И теперь уже как-то иначе его воспринимала. Казалось, во мне что-то сдвинулось, как если бы сломанный механизм вдруг заработал по-новому.
Владимир уловил это изменение. В глазах промелькнула тень понимания, и он чуть нахмурился, будто размышляя, что делать дальше.
– Вставай, – негромко, но твёрдо проговорил, подавая мне руку.
Я медлила всего пару секунд, затем вложила свою ладонь в его. Пальцы сжались и в этом жесте было столько поддержки, что я почувствовала, как становится легче дышать. Он помог подняться, не выпуская моей руки до тех пор, пока я окончательно не нашла равновесие. Затем, словно боясь, что я вновь осяду на пол, бережно повёл в сторону веранды.
Там воздух был свежее, а слабый ветерок пробирался сквозь тонкую ткань моей одежды, но я уже не дрожала.
Мужчина усадил меня в плетёное кресло, а сам, не говоря ни слова, включил чайник-самовар. Его металлический корпус блеснул в солнечном свете, и я невольно улыбнулась.
Смотрела, как по отполированной поверхности пробежал солнечный зайчик, плавно скользя по изгибам. На мгновение задержала на нём взгляд, словно зачарованная. Этот крохотный проблеск света вдруг стал для меня чем-то важным. Ведь если я могу заметить такое – значит, я ещё способна видеть красоту в простых вещах.
Значит, я всё ещё жива.
Эта мысль наполнила меня странным спокойствием. Сколько всего произошло за последние дни – и всё же я могла остановиться в этот момент и просто наблюдать за игрой света.
Замечать.
Чувствовать.
Это значило, что я не утратила себя окончательно.
Обхватила ладонями кружку, когда он налил мне чая, и тихонько подула на поверхность.
– Никогда бы не подумала, что в такую жару можно пить горячий чай.
Владимир усмехнулся, наблюдая за мной.
– Так организм адаптируется. Чем выше температура тела, тем легче переносится окружающая жара.
Я кивнула, обдумывая его слова, но тут он вдруг плавно увёл разговор в другую сторону:
– Значит, у тебя медицинское образование?
Я машинально снова кивнула.
– Да… терапевт, – проговорила и тут же в мыслях закончила фразу эхом голоса свекрови: которая не смогла спасти мужа.
Мои пальцы крепче сжали бокал, а во рту появилось что-то горькое.
Я сидела, смотря невидящим взглядом в никуда. Знала, что Владимир наблюдал за мной, словно выжидая, пока я сама заговорю. Но вместо того, чтобы задавать вопросы или пытаться утешить, он вдруг произнёс нечто совершенно неожиданное:
– У меня в санатории всегда нужны хорошие специалисты. Если захочешь, могу предложить тебе работу.
Я подняла голову, не сразу понимая, что он только что сказал. Работа? Здесь? В этом месте, где я оказалась случайно? В этом странном вихре событий, когда я только-только начала собирать себя по кусочкам? Я растерянно посмотрела на него, не зная, что ответить.
– Работа? – переспросила глухо, будто не веря своим ушам.
Он кивнул.
– Да. Хорошие специалисты в цене, особенно в таких местах. А ты, как я понимаю, опытный врач.
Я хотела рассмеяться, но во рту пересохло.
Опытный врач.
В памяти всплыл монолог свекрови:
Ты же должна была видеть! Ты должна была понимать, что с ним что-то не так! Ты жила с ним под одной крышей, а он умер, и ты даже не догадалась! Как ты вообще можешь называть себя врачом после этого?
А может, не только она так считает. Может, так думают все вокруг. Коллеги, знакомые, соседи… Может, именно поэтому меня уволили, не дождавшись моего возвращения из отпуска. Не потому что свекровь устроила скандал, а потому что никто не захотел работать с врачом, который не заметил, как умирает её собственный муж.
Но было ли у меня право на новую жизнь?
Я столько лет строила старую – шаг за шагом, привычка за привычкой, день за днём. Казалось, всё предсказуемо: муж, работа, дом, будущее, которое я видела вполне чётко. А теперь?
Теперь каждый день превращается в качели, где нет ни опоры, ни равновесия. Меня швыряет то в ад, то в рай, и я уже не понимаю, где реальность, а где очередной удар судьбы. Вчера – окончательное осознание предательства, боль утраты, страх, почти смерть. Сегодня – чай в тишине, странное спокойствие, а теперь и вовсе неожиданное предложение.
Единственное, что пока остаётся неизменным за эти пару дней, – это мужчина напротив.
Как будто его не касаются все эти вихри, в которые меня затягивает. Он просто здесь. Не обещает, не требует, не давит. Просто присутствует. Просто протягивает руку помощи, а теперь ещё и предлагает работу. Как будто хочет дать мне шанс на новую жизнь.
– Это… – начала я, но голос дрогнул. Я опустила взгляд в чашку, собираясь с мыслями. – Это слишком неожиданно. Я… я не знаю.
– Я и не говорю, что тебе нужно принять решение прямо сейчас, – спокойно сказал он. – Просто подумай об этом. Возможно, это именно то, что тебе сейчас нужно.
Я не знала. Не знала, что мне нужно. Всё, что я знала – это то, что моя жизнь рушится, но среди всех этих обломков внезапно появляется новый путь. Я смотрела на Владимира, пытаясь понять, почему он так хочет мне помочь. Но в его взгляде не было расчёта, не было скрытых мотивов – только спокойствие и уверенность.
– Почему ты это делаешь? – тихо спросила я.
Он чуть склонил голову, будто размышляя над ответом.
– Потому что вижу человека, который остался без опоры. А у меня есть возможность её дать. И ещё потому, что ты сильнее, чем сама о себе думаешь.
Я сглотнула, чувствуя, как сжимается что-то в груди. Эти слова… Они снова пробили стену, за которой я пыталась спрятаться. Но на этот раз я не испытала боли. Только тепло.
Но вместе с этим теплом пришло и ощущение стыда. Я опустила глаза в чашку, снова обхватывая её пальцами.
Он помогает мне. Он искренен со мной. А я…
– Мне стыдно, – призналась я вдруг, сама удивившись собственной честности.
Владимир чуть приподнял брови, но не перебил, ожидая, что я скажу дальше.
– Я солгала тебе при первой встрече, – призналась, глубоко вздохнув. – Я сказала, что приехала сюда, потому что это любимое место моего мужа. Что мне хотелось побывать там, куда он мечтал меня привезти… Но это неправда.
– На самом деле, я приехала в Ялту, чтобы… познакомиться с последствиями измены мужа, – призналась, чувствуя, как внутри что-то сжимается.
Собеседник ничего не сказал, просто внимательно смотрел на меня, давая возможность продолжить.
– После его смерти я узнала, что у него была другая женщина, возможно, не одна… Но одна точно. – Я провела пальцем по краю чашки, глядя в темную поверхность чая. – Он жил двойной жизнью. И все это время думал, что здесь растет его дочь, но девочки не оказалось…
Глубоко вздохнув, я попыталась собрать мысли воедино.
– Вчерашний день… – тихо продолжила, – это был день, когда я окончательно всё осознала. До этого я ещё пыталась находить оправдания, верить, что это какая-то ошибка, но вчера… – Я покачала головой и горько усмехнулась. – Вчера я окончательно приняла, что вся моя жизнь с ним была иллюзией.
Наступила тишина.
Я не знала, чего жду от Владимира – сочувствия, слов поддержки? Но он не спешил ничего говорить. Просто смотрел на меня, чуть склонив голову, и внезапно уголки его губ дрогнули в слабой улыбке.
– Ты не умеешь лгать, – сказал он спокойно, но с каким-то теплым укором.
Я вздрогнула, не ожидая такого вывода, и открыла было рот, чтобы возразить, но он опередил меня:
– Ещё в кабинете я понял, что ты что-то не договариваешь. Или, скажем так, немного приукрашиваешь правду.
Я невольно опустила глаза в чашку. Значит, всё же чувствуется, когда слова неискренни, когда за ними стоит что-то большее.
– Но знаешь… – продолжил он, переведя взгляд на окно. – Я рад, что тогда поддался какому-то внутреннему порыву и не отказал тебе в помощи. Хотя мог.
Я опять медленно подняла голову, снова встретившись с его взором.
– Почему мог?
Он пожал плечами.
– Ну, не до конца понял, для чего именно вам с Натальей понадобился мой санаторий. Вернее, понимал, что речь идёт не о простом отдыхе. Но всё равно решил помочь. – Владимир усмехнулся, опершись локтями о стол. – И вот теперь, когда всё стало яснее, я всё ещё рад, что сделал это.
Его спокойствие, его уверенность в своих решениях – это завораживало. Он не расспрашивал, не копался в деталях. Просто принял ситуацию такой, какая она есть, и поступил так, как считал нужным.
– Ты… правда не сердишься? – спросила, сомневаясь.
Мужчина взглянул на меня и покачал головой:
– Нет. Ни капли.
Я сделала ещё один осторожный глоток чая, наслаждаясь его мягким вкусом, и сжала пальцами тонкую фарфоровую чашку. Владимир смотрел на меня с каким-то вниманием, которое я не привыкла получать. От этого взгляда у меня внутри что-то едва ощутимо дрогнуло, но я тут же попыталась заглушить это чувство.
Что это?
Мне приятно его внимание. Оно было совсем не таким, каким я привыкла его получать от других. Не просто вежливый интерес, необыкновенное участие. В нём было что-то ещё – едва уловимое, почти романтическое.
И вот тут во мне зашевелилась совесть.
А ты можешь себе позволить что-то подобное? – спросил внутри голос, строгий, осуждающий. – Ведь прошло не так много времени…
Опустила взгляд в чашку, наблюдая, как на поверхности напитка медленно расходятся круги. Попробовала отмахнуться от этой мысли, сделала ещё один глоток, потом взяла печенье, надкусила, надеясь, что привычные действия помогут отвлечься. Но нет.
Мне действительно приятно находиться здесь. Разговаривать с ним. Сидеть рядом. Видеть его поддержку. Но могу ли я… хочу ли я… заслуживаю ли?
Боролась с этими вопросоми всю оставшуюся часть разговора.
Могу ли я чувствовать что-то к другому мужчине?
Могу ли хотеть его внимания?
Достойна ли я этого?
Или теперь мне суждено носить этот траур всю жизнь?
В памяти снова всплыл голос свекрови: Ты должна страдать. Ты должна скорбеть. Ты должна винить себя…
Я сжала зубы и почти зло откусила ещё кусочек печенья.
А за что?
Я всю свою жизнь посвятила одному мужчине. Одному-единственному. Жила его интересами, подстраивалась, заботилась, любила… И что в итоге? Он ушёл. Ушёл, оставив после себя не только пустоту, но и горькую правду. Боль, которая съедала меня изнутри.
Близких нет.
Работы нет.
Дома нет.
Закрыла глаза, глубоко вздохнула. А если представить… если совсем ненадолго позволить себе подумать о будущем?
Юг. Тёплый морской воздух. Небольшая съёмная квартира с видом на зелёные холмы. Работа в санатории. И…
Владимир.
Мы сидим вот так же, на веранде. Болтаем. Я пью горячий чай, несмотря на жару, он делает вид, что пьёт, но на самом деле просто держит чашку в руках. Говорит мне что-то своим спокойным голосом, и я ловлю себя на том, что хочу слышать этот голос ещё и ещё.
Резко открыла глаза, будто отгоняя иллюзию.
Но она не уходила.
Я глубоко вдохнула, пытаясь унять хаос в голове. Мысли разбегались в разные стороны, унося меня куда-то далеко, туда, где мне не следовало быть. Я словно начинала заигрываться в эти образы, и мне срочно нужно было ухватиться за что-то другое.
– А почему ты не женат? – спросила, прежде чем успела себя одёрнуть.
Как только слова слетели с губ, я поняла, что это была ошибка.
Лицо Владимира едва заметно изменилось – во взгляде появилось что-то жёсткое, тень прежних эмоций скользнула по его чертам. Он медленно поставил бокал на стол, не отводя от меня взгляда.
И тут меня словно пронзило.
С чего я вообще взяла, что он не женат?
Глупость. Бестактность. Наивность.
Может, у него семья. Может, где-то в столице его ждёт жена, дети. А он просто приехал в разгар сезона проверить, как идёт бизнес, посмотреть, всё ли в порядке в санатории.
Меня окатила волна смущения, и я тут же отвела взор, уставившись в пол.
Размечталась, дурочка…
Пальцы нервно погладили край юбки сарафана, словно разглаживая несуществующие складки. Я почувствовала босыми ногами прохладные доски веранды, но это не помогло остудить жар, подступивший к щекам.
– Извините… – пробормотала, не поднимая глаз.
Мне было нестерпимо неловко.
Подняла все же взор, ожидая услышать что-то лёгкое, может, даже шуточное – не могла же я всерьёз попасть в такую глупую ситуацию, где увлеклась мужчиной, у которого, возможно, жена и дети. Но Владимир молчал, и в этом молчании уже было что-то неотвратимое.
– Нет, – наконец сказал он. – Я не женат. Уже двенадцать лет как не женат.
Я не сразу осознала смысл его слов. Двенадцать лет? Почему так? Он не уточнял, но я уже понимала – ответ будет тяжёлым. В груди сжалось предчувствием, которое оправдалось в следующую секунду.
– Они погибли, – произнёс он спокойно, но в этой интонации была усталость, та, что приходит, когда боль уже давно не режет по-живому, а просто существует, став частью человека. – Жена и сын. Разбились на машине.
Я замерла, пытаясь переварить услышанное. Он говорил это ровным голосом, но мне вдруг стало стыдно за свою невольную мечтательность, за свои вопросы, за свои мысли о нём. Где-то внутри что-то сдавило так же ощутимо, как тогда, когда узнала о смерти мужа.
– Мне жаль, – прошептала, потому что не знала, что ещё сказать.
Владимир кивнул, не отводя взгляда. Он не выглядел так, словно нуждался в жалости, но я чувствовала – ему нелегко это говорить. Может, он вообще редко говорит об этом. Может, сейчас, со мной, это впервые за долгие годы.
– Это было давно, – добавил он. – Но с тех пор я так и не смог… – Он замолчал, не закончив фразу.
И мне не нужно было, чтобы он её заканчивал. Я понимала. Он остался один. Не смог построить другую семью. Не смог снова впустить кого-то в своё сердце.
Я смотрела на него и вдруг осознала, что вижу его иначе. Как он говорил о них, как держался… В нём не было пустоты или озлобленности, он просто жил с этим грузом, принимал его, как часть себя. И этот человек провёл столько лет в одиночестве, не предавая памяти о тех, кого любил.
Невольно сравнила его с мужем… С человеком, который при живой жене изменял ей, у которого была другая жизнь, другая женщина. И что в итоге? Он ушёл, оставив меня с болью и предательством.
И тут меня пронзил новый вопрос – тот, который я задавала себе совсем недавно.
А имею ли я право? Если Владимир столько лет был один, то почему я, став вдовой, уже задумываюсь о том, чтобы двигаться дальше? Не слишком ли это рано? Достойна ли я чего-то нового? Или мне тоже суждено теперь быть одной?
Мы молчали. Я попивала чай, ощущая, как горьковатый вкус наполняет меня странной смесью облегчения и тоски. Мужчина смотрел куда-то вдаль, возможно, снова мысленно возвращаясь туда, где когда-то был счастлив.
А я поняла, что в этом мы похожи. Мы оба остались одни.
Только его одиночество длилось двенадцать лет, а моё только началось.
И в этот момент я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Признательность за доверие смешалась с чем-то большим, чем-то, что пока не могла назвать конкретными словами.
Я не отводила глаз, чувствуя, что между нами повисло нечто невидимое, но ощутимое. Что-то важное.
Я так и не пошла в санаторий на процедуры. Владимир только мельком спросил, собираюсь ли туда, и когда я покачала головой, он без лишних вопросов предложил пройтись.
Я не возражала. Мне не хотелось сидеть в закрытом пространстве, да и мысли слишком шумно метались в голове, требуя простора.
Мы шли медленно, как будто у нас было бесконечно много времени. Окрестности городка оказались удивительно живописными: тропинки, утопающие в зелени, немногочисленные прохожие, неспешно прогуливающиеся пары, воздух, пропитанный морской солью и запахом прогретых солнцем трав. Я ловила эти запахи, получала удовольствие от редких порывов ветра, которые трепали подол моего сарафана.
Владимир рассказывал мне истории, связанные с этими местами. Вспоминал какие-то забавные случаи, приключающиеся с отдыхающими его пансионата. Он говорил с той особой теплотой, какая бывает у людей, по-настоящему привязанных к своему делу. Я слушала, кивала, вставляла короткие реплики, но большую часть разговора просто наслаждалась его голосом. Он был спокойный, низкий, чуть хрипловатый, будто от частого молчания.
Когда дошли до домика, где поселились с Натальей, наступил тот самый момент. Мы оба остановились у калитки, но не спешили расходиться. Повисла странная, почти подростковая неловкость, как при прощании после первого свидания, когда хочется задержаться, но не знаешь, как это сделать.
Я посмотрела на него, он на меня, но оба ничего не сказали. В голове мелькнула мысль, что нужно как-то поблагодарить за поддержку, но слова не складывались в привычные формулы вежливости.
– Спасибо, – всё же выдохнула я, сжимая пальцами прутья калитки.
Владимир слегка улыбнулся.
– За что?
– За день. За то, что ты… был рядом.
Я тут же смутилась, осознав, как по-особенному прозвучала эта фраза. Как будто я призналась в чём-то большем, чем просто благодарность. Но мужчина не стал шутить, не перевёл всё в разряд легкомысленного разговора. Он лишь кивнул, как будто действительно принял мои слова всерьёз.
Уже собиралась войти на территорию сада, как вдруг услышала громкие, злые крики.
– Паскуда! – донеслось откуда-то изнутри, и голос Натальи был настолько пропитан яростью, что у меня по спине пробежал холод.
Я замерла, но тут же последовал ещё один выкрик, а потом звук чего-то падающего – возможно, мебели.
– Паскуда! Гнида! Да чтоб тебя…
Я даже не раздумывала, метнулась к домику, забыв про всё на свете.
– Наташа?! – воскликнула, толкая дверь.
Картина передо мной была неожиданной и дикой: моя подруга стояла у кровати, яростно швыряя одежду в раскрытый чемодан. Сарафаны, шорты, кофты летели внутрь, а поверх всего с глухим стуком упали босоножки. Её лицо было перекошено, дыхание сбивалось от ярости.
– Что случилось?! – бросилась я к ней.
– Мой мне изменяет, представляешь?! – развернулась ко мне подруга, её глаза метали молнии.
– Коля? – я опешила.
– Коленька-Коленька! – передразнила она, скривившись, и с силой швырнула в чемодан ещё одну вещь.
Я ошеломлённо смотрела на неё, не зная, что сказать. За моей спиной послышались шаги – Владимир, несомненно, тоже услышал всё это и зашёл вслед за мной.
– Ты уверена? – осторожно спросила я, но тут же поняла, насколько глупо звучит этот вопрос. Она бы не пришла в такое бешенство без веской причины.
– Уверена?! – Ната зло рассмеялась, но в этом смехе не было веселья. – Он сам признался! Сам! Думал, что я прощу, раз он сказал честно! Ну и козёл же!
Я даже не знала, что ответить. Она была вне себя. Швыряла вещи в чемодан с такой яростью, будто пыталась отбиться от предательства, стереть его физически, выплеснуть вместе с этими сарафанами, босоножками, что мы вместе выбирали на распродаже.
– Как он мог? – зло выдохнула она, дернув молнию чемодана. – Как?!
Подруга уже не кричала, но голос всё ещё дрожал от гнева. Я осторожно присела рядом, протянула руку, но она лишь махнула в воздухе, словно отгоняя саму мысль о поддержке.
– Всё. Я купила билет, – внезапно выдохнула она и устало опустилась на кровать.
Я моргнула.
– Билет?
– Да, на сегодня. – Она прикрыла глаза, и я заметила, как дрожат её пальцы, всё ещё сжимающие купальник. – Взяла только на себя. Другого варианта не было. Итак повезло, кто-то вернул.
Она снова открыла глаза и посмотрела на меня с сожалением.
– Прости. Тебе придётся добираться домой одной.
Меня словно холодной водой окатило. Домой?
Я опустила взгляд, осознавая, что это слово – "домой" – больше не значит для меня ничего. Где этот дом? Куда мне возвращаться? В город, где у меня больше нет работы? Нет семьи? Нет дома?
Растерянно посмотрела на Наташу. Она ждала, что я скажу что-то вроде "конечно, ничего страшного". Но я не могла.
И вот этот момент, это осознание, пронзило меня насквозь: мне больше некуда ехать. Да и не к кому.
Сжала руки в кулаки, чтобы справиться с подступающей паникой. Но вместе с паникой пришло другое чувство – странное, неожиданное, даже в какой-то мере… правильное.
Я не хочу уезжать.
Не хочу покидать это место.
Здесь тепло. Здесь воздух пахнет морем, а по утрам ветер шевелит шторы. Здесь… Владимир.
Украдкой взглянула на него. Он всё так же стоял в дверном проёме – спокойный, внимательный, немного напряжённый. Я не знала, о чём он думает в этот момент, но почему-то была уверена, что если сейчас попрошу его помочь, он не откажет. Он не отворачивается, не пытается держаться на расстоянии, не даёт советов, которые мне не нужны. Он просто есть.
Мы говорили сегодня о том, что я могла бы устроиться в санаторий. Что здесь нужны врачи.
А почему бы и нет?
Я могу остаться.
Снять небольшую квартирку, когда закончится сезон, обжиться здесь, найти себя. Начать новую жизнь.
И в этой жизни, возможно, будет место для Владимира.
Не как с другом. Не как с человеком, который просто оказался рядом в трудную минуту. А как с кем-то… важным.
Это пугало.
Я ведь ещё недавно задавала себе вопросы – имею ли я право на что-то новое?
Но жизнь сама словно расставляла всё по местам.
Смотрела на мужчину и понимала: в нём есть что-то такое, что тянет меня к нему. Может быть, это его надёжность, его сдержанная доброта, его способность не осуждать, а просто понимать.
Может быть, это что-то большее.
Не знаю, смогу ли когда-нибудь открыть для себя новые чувства, захочет ли он вообще этого. Но вдруг… вдруг когда-нибудь и в его жизни найдётся место для меня?
Теперь знала, что он долгое время жил в одиночестве. Что он не подпускал никого слишком близко. И всё же сейчас он рядом.
Он выбрал помочь мне.
Глубоко вдохнула, ощущая солёный запах моря, и позволила себе хоть на мгновение представить: а что, если я останусь здесь не просто из-за работы? Не просто из-за того, что мне некуда ехать?
А потому что хочу.
Я провела ладонями по лицу, пытаясь собраться с мыслями.
– Наташ, – нерешительно начала, сжимая пальцы в замок. – Я… я пока не вернусь.
Подруга резко вскинула на меня глаза.
– В смысле? – Она нахмурилась, словно не сразу осознав, что я только что сказала.
– Мне там нечего делать, – выдохнула я, понимая это до конца. – В родном городе меня ничего не ждёт. Ни дома, ни работы, ни семьи. А здесь… здесь у меня хотя бы есть шанс начать сначала.
Ната смотрела на меня долгим, испытующим взглядом. В её глазах мелькнуло удивление, потом – одобрение. Кто ещё мог принимать меня так, как лучшая подруга? Только она ведь знала всё: и про измену, и про свекровь, которая готова была сожрать меня живьём.
Наталья медленно выдохнула, качая головой.
– Ну ты даёшь, – проговорила наконец, а потом вдруг подошла и крепко обняла.
Замерла, чувствуя, как горло сдавило от эмоций.
– Я сейчас со своим разберусь… – пробормотала мне в волосы. – И если не ты ко мне, то я к тебе приеду. Проверю, как устроилась на новом месте.
Я рассмеялась, сквозь подкатившие слезы.
– Спасибо, дорогая.
Она отстранилась, но прежде чем выпустить меня из объятий, внимательно посмотрела в глаза.
– Ты уверена?
Я кивнула.
И впервые за долгое время действительно была уверена в своём решении.