто-то очень креативный анимировал кровь, стекавшую по лицу Спасителя, так что в нижней части экрана постепенно образовывалась кровавая лужа.
Как и ожидал Фредрик, Андреас считал, что впускать молодую девушку-агента СБП в их маленькое болотце – плохая идея, и он, как мог, выразил свое отношение к этому. Сначала вздыхая и закатывая глаза, потом ответив на ее рукопожатие громким «шалом».
– В течение пяти лет «Свет Господень» организовала как минимум четыре тысячи выступлений. В интернет-газетах, на религиозных сайтах и различных дискуссионных форумах, – продолжал Бикфая. – Все это – грубые обвинения, оскорбления и угрозы от имени бога.
Бикфая сжимал в руке пульт, и было заметно, что, нажимая кнопку, он то слегка приседал, то выпрямлялся. На экране появилась подборка статей.
– Кроме того, они были заядлыми демонстрантами. Посмотрите сюда.
В статьях говорилось о демонстрациях, в которых принимал участие «Свет Господень».
– И сюда.
Как по мановению волшебной палочки, все статьи превратились в цифровую пыль, кроме одной. «Христианские фанатики дерутся с мусульманами».
Это история девятилетней давности из интернет-издания «Нэттависен». Нескольких членов общины избили после демонстрации. В тот день они, вооружившись ведрами со свиными потрохами, выкрикивали лозунги перед зданием «Джамаат-и-Ислами» и мазали двери свиной кровью.
Вероятно, этот эпизод показался Бикфаи смешным, и начальник СБП тоненько засмеялся.
– Очевидно, это и спровоцировало пару юных исламистов. Они напали с битами. Несколько человек были избиты, в том числе пострадали несколько женщин. На месте происшествия также находились дети. Трое мужчин угодили в больницу, а двоих исламистов осудили за применение насилия.
Бикфая подошел к Кафе Икбаль почти вплотную, едва не прижимаясь к ней бедрами. Голос его стал глубже.
– Менее чем через год после столкновения с «Джамаат-и-Ислами» «Свет Господень» исчез из поля зрения общественности. Ни одного публичного выступления. Никаких демонстраций. Никаких обвинений. Мы изучили интернет-поведение общины за прошлые годы. Это было несложно.
Он заправил выбившиеся полы рубашки в облегающие брюки так, что ткань туго натянулась, выделив все скрытые под ней формы.
– И знаете почему?
Бикфая продолжил, не дожидаясь ответа.
– Потому что у них ничего нет. Ничего! Ни профилей в «Фейсбуке», ни в «Твиттере», ни даже жалкого адреса электронной почты. Занимавшая публичную позицию община ушла в никуда.
Он вернулся к экрану.
– Мы считаем, что это прямое следствие столкновения с «Джамаат-и-Ислами». Драка породила реакцию: угрозы, давление, о котором они, вероятно, никогда не сообщали в полицию. Началась долгосрочная вражда.
Бикфая показал на свою подчиненную.
– Фрёкен[15] Икбаль пояснит.
Кафа Икбаль провела влажными ладонями по юбке и встала. Когда она повернулась к аудитории, Фредрик попытался читать по ее глазам. Молодая девушка-мусульманка из СБП. Ей, конечно, нелегко. Он не пожалел времени на проверку ее досье. Всего три с половиной года назад она сама патрулировала улицы Осло. Потом она ушла из отдела полиции в Грёнланне, получив одну из немногих желанных должностей аналитика в центральном управлении.
Фредрик знал, что молодые полицейские испытывают, мягко говоря, смешанные чувства к следователям по уголовным делам в гражданской одежде. Ходили слухи о том, как те любят поболтать или стрельнуть жевательного табака, ожидая, когда полицейские в форме опустят для них ограждения. Им редко приходилось попотеть, но они всегда жаловались, как им тяжело. Вероятно, она презирала их, а теперь сама стала одной из них.
Фредрик увидел, что Кафа сурово взглянула на Бикфаю. Ну и мудак! Фредрик представил себе, как Бикфая «предложил Кафе попробовать себя», погладив ее по спине – как только что объезженной кобыле, все еще парализованной ударом электрического тока.
– То, с чем выступала «Джамаат-и-Ислами», как и «Свет Господень», десять лет назад, свидетельствовало о молодости и незрелости их организации. Им не хватало лидеров. Сегодня все по-другому…
Фредрику, как и всем норвежцам, было прекрасно известно о «Джамаат-и-Ислами». Это была группка озлобленных юнцов, презиравших эту безбожную страну, в которой они родились. Они презирали всех мусульман, не таких, как они, и поэтому насмехавшихся над их богом. Они также презирали общество, требовавшее от них стать норвежцами, хотя норвежцами они никогда не станут ни в своих глазах, ни в глазах тех же норвежцев. «Джамаат-и-Ислами» хотели превратить Норвегию в Арабский халифат.
– Много лет они действовали в тени, прибегая к насилию над своими противниками и членам их семей. В их распоряжении находилось незаконное оружие. У нас есть информация, свидетельствующая о террористическом заговоре.
Кафа сделала паузу и снова провела ладонями по юбке.
– Но работа по сбору веских доказательств потребует от нас больших усилий.
Она взяла пульт и вывела на экран фотографию пастора Альфсена: он стоял на коленях у своей постели мертвый. Обмотанный вокруг его запястий шелковый шарф был полностью расправлен.
– Кто-нибудь знает арабский?
Несколько человек нерешительно подняли руки.
– Это переводится примерно так, – сказала Кафа и провела лазерной указкой справа налево[16].
«Дай бороться за дело Божье тем, кто готов предпочесть жизни земной жизнь вечную. Тот, кто борется за дело Божье, падет или победит, будет щедро вознагражден».
Она оглядела собравшихся.
– Это из Корана. Цитата эта появляется в двух случаях. Ее используют исламисты, чтобы оправдать жестокость, и антиисламисты как доказательство жестокости, присущей исламу.
Себастиан Косс перебил ее.
– А здесь какой случай?
Она посмотрела на него, прищурившись.
– Ну, – ответила она, вздохнув. – Это же зависит от того, какую цель ставил перед собой убийца пастора.
Косс нервно кашлянул.
Явное недовольство помощника комиссара полиции в какой-то момент позабавило Фредрика. Кафа произнесла это с нескрываемо снисходительной интонацией, но в то же время совершенно неагрессивно. Но потом до него дошло: кому придется работать бок о бок с этим самодовольным красноречивым полицейским бюрократом из СБП? Им, черт возьми, будет не Косс.
Между собравшимися разгорелось оживленное обсуждение. Выяснилось, что всем членам следственных групп, работающим над этим делом, предложили принять «даму-следователя» в свою команду, но те отказались. Они бы ни за что не согласились бы стать объектами прослушки СБП. Они знали, что за люди там сидят. Чуть за двадцать, в дизайнерской одежде, за компьютерами и с современным оборудованием для наблюдения. От этих ребят не было никакого толка, кроме как спровоцировать адвокатов запросить за свои услуги еще больше. Они не имели ни малейшего уважения к старой доброй работе полиции.
Фредрик не мог припомнить, чтобы Косс спрашивал его согласия. Так он заключил, что Кафа Икбаль была наказанием за преступление, которое, как считал Себастиан Косс, он совершил. Например, за то, что оказался в то же время в том же месте, что и Косс.
Застывший кадр изображения человека с камеры наблюдения в Сульру занимал половину экрана. Пристальный взгляд в камеру. Голова в шапке-балаклаве казалась чересчур вытянутой формы для тонкой шеи. Кафа нажала еще раз. В другой части экрана появилась паспортная фотография смуглого человека с живым взглядом, длинной бородой и гладкими черными волосами. От правого уголка рта к кадыку спускался неровный шрам.
– Это Мухаммед Халед Умар. Или эмир, как его называют. Имя при рождении – Рахим Раза Хуссейн. Тридцать четыре года, гражданин Соединенного Королевства. Последние три года живет в Норвегии. Одиннадцать лет назад эмир был осужден в Великобритании за неудачную попытку взорвать автомобиль. Тогда ему оторвало четыре пальца на левой руке: все, кроме большого. На память о том случае у него также остался шрам на лице. Он отсидел семь лет. Теперь он утверждает, что в тюрьме изучал ислам и стал правоверным.
Перенеся вес к мыскам, выступавшим за край площадки для выступлений, Кафа подалась вперед, так что кончики пальцев ее ног оказались за краем подиума. Фредрик поймал себя на мысли, что рассматривает молодую женщину. Ее изящные ноги были одеты в чулки, под юбкой проступали узкие накачанные бедра, а при ходьбе под плоским животом обозначалась темная ложбинка. Между грудей под облегающей рубашкой пролегала темная впадинка.
Он прикусил щеку и сглотнул.
– К сожалению, изображения с места преступления недостаточно качественные, чтобы делать какие-то выводы. Но, как вы видите, пристальный взгляд, большие глаза и вытянутая форма головы – это общие черты человека в Сульру и эмира. Наши специалисты, следившие за эмиром некоторое время назад, считают, что движения этих людей также похожи. Они на восемьдесят процентов уверены, что это один и тот же человек.
Кафа ехидно улыбнулась.
– И это лучшее, что мы имеем.
Прищурившись, Фредрик рассматривал фотографии. Это вполне может быть один и тот же мерзавец. Но также это может быть и кто-то другой.
Кафа снова нажала на кнопку. На экране появился еще один нечеткий снимок Мухаммеда Халеда Умара, разговаривавшего по телефону на кухне. Рукой, на которой отсуствуют все пальцы, кроме большого, он, как тюлень ластом, опирался на стол.
– Этой фотографии восемнадцать дней, и это самый свежий снимок с изображением эмира, имеющийся в нашем распоряжении. Он сделан в его квартире. Эмира не было там несколько недель. Он больше не посещает мечеть. Это дает нам основания предполагать, что он причастен к бойне в Сульру.
Следом на экране появилась копия страницы с фотографией норвежского паспорта. Его владельцу Мухаммаду Камбрани – широкоплечему мужчине с круглым подбородком – судя по документу, тридцать шесть лет, а его рост – сто восемьдесят четыре сантиметра.
– Эмир редко появляется где-то без Камбрани. Он всегда следует за ним по пятам. Камбрани родился в Норвегии, его родители – пакистанцы. Он вырос в Осло в бандитской среде и имеет две судимости за применение грубой силы и несколько судимостей за наркотики, кражи и сокрытие краденого. Сегодня он выступает в роли телохранителя и друга эмира. Как и его господин, он утверждает, что вернулся к исламу.
Кафа почти неслышно выдохнула через нос.
– Оба находятся в розыске.
Глава 19
Сюнне Йоргенсен стояла у края овального стола. Она выкладывала на белую столешницу фотографию за фотографией и комментировала каждую.
Хенрик Грёвн.
– Двадцать пять лет. Убит на лужайке двумя выстрелами в грудь из автоматического оружия.
Нильс Бернт.
– Тридцать четыре года. Убит на лужайке тремя выстрелами из автоматического оружия в грудь и лицо.
Рабочие места Фредрика и Андреаса находились в центре опенспейса, рядом с высоким столом для переговоров. Неубранные столы, компьютерные провода, обложки, кипы документов и новомодные обтянутые красной тканью диваны – повсюду царил беспорядок. Рядом со столом стояла большая доска. Фредрик снял с нее старые фотографии, карты и планы. Новое дело нужно начинать с чистого листа. Со свежей головой. На чистой доске.
Вигго Юхан Фарульвен.
– Тридцать девять лет. Убит выстрелами в грудь, конечности и лицо на мостике заезда в амбар. Двадцать два или двадцать три выстрела из автоматического оружия.
Брюньяр Лиссемуен.
– Тридцать шесть лет. Убит выстрелом в грудь из автоматического оружия на въезде в амбар.
Бьёрн Альфсен – младший.
– Шестьдесят четыре года. Убит в спальне выстрелом в голову из малокалиберного оружия.
Ивар Тюфте.
– Сорок два года. Тяжело ранен. Лежит в больнице в Уллеволе[17]. Повреждена голова и верхняя часть тела. Найден в амбарном подвале.
– С этого момента они – наши работодатели, – сказала Сюнне, положив на фотографии свои мальчишеские руки.
Она переводила взгляд с одного коллеги на на другого. Следователи из Национальной службы уголовного розыска исчезли. Остальные полицейские стояли вокруг нее.
Фредрику нравился метод Сюнне Йоргенсен. Холодное, без прилагательных описание людей, чьи лица смотрели на них с поверхности стола: «Место рождения. Профессия. Дети. Семья и образование». Здесь были черно-белые фотографии на паспорт и семейные, вынутые из альбомов. Лаконичность описаний, данных Сюнне, заставляла воображение полицейских работать. Кто же тот молодой человек, сидящий с родителями на веранде в теплый день норвежского лета? Загорелый, улыбающийся, с колой, за столиком в ресторане где-то на юге. Кто тот человек, высунувший голову из окна старого фольксвагена? Побег на семейном древе, который внезапно сломали. Молодые полицейские считали такой метод мотивирующим. Для полицейских постарше этот метод позволял расставить акценты. Он нес в себе напоминание о том, что жизнь часто обрывается, когда меньше всего этого ожидаешь. Но в отделе по борьбе с насилием полицейского округа Осло к этому вопросу не стали относиться более философски.
– Варульвен[18]? Его правда зовут Варульвен? – вполголоса прошептал Андреас, вытянув шею вперед и обращаясь к веснушчатой девушке-полицейскому, той, что опрашивала соседей рядом с местом преступления.
Она раздраженно посмотрела на него, но по тому, как она прикусила кончик языка, можно было догадаться, что она оценила его внимание.
– Фарульвен, вы все правильно расслышали.
Ухмыльнувшись, Андреас подмигнул ей. Сюнне проигнорировала это и пустила по столу новую стопку фотографий.
– У нас нет полных сведений, но мы предполагаем, что община «Свет Господень» насчитывала от двадцати до тридцати человек. В нее входили дети, мужчины и женщины. У каждого из них есть родители, братья и сестры, которые сейчас пребывают в отчаянии и не знают, что думать. Их похитили? Они убежали? Они убиты, и их тела где-то спрятаны?
Сюнне достала пачку сигарет из нагрудного кармана просторного офисного пиджака, что означало, что она уже заканчивает свою речь.
– Перед нами – масштабное преступление. Пресса будет преследовать нас круглые сутки. Министерства, полицейский директорат[19] и всякий политик с популистской жилкой будут пристально следить за нашей работой. У нас мало времени. И мы не можем позволить себе ошибиться.
До этого момента убийства в Сульру мало кого касались: только жертв, преступников и полиции. Но теперь собак спустили с поводка. Фредрик вздрогнул, увидев вчерашним вечером выпуск новостей на TV2.
Они не только знали, что дочь и внук Кари Лисе Ветре пропали. Они также знали, что применялось автоматическое оружие, и утверждали, что основной версией полиции была версия о конфликте с исламской группировкой. Утечка информации в прессу не была делом незаурядным. Необычным было обилие деталей, а это значило, что у TV2 есть очень хороший источник.
Но была и еще одна причина, не дававшая Фредрику покоя. Все, кто владел информацией, обнародованной каналом TV2, прекрасно знали, что полиция нашла в тайном подвале подземную лабораторию. Так почему тогда о подвале не упомянули ни единым словом? Возможно ли, что журналисты TV2 знали о подвале, но по какой-то причине не захотели о нем упоминать? Но журналисты терпеть не могут упускать новости. Они бы не стали приберегать эту новость на потом. Нет, в это объяснение он не верил. Тогда оставалась только одна причина. Причина, пугавшая его. Источник знал о лаборатории, но скрыл это от TV2. Так в чем была причина? Если только источнику не было известно о том, что происходило в лаборатории… Тогда получается, он знал больше полиции.
А в таких вопросах только двое знают больше, чем полиция. Жертвы и преступник.
Глава 20
– И их стало трое. Трое негритят. Или, по крайней мере…
Сюнне бросила на Андреаса испепеляющий взгляд, и тот замолчал. Он усмехнулся, ища поддержки у Фредрика, но тот отреагировал ледяным молчанием. И хотя Андреас и Фредрик не допускали мысли о том, что их слаженный тандем можно разрушить, ни один из них не позволил бы себе издевку над напарником.
Кафа сидела в боковой части красного дивана, подперев руками голову.
– Ну что ж. Как вы знаете… – начал Фредрик, пытаясь поймать ее взгляд, – …мы полностью погрузились в расследование этого дела, так как пропавшие Аннетте Ветре и ее сын оказались среди исчезнувших членов общины.
Фредрик повернулся и пристально посмотрел на Андреаса.
– Чтобы выяснить, сбежала ли община или их похитили, мы должны знать, что за жизнь у них была до того, как они исчезли. С этим нам поможет Кафа.
Сюнне взяла слово.
– Мы изучаем все: финансы, пользование телефонами, платными дорогами… Разыскиваем друзей и знакомых членов общины, врагов и товарищей. Расследование ведет полиция Осло. Если потребуется, можно запросить результаты экспертизы из Национальной службы уголовного розыска и СБП. Над делом работают более пятидесяти следователей. Как сказал Фредрик, будет логичным, если вы сосредоточитесь на Аннетте Ветре. Если мы найдем ее, то, скорее всего, найдем и остальную общину.
Обгрызенным ногтем она ткнула в одну из фотографий на столе: лаборатория в Сульру.
– Фредрик считает, что ответ на вопрос, почему на них напали, находится здесь. Зачем им нужна была лаборатория?
Андреас не мешкал с ответом.
– Наркота. Христиане – не христиане. Бьюсь об заклад, наркота.
Андреас строил свою версию, оперируя одним из самых распространенных инструментов полиции – опытом. Хоть раз они находили лабораторию, которую не использовали бы для производства незаконных веществ? Нет. Если все было так, как предполагал Андреас, это стало бы ответом и на другой вопрос. На какие средства жила община? Тридцать взрослых и детей на маленьком хуторе в лесу. Никто из них не работал. Никаких доходов. Недостаточно собирать только красную смородину и сливы. А такой лабораторией они могли полгорода обеспечить наркотиками.
На улице из-за облака показалось солнце, и жалюзи, работавшие от пульта дистанционного управления, вернулись на место, отбрасывая тень на лицо Андреаса.
– Та женщина, политик… – начал он.
– Кари Лисе Ветре.
– Точно, Ветре. Она сказала, что Альфсен стоял во главе секты, а не общины. Теперь я увидел, где он жил, где спал. Картины, которыми он украсил свою спальню. И знаете, что я думаю?
Андреас наклонился вперед и постучал указательным пальцем по столу.
– Я вижу старую свинью, окруженную молодыми мальчиками и девочками, которые холят ее. Может, он педик? Или любил трахать детишек?
Андреас остановил взгляд на Кафе, как будто хотел убедиться, что ее не трясет от его выражений.
– И потом, могли начать с малого. Производить наркоту для себя и своих сексуальных оргий и постепенно раскрутиться.
– Так… – прервала его Сюнне. – Почему на них напали?
– Они занимались бизнесом с нехорошими людьми. «Джамаат-и-Ислами» – не первая исламская организация, финансирующая свою деятельность при помощи наркоторговли. На нити между производителем и дистрибьютором завязался узел, старая вражда выплыла на поверхность, кто-то пришел в бешенство. Они опустошили весь склад и забили всех, кто пытался их остановить. Разве не ты говорила, что этот Камбрани, телохранитель, был осужден за наркоту?
Андреас направил указательный палец на Кафу.
Заблудившаяся в мрачных бетонных стенах здания полиции муха жужжала возле кофейного пятна на столе. Кафа поймала ее и сжала в кулак.
– «Джамаат-и-Ислами» управляют люди с криминальным послужным списком. Я бы не удивилась, если бы они оказались причастны к наркоторговле, – сказала она, помедлив.
У Кафы был такой сосредоточенный вид, будто она пыталась понять, трепыхается ли еще муха.
– Допустим, христианские фундаменалисты и исламская община объединяются для тайной наркоторговли, но между ними разгорается старый кровавый конфликт. Это немного… – уголки ее рта выпрямились, – …притянуто за уши.
Кафа раскрыла ладонь. Муха была мертва. Она взяла ее за крыло, положила на пол и наступила. Фредрик не понял, действительно ли он слышал, или ему только показалось, как хрустнуло ее тельце. Андреас неслышно барабанил пальцами по столу.
– К тому же многие вопросы остаются без ответа, – продолжала Кафа. – Если за всем этим стоят обычные бандиты, почему они сообщают об убийствах? В чем смысл исламской символики? Где остальные члены общины?
Кафа медленно покачала головой, приподняла ногу и стала изучать муху.
– Эмира отличают жестокость и решительность. Но разорвать все отношения по торговле наркотиками…
Она закусила пухлую нижнюю губу так, что та побелела.
– Во всяком случае, это было бы что-то новенькое.
Кафа подрезала крылья версии Андреаса.
