Вначале виолка занялась физическими упражнениями, чтобы вернуть былую силу и ловкость, восстановиться после ранения и бездеятельности. Каждое утро и каждый вечер она по нескольку часов разминалась и оттачивала боевые навыки. Днём, чтобы отвлечься от скуки, подсчитывала количество пятнышек того или иного цвета на ковре, или распутывала мозаичный узор на стенах, стараясь запомнить все изгибы и завитушки, словно дорогу в лабиринте.
Так проходили дни, складываясь в декады. Декады перерастали в месяцы… Далия давно потеряла счёт дням, и не знала, какое сегодня число какого месяца. Ей начало казаться, что она находится в башне целую вечность… Тоска всё сильнее и сильнее вгрызалась в душу. Уже не помогало ни разглядывание мозаики, ни подсчитывание чёрных и белых камешков в узоре. Тихо и неотвратимо слабела воля и угасало желание жизни.
С раннего детства, сколько Далия себя помнила, она находилась среди людей: семья, подруги, сослуживцы, многочисленные родственники, слуги, горожане… По характеру общительная, она не любила одиночества, особенно одиночества бездеятельного, бездумного и бесцельного. Потому это одиночное заключение давалось ей особенно тяжело.
Наконец, девушка сломалась. Её охватила апатия. Не хотелось ничего: ни умываться, ни приводить себя в порядок, ни что-то делать, ни есть, ни спать. Не хотелось даже дышать. Она лежала на постели, глядя в стену бездумным взглядом, но не видела приевшегося узора. Девушка словно спала с открытыми глазами, сном без сновидений. Она не вставала и не прикасалась к еде. И когда служанка увидела пятый нетронутый поднос, то поднялась по лестнице и заглянула в комнату. Заметив неподвижное тело в глубине алькова, приблизилась и взглянула на бледное лицо с потрескавшимися от жажды губами. Осторожно потрогала холодную безжизненную руку. Девушка никак не отреагировала на её появление, даже не взглянула в сторону служанки.
Прислужница удручённо качнула головой и ушла. Но через час явился доктор. Пленница не отреагировала и на него. Она лежала на боку в позе эмбриона, и сквозь полуприкрытые глаза поблёскивали пожелтевшие белки неподвижных глаз. Если бы не слабое поверхностное дыхание, её можно было принять за труп.
Доктор внимательно осмотрел пациентку, пытаясь её разговорить. Но она не отвечала на вопросы, не выполняла приказы и вообще не проявляла никакого интереса.
Доктор ушёл, сокрушённо качая головой.
На следующий день внизу хлопнула дверь. На лестнице послышались чьи-то тяжёлые шаги.
Мучимая жаждой, Далия встала и напилась из стоявшего на столе кувшина. Голова кружилась от голода, тело ослабело, но желание есть отсутствовало, и она опять пошла к кровати. Кто-то вошёл в комнату, но девушка даже не оглянулась. Ей уже было всё равно. В такт шагам слышался шуршащий шелест, но и это не заинтересовало виолку. Упав на кровать, она отвернулась к стене.
Шаги и шелест стихли и в комнате воцарилась привычная тишина. Далии даже начало казаться, что звуки ей пригрезились. Что это угасающее сознание играет с ней в звуковые фантомы. Преодолевая апатию, девушка медленно подняла голову и взглянула через плечо. В ярком солнечном пятне посреди ковра, в кресле, сидел герцог, в неизменном чёрном костюме и алом плаще.
8
Взгляды герцога и Далии встретились.
– Я помню о твоём нежелании видеть меня, поэтому разрешаю закрыть глаза и не смотреть, – негромко произнёс Аркон. – Мне доложили, что ты умираешь, и я пришёл удостовериться в этом… Вижу, мои слуги не преувеличили: ты действительно не хочешь жить.
При виде давнего врага в душе девушки слабо шевельнулась былая неприязнь. Она села на кровати и презрительно прищурила глаза.
– Вы всегда проверяете слова слуг? – произнесла язвительно. – Настолько не доверяете своим людям?
– Мои люди заслуживают всяческого доверия, – спокойно ответил герцог. – Но я никогда бы не стал тем, кто есть, если бы всем верил на слово. Мой принцип: доверяй, но проверяй.
Далия закрыла глаза. Нет, несмотря на одиночество, она всё ещё не выносит вида его мрачного лица. Хотя ненависть ушла, притупилась, но и симпатия не появилась. Её раздражал его спокойный властный голос. Но не слушать герцога она не могла. Разве что заткнуть уши. Но тогда она будет выглядеть просто смешно!