Гостиная наполнялась шёпотом. Приглушённые голоса, осторожные взгляды, негромкий звон бокалов с водой и крепким алкоголем. Запах свежих цветов смешивался с тяжёлым ароматом ладана, принесённого кем-то из родственников. Я стояла у камина, вцепившись пальцами в чёрную ткань платья, будто стараясь удержаться на ногах.
Моего мужа, Павла, похоронили утром. Теперь в нашем доме собрались друзья, коллеги, дальние родственники – все, кто хотел выразить соболезнования, кто чувствовал себя обязанным прийти.
Каждый раз, когда кто-то подходил ближе, произносил заученные слова утешения, я кивала, но не слышала их. Мои губы двигались, отвечая что-то дежурное, но смысла в этих словах не было. Всё, что имело значение, ушло вместе с Павлом.
– Выпей глоток воды, – тихо сказала Наталья, моя лучшая подруга, протягивая бокал. Она вот уже третий день не отходила от меня, словно знала, что без неё я просто рассыплюсь, как фарфоровая статуэтка.
Я взяла стакан, но не сделала ни глотка. Губы были сухими, но пить не хотелось. В горле стоял комок, мешавший дышать.
– Все смотрят, – прошептала я, не зная, зачем это сказала.
– Пусть смотрят, – ответила Наталья, сжимая мою руку. – Они придут, поговорят, уйдут. А ты останешься. Ты должна держаться, Маш.
Я склонила голову. Да, я останусь. В этом доме, полном эха чужих голосов, в этой жизни, которая теперь кажется чужой.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Дядя Павла, Виктор Сергеевич. Высокий, грузный мужчина с лицом, покрасневшим от спиртного.
– Ты держись, девочка. Павел был хорошим человеком…
Он ещё что-то говорил, но я снова не слышала. Просто кивнула, опустив взгляд. Всё, что мне хотелось, – чтобы этот день закончился. Чтобы этот ад закончился.
Но он только начинался.
Одиночество било в висок, отдавало в грудную клетку ноющей пустотой. Я действительно осталась одна. Без детей, без мужа, без будущего, которое ещё вчера казалось мне чем-то незыблемым. Мысли, одна тяжелее другой, давили на меня, и слёзы сами собой стекали по щекам. Как же мне было противно от самой себя – сегодня я должна думать о нём, о Павле, а не о себе. О том, каким он был, что он значил для всех нас. А я думаю о том, как мне теперь жить.
Но я жива. Я должна быть благодарна хотя бы за это. Я дышу, стою, говорю. А он… он нет. Павел умер. Сердце. Всё случилось так быстро, что даже теперь кажется, будто это ошибка, чья-то нелепая шутка. Но его больше нет. Никогда не будет.
Меня передёрнуло, дыхание сбилось. Я всхлипнула, закрывая лицо ладонями. Никогда…
Гости разошлись. Дом опустел. Остался лишь тяжёлый запах духов, кофе и чего-то неуловимо мрачного – может быть, самой смерти. Я медленно пошла по дому, неосознанно проверяя, действительно ли теперь я одна.
В коридоре всё было так же, как всегда, но теперь в этом порядке было что-то пугающее, безжизненное. Я заглянула в кабинет Павла. На его столе лежали несколько папок, ручка, пара монет. На стуле висел его любимый тёмно-синий пиджак. Осторожно провела пальцами по спинке кресла, как будто надеясь, что почувствую тепло, которое могло там остаться. Но нет.
В гостиной тускло горел торшер. На полке стояли наши фотографии – свадьба, отдых у моря, какой-то банкет, где он смеялся, глядя на меня. Взяла одну из них, провела пальцем по стеклу, но тут же поставила обратно, боясь, что если задержусь, то не смогу отпустить её.
Вошла в гардеробную. Там всё было так, как он оставил: идеально выглаженные пиджаки висели на своих местах, галстуки аккуратно разложены на подставке, запонки лежали в шкатулке. Погладила по ткани смокинга, ощутила под подушечками пальцев холод металла запонок. Как будто он всё ещё здесь. Как будто всё ещё можно повернуть вспять.
Вышла в спальню и услышала звук. Едва уловимый, но резкий. Писк. Я замерла.
Телефон.
Телефон Павла.
Посмотрела вокруг, пытаясь понять, откуда доносится этот сигнал. Сердце забилось чаще. Писк повторился. С трясущимися руками открыла его портфель, нырнула внутрь ладонями, нащупала холодный корпус. Экран не горел, но батарея была на исходе – осталось всего три процента. Именно поэтому он и пищал.
Я сжала его в руках, едва сдерживая новый поток слёз. Хотела просто выключить. Погладить экран, последний раз провести по нему пальцем, как по его щеке. Оставить в прошлом.
Но в ту же секунду телефон ожил. Подсветка загорелась.
Множество пропущенных звонков. Но взгляд остановился на новом уведомлении. Сообщение.
"Пришли деньги на дочь."
Я застыла. Я не могла дышать.
Губы онемели. В груди всё сжалось, как будто невидимый кулак выдавливал из меня воздух.
Мой Павел. У него есть дочь?
Мир рухнул вторично, и на этот раз – без шанса подняться.
Я сидела в маленьком уютном кафе у окна, обхватив ладонями чашку с кофе. Тёплая керамика чуть согревала холодные пальцы, но внутри всё равно было пусто и ледяно. За стеклом шёл мелкий дождь, размывая огни уличных фонарей, и редкие прохожие спешили укрыться под зонтами. Я же сидела неподвижно, словно меня не касалась эта суета.
– Маш, ты себя накручиваешь, – тихо сказала Наталья, сидящая напротив. В её голосе было столько заботы, что я едва сдержала новый поток слез. – Может, это какая-то ошибка? Дурацкое совпадение? Что угодно…
Я покачала головой, глядя в тёмную гладь кофе. Слова застряли в горле. Я не знала, что сказать. Хотела бы поверить в её версию, но внутри меня всё уже сдалось перед правдой. Павел мне лгал. Годы. Всё это время у него была… дочь. Где-то там, в другой семье. Или, может, тайно от неё. От меня. Я не знала, что хуже.
– Телефон сел, – напомнила Наташа и накрыла мои руки своими. Её пальцы были тёплыми, настоящими, живыми. Единственное, что сейчас меня держало. – Мы ничего не узнаем, пока не получим доступ к нему.
Медленно подняла на неё глаза и выдохнула:
– Я переписала номер.
Подруга замерла. Потом резко выпрямилась, взгляд её оживился, в уголках губ мелькнуло что-то похожее на предвкушение.
– Так чего мы ждём? – сказала она, доставая телефон. – Сейчас пробьём по базе, кто это и где живёт. А потом поедем и поговорим.
Я посмотрела на неё, не зная, хочу ли я этого. Была ли я готова? Хотела ли знать правду, которая уже начала менять всё, во что я верила?
Но Наталья уже щёлкала по экрану.
– Коленька, помоги узнать данные владельца номера, – ласково сказала она, набирая мужа. – Да, сейчас скину тебе… Спасибо, родной. Да, к ужину будут твои любимые котлетки, не переживай. – Она улыбнулась, слушая ответ на другом конце, и спустя пару секунд положила трубку.
– Скоро будут данные, – сообщила она мне, убирая телефон.
Я молча кивнула. А потом, набравшись воздуха, спросила:
– И что мне с этим делать? Вот увижу я эту девочку… С глазами Павла. И что дальше?
– Тогда ты узнаешь правду, – Наталья наклонилась вперёд, её голос был уверенным, но в глазах читалась забота. – Маш, если ты этого не сделаешь, это будет терзать тебя всю жизнь. Ты всегда будешь гадать, кто она, как живёт, почему Павел тебе лгал.
– А если я узнаю? – перебила я её, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Если она правда его дочь? Что это изменит? Павла уже нет. Зачем мне лезть в их жизнь? Может, она даже не знает о нём! Как я могу появиться там, как призрак прошлого?
Подруга покачала головой:
– А может, она ждала всю жизнь, чтобы узнать правду. Ты не думала об этом? Может, эта женщина… её мать… тоже пыталась дозвониться, найти способ связаться. А Павел… – она замолчала на мгновение, словно подбирая слова, – Павел мог пообещать что-то, а потом не выполнить. Ты же его знала, Маш. Он был человеком долга, но он умел прятать правду, если считал, что так лучше.
Я горько усмехнулась. Да, Павел всегда был таким. Всё под контролем. Всё разложено по полочкам. Даже свою смерть он оставил мне аккуратно упакованной, без лишних сложностей – крепкие замки, проверенные контракты, никакой финансовой неразберихи. Только вот сердце его не выдержало.
– А если я не справлюсь? – тихо спросила я. – Я столько лет прожила с этим человеком. Думала, что знаю его, что мы семья. А теперь… теперь я понимаю, что он мне лгал. Как мне жить с этим? Как мне даже дышать?
Наталья снова сжала мои руки.
– Ты не одна. И ты справишься. Главное – идти вперёд, а не застревать в прошлом. Узнать правду – это твой шаг вперёд. Не ради Павла, не ради этой девочки, а ради себя.
Я медленно выдохнула, закрыла глаза и кивнула. Да, возможно, Наталья была права.
– А если я не справлюсь?
Ответа не последовало. В кафе звякнула дверь, кто-то зашёл, стряхивая с плеч капли дождя. Наталья машинально взглянула в сторону входа, а затем опустила глаза на экран телефона, который вдруг завибрировал. Сообщение. Я увидела, как её пальцы дрогнули, как она медленно разблокировала экран и пробежалась глазами по строчкам. Её лицо на мгновение застыло, а затем медленно изменилось – сначала удивление, потом лёгкий шок, который она тут же попыталась спрятать.
– Что? – я не выдержала этой длительной паузы.
Она подняла на меня глаза. В её взгляде читалось что-то странное, что-то, от чего у меня холодок пробежал по спине.
– Ялта, – тихо произнесла она.
Я моргнула. Глухо переспросила:
– Что Ялта?
– Адрес проживания той женщины… Ялта.
Почувствовала, как внутри что-то проваливается в бездну. Это был не просто адрес, это был приговор. Чёрные буквы на экране телефона, казалось, горели огнём, выжигая всё, что я думала о своей жизни. Ялта. Далеко. Совсем другая реальность. Там, у моря, жила женщина, которая, возможно, долгие годы любила моего мужа. Там росла девочка, которая носила его черты.
Я невольно сжала пальцы вокруг чашки, словно боялась, что если разожму руки – упаду в эту бездну.
– Маш… – тихо сказала Наталья, но я не ответила.
Просто смотрела на неё, а в голове билась одна мысль: теперь я знаю. И я больше не могу делать вид, что ничего не случилось.
– Боже, дай мне сил…
Я сидела за кухонным столом в полумраке, сжимая в руках смятый листок бумаги. Его края уже начали рваться от слишком сильного давления пальцев, но я не отпускала. Этот клочок был сейчас для меня тяжелее гранита. На нём было написано всё, что рушило мою жизнь. Адрес. Фамилия. Женщина, которая родила дочь от моего мужа.
Лампочка над столом мерцала, отбрасывая на стены неуверенные тени. Я смотрела на них, но перед глазами были не они, а его лицо. Павел. Мой муж. Мужчина, которого я знала… или думала, что знала. В голове крутился тот самый разговор о его поездке в Ялту.
– Маш, может, ну его, этот санаторий? Ну что, я, пенсионер что ли какой?
Я тогда улыбнулась, поправляя аккуратно сложенные рубашки в чемодане. Он ходил по спальне, хмурясь, будто я отправляла его в ссылку.
– Причём тут пенсионер? – ответила, не отрываясь от сборов. – Съездишь, отдохнёшь, подлечишься. Ты столько лет уплачивал взносы в профком, и тут до тебя дошла очередь, почему бы не воспользоваться?
Он усмехнулся, присел на край кровати и потянулся к моей руке. Я остановилась, почувствовав, как его пальцы накрыли мои.
– А ты что? Ведь обидно будет? – спросил он, заглядывая мне в глаза.
Я покачала головой, сдерживая улыбку.
– Слушай, я же не маленькая, чтобы обижаться из-за этого. Ты меня как-нибудь с Наташкой на море отпустишь.
– Ага, вас только отпускать, – фыркнул он, притягивая меня к себе. – Отобьют ещё, красоту такую.
Я засмеялась, а он поцеловал меня в лоб. Тепло его губ, его запах – всё это было тогда таким привычным. Таким… моим.
Воспоминание оборвалось, словно разбитое стекло. Я моргнула, вернувшись в реальность. В доме было тихо. Не та уютная, родная тишина, что раньше, а мёртвая, давящая пустота. Павел никогда больше не войдёт в эту дверь, не хмыкнет раздражённо, когда я забуду выключить свет в коридоре. Не спросит, что на ужин, не обнимет, не поцелует.
Слёзы катились по щекам, оставляя за собой жгучие дорожки. Хотела вытереть их, но руки были заняты этим проклятым клочком бумаги. Он словно прилип к пальцам, как часть моей судьбы, от которой не избавиться. Хотелось порвать его, скомкать, сжечь – но я не могла. Только стиснула зубы, сжав листок ещё сильнее.
Мое сознание металось. Я пыталась убедить себя, что не должна вмешиваться, что прошлое останется прошлым, если я просто закрою глаза и сожгу этот адрес. Но в глубине души я знала – не смогу.
Где-то там, в Ялте, жила девочка. Его дочь.
А я? Кто я теперь? Просто его вдова. Женщина, у которой не осталось ничего, кроме пустого дома и засохшего букета соболезнований в гостиной.
Время тянулось вязко и медленно. Часы на стене отбивали секунды, но я не слышала их. Только внутри меня всё кричало. Я не знала, что делать. Искать её? Узнать правду до конца? Или закрыть глаза и попытаться забыть, как неудачный сон?
Но знала одно – забыть уже не в силах.
Как же мне было горько от мысли, что он тогда, возможно, ехал не только в санаторий.
Перед глазами всплыл образ девочки. Маленькая, с пушистыми светлыми волосами, большими глазами, в которых светится что-то знакомое. Что-то, что я видела в Павле. И если бы она действительно унаследовала его взгляд… Я невольно вздрогнула. Каково мне будет, если встречу её? Смогу ли смотреть в её глаза и видеть в них своего мужа?
Представила разговор с той женщиной. Как стою перед ней, сжимаю пальцы в кулаки, пытаясь не сорваться. Как она открывает дверь, бросает на меня настороженный взгляд. А я спрашиваю: «Он вам рассказывал обо мне?» Или: «Вы знали, что он был женат?»
Но что это изменит? Ответы не вернут мне Павла. Не изменят его предательства. Но без них я не смогу двигаться дальше.
Я резко встала из-за стола, чувствуя, как напряжение пронзает каждую клетку тела. Листок бумаги все еще был у меня в руке, и я крепко сжала его, будто он мог дать мне хоть какую-то поддержку. Мне нужно было принять решение. Сейчас.
Схватила телефон, но пальцы замерли над экраном. Номер Натальи высветился автоматически – всего одно нажатие, и я услышу её голос. Но смогу ли это сказать? Слова застряли в горле.
Что, если я передумаю? Что, если правда окажется еще страшнее, чем предполагаю? Что, если увижу эту девочку, и она станет для меня постоянным напоминанием о лжи, в которой я жила?
Телефон тяжело лежал в ладони, словно давил на меня своим молчанием. Я сжала губы, сделала глубокий вдох и кликнула вызов. Гудки тянулись мучительно долго, а внутри меня клокотали эмоции. Наконец, раздался её вопрос:
– Маш? Ты как?
Я вдохнула, пытаясь собраться с мыслями, но голос предательски дрогнул:
– Я надумала. Я поеду в Ялту.
На том конце повисла короткая пауза. Я представила, как Наталья морщит лоб, пытаясь подобрать слова. Но когда она заговорила, в её ответе не было сомнений:
– Тогда я еду с тобой. Не оставлю тебя одну в этом.
Закрыла глаза, сжав смартфон в руке. Сердце глухо стучало в груди, а пальцы снова пробежались по измятому клочку бумаги. Это решение уже было принято.
Я поеду.
Я увижу её.
Не теряя ни минуты, взяла ноутбук, открыла сайт железнодорожных билетов. Пальцы дрожали, когда вводила маршрут. Ближайший поезд отправлялся через сутки – этого времени было достаточно, чтобы собраться, но недостаточно, чтобы передумать. Я выбрала два места в купе, заполнила данные, и спустя пару минут на почту пришло подтверждение бронирования.
Тут же откинулась на спинку дивана, прикрывая веки. На мгновение мне показалось, что я расслабилась, но стоило прислушаться к себе, как поняла – моё тело дрожит. Глубоко внутри меня пульсировало осознание: отступать теперь некуда.
– Вот и организовал мне поездку на море с Наташей…
Мы встретились с Натальей на перроне задолго до отправления. Я приехала раньше, чем планировала, не в силах больше находиться в пустом доме, где все напоминало о Павле. Подруга же появилась, как всегда, в самый нужный момент, с чемоданом на колесах и лучезарной улыбкой, которая должна была подбодрить меня, но вместо этого только подчеркивала мою растерянность.
– Ну что, Машка, назад дороги нет, – сказала она, хлопнув меня по плечу. – Только вперед.
Я кивнула, сжимая в руках билет, будто он мог рассыпаться в прах, стоит мне ослабить пальцы. Внутри все сжалось от волнения. Я избегала смотреть на Наталью, чтобы не выдать страх, который прятала за внешней спокойной маской.
Мы устроились в купе. Ната, сбросив босоножки, удобно разместилась на нижней полке и мгновенно начала распаковывать сумку – то достанет воду, то переложит салфетки, то проверит, на месте ли документы. Я же сидела напротив, напряженно сцепив руки в замок, глядя на мутное стекло вагона, за которым суетились провожающие. В голове пульсировала одна мысль: «Что я делаю?»
Поезд дернулся, медленно тронулся, и перрон начал уплывать назад. В груди все оборвалось. Это было начало пути, из которого нельзя просто взять и повернуть обратно.
Часы шли, километры проносились мимо, а мы с Наташей разговаривали обо всем, кроме главной причины поездки. Обсуждали книги, фильмы, даже соседей по купе, но ни разу не упомянули имя Павла, не сказали ни слова о женщине, чье имя значилось на листке с адресом, который теперь лежал в глубине моей сумки.
Я смотрела в окно, наблюдая, как меняются пейзажи. Зеленые поля сменялись перелесками, затем начинали мелькать речушки, а вскоре появились сухие степи, в которых чувствовалась близость юга. Наталья, будто чувствуя, что я слишком глубоко ушла в себя, легонько коснулась моей ладони.
– Ты в порядке? – тихо спросила она.
Я кивнула, но не сразу смогла заговорить. Казалось, если скажу хоть слово о своих чувствах, слезы снова придут, а я не хотела показывать слабость. Не сейчас.
На одной из остановок мы вышли на перрон. Воздух был совсем другим – горячий, густой, наполненный запахами прогретого асфальта, трав и пряных летних цветов. Подруга глубоко вдохнула и протянула мне бутылку воды:
– Держи, а то вдруг в обморок грохнешься, и придется тебя откачивать прямо тут, под этим милым киоском с пирожками.
Я усмехнулась, отпила пару глотков и, наконец, решилась сказать то, что давно крутилось в голове:
– Спасибо тебе…
Наталья посмотрела на меня с вопросом.
– За что?
– За то, что поехала со мной. За то, что просто рядом, – я отвела взгляд, сосредоточившись на маленькой девочке с воздушным шариком, которая вцепилась в руку матери. – Я не знаю, что ждет меня там, но одно знаю точно: без тебя я бы не справилась.
Подруга улыбнулась, накрыла мою руку своей, и мы постояли так несколько секунд в тишине, пока проводник не объявил, что пора возвращаться в вагон.
Когда поезд снова двинулся, я ощутила, что с каждым километром мы приближаемся не только к Ялте, но и к неизбежности. Ответы ждали меня впереди, и от них уже не отвернуться.
Теперь мы ехали вдоль моря. Волны мерцали в лучах солнца, переливаясь оттенками бирюзы и лазури. Наталья первой приникла к окну, восторженно выдохнув:
– Боже, как красиво…
Я молча кивнула, глядя, как на горизонте море сливается с небом. Это зрелище завораживало, хотелось вдыхать этот воздух, пропитываться атмосферой юга, забыться… но внутри меня что-то застопорилось. Как я могу наслаждаться этим? Как могу ловить в себе отголоски радости, когда всего несколько дней назад стояла у могилы мужа?
Ната заметила мое замешательство, повернулась ко мне:
– О чем ты думаешь?
Я сглотнула, глядя в окно:
– О том, что не имею права на это… на эту красоту, на этот момент. Я должна скорбеть, а не любоваться морем.
– Маш, ты не робот, – Подруга мягко сжала мою руку. – Да, ты потеряла мужа. Но ты жива. И это не преступление – чувствовать, видеть, дышать…
Я закрыла глаза, пытаясь переварить ее слова. Может, она права? Может, в том, чтобы жить дальше, нет вины? Но пока что я не была к этому готова.
Остаток пути мы неотрывно прилипли к окну. Поезд медленно огибал склоны, и перед нами раскинулся бескрайний морской горизонт. Волны блестели под солнцем, словно рассыпанные кусочки стекла, ветер трепал редкие деревья на побережье. Это было красиво. Это было восхитительно.
Но мне было стыдно.
Как я могла наслаждаться этим видом, этим моментом? Как могла позволять себе улыбку, лёгкость в груди, когда всего несколько дней назад похоронила мужа? Казалось, что каждый вдох свежего морского воздуха – предательство. Внутри меня всё время глухо гремел голос: «Ты не имеешь права. Ты должна горевать».
Но ведь Павел больше не мог видеть моря. Никогда. Не мог чувствовать этот воздух, тепло солнца на коже. А я могла. И от этой мысли горло сдавило до боли.
– Всё в порядке? – Наталья тихо коснулась моей руки, и я вздрогнула.
– Да… просто задумалась, – соврала я, отводя взгляд.
Мы молчали. Я снова смотрела в окно, но теперь пейзаж не приносил радости. Только пустоту.
Вскоре поезд прибыл на станцию. Мы вышли на перрон, ощущая жаркое дыхание юга. Воздух был напоён солью и ароматом цветов. Казалось, что всё вокруг пропитано спокойствием и безмятежностью – словно сама природа хотела убаюкать меня в иллюзии счастья.
Мы добрались до санатория быстро. Белое здание с колоннами возвышалось среди пышных пальм и кипарисов. Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце.
– Нам нужно заселиться в свободный номер, – уверенно сказала Наталья, обращаясь к женщине за стойкой регистрации.
Администратор – полная дама лет пятидесяти в белой блузе – оторвалась от монитора и окинула нас внимательным взглядом. Затем покачала головой:
– Простите, но сейчас бархатный сезон. У нас всё забронировано ещё зимой. Ближайшие семь недель свободных мест не будет.
Я почувствовала, как холодеют пальцы. Семь недель? Значит, у нас нет возможности здесь остановиться? Сердце глухо стукнуло в груди. Что теперь?